Придумай какой-нибудь рассказ, используя свои заметки, и пришли мне.
«Краса — где правда, правда — где краса!» — Вот знанье все и все, что надо знать".
Джон Китс
Никогда не забывай об этом.
Я хочу кое-что тебе сказать на случай, если ты когда-нибудь столкнешься со следующими проблемами. Естественно, когда ты делаешь заметки, ты записываешь правду. Зачем этим заниматься, если не писать то, что есть? И естественно, эти заметки не должны быть прочитаны никем, кроме тебя, но если их кто-то прочитает, тогда, Гарриет, ты должна сделать две вещи, и тебе не понравится ни одна из них.
1) Ты должна извиниться.
2) Ты должна солгать.
В противном случае ты потеряешь друга. Небольшая ложь, которая заставляет людей почувствовать себя лучше, не так плоха, это как сказать «спасибо» за обед, который кто-то приготовил, даже если тебе ужасно не понравилась еда, или сказать больному, что он выглядит лучше, даже если он лучше не выглядит, или сказать кому-то, кто в ужасной шляпке, что она выглядит просто прекрасно. Помни, что написанное должно приносить в мир любовь, а не отталкивать друзей. Но самой себе нужно говорить правду.
Еще одно, если ты скучаешь по мне, я хочу, чтобы ты знала, я не скучаю по тебе. Что ушло, то ушло. Я никогда не скучаю ни по кому и ни по чему, потому что все становится приятным воспоминанием. Я берегу свои воспоминания и люблю их, но не возвращаюсь в них и не держусь за них. Ты даже можешь превратить свои воспоминания в рассказы, но помни, они не вернутся обратно. Только подумай, как было бы ужасно, если бы они вернулись. Ты теперь во мне не нуждаешься. Тебе уже одиннадцать, ты уже достаточно взрослая для того, чтобы быть по уши занятой, стараясь вырасти таким человеком, каким ты хочешь быть.
И чтобы никакой чепухи.
Оле-Голли Вальденштейн
Кончив читать, Гарриет широко усмехнулась. Она побежала наверх, держа письмо как, сокровище, найденное на морском берегу. Она прибежала в комнату, уселась за письменный стол и перечитала письмо еще дважды. Потом взяла чистый лист бумаги и ручку. Она сидела, держа ручку над листом бумаги. Ничего не произошло. Она посмотрела в свои записи. Все равно ничего не произошло. Она вскочила, побежала в библиотеку и притащила наверх папину пишущую машинку. С большим трудом она взгромоздила ее на стол. Первый лист бумаги, который она попыталась заправить в каретку, смялся, так что на нем уже нельзя было печатать. Она его порвала, заправила другой и стала печатать как сумасшедшая.
Гарриет вернулась в школу на следующий день. Это было похоже на начало года. Она шла по пустым коридорам, сильно опаздывая, потому что ей хотелось устроить грандиозный вход в класс. Когда она проснулась, мамы и папы дома не было, поэтому она решила просто удрать в школу. Уже достаточно, сказала она себе, шагая мимо директорского кабинета. Ей захотелось внезапно записать, как она себя чувствует, и она прислонилась к стене внутри небольшой ниши, в каких обычно стоят скульптуры.
УЖЕ ДОСТАТОЧНО. ВРЕМЯ ПОДНЯТЬСЯ И БЛЕСНУТЬ. ТОЛЬКО ПОДОЖДИТЕ, ПОКА «НЬЮ-ЙОРКЕР» ВЦЕПИТСЯ В ЭТОТ РАССКАЗ. ТРУДНО ПРИДУМАТЬ, ГДЕ ОН НАШЕЛ КОТЕНКА, НО МНЕ КАЖЕТСЯ, У МЕНЯ БУДЕТ ОТЛИЧНАЯ МОРАЛЬ — ОДНИ ЛЮДИ УСТРОЕНЫ ТАК, А ДРУГИЕ ИНАЧЕ, И НИЧЕГО С ЭТИМ НЕ ПОДЕЛАЕШЬ.
Дверь в кабинет директора открылась, и Гарриет заглянула внутрь. К ее полному ужасу, она увидала, что из кабинета выходят мама с папой. Она забилась поглубже в нишу. Может быть, промелькнуло у нее в голове, если я не буду дышать, они примут меня за статую. Она задержала дыхание, и родители прошли мимо, не обратив на нее никакого внимания. Они смеялись и глядели друг на друга, и будь она даже прямо перед ними, они бы ее не заметили.
— Ну-ну, подожди, пока она об этом услышит, — произнес отец.
— Я боюсь, что с ней совершенно невозможно будет иметь дело, — хмыкнула мама.
— Знаешь что? — сказал мистер Велш. — Сдается мне, что у нее хорошо получится.
Они пошли к входной двери, и Гарриет шумно выдохнула. «Меня чуть не разорвало», — подумала она. Она вскочила на ноги и побежала в класс. Когда она вошла, там царила полная неразбериха, поскольку мисс Элсон еще не было. Все бросались в друг друга чем ни попадя, включая жевательную резинку, а за учительским столом сидела Мэрион Хоторн, надрываясь из последних сил в попытке навести порядок. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания. В классе царил такой хаос, что Гарриет удалось проскользнуть внутрь и сесть за парту незамеченной. Дома она обдумывала, как она торжественно войдет, может быть, в какой-нибудь смешной шляпе, но на пороге класса ее охватил ужас, и она обрадовалась, что ничего такого не сделала. Она тихо сидела и смотрела, как все остальные орут и носятся как сумасшедшие. Она записала в блокнот:
Я НАПИШУ ОБ ЭТИХ ЛЮДЯХ РАССКАЗ. ОНИ ПРОСТО ЛЕТУЧИЕ МЫШИ КАКИЕ-ТО. У ПОЛОВИНЫ ИЗ НИХ ДАЖЕ НЕТ СВОЕЙ ПРОФЕССИИ.
Вошла мисс Элсон, и мгновенно воцарилось молчание. Все бросились к партам. Спорти чуть в обморок не упал, когда заметил Гарриет, а Джени улыбнулась ей зловещей улыбкой. Больше никто ее не заметил. Мисс Элсон встала.
— Ну, я рада снова видеть тебя с нами, Гарриет, — она ласково улыбнулась девочке, и десять шей повернулись по направлению к ней, словно ключи в замке. Гарриет попыталась улыбнуться мисс Элсон и одновременно свирепо взглянуть на всех остальных, но это, понятно, у нее не получилось, и она застыла с совершенно дурацким выражением лица.
— Я особенно рада, — продолжала мисс Элсон, — поскольку мне предстоит сделать объявление об изменении школьных правил.
«Что это все значит, — подумала Гарриет, — какое это имеет отношение ко мне?»
— Вы знаете, что избранный вами староста класса автоматически становился редактором страницы шестого класса в школьной газете. Однако мы подумали, что это слишком большая нагрузка для одного человека…
Мэрион шумно выдохнула.
— … и поэтому было решено, что в дальнейшем учитель будет выбирать редактора. Мы считаем, что выбирать надо, основываясь на способностях. Просмотрев сочинения, которые вы пишете в классе, мисс Уайт и я решили, что некоторые из вас способны хорошо писать, и все они должны по очереди быть редакторами. Мы сделали свой выбор, и редактором на ближайшее полугодие, — она улыбнулась после значительной паузы — будет Гарриет М. Велш.
Слышно было как муха пролетит. Гарриет, не веря своим ушам, глядела на мисс Элсон. Все остальные тоже смотрели на мисс Элсон. Никто не обернулся к Гарриет.
— Гарриет выбрана, — продолжала учительница, — на первую половину года, а Эллин — на вторую. Это значит, что Гарриет будет писать для газеты в этом семестре, а Эллин в следующем. У других появится такая возможность в следующем году.
Эллин просто побагровела от смущения и чуть что не потеряла сознание. Гарриет огляделась вокруг. Теперь все смотрели на нее или на Эллин, отчего та еще сильнее засмущалась. В классе царило всеобщее беспокойство. Мисс Элсон, не обращая на это внимания, достала учебник и сказала:
— А сегодня, дети, мы займемся…
— Мисс Элсон, — вскочила Мэрион, — я хочу заявить протест от имени группы, где я президент и где по общему соглашению было решено, что это несправедливо по отношению к классу, большинство какого принадлежит…
— Которого, Мэрион, — поправила мисс Элсон.
— …к клубу, в КОТОРОМ я — президент. Вследствие этого…
— Достаточно, Мэрион, садись. Думаю, совершенно ясно, что ты имеешь в виду. Мне бы только хотелось знать, когда ты собрала мнение своей группы. Я не заметила, чтобы ты кого-то спрашивала, пока я делала объявление.
Мэрион сидела, не в силах ничего придумать.
— Тем не менее, я считаю, просто для того, чтобы ты лучше понимала, как думают твои последователи, и не для чего другого, нам надо проголосовать. Хочу сразу объяснить, что это голосование может привести только к разговору с мисс Уайт. У меня есть серьезные сомнения в том, что возможно изменить принятое решение. Боюсь, это слишком поздно. Но мне кажется, мы можем произвести интересный демократический эксперимент. Я считаю, что никогда нельзя заранее знать результаты голосования, насколько бы ты ни была в них уверена. Похоже, что Мэрион абсолютно уверена. Тем не менее, думаю, что нужно посмотреть. Теперь поднимите руки все, кто хочет, чтобы Гарриет и Эллин по очереди были редакторами в этом году.
Мэрион и Рэчел крепко придали руки к бокам, как будто они могли подняться сами по себе. Мэрион даже уселась на свои руки.
Гарриет и Эллин, естественно, голосовали за самих себя, рука Гарриет высоко взлетела, словно в салюте, а рука Эллин раздумчиво поползла наверх, слегка дрожа, как будто она кому-то махала.
«Два на два», — сказала себе Гарриет.
Рука Спорти поднялась вверх. «Он считает, что Мэрион ужасно глупо пишет, — подумала девочка, — это не значит, что он на моей стороне». Рука Джени тоже пошла вверх. «То же самое, — решила Гарриет, — ей просто хочется иметь возможность читать газету».
Лаура Петерс, Пинки и Мальчик в зеленых носках не поднимали рук.
«Ой-ой, — пронеслось в голове у Гарриет, — пять на четыре. Или они еще не решили? А где Карри? Ее сегодня нет».
Очень медленно, как будто ползя куда-то, поднял руку Пинки. «Ну и дела, — подумала Гарриет, — никогда не думала, что придет день и Пинки Уайтхед спасет мою жизнь». Он оглянулся на нее. Она ответила сияющей улыбкой, чувствуя себя при этом первостатейной лицемеркой.
— Ну вот и решение, — сказала мисс Элсон. — Думаю, мы можем, дети, а особенно Мэрион, сделать отсюда вывод никогда не считать цыплят, пока они за тебя не проголосуют.
Эллин, безостановочно хихикавшая, вдруг остановилась и огляделась вокруг, как будто внезапно поняла, какая на нее теперь ложится ответственность.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Гарриет выпустила первую страницу в рекордное время. Когда она принесла готовые материалы главному редактору-старшекласснице, та сказала, что никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро писал.
В один прекрасный день газета вышла. Гарриет ужасно нервничала. «А что если моя писанина просто ничего не стоит? Вдруг все просто переглянутся и скажут друг другу: „А зачем мы отделались от Мэрион Хоторн? Она, конечно, не Достоевский, но ее, по крайней мере, можно было читать“. А вдруг, — она даже губу прикусила от волнения, — они настоят на перевыборах». Она чуть не дрожала, когда вошла в класс.
У каждого на парте лежала газета. Все уткнули носы в страницу шестого класса. Гарриет было страшно даже оглянуться вокруг. Она скользнула за парту и с виноватым видом уставилась в свой экземпляр газеты.
Объятая смесью ужаса и восторга, она прочла напечатанными свои собственные слова.
МИССИС АГАТА К. ПЛАМБЕР — БОГАТАЯ ДАМА, КОТОРАЯ ЖИВЕТ НА ИСТ-ЭНДСКОМ ПРОСПЕКТЕ. ОНА РЕШИЛА, ЧТО НАШЛА СЕКРЕТ ЖИЗНИ, КОТОРЫЙ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, ЧТОБЫ ОСТАВАТЬСЯ В ПОСТЕЛИ ВСЕ ВРЕМЯ. ОНА ОЧЕНЬ ГЛУПАЯ ДАМА. И ВДРУГ ДОКТОР ГОВОРИТ ЕЙ, ЧТО ЕЙ НЕОБХОДИМО ВСЕ ВРЕМЯ ОСТАВАТЬСЯ В ПОСТЕЛИ, И ОНА ОТ ИЗУМЛЕНИЯ ПАДАЕТ В ОБМОРОК. ПОТОМ ОН ГОВОРИТ, ЧТО ЭТО БЫЛА ОШИБКА, И С ТЕХ ПОР ОНА ДО ПОСТЕЛИ ДАЖЕ НЕ ДОТРАГИВАЕТСЯ. ДУМАЮ, ОН НАД НЕЙ ПОДШУТИЛ, ПОТОМУ ЧТО ОНА ХОТЕЛА ВСЕ ВРЕМЯ ЛЕЖАТЬ В ПОСТЕЛИ, А ЭТО ГЛУПО. ОТСЮДА МЫ МОЖЕМ СДЕЛАТЬ ДВА ВЫВОДА — ТО, ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ, МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ГЛУПОСТЬЮ, А ВСЕ ДОКТОРА — ПРОХВОСТЫ.
Перечитывая написанное, Гарриет чувствовала, что звучит неплохо. Она посмотрела на остальных, уткнувшихся в газету. «Они просто выискивают ошибки, — подумала девочка. — Интересно, хоть кто-то читает? Интересно, а писатели иногда видят кого-нибудь, кто читает их книги, ну, например, в метро?» Она снова уставилась в газету. Ей стоило большого труда решить, с чего начать, с истории о Фабио или о Робинсонах. В конце концов она решила написать о Франке Дей Санти, поскольку та была ближе по возрасту к ее одноклассникам и поэтому интереснее для них.
У ФРАНКИ ДЕЙ САНТИ УЖАСНО ГЛУПОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЛИЦА, ГЛУПЕЕ НЕ ПРИДУМАЕШЬ. НЕ ЗНАЮ, КАК ПРОХОДИТ ЕЕ ДЕНЬ. ОНА ВСЕ ВРЕМЯ К ЧЕМУ-ТО ПРИСЛОНЯЕТСЯ. ЕЙ ПРИМЕРНО СТОЛЬКО ЖЕ ЛЕТ, СКОЛЬКО НАМ, ОНА ХОДИТ В ГОРОДСКУЮ ШКОЛУ. ТАМ ОНА ВСЕГДА СРЕЗАЕТСЯ НА ПРАКТИЧЕСКИХ ЗАНЯТИЯХ, КОТОРЫХ У НАС НЕТ. ДОЛЖНО БЫТЬ, ИХ ТАМ УЧАТ ВСЯКИМ ПРАКТИЧЕСКИМ ВЕЩАМ. ФРАНКА ОТ ЭТОГО НИЧУТЬ НЕ СТАНОВИТСЯ ЛУЧШЕ, ПОТОМУ ЧТО ОНА НЕ СПОСОБНА НИЧЕГО ВЫУЧИТЬ. ЕЕ ОТЕЦ — ВЛАДЕЛЕЦ МАГАЗИНЧИКА НА ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТОЙ УЛИЦЕ, ТАК ЧТО ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ ХОЧЕТ, ОН МОЖЕТ В ЛЮБОЙ ДЕНЬ ТУДА ПОЙТИ И ПОСМОТРЕТЬ НА ФРАНКУ ЧЕРЕЗ ОКНО, ВЫХОДЯЩЕЕ НА ЗАДНИЙ ДВОР. ОНА УЖАСНАЯ КОРОТЫШКА, КОРОЧЕ ВСЕХ НА СВЕТЕ. ВЫ ЕЕ СРАЗУ УЗНАЕТЕ. ОДНАЖДЫ Я ВИДЕЛА ФРАНКУ НА УЛИЦЕ. ОНА ШЛА ВПЕРЕДИ МЕНЯ, ЕЛЕ ПЕРЕДВИГАЯ НОГИ. Я УЗНАЛА, ЧТО ЭТО ОНА, ПОТОМУ ЧТО ОНА ВСЕГДА НАКЛОНЯЕТ ГОЛОВУ НА ОДНУ СТОРОНУ. НЕ ЗНАЮ ПОЧЕМУ, МОЖЕТ, У НЕЕ ГОЛОВА СЛИШКОМ ТЯЖЕЛАЯ. Я ЗА НЕЙ НАБЛЮДАЛА, И ОНА ВЫКИНУЛА ГЛУПЕЙШУЮ ШТУКУ. ОНА ПОШЛА В ПАРК, ПРЯМО К ГОЛУБЯМ. ОНИ НА НЕЕ СМОТРЕЛИ, КАК БУДТО ПОДЖИДАЛИ. ПОТОМ У НЕЕ СОСТОЯЛАСЬ ДЛИННЮЩАЯ БЕСЕДА С ГОЛУБЯМИ. Я СПРЯТАЛАСЬ ЗА ДЕРЕВОМ, НО ВСЕ РАВНО НЕ МОГЛА СЛЫШАТЬ НИ СЛОВА. НО БЫЛО ПОХОЖЕ, ЧТО ФРАНКЕ ЭТО ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ. ДОМА ЕЙ СОВСЕМ НЕ ТАК НРАВИТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ЗНАЮТ, КАКАЯ ОНА ТУПАЯ, И НЕ РАЗГОВАРИВАЮТ С НЕЙ.
К тому времени, как Гарриет кончила читать, вошла мисс Элсон. Девочка следила за тем, как все остальные убирали газеты. Каждый исподтишка взглянул на нее, но по лицам нельзя было догадаться, о чем они думают. Все просто глядели на Гарриет с любопытством.
Она заметила, что за завтраком все продолжают сидеть, уткнувшись в газеты.
Вечером, за ужином, Гарриет почувствовала, что она — просто одно большое ухо. Все, что ни говорили родители, казалось очень важным. Многого она не понимала, но это ее еще более заинтриговывало.
— Просто не могу взять в толк, что такое с Мэйбл Гиббс. Затеяла всю эту шумиху со школой танцев для девочек — можно подумать из ее разговоров, что они вырастут совершенными слонами в посудной лавке, если мы их туда не пошлем. Я тогда, конечно, ей сказала, что по моему мнению, Гарриет еще рано туда ходить. Естественно, она пойдет в школу танцев, но я считаю, что двенадцать — более подходящий возраст, вот и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24