ПрофессорИВАН ИВАНОВИЧДЕРВОЕД Так его, значит, зовут. Ну и фамилию же себе выбрал – Дервоед! Нет, чтобы Хлебоед, Грушеед или Консервоед, а то – Дервоед!На лестничной площадке стоит ящик с различным инструментом, набросано щепок. Наверно, профессор опять менял замок. Вася не видел, а я видел: в первый день, когда всё таскали вещи, Иван Иванович сам ставил внутренний замок. На него ещё тогда кричала из квартиры тётя: «Опять меняешь! Ты думаешь, твой замок лучше?»Я дёрнул Васю за рукав – «Смотри на меня!», а сам зажмурился, наморщил лоб, как будто сильно задумался.– Дядя Иван Иванович, а правда, что вы уже один раз меняли замок в этой квартире? – спросил я у профессора.– Менял, детка, менял. А что ж, довериться тому, что они на один стандарт наставили?Я дёрнул за рукав Васи сильнее: «Видал?»– Дядя профессор, вы боитесь, что вашу тётю украдут? – опять спросил я.Иван Иванович закашлялся, как будто ел и крошка не в то горло попала, махнул на нас палкой. Мы сбежали на один пролёт ниже – не понимает шутки дядя с весёлой фамилией!– Этот замок… Кхы, кхы! Замок лучший попался… – откашлялся Иван Иванович. – Разве найдёшь теперь толковый замок? Только от добрых людей, а вор любым гвоздём откроет, – оправдывался он перед плотником.– Не прибивай ты её! Не позорь себя перед людьми!.. – долетел из квартиры голос Дервоедовой жены.– Не суйся, куда не просят! – закричал профессор.И почему Иван Иванович на всех злится? За что – на меня? Неужели я и в самом деле стал каким-нибудь волшебником-угадчиком? Вот здорово, хоть в цирке выступай!Я в цирке однажды видел такого фокусника. Отвернулся он от людей, завязали ему глаза чёрным платком. А зрителям дали спрятать записную книжечку. Сначала один дядя спрятал её в карман, а потом тайком передал ещё дальше, на последний ряд. Глаз циркачу не открывали, он и пошёл так, с завязанными, по рядам. Осторожно, чтоб не споткнуться, не наступить кому на ногу. Шёл и тихонько помахивал перед собой левой рукой. И нашёл ту тётю, что припрятала книжечку. «У вас?» – спрашивает. «У меня!» – отвечает она. «Обождите, я ещё скажу, где она у вас спрятана… Вот в этой синей сумочке!»Что тут только началось в цирке! Я так аплодировал, так аплодировал – чуть руки себе не отбил.А циркач сказал, что он видит… пальцами левой руки. Пальцами! И тогда его спрятали, не развязывая глаз, за чёрную стенку, он только руки просунул в круглые дырки и держал их над столиком. А зрители собрали всякой всячины – расчёски, зажигалки, ключи, записные книжки, губную помаду, броши, книги… Целую груду всякой мелочи положили ему на столик помощники и отошли в сторонку, сели среди зрителей, чтоб не подумали, что ему подсказывают. А тот маг-волшебник поводил над вещами пальцами туда-сюда и назвал, что лежит, какого оно цвета и размера, даже заголовки книг прочитал. И ничего пальцами не трогал! И не подсматривал!Я тогда спросил у папы, могут ли быть на свете такие люди. Как в сказке какой! И папа сказал, что на свете всё может быть. Человека ещё надо изучать да изучать, в нём ещё много всяких загадок и тайн.Так, может, и меня надо каким-нибудь профессорам изучать? Может, попроситься на приём к Ивану Ивановичу? Пусть бы обследовал. Свой профессор в доме, никуда не надо ехать.– Смотри, там что-то копают, – толкнул меня в бок Вася.Я так задумался, что даже не заметил, как и во двор вышли.Посреди двора, там, где вчера разравнивали землю, сегодня копали яму Женя Гаркавый, два товарища Жени из чужого дома и дядя Левон, артист-пенсионер. Около них вертелись, путались под ногами Жора, Серёжа и тощий, как скелет, Павлушка-подушка.Нет, не яму рыли… Ну и чудаки: они камень откапывали. Тот камень я ещё вчера приметил – торчала немного макушка из земли. Теперь вокруг камня была яма, а сам он лежал на дне её, как картофелина на блюдце. Ничего себе картофелина! В дверь подъезда не пройдёт, разве только если обе створки откроешь.– Вот и всё пока… Спасибо, друзья! – сказал дядя Левон, и Женя со своими девятиклассниками ушёл, остались одни мы.– Дядя Левон, это вы хотите камень глубже закопать? – спросил я. Пусть все знают о моей необыкновенной способности угадывать!– Не закопать, а достать, извлечь. Пусть наверху лежит. Представляете, как у нас живописно будет? Деревья, кусты и дикий камень-валун… А там, за дорожкой, – беседка со столиком…Мы посмотрели туда и ничего не увидели – пусто! Ну и чудак дядя Левон, ну и шутник! Расписывает, как сказку читает.– Всё это мы должны сделать. А теперь пойдем-ка бульдозер попросим, пусть поможет камень вытащить. Тонны три веса будет…Мы засеменили за дядей Левоном. А он шёл и расспрашивал, что мы делаем в свободное время, и с упрёком качал головой.– Ай-я-яй, я-яй… А ну, поднимите правые руки вверх. Посмотрим, кто дольше продержит… – сказал он.Мы удивились, но руки подняли, как будто всем вдруг захотелось отвечать урок. И так дошли до соседнего, шестого, дома. Его ещё не заселили. Во дворе бульдозер ровнял землю. Не просто разравнивал, а приглаживал: полз задом наперёд и волочил за собой блестящий щит-отвал.Левон Иванович указал нам на первый этаж дома. Здесь окна были большие, не такие, как на остальных этажах, и ещё забрызганы мелом.– Обещает нам домоуправление здесь пионерскую комнату. На её открытии мы выступим с кукольным спектаклем. Хотите быть артистами?– Хотим! Хотим! – запрыгали мы вокруг него, забили в ладоши. И об уговоре забыли: кто дольше продержит задранную кверху руку. А я держал!– Вот его первого я возьму в артисты, – указал на меня дядя Левон.– И мы держим! – Опять все подняли правые руки. А моя уже начала деревенеть.Левон Иванович на меня больше не смотрел. И тут я – раз! – правую опустил, а вместо неё – левую. И никто не заметил, что у меня наверху уже не та рука.Какой сегодня чудесный день! Я только подумал, что неплохо б выступать в цирке, а тут всё и сбывается. Правда, не в цирке будем выступать. Но разве кукольный театр – хуже?На бульдозере работал молодой парень. Дядя Левон немножко поговорил с ним, и он сразу дёрнул за правый рычаг. Трактор развернулся на одной гусенице, как танк, и двинул к нашему дому. Не по асфальту, не по дорожке, а там, где земля. Мы побежали за ним.Камень хлопец зацепил тросом – толстым, свитым из множества проволок. И выволок наверх! Даже землю помог назад столкнуть в яму.Бульдозерист помахал нам на прощание рукой, и трактор загрохотал к шестому дому – доутюживать площадку.Левон Иванович присел на камень, похлопал по нему рукой. Доволен!– Опустите правые, поднимите левые…Все сменили руки, и я сменил. У меня вверху опять оказалась правая рука.– А ты всё ещё правую?! Ну и молодчина же… – похвалил дядя Левон.Меня даже в жар бросило: смошенничал…– А теперь так: станьте ко мне поближе, полукругом… Сцепите руки вверху…Мы стали, как он сказал, сцепили руки.– Вот так… А теперь повторяйте за мной клятву: «Нигде и никогда… Нигде, никогда и никому… Нигде, никогда, никому и ни за что – ни за пуд шоколада, ни за ящик халвы, ни за бочку мороженого – не скажем, что такое союз „Артек“. Клянёмся сохранять всё в тайне, пока не настанет день „П“.Мы повторяли хором, и у меня от таинственности и необыкновенности происходящего мороз пробегал по коже.– «Артек» – это сокращенно «Артисты театра кукол». Вы теперь «артековцы»… – Левон Иванович говорил отчётливо, размеренно, как диктор в телевизоре. – День «П» – день премьеры, день представления, день показа спектакля. Поняли? Поднятые руки – наша третья тайна. Придёт время, и вы сами раскроете эту тайну… С сегодняшнего дня мы приветствуем друг друга вот так…Дядя Левон приподнялся с камня, вскинул руку над головой:– Салют!И мы вскинули, и мы повторили:– Салют! Салют!– Когда первый сбор «Артека», я скажу. Всё!Эх, лучше бы этот сбор был уже сегодня. И лучше бы всё время заниматься только куклами!
Левон Иванович, наверно, угадал мои мысли по лицу:– Предупреждаю: заниматься будет только тот, кто хорошо учится, у кого примерное поведение.Как ведро холодной воды вылил на голову…И всё же какая интересная настала жизнь! Честное слово! Вот только язык чешется, не выдержать просто, чтоб не рассказать кому о наших тайнах.И я шепчу себе: «Клянусь – молчу… Клянусь – молчу…»
«НАУЧИ МЕНЯ ЛЕТАТЬ!» От нашей школы до нашего дома – пять домов. Я прошёл три дома и ахнул: в нашем дворе творилось что-то интересное. Без меня! А всё Мария Сергеевна виновата, из-за неё опоздал…Наш двор начинается от середины квартала, там, где спины гаражей соседней улицы и электробудка с человеческим черепом на железной двери. Череп пронизывает красная молния, под ним надпись: «Не трогать, смертельно!»Сейчас около этой будки машин и людей – как на субботнике. И ребята все наши, да ещё чужих сколько пришло.У будки пофыркивал автокран, на стреле крана медленно покачивался и поворачивался подвешенный на тросах жестяной домик без окон. Не в кабине автокрана, а в какой-то небольшой будочке, там, где должен быть кузов, сидел Жорин папа и нетерпеливо выглядывал в окошко. Ждал сигнала, чтоб повернуть куда следует стрелу.Задом к крану стоял грузовик с опущенными бортами. Наверное, он и привёз этот коричневый жестяной домик. Немного поодаль, в сторонке – коротенький «Москвич». К «Москвичу» прислонился девятиклассник Женя Гаркавый с лопатой.– Что здесь такое? – торопливо спрашиваю у него.Женя преспокойно чистит ногти.– Мы свой гараж перевезли.Под висящим гаражом расчищена площадка – рядом с электрической будкой. Под стрелой крана с надписью «Не стой под грузом!» стоят и спорят Иван Иванович Дервоед и Женин отец – невысокий, всё лицо в шрамах.– Я первым облюбовал это место для своего гаража! – тычет в землю палкой с набалдашником профессор.– Зачем вам место для гаража, если машины нет? – Женин отец не смотрит на Дервоеда, а смотрит вверх и разворачивает подвешенный домик-гараж.– Нет теперь, так будет в четверг! Две даже будут! И вы не имеете права…– И право имею, и разрешение из горсовета. Отойдите, милый человек, не нарушайте правил безопасности! – указал Женин папа на надпись на стреле. – Давай! – скомандовал Жориному отцу.Гараж закачался, начал опускаться на землю.– И вы тоже думаете здесь свой гараж ставить? – тихо и с укором говорит Ивану Ивановичу дядя Левон. – Надо, чтобы во дворе побольше зелёная зона была. А тут вон… – обвёл он широким жестом сарайчики-гаражи. – И куда только горсовет смотрит, домоуправление? Надо жаловаться, весь двор заняли…– Я сам буду жаловаться в домоуправление! – пристукнул палкой Иван Иванович.– Дядя Дервоед, а вы сказали: «Чур, моё!»? – сунул я нос в разговор взрослых.– Брысь! – замахнулся на меня профессор.Кто-то засмеялся. Сразу заговорили несколько человек.Но о чём шёл разговор, я не знаю.Появилась внезапно бабушка, вытащила меня за рукав из толпы.– Умываться надо, есть надо, а он ворон считает!Бабушка почти бегом тянула меня. Если б я мог оторваться от земли, полетел бы, как планер. И зачем так спешить?Мне совсем не хотелось домой. Во дворе так интересно!Да разве может хотеться домой, если надо отдавать записку от Марии Сергеевны, учительницы. Будет родительское собрание в шесть часов. А ещё в записке приписано снизу: «Поговорим и о поведении вашего Жени». Я всё разобрал, всё прочитал – потом уже, когда из школы выскочил. А сначала стоял, зажав записку в кулаке, и слушал, как стыдила меня учительница. Что я такой и сякой и что она будто бы не верит, что я этакий…«Поговорим о поведении…» А что я плохого сделал, чтобы говорить о моём поведении на родительском собрании? Ну, не писал на первом уроке, рассказывал соседу, что вступил в «Артек». А он: «Куда, куда ты поступил?!» И тут я опомнился и шепчу: «Нигде, никогда, никому и ни за что…» Четыре «ни». Он вытаращил глаза, покрутил пальцем у моего виска, а учительница пересадила меня к Зине Изотовой с Надречной улицы.На втором уроке я никому не мешал, сидел тихо-тихо, как мышь. Правда, я не писал и не слушал, о чём говорила учительница, и опять попался. Я думал о том, чем бы на перемене удивить Жору и товарищей, чтобы и в классе все поверили в мой чудесный дар отгадчика.И за это – «поговорим о поведении»?Бабушка сначала взяла записку, а потом взялась за сердце.– О, боже! Что ты там натворил? Ой, да ведь я уже опаздываю на собрание!.. – засуетилась она. – А Марина из садика не приведена, не накормлена. А он разинул рот, забаву во дворе нашёл! Ему, видите, хоть трава не расти!– Бабушка! Я приведу и накормлю!Подумаешь, важность. Я уже однажды её приводил. А покормить – тоже раз плюнуть.– Да-да, приведи, Женик. Ты уже большой, и здесь близко. – Бабушка начала перед зеркалом рисовать себе губы помоложе. – Кашу я сварила, остывает… Вот тебе ключ от квартиры, не потеряй, смотри…Бабушка схватила сумку и – за дверь.Я вышел за ней во двор. Около электробудки уже не было ни машин, ни людей, стоял только один «Москвич». Женя с отцом подсыпали землю к стенкам своего гаража, притаптывали её ногами. У соседнего дома что-то горячо доказывал незнакомым тётям профессор Дервоед, чертил палкой на асфальтированной дорожке.В садике я сразу оглох и обалдел. Гам, грохот ложек о тарелки, чашки. Дети ужинали, и такие, как Марина, по три годика, и постарше. За своим столиком верховодила Марина, визжала во всё горло: «Ти-иш-ше!!!»Из-за столика малыши встали по команде, а бросились из столовой без команды: из передней уже заглядывали к ним папы и мамы.Маринка скомандовала мне: «Марш умываться!» – и повела за палец в умывальник. Как будто она меня забирала из садика, а не я её. Пришлось показать пример, помыть руки с мылом.На всех шкафчиках в умывальнике были наклеены картинки. Марина дёрнула ту дверку, что с вишнями. Полотенца на крючке не было! Рванула соседнюю, с яблочком, – есть. Быстренько перевесила на крючок в свой шкафчик и деловито вытерла руки.В передней опять повела к вишням.– Когда я была большая, а ты маленький, я тебе всегда помогала обуваться… – начала договариваться она.– Ладно, не ной – помогу.Я знал, как она обувает ботинки: час пыхтит над одним, час – над другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21