Из машинного отделения показалась всклокоченная голова машиниста Максима Петровича:— Не вешай голову, Лука. Дойдем! Машинная команда вывезет!В словах, машиниста было столько явного лукавства, что шкипер еще сильней стал скрести подбородок.Каждый из стариков относился немного свысока к профессии другого. Лука Лукич считал, что главное на корабле — верхняя команда. А Максим Петрович не упускал случая подчеркнуть превосходство кочегаров и машинистов.Взгляд шкипера упал на мальчиков: Левка и Сун усердно трудились на баке.— Да я, собственно, не тревожусь! Сам я еще пока не сдаю, да и ребята, на худой конец, доброго матроса заменят. А что касается машины, то это дело само по себе вроде, скажем, ног, а верхняя команда — голова.В тот же день «Орел» вышел из Владивостокского порта. Ночью он пришел в бухту Витязь, а на рассвете следующего дня, взяв на буксир баржу с водой, отправился в обратный рейс.«Орел» шел вдоль скалистого берега, поросшего приземистыми соснами. Сверкающие валы осторожно передавали катер с одного упругого гребня на другой и, ускоряя бег, неслись к скалам, откуда доносились гулкие удары, словно кто-то бил по пустой бочке.Левка и Сун, не обращая внимания на изрядную качку, красили белилами солнечную сторону рубки. Работа увлекла мальчиков. Каждый взмах кисти наносил на поцарапанную железную стенку, замазанную ярко-красным суриком, новый, сочный, ослепительно белый мазок, и рубка становилась празднично-нарядной.Левка начал красить дверной паз. Сделав несколько мазков, он заглянул в рубку и придержал дверь. В это время Лука Лукич протянул руку от штурвала, постучал ногтем по стеклу барометра и многозначительно крякнул.— Что, падает? — спросил его Левка, заметив, как на приборе, дрогнув, опустилась черная стрелка.— Больно язык у тебя долог. Падает! — Лука Лукич нагнулся к переговорной трубе и прогудел: — Парку подзапаси!— А что его запасать-то? — Максим Петрович выглянул из машинного отделения и, состроив ребятам плутовскую гримасу, добавил: — Пару полон котел! В мешки, что ли, запасать!Вопрос Левки и легкомысленная веселость машиниста, по мнению Луки Лукича, были скверными приметами. Шкипер все суровее и суровее хмурил брови, находя новые подтверждения своим тревожным догадкам. Исчезли чайки, а длинношеие бакланы цепочками мчались к скалистому берегу.— Левка, поди разбуди Брынзу! — приказал Лука Лукич.— Есть! — Левка положил кисть и, скользя по палубе босыми ногами, побежал к матросскому кубрику.Вскоре он вернулся и доложил:— Не встает! Пьяный!— Под суд отдам негодяя! — рявкнул шкипер и вдруг, переменив тон, тихо проговорил: — Несите-ка борща. Подзаправимся, пока есть время.Левка и Сун загремели мисками в маленьком камбузе рядом с рубкой.Пока Лука Лукич ел, сидя на пороге рубки, мальчики стояли у штурвала. Управлять катером становилось трудно. Волнение усилилось. Буксирный канат сильно натягивался и отбрасывал корму катера то вправо, то влево. Маслянистая поверхность воды сморщилась. В снастях загудел, запел на разные голоса ветер.Доев борщ, Лука Лукич принял штурвал.— Гамов маяк показался, сейчас курс возьмем на Владивосток, — сказал он, повеселев.Ребята забрались на железные решетки между рубкой и трубой. Это было, по их мнению, самое удобное место на судне: отсюда можно заглянуть и в кочегарку, и через иллюминатор к дедушке, и в машинное к Максиму Петровичу.— Я еще таких волн никогда не видел! — сказал Левка, показывая на расходившееся море.— Думаешь, тайфун? — спросил Сун.— Может, и не тайфун, а штормяга сильный идет.Мальчики умолкли, наблюдая, как за бортом на синей кипящей волне появляются и исчезают белые узоры из пены, похожие то на кружева, то на прожилки мрамора, то на фантастических птиц и зверей. «Орел» тяжело взбирался на гребни волн и вдруг, увлекая за собой баржу, стремительно летел вниз.— Не боишься? — спросил Суна Левка.— Немножко. А ты?— Я-то… Сердце немножко екает, а так ничего. И ты не бойся.Из люка машинного отделения показалась голова Максима Петровича.— Ведь правда, у нас машина сильная? — обратился к нему Левка.— Машина что надо! Вот только баржа тормозит.— Смотри, какая птица! — Сун схватил Левку за рукав.Распластав крылья, пронесся буревестник. Он ни разу не взмахнул крылом. Казалось, какая-то чудесная сила мчит его над самой водой.— Веселая птица! — усмехнулся Максим Петрович.Зазвенел машинный телеграф. Голова Максима Петровича скрылась в люке.— Самый-самый полный, — пояснил Левка.Из трубы еще гуще повалил черный дым. Сбитый ветром, он падал, застилая корму.Мальчики плотней прижались друг к другу.— Не такие тайфуны видали! — храбрился Левка и вдруг умолк.Катер повернулся боком к волне и ветру, дым отнесло в сторону, и совсем недалеко показались серые скалы. Катер полетел вниз, а скалы взмыли к тучам и скрылись за белым гребнем волны.Опасен для моряка скалистый берег в бурную погоду. Разобьется корабль об острые камни. И как бы ни был искусен пловец, не выбраться ему из страшной толчеи волн.На палубе появился Брынза. Цепляясь за поручни, матрос пробирался к рубке. Он прошел возле ребят, обдав их запахом водочного перегара. У рубки Брынза остановился и стал стучать кулаком в дверь.— Капитан! Погибаем, к берегу несет… Что же это такое! — закричал он хриплым, срывающимся голосом.— Кто это там погибает? Рано, брат! Берись-ка лучше за дело. Проверь, нет ли воды в трюме, — ответил ему шкипер.— Не буду, не хочу погибать! Ты должен бросить баржу, чем всем погибать!Старый моряк не меньше Брынзы понимал смертельную опасность. Без баржи «Орлу» была не страшна буря. Но на барже находилась семья рулевого и целая артель грузчиков.— Я тебе брошу, подлая душа! — рявкнул Лука Лукич.— Бросишь, бросишь! — бормотал Брынза и вдруг быстро перебежал к кубрику и скрылся в нем. Через несколько минут он показался снова с топором в руке.— Дедушка, он с топором! — пронзительно крикнул Левка.Из машинного отделения выглянул Максим Петрович.— Ко мне! Оба, живо! — донесся голос Луки Лукича.Когда ребята очутились в рубке, он приказал:— Держите против волны! — а сам шагнул на палубу.Шкипер подоспел вовремя. Брынза уже начал рубить толстый буксирный канат. Но ему сильно мешала качка. Канат ходил по корме, то натягиваясь, как струна, то обвисая. Все же, пока подбежал Лука Лукич, Брынзе удалось перерубить несколько прядей. Шкипер схватил Брынзу поперек туловища и, побагровев от натуги, поднял его над головой. Матрос выронил топор в воду, и это спасло его. Лука Лукич еще мгновение подержал над водой обмякшее тело труса, потом дотащил его до входа в кубрик, швырнул туда и захлопнул люк.— Держим на курсе! — отрапортовал Левка, когда Лука Лукич вернулся в рубку.— Марш на свое место! Смотреть за баржей и за берегом, — скомандовал Лука Лукич, кладя руки на колесо штурвала.В переговорную трубку донесся необычно мягкий голос машиниста:— Как, Лукич, подвигаемся?— Нет, Максим. Плохи наши дела!— Что ж, будем бороться… И должен я тебе сказать, Лукич, что правильно ты поступаешь… по-настоящему…— Спасибо, Максим!..Катер заметно приблизился к берегу. Когда ветер относил от скал густую завесу из брызг и тумана, открывалась отвесная стена, увенчанная белой башней маяка. На верхней кромке стены виднелись приземистые сосны с искривленными стволами.— Вот бы сейчас под соснами посидеть! — мечтательно сказал Левка.— Хорошо на берегу! — в тон ему ответил Сун.Из машинного отделения опять выглянул Максим Петрович.— Ничего, не робей, ребятки! Выберемся! — сказал он на этот раз без обычной улыбки.От Левки не укрылось строгое выражение лица машиниста.«Нас ободряет», — подумал Левка и вдруг почувствовал противную слабость во всем теле: он заметил между темной полоской шеи и замасленным воротником кителя машиниста узенькую, ослепительно белую полоску воротничка чистой рубахи.— Дядя Максим! — со слезами в голосе крикнул Левка.Машинист понял, что Левка знает, почему он надел чистое белье.— Всяко может быть, Лева. Такой уж морской обычай у нас. На всякий случай в чистое оделся. Да я уже три раза так-то переодевался — и ничего!— на лице Максима Петровича мелькнула улыбка.Левка тоже улыбнулся. В глубине души он не верил, что с ним может случиться несчастье. Надеялся Левка и на Суна, который не хуже его плавал и нырял, вот только старики внушали ему опасение.Невеселые мысли Левки прервал голос деда:— Левка! Как по корме?— Кабельтовых пять осталось!— Смотри лучше… дальномерщик!«Не слепой, что тут смотреть-то!» — огрызнулся про себя Левка.Потянулись томительные секунды ожидания. «Орел» боролся изо всех сил с ветром и волнами. Слышно было, как со свистом вращаются шатуны. Иногда Левке казалось, что баржа уже ударилась о скалы и идет ко дну, но она, залитая водой, каждый раз грузно поднималась из пучины.Вдруг Сун схватил Левку за руку:— Пошли!— Ну! — У Левки загорелись глаза.И правда, как только прокатывался вал, сквозь завесу из водяных брызг и тумана видно было, как все дальше и дальше отступают страшные скалы.— Дядя Максим! Идем! Пошли! Провалиться мне, идем! Снимайте свою рубаху! — крикнул Левка в машинное отделение.— Ну ты, смотри у меня лучше! — добродушно заворчал Лука Лукич, тоже заметивший, что катер, наконец, стал двигаться вперед. Однако Лука Лукич считал, что нельзя еще вслух выражать свою радость.Ветер стихал. Только водяные горы выросли еще больше.— Бушуй, бушуй! Теперь ты нам не страшен, — сказал Левка и погрозил океану кулаком.Навстречу показался четырехугольный парус китайской джонки. Парусное судно быстро приближалось.— Вот храбрецы, в такой ветер идут при полном парусе! — похвалил Лука Лукич, любуясь смельчаками.На носу джонки показался высокий человек в белой рубашке. Он стал размахивать над головой руками.— Принимай семафор, — сказал Лука Лукич Левке.Левка принес из рубки сигнальные флажки и помахал ими над головой, а затем перед собой, что означало: «Принимаю».— В городе власть захватили интервенты и белогвардейцы, — читал вслух Левка сигналы с джонки. — Наши уходят в тайгу. Не теряйте мужества. Скоро наладим связь.Джонка подошла совсем близко, и Левка сбился, узнав в сигнальщике отца.— Читай! — строго сказал ему дедушка.Левка дал флажками отбой, и отец повторил: «Не унывайте. Скоро наша возьмет. Целуй мать».— Передай: «Выполним. Желаем счастливого плавания», — сказал дедушка.Белая рубаха показалась теперь уже на корме. Весь экипаж, кроме все еще запертого в кубрике Брынзы, посылал джонке прощальные приветствия.— Выдержим и эту бурю! — сказал Лука Лукич.Сун положил руку на плечо Левки, и так они стояли до тех пор, пока не скрылся парус с большой серой заплатой посредине. НА ПРИКОЛЕ Солнце поднялось выше Русской горы, окутанной сияющим облаком. Белые ниточки тумана, словно приклеенные, держались еще на темном западном склоне горы и в синих распадках сопок, отраженных в неподвижной поверхности воды бухты Новик.Левка и Сун, окончив лов, наматывали лески на удилища и с любопытством следили, как в голубоватой толще воды мелькает похожий на летучую мышь нырок, вспыхивают и гаснут серебряные искры — стайки мальков, удирающих от погони. Нырок показался возле берега и снова исчез, оставив растущие колечки волн.— Вот так бы плавать! — Левка мотнул головой в сторону нырка.Сун выразил свое согласие кивком головы и спросил Левку, продолжая начатый разговор:— Как же мы запишемся, ведь кругом «они»?— А вот так и запишемся!Глаза Суна загорелись любопытством:— Правда?— Настоящая правда, — Левка подозрительно посмотрел на густую прибрежную зелень, на моторный катер, пересекавший бухту. — План у меня такой: давай сами запишемся в союз.— Как это сами?— Заявление напишем, как в партию пишут, и скажем дедушке и Максиму Петровичу, чтобы они нас приняли, а бумагу на дно моря спрятали!— Вот это будет хорошо! — воскликнул Сун.— Ну пошли. Да, а где же рыжик? — Левка свистнул. Из прибрежных кустов выскочила рыжая дворняжка и шариком подкатилась к мальчикам. — Ну-ну, не лизаться. — Левка отстранил Рыжика рукой и вытащил из воды улов. На бечевке были нанизаны жирные бычки, скумбрии с полосатыми темно-зелеными спинками и коричневые окуни. Рыбу мальчики подвесили на середине сложенных вместе удилищ и, положив концы их на плечи, отправились берегом на «Орел». Катер стоял на приколе в самом глухом месте бухты Новик.Продолжался отлив. Отступая, море оставляло на песке студенистых медуз, трепангов, похожих на перезрелые огурцы, бледно-розовые звезды, пучки морской капусты. Левка и Сун равнодушно смотрели на эти щедрые дары моря.Только Рыжик с видом знатока обнюхивал, а иногда пробовал на зуб что-то копошившееся в водорослях или в прозрачных лужицах среди камней. Левка и Сун спешили, выбирая самый короткий путь. Берег делал крутые петли, образуя маленькие лагуны, окруженные зеленой рамой густой зелени. Мальчики переходили их напрямик вброд или переплывали на спине, держа концы удилищ в высоко поднятых руках.Из-за зеленого мыска показался «Орел». Он приютился между ржавыми миноносцами и затопленной землечерпалкой. Оба корабля доживали свой век среди водорослей. «Орел» мало чем отличался от своих товарищей по несчастью. Краска на его бортах облупилась, труба, покрытая рыжим налетом, была обвязана сверху куском брезента.После встречи с джонкой, на которой ушел из города его сын, Лука Лукич Остряков не вернулся во Владивостокский порт. Он правильно рассчитал, что в суматохе, которая царила в городе, никто не станет разыскивать небольшой буксиришко. Не заходя в порт, шкипер свернул в бухту Новик. Здесь у первого причала он оставил баржу, высадил на берег Брынзу, затем увел катер в самый конец бухты и стал там на «мертвый якорь».Мальчики уже подходили к сходням «Орла», когда на дороге, закрытой со стороны бухты кустарником, послышались тяжелый топот солдатских ног и слова команды. Вскоре на берег вышли шесть японских солдат и два офицера. Солдаты остановились, звякнув винтовками, взятыми к ноге, офицеры же направились к «Орлу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26