Около них была и профессорша.– Вот где его черти носят! – закричала на весь двор Марина. – Ты что бабушке век укорачиваешь?– Я же послала тебя домой! – начала распекать меня бабушка. – Когда ты будешь учить своё стихотворение?– Я уже немножко знаю! Нате ключ, идите кормить Марину. А я – сейчас! Павлуша последний ключ потерял, квартиру не откроет! – выкрикнул я и юркнул в свой подъезд.– Он потерял, а тебе больше забот, чем ему! – сказала громко бабушка.– Я не хочу есть! – закричала Марина так, что и на лестнице было слышно. – У меня животик ровный с берегами!Куда мне сначала заскочить?К Жене Гаркавому, у них ключ попросить. А с Женей можно и другие квартиры обойти, он до каждой кнопки дотянется. Ему и ключи скорее доверят, чем мне.Я постучал в их дверь. Открыл Женя и тут же хотел щёлкнуть меня по лбу. Я выпалил ему всё, что случилось, и Женя сразу решил помочь в беде: взял свой ключ, позвонил в соседние квартиры на своём этаже, и на третьем, и на четвёртом – нашем, и на пятом, Васином. Во многих квартирах ещё никого не было. Наконец даже Ивану Ивановичу, профессору, позвонили. Слышим, в прихожей шлёпают тапочки, шлёпанье замирает у дверей. С минуту не открывал, рассматривал нас в глазок, как микробов через микроскоп. Наконец щёлк! Дверь открылась меньше чем на пядь – дальше цепочка не пускала.– Вам чего? – выглянул в щель Дервоед.Женя сказал – чего.– Как это можно брать чужие ключи и примерять? Кто вы такие?– Мы в этом подъезде живём, вы разве никогда не видели нас? – объяснил я.– Мой не подойдёт… – показал Иван Иванович длинный, как бурав, ключ. – Ходят тут всякие… – Дверь захлопнулась.Ух, как нахмурил брови Женя Гаркавый! Сразу повернул прочь от двери профессора.– Ходят… А потом галоши пропадают! – сказал громко, чтоб и Дервоед услышал.Из второго подъезда, наверное, ничей ключ не подошёл, потому что все высыпали на улицу: и Жорин отец, и Галка, и сам Павлуша. Подошёл и Жора с обгрызенной буханкой хлеба. Все смотрели на третий этаж, на окна Павлушиной квартиры.– Доску с балкона на балкон положить…– Ну да! Сломается – костей не соберёшь.– А можно на верёвке с верхнего балкона на ихний…– На балконе-то дверь закрыта! Стекло придётся вынимать.– Если б машину пожарную с лестницей…Женя потряс связками ключей:– Обождите стёкла бить – стеклить придётся. Какой номер квартиры?Павлуша сказал, и Женя помчался наверх. Не было его долговато. И все, наверно, подумали, что открыл. Но вдруг он вышел и руками развёл:– Не подходят…Все пошли за угол посмотреть на дом сбоку. Здесь на каждом этаже было по два окна. С половины первого этажа начиналась железная пожарная лестница. Она проходила между окнами до самой крыши и загибалась на крышу.– Форточка в спальне открыта! – закричал вдруг Павлуша.И все увидели ту форточку на третьем этаже. Увидели, что пожарная лестница совсем рядом с окном.– Держи! – бросил мне Гаркавый связки ключей. – Сейчас будем там.– Ну, вот видишь: всё будет хорошо. А ты сырость разводишь, Павлючок… – сказал Жорин папа. – У тебя нет денег с собой? Ещё можно успеть в хозяйственный магазин, замок купить.У Павлуши, конечно, денег не было. И тут я выдернул червонец из кармана. Как фокусник!– Бери, Жора, и бегом, – сказал отец сыну. – Скажешь продавцу – французский замок…– Во-о-о… – протянул Жора. – Я только что был в магазине, и опять беги.– Так надо, сынок. – Отец забрал у него хлеб. – Беги быстрее, а то закроется.Я понял Жору: кому охота идти в магазин, если здесь такое интересное творится!Женя Гаркавый тем временем с выступа фундамента подпрыгнул, выставив вперёд и вверх руки, поймал первую ступеньку лестницы. Круглая железная палка, только намного тоньше, чем у турника. Раскачался – и хвать рукой за вторую перекладину, потом подтянулся – хвать за третью. Это он для форса, чтоб Галку удивить. А она и верно – даже рот разинула.Чудачка, нашла чему удивляться. Я видел в цирке и не такой фокус: дядя на одних руках поднялся по канату под самый купол цирка, а ноги держал сбоку каната под прямым углом. А Женя всего три перекладины одолел, а потом полез нормально.Вот и окно Павлушиной спальни, третий этаж… Женя вытянул ногу как можно дальше, достал носком туфли подоконник. А правой рукой не за что ухватиться. Если бы хоть сантиметров на десять рука длиннее была! Или крюк какой… Зацепился бы тем крюком за раму форточки, и всё!– О боже мой!.. – подошла бабушка с Мариной. – И этот себе погибель ищет!Женя подвигал подошвой по жести, наклонился к окну раз, другой. И не схватился рукой – скользко! Подцепил задником туфли перекладину лестницы…– Ловите! – махнул ногой.Жорин отец не поймал: туфля отскочила от его рук и стукнула Марину по голове. Марина сморщилась, но не заплакала.– Женя так и будет под небом висеть? – спросила она.Никто ей не ответил, все смотрели вверх.Женя попробовал стать на жесть в носке – плохо… Сорвал и носок, протянул босую ногу, пощупал. И отклонился назад решительно, начал слезать.– Несчастный мальчик… – сказала, подойдя, профессорша и посмотрела на Павлушу.– Да-а… Достаётся им одним, без отца, – подтвердила бабушка.– Нога скользит: центр тяжести никак не перенести… – сказал Женя, спустившись.Я подумал, где у человека может быть центр тяжести, и фыркнул от смеха.Галка повсматривалась в лицо Жени и сказала:– Струсил?– Сама попробовала б, если храбрая такая. Ногу не поставишь – скользит… – Женя спрыгнул с последней перекладины прямо на землю.– И пробовать нечего! – Она стремительно забралась на выступ фундамента, взлетела, схватилась за первую поперечину лестницы.– А-а, ты в кедах! Кабы я был в кедах!.. Резина снизу… – Женя прислонился спиной к стене дома и начал натягивать носок.– Ладно, слезай! – крикнул Галке Жорин отец. – Сорвёшься – отвечать за тебя придётся. Лучше продолбим дырку в двери – небольшой урон.Галка не слушала и лезла выше.– Теперешним детям не то что чужим – и своим не укажешь! – говорила Жориному отцу бабушка. – Такие умники все стали, такие умники – хуже дураков.Галка добралась уже до окна. И не примерялась нисколечко: шагнула на жесть подоконника, шатнулась туда всем телом – хвать руками за форточку!
– Хорошо ей, в кедах… – плюнул под ноги Женя Гаркавый.Галка посмотрела вниз, показала Жене «нос» и просунула в форточку руки и голову, плечи… Сверкнули белыми подошвами кеды…Мы с Павлушей бросились в подъезд.– Ключи отдай! – остановил меня Женя, и я швырнул ему все связки.Пока прибежали к Павлушиной квартире, Галка уже открыла дверь, встала на пороге и победно улыбалась. Но пришли мы, поднялся Жорин отец, а Жени Гаркавого не было. И улыбка Гали гасла, гасла, пока совсем не погасла.Пошла Галка вниз хмурая. Павлуша ей даже спасибо забыл сказать.– Схожу за инструментом, – объявил Жорин отец. – Пока принесёт новый замок, выну старый. Вот, Павлючок, сюрприз твоей матери будет, а? Не говори-и-и…Где-то внизу, у подъезда, звали меня на два голоса бабушка и Марина:– Женя, домой! Домой, Женька!Бегу… Мне учить сегодня только одно стихотворение. Лафа!
НЕСЧАСТЛИВЫЙ ЧЕРВОНЕЦ После ужина бабушка повела Марину в свою комнату – укладывать спать. А папа позвал меня в спальню-кабинет:– А ну, давай портфель сюда!Я принёс.– Тэ-эк-с… Ого! Ну, дружок, пора за тебя всерьёз браться… – И шах-шах – порвал тетрадки по математике и письму. Ещё по половине тетрадок было чисто, а уже новые надо заводить!– Не пойду в школу-у-у! – посыпались из моих глаз слезы. – Сами идите!– Пойдёшь, как миленький. И я схожу спрошу, чем ты занимаешься на уроках.– А меня из школы выгонят за порванные тетрадки-и!– Не выгонят! – не совсем уверенно сказал папа. – Иди умывай свои нюни – и за работу.Я пошел, завывая, как недавно Павлуша по лестнице.Общая комната соединена у нас с кабинетом дверью – смежная. В общей комнате стучит швейная машина. Мама продолжает шить, не вмешивается – непедагогично спорить о детях при них же. А как только я вышел в коридор, мама сказала вполголоса:– Иван, какая тебя муха сегодня укусила? Порвал бы хоть по одному письму, если так уж руки чесались. А задачки придётся снова решать, снова намажет.– Если хоть одна помарка будет, ещё раз перепишет… – Папа грохнул стулом: наверно, подвигался ближе к столу.Это была Жорина идея – сделать уроки на переменах, чтоб больше времени осталось на пещеру. Если б я знал, что так всё кончится…Упражнение по письму я переписал хорошо, буква в буквочку. Даже самому понравилось. А папа посмотрел и ничего не сказал.Обидно… Зачем тогда я так старался?Когда я сделал один столбик примеров по математике, кто-то позвонил в дверь.В кабинет через минуту вошла мама.– Друг твой просит, чтоб вышел… Секреты какие-то.Я вышел, и Жора сунул мне в руку пять рублей и пятнадцать копеек – сдачу с десятки.– Вот, видишь, руки в масле… И замок был измазанный, и ключи – еле оттёрли. Четыре рубля и семнадцать копеек стоит.Четыре так четыре… Я сунул деньги в нагрудный карманчик рубашки и захлопнул дверь перед его носом. Некогда с ним болтать. Небось у него целы тетрадки и по письму, и по математике.Интересно всё-таки, сколько стоит новый замок? Ну, предположим, четыре рубля и семнадцать копеек… Так сколько тогда должно быть сдачи? Разве столько, сколько он мне вернул?Я списал в тетрадку ещё один столбец примеров. В нём почему-то на один пример оказалось больше. А как в задачнике? Нет, в задачнике столбики ровные, как подрезанные. Что за чудо?– Уснул? – отложил папа газету. – Что это за «десять р»? А «4,17» откуда взял? Дроби, да ещё десятичные… Во втором классе такого не проходят.– Вот задал работу хлопцу!.. – не выдержала мама. – Ему уже спать пора.Я сразу зевнул во весь рот. Вот видите, спросонок всё написалось. А спросонок не только «десять р» – любую чушь напишешь. Интересно, догадается папа, что Женя Гаркавый оставил тогда ту десятку мне?Тр-р! – вырвал папа страницу из новой тетрадки по математике… Защипало глаза: третий раз надо задачки переписывать! А сколько уже раз за день слезы?Хорошо, что хоть про «десять р» не расспрашивает…– А когда я стих… стихотворение буду учи-и-ить?.. – завёлся я опять.– Ночь впереди. Мы ляжем спать, а ты иди на кухню или залезай в ванную и учи!– Что ты говоришь, Иван! – опять не выдержала мама. – Поучай, наказывай, но не издевайся!Папа промолчал.
Шлёпают тапочки – из ванной выходит бабушка. Ко лбу у неё прилипли пряди волос, мокрые руки отставлены в стороны.– Постирать постирала, а высохнет ли до утра? Это же надо додуматься: ковыряться в земле в школьном костюме! Сними рубаху, простирну заодно…– Я встану пораньше, утюгом досушу. Обормот несчастный… Всей семьёй не можем на него настираться и насушиться, – сказала мама.Стянул быстрее рубашку. Я мог бы и майку снять: меня уже бросало в пот от этих задачек.В ванной, слышно, что-то звенит, падает в воду – тёх! тёх!– О-о, да у него тут настоящая сберегательная касса! – слышится удивлённый голос бабушки.Идёт быстренько сюда – и прямо к папе.– Что это такое, Иван? – разжала она кулак перед его носом. На ладони лежала смятая мокрая пятирублёвка и несколько медяков. – Ты знаешь, я не вмешиваюсь в воспитание. Но если по столько давать ребёнку денег, кто из него вырастет?Папа поводил глазами с денег на меня, с меня на деньги.– Откуда они? – В голосе грозные нотки.– Из кармана выпали у Жени.– Я у него спрашиваю: где взял деньги?Я молчал, понурив голову. А что будешь говорить? Разве кого убедишь, что Гаркавый насильно всучил мне эти деньги? Такое у взрослых, наверно, не бывает, чтоб насильно… Отец не поверит. И разве я виноват, что так случилось? Я же не просил у Жени эту десятку. Я даже забыл о ней! Если б сразу вспомнил, то отнёс бы Гаркавому… Зачем, чтоб он расплачивался за… того кота в мешке… Морскую кошку.– Язык проглотил? – В голосе отца зазвенела сталь.Что-то с ним сегодня случилось. Никогда раньше таким не был. Может, на работе неприятности? Может, его рационализаторское предложение не приняли?– Женичек… – подошла к нам мама. – Женик, скажи мне, только по-честному. Ты ведь взял эти деньги из моей сумки, да? Там, кажется, была пятёрка, а теперь нет.– Не брал… – залился я слезами. Голова у меня болела и трещала.Пятёрка уже у неё пропала! Сразу – пятёрка… Может, сотня?!Все молчали, думали, что я пореву немного и что-нибудь скажу. Но не дождались. Папа забегал из угла в угол, натыкаясь на стулья.– И это… Ни у кого чужого не брал?Мама боялась даже вымолвить – «украл». А могла бы смело говорить. Если присвоил, то считай, что украл.Меня начало трясти.– Я не вмешиваюсь… Но прекратите эти эксперименты! – закричала на них бабушка. – Пусть идёт спать, завтра обо всём расскажет сам… И встанет пораньше, уроки доделает.Бабушка вытащила меня из-за стола и повела в свою комнату, на кушетку, хотя я сплю в общей комнате.Папа и мама на это и слова не сказали. Они не шелохнулись, как будто их громом пришибло.Бабушка помогла мне даже штаны снять. А когда она накрывала меня одеялом, я вдруг и рассказал ей, как получилось с деньгами. Сказал, куда четыре рубля и семнадцать копеек пошло…– Ну вот и хорошо. У человека была беда, а ты помог, и правильно сделал. Павлуше надо помогать – одни растут с Генкой, без отца… Спи! Мелочь я тебе оставлю на мороженое, а пятёрку заберу.– Так мне ведь нужны деньги! На пластилин… Три коробки! – говорю я. – Кукольный театр будем лепить с дядей Левоном… Мы «Артек»… Но я никому, нигде, никогда… Ни за пуд шоколада, ни за ящик халвы…– Ну, хорошо, хорошо… Ты спи, постарайся быстрее уснуть. А завтра будешь лепить свои театры, кино.У бабушки и лицо побледнело, и руки тряслись. Подвернула повыше рукав и голым локтем притронулась к моему лбу. Не ладонью, а локтем! Ну и чудачка…Дверь она прикрыла неплотно, и я всё слышал, о чём разговаривали в общей комнате.Бабушке казалось, что она шепчет только папе и маме. А она кричала шёпотом:– Довели хлопца!.. Бредить начал: то театр собирается лепить, то в Артек ехать… Боже мой, какой-то пуд шоколада поминал, ящик халвы!И все начали говорить, как испорченное радио: то громко, то шёпотом, то совсем не слышно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21