— Так он нас к вечеру не запишет, — сказал Левка соседу.— А если ты такой грамотный, пойди и подсоби.Левка подошел к Соловьеву.— Давайте я буду писать.— Можешь? — обрадовался Соловьев.— Могу.— Ну, бери карандаш. Да смотри, фамилию, имя и отчество пиши там, где «кому и за что уплачено», а год рождения там, где «сумма».Очередь начала быстро сокращаться. Последним подошел мальчик в лохмотьях — чистильщик котлов.— Пиши: Иннокентий Пушкарев.Левка записал, захлопнул книгу и протянул ее Соловьеву:— Вот и все!— Передай ребятам, чтобы своего старшего выбрали, а как насчет остальной работы, я потом все расскажу, — сказал Соловьев Кешке Пушкареву.— Будьте спокойны, выберем, — важно ответил тот.Левка пошел провожать Соловьева.Соловьев очень спешил. Он чуть не бегом поднимался к Светланской улице и с видимым удовольствием делился своими успехами:— У меня, братец мой, вот здесь, — он похлопал ладонью по книге, — чуть не целая дивизия. Это, братец, сила! Хватит вам собак гонять по улицам!— А что мы будем делать?— Что делать? Дел, братишка, у нас целый воз и маленькая тележка. — Соловьев шагов десять прошел молча, а затем откровенно признался: — Я и сам еще не знаю, что вы на первых порах делать будете. Но знаю, что ваша ребячья организация почище, чем у скаутов, будет. Думаю я, нужно вам будет помогать большевикам революцию закруглять, а потом коммунизм строить! Как, подходяще?Левка с восторгом глядел на Соловьева.Они вышли на Светланскую улицу. К остановке подходил трамвай.— Такие, брат, дела. Ну, бывай здоров! — Соловьев хлопнул Левку по плечу и помчался к трамваю.Когда Соловьев вскочил на подножку, Левка вдруг вспомнил, что забыл главное.— Постойте! Постойте! Товарищ Соловьев! — закричал Левка, бросаясь вслед за трамваем. — Забыл себя записать! Запишите!..Трамвай набирал скорость. Звон и грохот заглушили ответ Соловьева. Левка разобрал только одно слово: «порт».«Придется завтра опять в порт идти», — решил Левка и направился к дому, размахивая узелком с дребезжащей посудой.Левка свернул на Невельскую. Впереди пара монгольских лошадок тянула арбу с бочкой, из которой плескалась вода. Улица была так крута, что лошади не могли прямо подняться по ней и шли зигзагами от одной стороны тротуара к другой. Китаец-водовоз шел позади, изредка пощелкивая кнутом.Перегнав лошадок, Левка раскрыл книгу и стал читать о бесстрашном Данко. Рассказ настолько захватил его, что он чуть было не наскочил на мальчиков, стоявших посреди дороги. Левка хотел обойти их, но его взгляд встретился с глазами, полными гнева и слез. Левка узнал Суна, который ежедневно привозил в экипаже в гимназию Игоря Корецкого.Здесь же стоял Игорь Корецкий и еще два скаута: один — незнакомый Левке, щуплый, в очках, другой — лопоухий Гольденштедт. Корецкий держал Суна за ворот рубахи.— Проходи, что стал! — сказал Корецкий Левке и так рванул Суна к себе, что у того затрещал ворот рубахи.Левка спрятал книгу за пояс и усмехнулся:— Трое на одного, сразу видно, что скауты.— Ты еще поговори! И тебе то же будет! — сказал Гольденштедт, не поворачивая головы.Левка презрительно посмотрел на его толстую шею и оттопыренные уши и решительно оттолкнул скаута от Суна.Гольденштедт чуть не упал, запнувшись за булыжник.— Тебя, наверное, давно не били? — сказал он, подходя к Левке и подмигивая Корецкому. — Дай ему, Игорь, а не то я за него возьмусь.— Сейчас я его отшлифую, — сказал Игорь, — у меня с ним старые счеты. — Состроив свирепую гримасу, пригнувшись, Корецкий занес руку. — Я сейчас разделаюсь с тобой, как повар с картошкой.Левка молчал, оценивая силы врага.Корецкого Левка знал как труса. Скаут в очках, по его мнению, тоже немногого стоил. Всех сильнее и опасней был лопоухий. Сун следил за своим спасителем, готовый кинуться ему на помощь.Левка применил хитрый маневр. Он сделал вид, что хочет напасть на лопоухого, а когда тот подался назад, быстро обернулся и ударил Корецкого. Затем он бросился на лопоухого и нанес ему головой в живот такой удар, что тот упал на мостовую. Сун обезвредил третьего противника, ловко сбив с его носа очки. Скаут опустился на четвереньки и в поисках очков стал шарить по пыльной мостовой.Левка опять было кинулся на Корецкого, но Сун крикнул:— Еще бегут!От Светланской к скаутам шла подмога.— За мной! — Левка увернулся от удара лопоухого и припустился бежать.Сун не отставал. Сердце Левки наполнилось радостью победы. Левку не огорчало отступление: ведь врагу в этом коротком бою был нанесен сокрушительный удар, да и теперь противник терпел поражение в беге на длинную дистанцию.…Погоня осталась далеко позади.Возбужденные, запыхавшиеся, Левка и Сун сидели на крутом склоне Орлиного гнезда. Сопка господствовала над городом. Аккуратные квадратики кварталов, опушенные зеленью, сбегали по склонам сопок к берегам бухты Золотой Рог и Амурскому заливу.Левка показал вниз на бухту, похожую на кусок голубого неба. Там среди маленьких, как мошки, китайских лодок — юли-юли, громоздких торговых судов, хищно вытянутых эсминцев, что застыли на рейде рядом с большим серым утюгом — тяжелым японским крейсером, двигался за маленьким челноком квадрат с длинным хоботом.— На этом кране мой отец работает. Его «Орел» на буксире тянет. А на «Орле» мой дедушка ходит, — с гордостью сказал Суну Левка и спросил: — А твой отец где работает?Сун покачал головой:— У меня нет отца.— Умер?— Да.— А мама?Сун опустил голову.— Дела… — сказал Левка. — Что же ты, один живешь?— У Корецких я живу… Худо живу… — Сун побледнел и, покачнувшись, чуть не скатился вниз.Левка поддержал его:— Ты что, заболел?— Нет. Устал…Левка стал торопливо развязывать узелок. В узелке была чашка с остатками жареной рыбы и кусок черного хлеба.— Ешь! Сам ловил. Это, наверное, у тебя от голода голова кружится.— Я, правда, есть не хочу. У меня голова болит, они меня били по голове.— Поешь, и пройдет. Ну, пожалуйста!— Тебя как звать? — спросил Сун, принимая чашку.— Левка.— Спасибо, Левка! Только ты тоже кушай.— Я-то? Я, брат, сыт. Смотреть даже не могу на нее, — соврал Левка, хотя сильно проголодался. — Ну, разве за компанию. — Левка взял самую маленькую жареную рыбку, отщипнул от ломтя немного хлеба, а остальное отдал Суну.Сун съел все до капельки и начисто вытер мякишем чашку.— Ты, что же, опять к ним пойдешь? — спросил Левка, завязывая чашку в платок.Глаза Суна сверкнули.— Нет! Я никогда больше не пойду к ним. Они шибко плохие люди, — взволнованно заговорил он, дополняя слова быстрыми жестами. — Я год у них работал. Все делал. Солнца еще нет — Сун встает. Солнце давно спит — Сун еще работает. А сегодня этот хунхуз…— Игорь, что ли?— Да. Он хотел украсть деньги у своего отца и разбил вазу, а сказал: «Сун разбил». Я сказал: «Это он разбил!» Дядюшка Ван Фу тоже говорит: «Неправда, Сун не бил вазу!» Хозяин ударил дядюшку. Игорь и эти еще двое стали меня выгонять… Бить… Мы бы и так ушли с дядюшкой Ван Фу, если бы они отдали наши деньги. Мы совсем ничего не получали.— Где же твой дядюшка?— Нет, он не мой дядюшка! Я просто его так зову. Он очень хороший. Это его хозяин палкой ударил.— Ну, а он стерпел?— Нет! Я видел, как они с хозяином дрались…— Жалко, мало мы им дали! Но ничего, мы еще с ними встретимся! А теперь пошли к нам домой! А завтра пойдем в порт. Я там знаю одного товарища из молодежного союза, он тебе поможет рассчитаться с этими буржуями. Про дядюшку тоже разузнаем. Это им так не пройдет. Сейчас не такое время, чтобы рабочих палками бить! — Левка встал. — Пошли, Сун, что ли!По дороге Сун рассказал Левке о своей короткой, но полной горя и обид жизни. Он не помнил родных. Мать и отец умерли, когда ему было два года. Воспитывался он до шести лет у дяди, а потом попал к бродячим артистам. Через год хозяин цирка разорился и продал Суна ресторатору на пассажирский пароход. Этот пароход ходил в Нью-Йорк, Токио, потом стал совершать рейсы между Шанхаем и Владивостоком. Во Владивостоке Сун заболел и попал в портовую больницу, а потом к Корецким.— Ты и в цирке был? — удивился Левка, выслушав рассказ Суна.В подтверждение своих слов Сун прыгнул на выступ скалы и сделал стойку на руках над самым обрывом.— Ой, упадешь! — Левка схватил гимнаста и поставил его на ноги.Мальчики пошли в Голубиную падь. Здесь, у станции почтовых голубей, от которой получил свое название поселок, они встретили ватагу ребят во главе с Колей Воробьевым.Левка познакомил ребят с Суном, коротко рассказал его историю и красочно описал бой со скаутами.Коля расправил плечи:— Эх, жалко, нас не было!..— И еще, ребята, кого я сегодня встретил! — Левка стал рассказывать о Соловьеве, о Союзе молодежи, о своей неудаче с записью и предложил: — Пошли завтра все!— Им завтра нельзя, — ответил Коля за всю ватагу и объяснил: — Они идут в порт насыпать в мешки соль.— А ты почему отстаешь?Коля показал на свои босые ноги:— Отец ботинки не дает: не в чем, говорит, зимой будет в школу ходить. А без ботинок ноги не терпят. Соль разъест. Помнишь, в прошлый раз неделю ходить не мог.— Тогда пошли с нами: запишемся в Союз молодежи, а потом и ребят запишем.— Есть! — лихо ответил Коля.— Теперь ты никого не бойся! Вся Голубинка за тебя, — сказал Левка Суну, когда они, простившись с ребятами, пошли дальше.— А вот и наш дом! — Левка открыл калитку, служившую когда-то дверью корабельной каюты.— Мама, это Сун, — проговорил Левка, входя на кухню. — Его Корецкие чуть до смерти не замучили.— Господи боже ты мой, за что же это они тебя?Сун прочитал такое участие в глазах женщины, что невольно подался вперед.— Бедный ты мой! Есть, поди, хочешь?— Спасибо. Я уже ел.— Без разговоров. Умывайтесь — и за стол.После обеда Левка читал вслух матери и Суну рассказы Горького.Первый раз за всю свою жизнь Сун находился среди людей, которые смотрели на него с участием и любовью. Мальчику казалось, что все это ему снится, и он сидел, боясь пошевелиться и прогнать этот сон.В маленькую столовую, где проходило чтение, неслышно ступая босыми ногами, вошла девочка и села возле Левкиной матери. Сун уловил на себе любопытный взгляд больших серых глаз. Девочка встала из-за стола, когда Левка закрыл книгу.— Ну, до свидания, — сказала она и, как старому знакомому, кивнула Суну.— Это Наташа, Колькина сестра, — сказал Левка, когда девочка ушла. — Она у нас всеми девчонками верховодит и даже вместе с нами на скаутов ходит. Ух, и молодчина! А как задачки решает! Всего два года училась в школе, а за Кольку уроки делает.— Хорошая девочка, — похвалила и мать.Мальчики легли спать на одной кровати. Ночью чутко спавший Левка услышал легкие шаги матери, грузную поступь отца и деда. Шаги замерли у постели мальчиков. Почувствовав на лице свет от лампы, Левка только еще плотней закрыл глаза.— Видно, не сладко жилось парню у господ! — взволнованно проговорил отец.— Да уж! — глубоко вздохнула мать.— Вызволять надо парня из беды. А пока пусть поживет у нас. Не объест,— прогудел дедушка, и все трое отошли, стараясь не скрипеть половицами.Левка улыбнулся, подложил руку под щеку и крепко уснул. В ДРУГОМ МИРЕ Утром, по обыкновению, Сун проснулся очень рано. Вскочив с постели, он с испугом оглядел незнакомую Комнату и, вспомнив все, снова прилег рядом с Левкой. Но заснуть он больше не мог. С каким трудом каждое утро Сун поднимался со своего жесткого тюфяка у Корецких на кухне! Тогда ему казалось необыкновенным и несбыточным счастьем поспать лишний часок, а вот сейчас, когда он мог, наконец, вволю выспаться, сна как не бывало. Сун прислушивался к мерному дыханию Левки, тиканью ходиков и думал, думал, стараясь представить себе, как он будет жить, что он будет делать у своих новых друзей.Из щелей оконных ставен юркнули на одеяло солнечные лучи. В них весело заплясали пылинки. Левка зажмурился, засопел и рывком натянул на голову одеяло. В кухне зашумел примус, раздались осторожные шаги и приглушенные голоса. Потом было слышно, как на веранде пили чай и как несколько раз звякнула щеколда калитки. Сун снова чуть было не заснул, но кто-то с силой начал бить в стену. Сун вскочил, пошел на веранду. Удары прекратились. На веранде на столе, застланном голубой клеенкой, стоял чайник, тарелка с хлебом, яйца, масло, накрытые от мух марлей, и лежала записка.Сун с волнением глядел на записку: нет ли в ней чего-нибудь и о нем? Может быть, ему опять придется идти с поклоном к Корецкому? Но Сун отогнал эту мысль: если даже придется умереть с голоду, он не пойдет больше к этим ненавистным ему людям. Пораздумав, Сун сделал такой вывод: если бы в записке решалась его судьба, то записку не оставили бы открытой на столе: ведь взрослые не знают, что он не умеет читать… «Наверное, мужчины ушли в порт на работу, а мама — на базар. А в записке написали, что мальчикам делать. Что мне делать», — поправился Сун.Все стало ясно для Суна. Надо, не дожидаясь пробуждения Левки, поскорее приняться за работу. Подмести двор, наколоть дров. Сун на цыпочках вернулся в комнату, надел свои стоптанные туфли и хотел было уже уходить, как увидел, что из-под табуретки выглядывают пыльные ботинки Левки. Сун взял ботинки и вышел из комнаты.Сун работал с необыкновенным усердием: вычистил Левке ботинки, подмел небольшой дворик, наколол дров и уже взял ведра, чтобы наносить в кадку воды, как в дверях появился Левка с ярко начищенными ботинками в руках.— С добрым утром! — Левка зевнул. — Кто это мне так ботинки надраил?— Это я, Левка.— Я так и подумал. У нас, брат, так не полагается. Мы ведь не Корецкие. У нас лакеев нет! А потом, что у меня, руки отсохли, что ли? Сам могу почистить! Вот двор там подмести и насчет воды, дров — это правильно. Только давай, брат, все вместе делать. Ну, а теперь пошли умываться, а то чай остынет. Ох, и здорово я проспал! Что ж ты меня не разбудил? У нас, брат, с тобой сегодня дел, о-е-ей, сколько! Надо в порт идти, Соловьева разыскивать.За верандой снова послышались глухие удары о дощатую стену.Сун спросил:— Кто это? Все время стучит и стучит. Я думал, дом разломает.Левка засмеялся.— Да это Пепа. Мама написала в записке, чтобы я не забыл его выпустить вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26