Каких только чудес храбрости не проявлял мысленно Левка: он выполнял самые трудные задания, ходил и в разведку, захватывал пушки, брал в плен сотни вражеских солдат…Левкины мечты прервал Сун: из-за шалаша показалось его встревоженное лицо.— Левка, посмотри-ка, что там такое! — Сун показал вправо от тропы на берег речки. Там на белом галечнике что-то чернело.— Медведь, наверное…— Нет, Левка, это человек. Он сначала полз, потом встал. Видишь, опять упал.— Да, кажется, воду пьет… Ну-ка, постой на часах. На карабин, пойду узнаю, что за человек.Передав карабин, Левка легко побежал вниз, перепрыгивая через валежник. Спустившись к речке, он спрятался, решив хорошенько рассмотреть незнакомца, который брел по берегу как пьяный, спотыкаясь о голыши. Судя по одежде, это был городской человек: в сапогах, кожаной куртке, за плечами зеленый охотничий мешок с блестящими медными пряжками. Фуражки на незнакомце не было. Вот он остановился и, подняв окровавленную руку, откинул с бледного лица длинную прядь волос. Левка, не раздумывая больше, выскочил из засады.Человек вскрикнул и упал на гальку.— Вы ранены? — спросил Левка, осторожно дотрагиваясь до плеча незнакомца.Человек медленно открыл глаза и застонал:— Да, ранен…Подбежал Сун. Заметив в его руках карабин, раненый спросил с легкой усмешкой:— Тоже партизаны?Левка, задетый усмешкой, сухо спросил:— Куда ранены?— В плечо. Кажется, кость перебита. Не могу поднять руки. Бинт в мешке.— А где тот, кто вас ранил? — и Левка стал подозрительно осматривать берега речки.— Откуда я знаю, он шел со мной и вдруг… ради бога, перевяжите плечо… теряю последнюю кровь.Левка привык перевязывать раны. Он осторожно с помощью Суна снял с раненого куртку, разорвал мокрый от крови рукав рубахи. В мякоти предплечья чернела ранка. Перевязывая руку, Левка с любопытством поглядывал на человека, который испугался такой пустяковой раны. Забинтовав руку, он сказал:— Идемте, до заимки всего с версту.— Не знаю, дойду ли…— Мы поможем.— Ну хорошо. Теперь скажите, Остряков сейчас на заимке?— Нет.— Нет? О боже! Где же он?— На операции.Раненый застонал и снова упал на гальку.— Да что вы от такой пустяковой ранки все падаете? На заимке мой дедушка. Если чего, он поможет.— Дедушка? А бабушки у тебя здесь нет? Что ты мне своего дедушку суешь? Мне надо Острякова, весь отряд мне надо! Если я не найду отряд, может случиться нечто ужасное!Раненый снова застонал, внезапная вспышка злости, казалось, совсем обессилила его. Он обмяк и покорно пошел, поддерживаемый под руку Левкой и Суном.По пути он путано рассказывал, что он идет из партизанского отряда шахтеров. Говорил о своих подвигах, о каком-то моряке, который хотел его предательски убить, но, к счастью, только ранил и отнял секретный пакет.— Кто у вас командир-то? — спросил Левка, которому этот человек стал вселять недоверие.— Шулейко! Ты что, знаешь его?— Да, знаю. А как ваша фамилия?— Лидянский, слышал?— Нет, не слышал…— Странно, меня все знают и в отряде и на Сучане. Я студент Томского университета, участвовал в демонстрациях.Лидянский было оживился, но, заметив хмурые лица мальчиков, опять застонал и попросил их быть свидетелями того, как он, истекая кровью, стремился выполнить задание.Левка и Сун молчали и только переглядывались, когда незнакомец особенно явно противоречил сам себе. Наконец, когда студент стал рассказывать, как он боролся, даже стрелял в своего противника из нагана, но не попал, а тот вышиб наган из его рук, Левка отрезал:— Мы слышали только один выстрел, а ваш наган в мешке…— В мешке? Что вы, это не тот, это другой наган… — бормотал раненый.На заимке Левка нашел дедушку и коротко рассказал ему о случившемся.Выслушав внука, Лука Лукич заметил:— Ну пошли, посмотрим, что еще за студент такой. Где он?— В Коптяевском зимовье.Подбежал Кешка, «носом» почуявший, что произошло что-то необычное. Обтерев о свои кожаные штаны руки, выпачканные тестом, он шепнул Левке:— Что еще там такое?— Пойдем, увидишь.Лука Лукич прервал стоны и жалобы студента и стал задавать ему короткие вопросы:— О чем было в пакете писано?— О совместных действиях против нового карательного отряда. Послезавтра шахтеры должны соединиться с вами под Фроловкой.— Кто отнял пакет?— Наш партизан, что со мной для охраны был.— Что за человек?— Да все ничего был парень. От белых к нам перешел. Матрос.— Матрос? Сомневаюсь, чтобы наш брат моряк продал свою совесть.— Клянусь вам, что матрос. Документ у него был, что плавал на «Орле».— Час от часу не легче. Фамилия-то как?— Брынза. Может, слыхали?— Брынза! — с удивлением повторил Левка.Сун плюнул, а Кешка выругался.— Вы его знаете? — обрадовался студент. — Ведь правда, вполне приличный человек с виду — и чуть не убил меня. Еще несколько дюймов, и в сердце бы попал…Лука Лукич долго не мог прийти в себя от душившего гнева. Наконец, немного успокоившись, сказал:— Ну, о себе-то вы меньше беспокойтесь. Денька через три сможете ручкой воздушные поцелуи посылать. А люди вот могут погибнуть. Ведь этот подлец сегодня же передаст пакет белым! Те засаду устроят вашим ребятам. Перебьют всех до единого. Ну, прощайте пока, располагайтесь тут, поправляйтесь, — и Лука Лукич вышел из зимовья.За ним, держась на почтительном расстоянии, следовали Левка, Сун и Кеша.— Вот что делают с человеком беспечность и трусость, — с гневом сказал Лука Лукич. — Отдать секретный пакет негодяю и такому же трусу и думать только о своей шкуре! Дали задание — умри, а выполни! Какая низкость, какая низкость!— Низость, — поправил Левка.— Молчи, когда не спрашивают! Низкость — это хуже всякой низости. Кто сделал низкость, тому одна дорога: камень на шею да в воду. Понял?— Есть!— Тоже мне профессор нашелся! — ворчал Лука Лукич. Ребята чувствовали, что он находится в большом замешательстве, решая, как поступить в этом непредвиденном случае.— Дедушка, а если мы… — начал было Левка.— Что мы? Отец мне голову снимет…Кешка хмыкнул.— А чего снимать? Мы пойдем до тех партизан и скажем, чти стоп, ребята. И полный порядок!— Мы везде пройдем, Лук-кич, — вставил и Сун.Левка, Сун и Кеша затаив дыхание ждали решения.— Нам с Кузьмой лучше не соваться: ноги разбиты — ревматизм, остальной народ — калеки… — стал вслух рассуждать Лука Лукич. — Да, делать нечего. Придется вам, ребята, выполнять боевое задание. Понимаете? Бо-е-во-е! Значит, как полагается, а не так, как тот студент, — Лука Лукич кивнул на Коптяевское зимовье.— Дедушка, да ты что! — воскликнул оскорбленный этим подозрением Левка.— Ведь он трус… а мы…— Ладно, ладно, не кипятись! Пойдешь с Суном к шахтерам, а Иннокентий направится до твоего батьки.— Есть! — ответил Левка, а за ним это короткое слово, как клятву, повторили Кешка и Сун. КАРАТЕЛЬНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ Брынза то бежал, то быстро шел по берегу речки. Временами он останавливался, чтобы перевести дух и убедиться, что погони нет. Тайга молчала. Все же, передохнув, Брынза так же стремительно продолжал свой путь. Он не особенно-то верил обманчивой таежной тишине. Пройдя таким образом около часу, он присел на валежник, снял котомку, вытащил из нее бутылку, посмотрел через нее на солнце и покачал головой: в бутылке оказалось меньше половины мутноватой жидкости. Отхлебнув пару глотков, Брынза спрятал бутылку в карман и, теперь уже не спеша, пошел дальше. Вскоре дятел, долбивший ствол тополя, прекратил свою работу, прислушиваясь к странным скрипучим звукам: Брынза пел, наслаждаясь своим голосом.Брынза верил, что людьми распоряжаются какие-то непонятные силы. От прихоти этих сил выходит человеку счастье или несчастье. Многие годы эти таинственные силы насылали на Брынзу одни напасти. Ему так не везло, что в редкий день недели он мог выпить в полную меру. И как ему было не запеть, когда колесо счастья наконец-то повернулось в его сторону!Теперь у него не переводятся деньги, и не какие-нибудь там колчаковские бумажки, а звонкие иены и доллары. С ним разговаривают и даже советуются важные господа.Брынза хлопнул себя по лбу и произнес:— Фартовая, брат, ты голова, Брынза! Выпьем еще малость!Это предложение он с удовольствием выполнил. Опорожнив бутылку, он отбросил ее в сторону и снова вернулся к прерванным размышлениям.— Повезло тебе-таки, Брынза! — с видимым удовольствием сказал он и стал загибать пальцы, перечисляя все счастливые события, которые произошли с ним за это удивительное лето. — Старик Остряков не выбросил тебя за борт во время бури — раз! Приняли тебя на службу в контрразведку — два! Дали тебе ефрейторский чин — три. Думал, погибнешь, когда эти огольцы закрыли тебя в каюте старого миноносца. Ан нет! Наутро выбрался и даже был награжден — четыре. Напросился в карательную экспедицию, попал в плен к партизанам, а они не только не поставили тебя к стенке, а поверили твоему «честному, благородному слову» и приняли как бывшего моряка в отряд, — и Брынза загнул пятый палец. — У партизан тебе, Брынза, тоже жилось не плохо. Партизаны — парни неплохие!Но зачем же тебе. Брынза, оставаться с партизанами, если на них наступают карательные отряды и японцев, и американцев, и белых? Нет, Брынза не дурак! — И Брынза шлепнул себя по животу, где за рубахой лежал пакет, и с удовлетворением произнес: — Шесть!Брынза опять стал напевать, преисполненный самых радужных надежд. Он, как всякий суеверный человек, боялся загадывать вперед, но в глубине души был уверен, что счастливый счет еще не окончен.К вечеру речка вывела Брынзу на берег Сучана. И здесь его ожидала новая удача: по другому берегу, где проходила дорога, шли запыленные колчаковские солдаты со скатанными шинелями через плечо и примкнутыми штыками у винтовок. За ними взводными колоннами шли американцы в шляпах, с узкими ранцами за плечами. Над солдатскими головами, колыхаясь, возвышались офицеры верхом на лошадях.Брынза сорвал фуражку, надел ее на ствол винтовки, замахал ею над головой и побрел по перекату на противоположный берег.Колонна сжалась, как огромная гусеница, и остановилась. Два офицера — один на породистом белом, а другой на рыжем коне, — привстав на стременах, рассматривали Брынзу в бинокль. На белой лошади сидел начальник карательной экспедиции подполковник американской армии Поддер, на гнедой — Жирбеш.Поддер, опустив бинокль, сказал Жирбешу по-английски:— Видимо, это парламентер несет нам уведомление о капитуляции партизан.Жирбеш также по-английски ответил:— Сомневаюсь. Это наш человек.На сухом, словно отполированном, лице Поддера появилась брезгливая гримаса:— Вы говорите, наш? Что у нас с ним общего?— Я хотел сказать, что он служит у нас и предан нам, как собака.Поддер снисходительно улыбнулся и повторил с видимым удовольствием:— Как собака? Это вполне подходит! Когда большая часть двуногих будет предана нам, как собаки, тогда все станет прекрасно. На земле наступит царство мира и покоя.В подтверждение этих слов Поддер ударил плетью между ушами своей лошади, которая махала головой, отбиваясь от мух. Лошадь присела от боли.— А пока, — Поддер улыбнулся с видом человека, которого принуждают обстоятельства выполнять очень трудную работу, — а пока мы обязаны трудиться.Заметив офицеров, Брынза побежал прямо к ним. Обливаясь потом, он остановился перед лошадиными мордами и, приставив винтовку к ноге, отрапортовал:— Ваше благородие, как я есть ефрейтор Брынза и убег из плена. Четырех партизан уложил и убег.— Врешь, гад ползучий!— Я! Ваше благородие! Да вот у меня пакет, захватил… четырех кокнул! Клянусь честью! — Брынза полез за пазуху.— Быстрей, из-за тебя вся колонна стоит!Брынза вытащил из-за пазухи пакет и для чего-то обтер его рукавом. Безошибочно оценив верным взглядом холопа, кто здесь старший, он передал пакет Поддеру.— Партизан? — спросил Поддер, передавая пакет Жирбешу.Брынза сделал попытку изобразить на своем лице оскорбленное достоинство.— Что вы, ваше высокоблагородие… Да я, да разве… Можно сказать, жизни не жалею! — Брынза хватил кулаком по груди.Поддер не понял ни одного слова. Но тон и рабская угодливость, написанная на лице Брынзы, были красноречивее всяких слов. На лице подполковника появилось подобие улыбки, и он спросил:— Самогон карашо?Брынза выразительно закатил глаза, прищелкнул языком, погладил себя по животу.— Куда же еще лучше, ваше благородие!Пока Поддер беседовал с Брынзой, Жирбеш прочитал содержание пакета.— Чрезвычайно важные новости, — сказал он, наклонившись к Поддеру. — Два партизанских отряда готовятся напасть на нас соединенными силами. Мы могли очутиться в очень невыгодном положении, — Жирбеш стал дословно переводить письмо.Спешившись, Поддер и Жирбеш разложили карту на придорожном камне и стали изучать маршрут, по которому двигался отряд шахтеров. Брынза стоял возле, отвечая на вопросы Жирбеша о численности и вооружении отряда.— Какое там вооружение! На двоих одна винтовка да по десятку патронов. Смех один! Вот у Острякова, говорят, покрепче дело…— Доберемся и до него. Ты пока иди-ка в обоз. — Жирбеш обернулся и крикнул: — Трутняк!К Жирбешу подбежал высокий веснушчатый солдат:— Слушаю, вашство!— Проводи вот его в обоз да угости хорошенько. Только не напиваться до бесчувствия. Искровеню! Вы оба будете мне сегодня нужны. Марш!— Немножко виски? — спросил Поддер и обратился к Жирбешу по-английски:— Виски, алкоголь! Этот напиток стоит тяжелой артиллерии. Виски помогло нам истребить индейцев, англичанам, голландцам, французам — завоевать целые континенты. Я также сторонник широкого применения виски.…Карательный отряд изменил маршрут. Поддер решил устроить партизанам ловушку в том селе, куда двигался отряд шахтеров для соединения с отрядом Острякова. Вперед выехала разведка с приказанием задерживать всех, кто встретится на пути. Недалеко от села к Поддеру подъехал сержант и доложил, что задержан старик с мальчиком, у которого найдена ручная граната. Задержанные везли на лошади пустые консервные банки и чугунный лом.Поддер вопросительно уставился на Жирбеша, на лице которого появилась торжествующая улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26