И все почему-то только и разговаривают про рыбу и уголь.Дядюшка Ван Фу повернулся от плиты:— Когда я приносил им чай, они еще разговаривали про лес и золото.— Ну, про золото — это понятно: из золота деньги делают.— Богатые из всего делают деньги. Даже из нас с тобой.Сун засмеялся:— Выходит, что мы с тобой тоже золотые?— Наши руки золотые, мой мальчик…Сун помотал головой: опять дядюшка Ван Фу говорит загадками. И тут он вспомнил смешной случай, который произошел при разъезде гостей, и засмеялся.— Что тут смешного? — строго спросил повар.— Я про бешеного жирафа вспомнил. Когда гости стали выходить из кабинета, бешеный жираф стоял в дверях и все кланялся и до того докланялся, что стукнулся головой о дверь и у него на лбу шишка вскочила. Этот жираф все бегает, бегает, что-то пишет, за все задевает ногами и длинным ножиком, который висит у него на поясе.— Его неправильно жирафом зовут, — сказал повар. — Я видел жирафа в Шанхае, там есть такой сад, где живут всякие звери. Жираф смирный. Он ест листья, как буйвол. А этот — шакал, или нет, лучше — рыба-лоцман.Сун взял кружку с молоком, кусок хлеба, заботливо приготовленные поваром, и присел на подоконник, предвкушая удовольствие выслушать интересную историю.— Ну да, рыба-лоцман! Есть такая рыба. Мне один матрос рассказывал, когда я плавал коком на «Зеленом драконе». Понимаешь, в чем дело: акула самая прожорливая тварь на свете. Она ест весь день и всегда голодна. Так вот, ей помогает кормиться маленькая рыбешка: лоцман. У этой рыбешки такой же нос, как у тебя. Ты правильно смотришь на кастрюлю, там ждет тебя пара котлет. Да, так вот, этот лоцман ведет акулу то сюда, то туда. Акула только рот разевает и глотает что попадается, а крошки лоцман доедает.Сун, уплетая котлету, кивал головой. Действительно, дядя Игоря очень похож на лоцмана, который приводит в дом целую стаю акул.— Лоцман не богатый человек, а хочет стать богачом, — продолжал дядюшка Ван Фу, с изумительной быстротой нарезая на дольки морковь. — Вот он и показывает акулам, где что можно слопать, да и себя при этом не забывает. Я видел, как он прятал в карман американские деньги…Рассказ дядюшки Ван Фу прервал пронзительный звонок.Сун бросился к подносу, на котором стоял завтрак для Игоря и его матери.— Неси в столовую, хозяина я уже накормил. Ругался, что не ты принес. Сегодня Игорь вместе с матерью завтракают.В коридоре Сун встретил хозяина уже в шляпе и с тростью в руке. Злой, тоже, видно, невыспавшийся, он, по своему обыкновению, прошел мимо Суна, словно не видя его.В столовой сидели Игорь и его мать, еще молодая женщина с бледным лицом.Поставив на стол масло, булочки, кофе и яйца, Сун остановился возле буфета, чтобы прислуживать во время завтрака.— Проспал? — спросил Игорь с полным ртом. — Что молчишь? Барином заделался! Ждать тебя по часу. Погоди, вот выгоним, тогда выспишься на улице.На лице матери Игоря появилось брезгливое выражение:— Игорь!— Ну что еще?— Сколько раз я просила тебя…— Но я же не виноват, он сам вынуждает меня!— Я понимаю, но делай это не в моем присутствии…— Ах, мама, как ты не понимаешь, что откладывать нельзя! Мы не можем терпеть расхлябанности в нашем доме. — Игорь вскинул брови, упиваясь своим красноречием. — Особенно сейчас, когда мы должны показать черни ее настоящее место. А Сун зазнался!..— О боже! Все это так, но избавьте меня от этих грубых сцен…— Вечно эти телячьи нежности, — проворчал Игорь, намазывая маслом сдобную булочку.Когда Сун вернулся на кухню, дядюшка Ван Фу спросил его:— Что нос повесил, опять попало?А когда Сун рассказал, что его хотят прогнать, то повар засмеялся и хлопнул его по плечу:— Не бойся, брат! Теперь не такое время, чтобы рабочий человек остался без работы, — и Ван Фу произнес торжественным шепотом, с трудом выговаривая непривычное слово: — ре-во-лю-ция теперь! Помнишь, когда-то я тебе говорил об этом, а ты еще не верил. Вот пришли эти дни! Все рабочие теперь будут хозяевами, а буржуи станут работать! Что, не веришь? — И дядюшка засмеялся и прищелкнул даже языком, представив себе, как хозяин возится на кухне и приносит ему, дядюшке Ван Фу, чашку чаю.Сун недоверчиво улыбнулся, он очень плохо верил словам дядюшки Ван Фу. Сун уже слышал о том, что произошла революция, видел, как проходили демонстранты со знаменами, с красными полотнищами, протянутыми через всю улицу. Не раз он уже слышал от дядюшки Ван Фу самые невероятные рассказы о недалеком будущем, когда он и Сун заживут настоящими господами. Проходили месяцы, а в сером особняке ничего не менялось.— Э-эх! — Сун махнул рукой. — Все, что вы говорите, как сказка о нищем, который видит хорошие сны.Дядюшка Ван Фу с грохотом опустил кастрюлю на плиту. Ему очень не нравились возражения мальчика.— Ты слушай, что говорят старшие! Я же тебе говорю, что мы с тобой и все рабочие люди будем жить так, как еще никому не снилось!Сун больше не стал возражать и отправился убирать комнаты. И хотя дядюшка Ван Фу ни в чем не убедил его, Сун, протирая коллекцию японских статуэток из слоновой кости, стал мечтать о том времени, когда он станет ходить в школу, научится разбирать иероглифы и читать по-русски, а вечером сможет играть с ребятами. Как ни ломал он голову, ничего лучшего, ничего более несбыточного не мог еще придумать.Мечты улетучились, как только в гостиной появился Игорь. Он вошел и в нерешительности остановился у дверей кабинета отца. Заметив, что Сун наблюдает за ним, он раздраженно сказал:— И чего ты все время торчишь здесь? Пошел бы куда-нибудь.— Куда?— Ну, из дому, что ли. Вон двор еще не подметен… Хочешь, даже и не подметай его, просто погуляй, я разрешаю…Сун уловил в тоне Игоря незнакомые просительные нотки и подумал: «Видно, правду говорил дядюшка Ван Фу, что скоро все станет по-другому», — а вслух сказал:— Никуда я не пойду!— Я приказываю тебе! Слышишь?— Ничего я не слышу, ты мне не хозяин, я служу у твоего отца.— Ах так, ну ладно! Я с тобой разделаюсь за это!Игорь пнул ногой тяжелую дверь отцовского кабинета, вошел туда и плотно прикрыл ее за собой.Сун снова занялся статуэтками. Из кабинета донеслось позвякивание ключей. Сун насторожился и вдруг, осененный внезапной догадкой, подбежал к двери кабинета и заглянул в замочную скважину.У стола стоял Игорь и перебирал связку ключей. Вот он нашел нужный ключ и, с опаской посмотрев на дверь, стал отпирать стол. И тут Сун, распахнув дверь, крикнул:— Ты что делаешь, а?Игорь с такой стремительностью отпрянул в сторону, что сбил высокий столик, на котором стояла одна из драгоценных японских ваз. Ваза упала и разбилась.Сун всплеснул руками, вбежал в кабинет и поднял черепок, на котором пестрел яркий, словно живой, цветок.Сун был потрясен случившимся. Ему было очень жаль прекрасной вазы. Он присел на корточки и стал перебирать черепки.— Что, достукался? Из-за тебя разбилась ваза! Ты и отвечать будешь! — раздался над ним голос Игоря.— Как из-за меня? Ты разбил! Я всем скажу! Скажу, что ты в стол хотел залезть. Деньги украсть!Игорь принужденно захохотал:— Так тебе и поверят! А впрочем, я не возражаю, чтобы ты сам обо всем рассказал отцу! — Игорь быстро выскочил из кабинета и со звоном щелкнул ключом.— Счастливо оставаться! — донеслось до Суна из гостиной.Сун, плача от бессильного гнева, стал бить в дверь кулаками. Вскоре за дверью раздались тяжелые шаги и голос Игоря:— Папа, ты не волнуйся! У нас несчастье… Сун…— Что Сун, говори толком!— Сун разбил твою любимую японскую вазу. Понимаешь, захожу, а он…Щелкнул замок, распахнулась дверь, и хозяин в шляпе и с тростью в руках вошел в кабинет. Увидев у ног Суна черепки драгоценной вазы, он остановился посреди кабинета и, взявшись за голову, застонал.— Боже мой, боже мой! Какой уникум погиб! Все гибнет, все рушится! — запричитал он. — Ну? — обратился он, наконец, к Суну. — Ну?— Это не я, это Игорь.— Игорь?— Врет, папа, честное слово, не я. Клянусь! — без тени смущения лгал Игорь.— Как не ты? Ты хотел открыть стол…— Папа, это наглая ложь, как он смеет! — в голосе Игоря послышались слезы обиды.Сун растерялся. Он с надеждой посмотрел вокруг, ища кого-нибудь, кто бы поверил в его невиновность. В дверях белел колпак дядюшки Ван Фу. И, обратившись к этому единственному человеку на свете, который любил его, Сун сказал:— Вот самое честное слово, это не я…Ван Фу перебил:— Хозяин, Игорь врет. Я знаю, что Игорь ворует деньги…Хозяин побледнел.— Молчать! Марш на кухню. Я не звал тебя!Ван Фу сорвал с головы колпак и, потрясая им, в дверях крикнул:— Почему на кухню? Теперь другое время!— Что? В моем доме!.. У меня в доме красные? — произнес хозяин и шагнул к повару.Почувствовав поддержку, Сун воспрянул духом:— Теперь революция! Нельзя обижать рабочих! — сказал он хозяину.— Папа, они устраивают бунт! — закричал Игорь.— Я покажу вам революцию! — Корецкий взмахнул сучковатой палкой и ударил дядюшку Ван Фу.Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул:— Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет!— Вон! — захрипел Корецкий.В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них — щуплый, в очках, второй — широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу.В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза. СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он поймал больше всех бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре. К зависти всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост ее волочился по мостовой. Отдав матери рыбу, Левка побежал в бухту купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали «доставать дно», Левка нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло. Нырнув во второй раз, он достал складной ножик с перламутровой ручкой. Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького.С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к отцу в порт, где к причалам швартовались торговые суда всех стран мира. При случае он вместе с артелью мальчишек насыпал в глубоких, как колодцы, трюмах соль в большие джутовые мешки или выгружал фрукты. И тогда рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из которой пришел корабль. Все мальчишки из Левкиной артели знали, что ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец — в Индонезии, круглые, как мячик, груши — в Японии и Китае, а хрупкие рожки — в Аравии.Еще в городе Левка увидел знакомый хобот крана, высоко поднимавшийся над крышами портовых зданий и мачтами кораблей. Мальчик уверенно пробирался к десятому причалу, где стоял французский пароход, с которого краном снимали паровые котлы. Один котел висел над водой, медленно покачиваясь на тоненькой паутинке троса.«Баржу, наверное, ждут», — решил Левка, останавливаясь у плотной людской стены: это были грузчики.Левка увидел впереди себя непомерно широкую спину. Это был известный всему городу грузчик-силач Гриша Полторы бродяги. Левка схватил его за руку:— Гриша, по какому случаю митинг?— Погоди, Остряков говорит.Левка прислушался и с трудом узнал отца.«Дома у папки голос совсем другой», — подумал он.Голос оратора захлестнула волна криков и рукоплесканий, Гриша Полторы бродяги так оглушительно бил в ладоши, что у Левки закололо в ушах. Когда аплодисменты утихли, грузчик нагнул к Левке бородатое лицо и добродушно стал рассказывать:— Стало быть, сначала выступал француз через переводчика. Он говорил, что на вас, на нас, стало быть, все буржуи поднимаются. Но, дескать, рабочий класс сильней и что французские рабочие не будут воевать против Советов. Ну, а потом Остряков стал отвечать. У всех рабочих, говорит, один путь…Левка, не дослушав, юркнул под руку грузчика и побежал к сходням крана.Иван Лукич, взволнованный выступлением на митинге, едва притронулся к обеду.— Для кого я рыбу сегодня ловил? — сказал Левка, по-отцовски хмуря брови.— А много поймал? — улыбнулся отец.Левка рассказал, какой удачной была у него сегодня «рыбалка», и показал книжку Горького.— Хорошая книга, — похвалил отец и, погладив сына по голове, ушел в машинное отделение.Левка отправился домой. У портовых мастерских он заметил группу ребят. Это были ученики слесарей, чистильщики котлов, масленщики с портовых буксиров. Среди них стоял паренек в полосатой тельняшке. В руках он держал толстую конторскую книгу.— Кто это? О чем он? — спросил Левка мальчика в лохмотьях, покрытых жирной котельной сажей.— Соловьев из комитета. Про Союз молодежи рассказывает. Сейчас записывать будет.— Теперь вам, ребята, понятно, для чего наш союз? — громко сказал Соловьев.— Понятно: чтобы на смену большевикам расти и против буржуев! — крикнул Левкин сосед.— Правильно парень понимает! — поддакнул кто-то.Соловьев раскрыл толстую конторскую книгу и сказал:— Ну, ребята, подходи по очереди.— И мне можно записаться? — спросил Левка у мальчика в лохмотьях.— А ты не буржуй? — мальчик подозрительно поглядел на Левкину чистую рубаху и штаны с аккуратной заплаткой на левом колене.— Что ты! Мой отец механиком на кране работает.— А чего ж ты как в праздник нарядился? Ну уж ладно, только без очереди не лезь. Тебе шляться, а мне котел надо сегодня закончить.Левка присоединился к очереди и стал наблюдать, как Соловьев, часто слюнявя карандаш, с большими усилиями выводил крупные буквы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26