тумбы под раковину
Рабочий не обращал на них никакого внимания. Он упорно и шумно возился с ящиком, пока, наконец, не открыл переднюю стенку. Гарриет затаила дыхание. Ничего не было видно, только опилки. «Ну, конечно, — подумала Гарриет, — есть от чего прийти в восторг». В полном упоении, оттолкнув рабочего, миссис и мистер Робинсон неистово разгребали опилки.
— Вот, вот! — вскрикнула миссис Робинсон. Тут показалась самая странная вещь, какую Гарриет когда-либо доводилось видеть. Это была огромная, просто огромная — шесть футов высотой — деревянная скульптура толстого, раздраженного, весьма несимпатичного младенца. Младенец был одет в чепчик и огромное белое платьице, на ногах — вязаные пинетки. Это была девочка с совершенно круглой, вырезанной из мясницкой колоды головой, напоминающей колонну из зернистого камня с прорезанными в ней чертами лица. На ней был надет подгузник. Она сидела, вытянув вперед толстые ножки, а в толстых ручках, заканчивающихся еще более толстыми ладошками, держала на удивление крошечную мать. Гарриет просто остолбенела.
Миссис Робинсон восклицала, прижав руку к сердцу: «Она просто гений».
Это было уже слишком даже для рабочего, который больше не стал сдерживаться и довольно грубо спросил:
— Кто?
— Как кто, скульптор. Она потрясающа… она гениальна… просто сияющая звезда на небосклоне.
— Это сделала дама?
— Если вы закончили… — напыщенно сказал мистер Робинсон.
— Да, да, я только хотел убрать мусор. Где вы хотите ее… это?..
— Дорогая, я все же думаю, пусть это будет угол за дверью, тогда она не будет видна сразу же. А если смотреть с кушетки, она будет в комнате главной, понимаешь?
— Это уж точно, — заметил рабочий, сгребая ладонями стружки и заталкивая их обратно в ящик.
— Будьте так добры, уберите тут без ваших комментариев, — обиженно заявил мистер Робинсон.
Пофыркивающий рабочий оттащил младенца в угол и убрал ящик.
Когда Гарриет уходила, мистер и миссис Робинсон стояли, держась за руки, в безмолвном восторге глядя на скульптуру.
Гарриет вышла на улицу и записала в блокноте:
ОЛЕ-ГОЛЛИ БЫЛА ПРАВА. СУЩЕСТВУЕТ СТОЛЬКО СПОСОБОВ ЖИТЬ, СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ НА ЗЕМЛЕ. ПОСМОТРИМ, ЧТО ОНА СКАЖЕТ, КОГДА УЗНАЕТ ПРО СТОПУДОВОГО МЛАДЕНЦА. ОЙ, Я СОВСЕМ ЗАБЫЛА.
Она прервалась на минутку и уставилась куда-то в пространство.
КОГДА КТО-ТО УЕЗЖАЕТ, ВСЕГДА ЕСТЬ ЧТО-ТО, ЧТО ТЫ ИМ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ. ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ ИМ ЧТО-ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОСЛЕ. НО ОЛЕ-ГОЛЛИ НЕ УМЕРЛА.
Она с треском захлопнула блокнот, ощущая что-то похожее на ярость. Потом вскочила и направилась туда, где жило семейство Дей Санти. В магазине ничего особенного не происходило, и она прокралась на задний двор понаблюдать за Малышом Джо Карри.
Он сидел в окружении такого количества еды, какого хватило бы на прокорм взвода морской пехоты в течение недели. Он весело чавкал. Гарриет попыталась угадать, приходили ли уже дети. Вдруг в магазине зазвенел телефон. Малыш Джо с виноватым видом стал на всякий случай прятать свою снедь, но тут из магазина раздался вопль, от которого леденела кровь. У Малыша Джо от испуга изо рта выпал кусок хлеба. Гарриет рванулась посмотреть, что происходит.
Мама Дей Санти в полуобморочном состоянии повисла на Бруно, но при этом ей как-то удавалось кричать, словно умирающей оперной диве:
— Ecco, ecco, он убит… все пропало… Dio… Dio.
— Нет, Мама, это просто несчастный случай… — начал Бруно, беспомощно глядя на Папу Дей Санти, который вешал телефонную трубку.
— Мертв, убит, грузовик разбит вдребезги, eccola… Dio… Dio… mio figlio… — тут она наконец упала в обморок.
Казалось, что Бруно не сможет удержать этот немалый вес, и Папа Дей Санти поспешил ему на помощь, крича:
— Мама, Мама, грузовик не разбит вдребезги, Фабио не разбился, ничего не разбито, только его голова будет разбита, когда он вернется… Крыло грузовика… это все, только крыло.
Синьора Дей Санти немедленно пришла в себя и стала метаться по магазину, неистово размахивая руками и что-то крича по-итальянски. Покупатели стояли вокруг как замороженные. Она металась туда и сюда, туда и сюда, пока наконец с огромной скоростью не выскочила в кладовку, где обнаружила Малыша Джо все еще дожевывавшего огурец.
— Ecco… неплохо, ворует прямо из-под носа… — одной рукой она сгребла всю еду, другой схватила Малыша Джо за ухо и потащила его обратно в магазин. Семья стояла, открыв рты. Покупатели, наконец, пришли в себя и стали пробираться к дверям, чувствуя, что с них уже достаточно.
— Мама, Мама, ti calma… — начал Папа Дей Санти, но видя доказательства преступления, сам начал кричать какие-то неразборчивые, но ужасно звучащие слова.
— Папа, — старался перекричать его Бруно, — где Фабио? Он ранен? Он в больнице?
— Он? Он? С НИМ все в порядке. Evidentemente. Что с ним может случиться? Это ГРУЗОВИК! ГРУЗОВИК разбит, — выпалил Папа Дей Санти и снова начал орать на малыша Джо. — Уволен! Ты уволен!! У нас тут не ресторан!!!
Внезапно дверь магазина звякнула, потом захлопнулась, и воцарилось полное молчание. Все уставились на вошедшего Фабио. На лбу у него был прилеплен крохотный кусочек пластыря.
— Мой СЫНННННН! — закричала Мама Дей Санти и рванулась к нему. — Ты РАНЕНННННН! Он ранен. Папа, смотри, он ранен, — она так стремительно бросилась к нему, что Фабио пришлось прижаться к двери.
— Это ничего. Мама, ничего, — улыбаясь, проговорил он.
Она выпрямилась, с минуту пристально вглядывалась в него, а потом дала сыну полновесную пощечину.
— Твой ОТЕЦ голыми руками зарабатывал на этот грузовик, ТЯЖЕЛО работал, не так, как ты, ТЯЖЕЛО. Понял?
Все семейство благоговейно смотрело на нее, Гарриет тоже. Фабио побагровел, слезы брызнули у него из глаз.
— Мама… — начал он.
— Ты мне не мамкай. Ты мне не сын больше… не сын, — она подняла палец к потолку. — С этого… дня… и…
— Мама, — прервал ее Папа Дей Санти, — не надо. Пока не надо. Давай еще посмотрим. Давай посмотрим, что мальчик хочет сказать.
Гарриет сгорала от любопытства.
Фабио бросил на отца благодарный взгляд. Он был ужасно смущен. Он порылся в карманах, нашел старую смятую сигарету и засунул ее в рот. Она была сломана пополам.
«Может быть, — подумала Гарриет, — он не умеет разговаривать без сигареты во рту».
Все семейство смотрело на него. Он склонил голову, как бы прося прощения, а затем тихо начал:
— Я не хотел вам пока еще говорить… Я… Папа… — он грустно взглянул на отца. — Я не могу… Ничего не поделаешь… Я просто не хочу заниматься торговлей овощами. Это не твоя вина. Это просто… не могу быть заперт весь день в магазине… Не могу… это не для меня… поэтому я, — он набрал полную грудь воздуха, — я нашел другую работу.
— Ты ЧТО? — хором произнесли Папа и Мама Дей Санти.
— Я нашел… я нашел другую работу. Только одно… для этой работы нужна машина… я коммивояжер.
«Похоже, что он боится», — подумала Гарриет.
— Ну и ну, — Папа Дей Санти был в полнейшем изумлении. Потом на его лице показалась широчайшая улыбка.
— Сын, ты работаешь? — похоже, что Мама Дей Санти намеревалась снова потерять сознание.
— Да, Мама, — и взглянув на отца, Фабио широко улыбнулся. — Я работаю.
— Святая Мария, — Мама Дей Санти снова упала в обморок. Бруно подхватил ее.
Папа Дей Санти, издавая всевозможные восклицания, хлопал сына по спине, как казалось Гарриет, довольно сильно. Все собрались вокруг, за исключением Малыша Джо, который воспользовался моментом, чтобы стянуть кусок сыра.
Гарриет прокралась обратно на улицу, села и записала в блокноте:
ОЙ-ОЙ-ОЙ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИНО. ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ВЕРИТСЯ. СПОРИМ, ФАБИО, КАК ОБЫЧНО, ЗАДУМАЛ ЧТО-ТО НЕ СТОЛЬ УЖ ХОРОШЕЕ. ДА, ВЕДЬ ОН ЖЕ НЕ СКАЗАЛ, НА КОГО ОН РАБОТАЕТ КОММИВОЯЖЕРОМ. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ОН ПРОДАЕТ? НАДО БУДЕТ ЗАВТРА ВЕРНУТЬСЯ И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ С МАЛЫШОМ ДЖО.
Гарриет направилась к дому Гаррисона Витерса. Она заглянула в чердачное окошко. Гаррисон Витерс сидел за рабочим столом, но не работал. Он глядел в окно. На лице его было невероятно грустное выражение, грустнее и представить себе нельзя. Девочка долго-долго смотрела на него, но он даже не пошевельнулся.
Она пробралась к другому окну. Тут она увидела такую странную картину, что чуть не свалилась с крыши. Она увидела пустую комнату. Ни одной кошки. Она вернулась к первому окну, посмотреть, может, она не заметила кошек в другой комнате. Нет, ни там, ни на кухне.
Она присела на корточки. «Они до них добрались, — подумала девочка. — В конце концов добрались». Она снова наклонилась, чтобы посмотреть на его лицо. Она глядела долго-долго. Потом села и записала в блокнот:
БУДУ ПОМНИТЬ ЭТО ЛИЦО, ПОКА ЖИВУ НА СВЕТЕ. ВСЕ ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА ЧТО-ТО ТЕРЯЮТ? Я НЕ ИМЕЮ В ВИДУ, КОГДА ТЕРЯЮТ ЧТО-НИБУДЬ ВРОДЕ ФОНАРИКА. Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА У НИХ НАСТОЯЩАЯ ПОТЕРЯ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гарриет была так расстроена, что даже не пошла больше работать. Вечером после ужина она решила поупражняться в том, как быть луковицей, и прежде всего стала падать на пол, каждый раз с ужасным шумом. Идея была такая — упасть, будто катишься вниз наподобие луковицы, потом покататься по полу, сделать несколько кругов, замедлить и остановиться, как бы это сделала луковица, которую бросили на стол. Катаясь кругами, Гарриет натолкнулась на стул и уронила его.
Мать вошла в комнату и посмотрела на девочку, придавленную стулом.
— Что ты делаешь? — довольно спокойно спросила она.
— Пытаюсь быть луковицей.
Мама подняла стул, но Гарриет даже не пошевельнулась — так она устала.
— А что значит весь этот шум, который ты устроила?
— Говорю тебе, я пытаюсь быть луковицей.
— Очень шумная луковица.
— Ничего не поделаешь. У меня еще не получается, как надо. Мисс Берри сказала, что когда я научусь, шума не будет.
— А, это для рождественского представления… да?
— Не думаешь же ты, что я пытаюсь быть луковицей по собственному желанию?
— Пожалуйста, не груби, дорогая. Встань и покажи мне, что ты намерена делать.
Гарриет встала и снова упала, затем покатилась и каталась кругами, пока не закатилась под кровать, откуда вылезла, вся покрытая пылью.
Миссис Велш была в ужасе.
— До чего неряшливая прислуга. Завтра же ее уволю, — она посмотрела на Гарриет, которая собиралась снова упасть. — В жизни не видела более неуклюжего танца. Это мисс Берри тебе велела?
— Мисс Берри велела быть луком. ЭТО Я ПРИДУМЫВАЮ ТАНЕЦ, — подчеркнуто сказала Гарриет.
— А, — как-то неопределенно отозвалась мать.
Гарриет упала снова, на этот раз почти докатившись до двери в ванную.
Вошел мистер Велш.
— Что это вы тут делаете? Звук такой, будто кто-то боксирует с грушей.
— Она пытается быть луковицей.
Родители стояли и наблюдали, как Гарриет падала снова и снова. Мистер Велш вынул трубку изо рта и стоял, скрестив руки.
— Согласно Станиславскому, ты должна почувствовать себя луковицей. Ты чувствуешь себя луковицей?
— Ни в малейшей степени.
— Ну и ну. Чему их теперь учат в школе? — рассмеялась миссис Велш.
— Нет, я серьезно. Где-то в городе наверняка есть целая школа, где как раз в эту минуту все катаются по полу.
— Я никогда НЕ ХОТЕЛА быть луком, — прокричала Гарриет с пола.
— Это хорошо. Как ты думаешь, сколько в наши дни пишется пьес с участием луковиц? — расхохотался мистер Велш. — Не могу себе представить, чтобы ты хотела быть луковицей. По правде сказать, я не уверен, что лук хотел бы быть луком.
Миссис Велш улыбнулась:
— Экий ты умный. Посмотрим, как бы у тебя получилось падать как луковица.
— Надо попробовать, — сказал мистер Велш, отложил трубку и с тяжелым стуком упал на пол.
— Дорогой, ты не ушибся?
Мистер Велш лежал на полу.
— Нет, — тихо сказал он, — но это не так легко, как кажется. — Он продолжал лежать на полу, шумно дыша. Гарриет упала еще разок, просто за компанию.
— Почему бы тебе не встать, дорогой, — миссис Велш обеспокоенно склонилась над мужем.
— Я пытаюсь почувствовать себя луковицей. Уже получилось ощутить себя зеленым луком.
Гарриет тоже пыталась почувствовать себя луковицей. Она крепко зажмурилась, обхватила себя руками, подтянула колени к животу и принялась кататься по полу.
— Гарриет, что случилось? Ты заболела? — подбежала к ней миссис Велш.
Девочка все каталась и каталась по комнате. Это было совсем не так плохо — чувствовать себя луком. Она наткнулась на смеющегося отца, не стала больше жмуриться и улыбнулась ему.
Отец тоже весьма серьезно почувствовал себя луковицей и принялся кататься по комнате. Гарриет внезапно вскочила и начала писать в блокноте:
ИНТЕРЕСНО, КАК ЭТО БЫТЬ СТОЛОМ ИЛИ СТУЛОМ, ВАННОЙ ИЛИ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ? ИНТЕРЕСНО, ЧТО БЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА? ОЛЕ-ГОЛЛИ ПОХОЖА НА ПТИЦУ С ЗУБАМИ. ДУМАЮ, ЧТО Я СЛЕГКА ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ. ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ВЕРНУЛАСЬ.
Гарриет была настолько поглощена писанием, что совершенно забыла о родителях. Когда она в конце концов захлопнула блокнот и оглянулась, она увидела, что они еще стоят в комнате и как-то странно смотрят на нее.
— Что ты такое делала, дорогая? — спросила миссис Велш как бы между прочим.
— Записывала кое-что в блокнот, — Гарриет почувствовала себя неловко. Они так странно на нее смотрели.
— Да? А можно посмотреть?
— Нет! — почти прокричала девочка, а затем более спокойно добавила. — Конечно нет, это же секрет.
— О! — обиженным тоном сказал отец. «Что такое с ними произошло? — подумала Гарриет. — Они прямо-таки уставились на меня».
— Это что-нибудь для школы, дорогая? — спросила мать.
— Нет, — ответила Гарриет, чувствуя себя еще более неловко. "Почему они так глядят на нее? "
— Я немножко устала, дорогой. Не пора ли ложиться спать? — обратилась миссис Велш к мужу.
— Ага, я тоже, — сказал он, подбирая трубку.
«Почему они себя так ведут? — думала Гарриет. — Можно подумать, что я сделала что-то смешное. Оле-Голли никогда так себя не вела».
Родители поцеловали ее на ночь, но как-то рассеянно, и вышли из комнаты. Она снова потянулась за блокнотом и только принялась писать, как услышала отца, сказавшего приглушенным голосом: «Да, я прямо почувствовал, что совершенно не знаю свою собственную дочь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Вот, вот! — вскрикнула миссис Робинсон. Тут показалась самая странная вещь, какую Гарриет когда-либо доводилось видеть. Это была огромная, просто огромная — шесть футов высотой — деревянная скульптура толстого, раздраженного, весьма несимпатичного младенца. Младенец был одет в чепчик и огромное белое платьице, на ногах — вязаные пинетки. Это была девочка с совершенно круглой, вырезанной из мясницкой колоды головой, напоминающей колонну из зернистого камня с прорезанными в ней чертами лица. На ней был надет подгузник. Она сидела, вытянув вперед толстые ножки, а в толстых ручках, заканчивающихся еще более толстыми ладошками, держала на удивление крошечную мать. Гарриет просто остолбенела.
Миссис Робинсон восклицала, прижав руку к сердцу: «Она просто гений».
Это было уже слишком даже для рабочего, который больше не стал сдерживаться и довольно грубо спросил:
— Кто?
— Как кто, скульптор. Она потрясающа… она гениальна… просто сияющая звезда на небосклоне.
— Это сделала дама?
— Если вы закончили… — напыщенно сказал мистер Робинсон.
— Да, да, я только хотел убрать мусор. Где вы хотите ее… это?..
— Дорогая, я все же думаю, пусть это будет угол за дверью, тогда она не будет видна сразу же. А если смотреть с кушетки, она будет в комнате главной, понимаешь?
— Это уж точно, — заметил рабочий, сгребая ладонями стружки и заталкивая их обратно в ящик.
— Будьте так добры, уберите тут без ваших комментариев, — обиженно заявил мистер Робинсон.
Пофыркивающий рабочий оттащил младенца в угол и убрал ящик.
Когда Гарриет уходила, мистер и миссис Робинсон стояли, держась за руки, в безмолвном восторге глядя на скульптуру.
Гарриет вышла на улицу и записала в блокноте:
ОЛЕ-ГОЛЛИ БЫЛА ПРАВА. СУЩЕСТВУЕТ СТОЛЬКО СПОСОБОВ ЖИТЬ, СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ НА ЗЕМЛЕ. ПОСМОТРИМ, ЧТО ОНА СКАЖЕТ, КОГДА УЗНАЕТ ПРО СТОПУДОВОГО МЛАДЕНЦА. ОЙ, Я СОВСЕМ ЗАБЫЛА.
Она прервалась на минутку и уставилась куда-то в пространство.
КОГДА КТО-ТО УЕЗЖАЕТ, ВСЕГДА ЕСТЬ ЧТО-ТО, ЧТО ТЫ ИМ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ. ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ ИМ ЧТО-ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОСЛЕ. НО ОЛЕ-ГОЛЛИ НЕ УМЕРЛА.
Она с треском захлопнула блокнот, ощущая что-то похожее на ярость. Потом вскочила и направилась туда, где жило семейство Дей Санти. В магазине ничего особенного не происходило, и она прокралась на задний двор понаблюдать за Малышом Джо Карри.
Он сидел в окружении такого количества еды, какого хватило бы на прокорм взвода морской пехоты в течение недели. Он весело чавкал. Гарриет попыталась угадать, приходили ли уже дети. Вдруг в магазине зазвенел телефон. Малыш Джо с виноватым видом стал на всякий случай прятать свою снедь, но тут из магазина раздался вопль, от которого леденела кровь. У Малыша Джо от испуга изо рта выпал кусок хлеба. Гарриет рванулась посмотреть, что происходит.
Мама Дей Санти в полуобморочном состоянии повисла на Бруно, но при этом ей как-то удавалось кричать, словно умирающей оперной диве:
— Ecco, ecco, он убит… все пропало… Dio… Dio.
— Нет, Мама, это просто несчастный случай… — начал Бруно, беспомощно глядя на Папу Дей Санти, который вешал телефонную трубку.
— Мертв, убит, грузовик разбит вдребезги, eccola… Dio… Dio… mio figlio… — тут она наконец упала в обморок.
Казалось, что Бруно не сможет удержать этот немалый вес, и Папа Дей Санти поспешил ему на помощь, крича:
— Мама, Мама, грузовик не разбит вдребезги, Фабио не разбился, ничего не разбито, только его голова будет разбита, когда он вернется… Крыло грузовика… это все, только крыло.
Синьора Дей Санти немедленно пришла в себя и стала метаться по магазину, неистово размахивая руками и что-то крича по-итальянски. Покупатели стояли вокруг как замороженные. Она металась туда и сюда, туда и сюда, пока наконец с огромной скоростью не выскочила в кладовку, где обнаружила Малыша Джо все еще дожевывавшего огурец.
— Ecco… неплохо, ворует прямо из-под носа… — одной рукой она сгребла всю еду, другой схватила Малыша Джо за ухо и потащила его обратно в магазин. Семья стояла, открыв рты. Покупатели, наконец, пришли в себя и стали пробираться к дверям, чувствуя, что с них уже достаточно.
— Мама, Мама, ti calma… — начал Папа Дей Санти, но видя доказательства преступления, сам начал кричать какие-то неразборчивые, но ужасно звучащие слова.
— Папа, — старался перекричать его Бруно, — где Фабио? Он ранен? Он в больнице?
— Он? Он? С НИМ все в порядке. Evidentemente. Что с ним может случиться? Это ГРУЗОВИК! ГРУЗОВИК разбит, — выпалил Папа Дей Санти и снова начал орать на малыша Джо. — Уволен! Ты уволен!! У нас тут не ресторан!!!
Внезапно дверь магазина звякнула, потом захлопнулась, и воцарилось полное молчание. Все уставились на вошедшего Фабио. На лбу у него был прилеплен крохотный кусочек пластыря.
— Мой СЫНННННН! — закричала Мама Дей Санти и рванулась к нему. — Ты РАНЕНННННН! Он ранен. Папа, смотри, он ранен, — она так стремительно бросилась к нему, что Фабио пришлось прижаться к двери.
— Это ничего. Мама, ничего, — улыбаясь, проговорил он.
Она выпрямилась, с минуту пристально вглядывалась в него, а потом дала сыну полновесную пощечину.
— Твой ОТЕЦ голыми руками зарабатывал на этот грузовик, ТЯЖЕЛО работал, не так, как ты, ТЯЖЕЛО. Понял?
Все семейство благоговейно смотрело на нее, Гарриет тоже. Фабио побагровел, слезы брызнули у него из глаз.
— Мама… — начал он.
— Ты мне не мамкай. Ты мне не сын больше… не сын, — она подняла палец к потолку. — С этого… дня… и…
— Мама, — прервал ее Папа Дей Санти, — не надо. Пока не надо. Давай еще посмотрим. Давай посмотрим, что мальчик хочет сказать.
Гарриет сгорала от любопытства.
Фабио бросил на отца благодарный взгляд. Он был ужасно смущен. Он порылся в карманах, нашел старую смятую сигарету и засунул ее в рот. Она была сломана пополам.
«Может быть, — подумала Гарриет, — он не умеет разговаривать без сигареты во рту».
Все семейство смотрело на него. Он склонил голову, как бы прося прощения, а затем тихо начал:
— Я не хотел вам пока еще говорить… Я… Папа… — он грустно взглянул на отца. — Я не могу… Ничего не поделаешь… Я просто не хочу заниматься торговлей овощами. Это не твоя вина. Это просто… не могу быть заперт весь день в магазине… Не могу… это не для меня… поэтому я, — он набрал полную грудь воздуха, — я нашел другую работу.
— Ты ЧТО? — хором произнесли Папа и Мама Дей Санти.
— Я нашел… я нашел другую работу. Только одно… для этой работы нужна машина… я коммивояжер.
«Похоже, что он боится», — подумала Гарриет.
— Ну и ну, — Папа Дей Санти был в полнейшем изумлении. Потом на его лице показалась широчайшая улыбка.
— Сын, ты работаешь? — похоже, что Мама Дей Санти намеревалась снова потерять сознание.
— Да, Мама, — и взглянув на отца, Фабио широко улыбнулся. — Я работаю.
— Святая Мария, — Мама Дей Санти снова упала в обморок. Бруно подхватил ее.
Папа Дей Санти, издавая всевозможные восклицания, хлопал сына по спине, как казалось Гарриет, довольно сильно. Все собрались вокруг, за исключением Малыша Джо, который воспользовался моментом, чтобы стянуть кусок сыра.
Гарриет прокралась обратно на улицу, села и записала в блокноте:
ОЙ-ОЙ-ОЙ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИНО. ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ВЕРИТСЯ. СПОРИМ, ФАБИО, КАК ОБЫЧНО, ЗАДУМАЛ ЧТО-ТО НЕ СТОЛЬ УЖ ХОРОШЕЕ. ДА, ВЕДЬ ОН ЖЕ НЕ СКАЗАЛ, НА КОГО ОН РАБОТАЕТ КОММИВОЯЖЕРОМ. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ОН ПРОДАЕТ? НАДО БУДЕТ ЗАВТРА ВЕРНУТЬСЯ И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ С МАЛЫШОМ ДЖО.
Гарриет направилась к дому Гаррисона Витерса. Она заглянула в чердачное окошко. Гаррисон Витерс сидел за рабочим столом, но не работал. Он глядел в окно. На лице его было невероятно грустное выражение, грустнее и представить себе нельзя. Девочка долго-долго смотрела на него, но он даже не пошевельнулся.
Она пробралась к другому окну. Тут она увидела такую странную картину, что чуть не свалилась с крыши. Она увидела пустую комнату. Ни одной кошки. Она вернулась к первому окну, посмотреть, может, она не заметила кошек в другой комнате. Нет, ни там, ни на кухне.
Она присела на корточки. «Они до них добрались, — подумала девочка. — В конце концов добрались». Она снова наклонилась, чтобы посмотреть на его лицо. Она глядела долго-долго. Потом села и записала в блокнот:
БУДУ ПОМНИТЬ ЭТО ЛИЦО, ПОКА ЖИВУ НА СВЕТЕ. ВСЕ ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА ЧТО-ТО ТЕРЯЮТ? Я НЕ ИМЕЮ В ВИДУ, КОГДА ТЕРЯЮТ ЧТО-НИБУДЬ ВРОДЕ ФОНАРИКА. Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА У НИХ НАСТОЯЩАЯ ПОТЕРЯ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гарриет была так расстроена, что даже не пошла больше работать. Вечером после ужина она решила поупражняться в том, как быть луковицей, и прежде всего стала падать на пол, каждый раз с ужасным шумом. Идея была такая — упасть, будто катишься вниз наподобие луковицы, потом покататься по полу, сделать несколько кругов, замедлить и остановиться, как бы это сделала луковица, которую бросили на стол. Катаясь кругами, Гарриет натолкнулась на стул и уронила его.
Мать вошла в комнату и посмотрела на девочку, придавленную стулом.
— Что ты делаешь? — довольно спокойно спросила она.
— Пытаюсь быть луковицей.
Мама подняла стул, но Гарриет даже не пошевельнулась — так она устала.
— А что значит весь этот шум, который ты устроила?
— Говорю тебе, я пытаюсь быть луковицей.
— Очень шумная луковица.
— Ничего не поделаешь. У меня еще не получается, как надо. Мисс Берри сказала, что когда я научусь, шума не будет.
— А, это для рождественского представления… да?
— Не думаешь же ты, что я пытаюсь быть луковицей по собственному желанию?
— Пожалуйста, не груби, дорогая. Встань и покажи мне, что ты намерена делать.
Гарриет встала и снова упала, затем покатилась и каталась кругами, пока не закатилась под кровать, откуда вылезла, вся покрытая пылью.
Миссис Велш была в ужасе.
— До чего неряшливая прислуга. Завтра же ее уволю, — она посмотрела на Гарриет, которая собиралась снова упасть. — В жизни не видела более неуклюжего танца. Это мисс Берри тебе велела?
— Мисс Берри велела быть луком. ЭТО Я ПРИДУМЫВАЮ ТАНЕЦ, — подчеркнуто сказала Гарриет.
— А, — как-то неопределенно отозвалась мать.
Гарриет упала снова, на этот раз почти докатившись до двери в ванную.
Вошел мистер Велш.
— Что это вы тут делаете? Звук такой, будто кто-то боксирует с грушей.
— Она пытается быть луковицей.
Родители стояли и наблюдали, как Гарриет падала снова и снова. Мистер Велш вынул трубку изо рта и стоял, скрестив руки.
— Согласно Станиславскому, ты должна почувствовать себя луковицей. Ты чувствуешь себя луковицей?
— Ни в малейшей степени.
— Ну и ну. Чему их теперь учат в школе? — рассмеялась миссис Велш.
— Нет, я серьезно. Где-то в городе наверняка есть целая школа, где как раз в эту минуту все катаются по полу.
— Я никогда НЕ ХОТЕЛА быть луком, — прокричала Гарриет с пола.
— Это хорошо. Как ты думаешь, сколько в наши дни пишется пьес с участием луковиц? — расхохотался мистер Велш. — Не могу себе представить, чтобы ты хотела быть луковицей. По правде сказать, я не уверен, что лук хотел бы быть луком.
Миссис Велш улыбнулась:
— Экий ты умный. Посмотрим, как бы у тебя получилось падать как луковица.
— Надо попробовать, — сказал мистер Велш, отложил трубку и с тяжелым стуком упал на пол.
— Дорогой, ты не ушибся?
Мистер Велш лежал на полу.
— Нет, — тихо сказал он, — но это не так легко, как кажется. — Он продолжал лежать на полу, шумно дыша. Гарриет упала еще разок, просто за компанию.
— Почему бы тебе не встать, дорогой, — миссис Велш обеспокоенно склонилась над мужем.
— Я пытаюсь почувствовать себя луковицей. Уже получилось ощутить себя зеленым луком.
Гарриет тоже пыталась почувствовать себя луковицей. Она крепко зажмурилась, обхватила себя руками, подтянула колени к животу и принялась кататься по полу.
— Гарриет, что случилось? Ты заболела? — подбежала к ней миссис Велш.
Девочка все каталась и каталась по комнате. Это было совсем не так плохо — чувствовать себя луком. Она наткнулась на смеющегося отца, не стала больше жмуриться и улыбнулась ему.
Отец тоже весьма серьезно почувствовал себя луковицей и принялся кататься по комнате. Гарриет внезапно вскочила и начала писать в блокноте:
ИНТЕРЕСНО, КАК ЭТО БЫТЬ СТОЛОМ ИЛИ СТУЛОМ, ВАННОЙ ИЛИ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ? ИНТЕРЕСНО, ЧТО БЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА? ОЛЕ-ГОЛЛИ ПОХОЖА НА ПТИЦУ С ЗУБАМИ. ДУМАЮ, ЧТО Я СЛЕГКА ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ. ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ВЕРНУЛАСЬ.
Гарриет была настолько поглощена писанием, что совершенно забыла о родителях. Когда она в конце концов захлопнула блокнот и оглянулась, она увидела, что они еще стоят в комнате и как-то странно смотрят на нее.
— Что ты такое делала, дорогая? — спросила миссис Велш как бы между прочим.
— Записывала кое-что в блокнот, — Гарриет почувствовала себя неловко. Они так странно на нее смотрели.
— Да? А можно посмотреть?
— Нет! — почти прокричала девочка, а затем более спокойно добавила. — Конечно нет, это же секрет.
— О! — обиженным тоном сказал отец. «Что такое с ними произошло? — подумала Гарриет. — Они прямо-таки уставились на меня».
— Это что-нибудь для школы, дорогая? — спросила мать.
— Нет, — ответила Гарриет, чувствуя себя еще более неловко. "Почему они так глядят на нее? "
— Я немножко устала, дорогой. Не пора ли ложиться спать? — обратилась миссис Велш к мужу.
— Ага, я тоже, — сказал он, подбирая трубку.
«Почему они себя так ведут? — думала Гарриет. — Можно подумать, что я сделала что-то смешное. Оле-Голли никогда так себя не вела».
Родители поцеловали ее на ночь, но как-то рассеянно, и вышли из комнаты. Она снова потянулась за блокнотом и только принялась писать, как услышала отца, сказавшего приглушенным голосом: «Да, я прямо почувствовал, что совершенно не знаю свою собственную дочь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24