Ну, что…
В общем, притащила бабка чимер, разбашлялся я с ней, вышли на улицу, алкашу этому местному, как и обещал, пришлось налить.
— Куда ж ты ему наливал, в пригоршни, что ли? — насмешливо спросила Наталья.
— Нет, у него с собой посуда была. Стаканчик, конечно, замызганный, но мы его самогонкой продезинфицировали. И что интересно, я-то думал, что этот алконавт стакашку одним глотком хлопнет, и все дела. Нет, он ее медленно тянул, смаковал, будто я ему не чемергеса мутного налил, а коньяку двадцатилетней выдержки. И опять, чувствую, несет какой-то парашей. Принюхался к бутылке — это он, самогон родимый, воняет. «Что за дела?» — спрашиваю у мужика. А он неторопливо так выпил, губы вытер, протягивает мне стакан и говорит: «А ты налей себе и выпей». У меня душа по этому делу уже полдня страдала. Налил я, выпил…
— Ну и что? — смеясь, спросила Наталья. Она уже начинала догадываться, в чем соль этой смачной истории.
Лицо Цыгаря так живо передернулось, словно он только что снова испытал вкус той ядреной самогонки.
— Ох, Натаха, скажу я тебе, это был и напиток!.. Амброзия, можно сказать.
— Амброзия — это нектар, который употребляли боги, жившие на Олимпе, — показала свою осведомленность Наталья.
— Да? — искренне изумился Цыгарь. — А я не знал. Я думал, амброзия — это от слова «амбре». Ну, ты понимаешь, о чем я говорю. Короче, сорок градусов там, конечно, было, но привкус такой гнусный, у меня аж челюсти свело. А дело-то зимой, закусить нечем. Я снега из сугроба ладонью зачерпнул, еле-еле в пасть затолкал. Эх, Натаха, лучше бы я этого не делал! Чуть все назад не поперло. Я кое-как эту дрянь в своем желудке удержал, а местный алкаш, что со мной был, стоит и ухмыляется. «Ну, как?» — спрашивает. Я-то ничего ответить не могу, боюсь рот раскрыть, только руками развожу и головой трясу. А он мне предлагает: еще по одной не желаешь? Я кое-как с собой совладал и прохрипел:
«Нет, пока не желаю». А он говорит: «Тогда я себе еще налью». Тут уж я, конечно, не возражал. В общем, так он весь этот пузырь и оприходовал, считай, в одиночку. Я потом еще с животом намучился. Так вот, Натаха, догадайся, из чего был этот самогон? Ага, вижу, тебе уже смешно. А мне-то было не до смеху…
Ладно бы из какого-нибудь пристойного навоза, а то ведь из свиного дерьма.
Наталья смеялась, откинувшись к стенке купе.
— Ты бы, Степа, поинтересовался, из чего продукт произведен, прежде чем пить.
— Да кто же мог подумать? — замахал тот руками. — Теперь ты понимаешь, какие чувства я испытал, пробуя самогон, которым нас угостила Федькина тетка?
Сам-то он, конечно, засранец, но тетка у него хорошая, дал бы ей бог здоровья.
И самогон делает что надо — мягкий, можно сказать, задумчивый. На вкус — ароматный, и от запаха нос набок не сворачивается. По большому счету, такой напиток можно употреблять без закуси, но если к нему имеется еще и сало украинское, то грех не закусить. Ты глянь, какая это вещь! — Степан взял двумя пальцами тонкий ломтик сала и повертел его у Натальи перед лицом. — Нет, ты посмотри, посмотри! Оно ведь насквозь просвечивается. Вот видишь, розовые лучики вокруг расходятся. Оно ведь почему такое ясное? Потому что другое, не такое, как наше. Вот ведь парадокс, правда? Свиньи вроде одинаковые, едят одно и то же. Нет, вообще-то вру. Не одно и то же едят. У нас-то в России чем свинью кормят? Ну, хлебом, картошкой, жмыхом каким-нибудь. А на Украине? Овощами всякими, яблоками, грушами, даже арбузами. И солнца здесь больше. Они ведь — все эти овощи-фрукты — солнце в себя сначала впитывают, а потом эту энергию солнечную свинье отдают. Верно ведь, а? Что скажешь? — Он хитро подмигнул Наталье.
— Да я и не знаю, что сказать, — улыбаясь и пожимая плечами, ответила та. — Никогда прежде не приходилось задумываться над различиями в сортах самогона и сала.
— Ну и зря. — Цыгарь наставительно поднял указательный палец. — Это — глубокий философский вопрос. Так, ты погоди, я сейчас к проводнице сбегаю за стаканчиками.
Через минуту он вернулся, с торжественным видом поставил на столик два чистых стакана и потянулся к бутылке:
— Будешь?
— Вообще-то я крепких напитков не употребляю. — Наталья пожала плечами.
— Да ладно тебе кукситься, тут все свои. И времени у нас еще навалом.
— Ну, разве что самую малость.
— Ладно, я тебя насиловать не стану. — Цыгарь плеснул самогонки на донышко стакана. — Попробуй, достойная вещь. — После этого он подсунул девушке кусочек хлеба с салом. — И закуси. Хочу, чтобы ты оценила. — Себе он налил сто граммов, поднял стакан и с улыбкой провозгласил:
— За успех нашего безнадежного предприятия!
— За безнадежное пить не хочу! — Наталья покачала головой.
— Да я пошутил. Ты пей, пей, не бойся. Все у нас будет клево.
Наталья осторожно пригубила из стакана. Самогон на самом деле оказался мягким, ароматным и не таким уж крепким. Впрочем, доза была не настолько велика, чтобы зашумело в голове, да и закуска ей понравилась: сало просто таяло во рту.
— Считаешь, у нас все получится? — спросила она, прожевав бутерброд.
— Конечно! — Цыгарь уверенно махнул рукой. — Ну, сама подумай… Кто такие эти Михайлюки? Леня — он вообще лох, ему только кулачищами помахать да водяры наглотаться после дела. Федор, конечно, поумнее будет, но тоже не Эйнштейн. Я с самого начала подозревал, что у него с головой не все в порядке.
Вот осел! — хлопнул он себя ладонью по лбу. — Это я не про Федора. Я — осел.
Как сразу не догадался? Вел-то он себя странно, не по-нашему… С другой стороны, это и хорошо. По крайней мере, мы теперь можем просчитать, в какую сторону его мозги работают. Я-то предполагал, что он с бабками на юга подастся, но не был в этом уверен. А тут такое дело… Все оказалось просто, как грабли.
— Помнишь, Степа, в «Джентльменах удачи»? Куплю себе костюм с отливом — и в Ялту. Вот и Федор так же думал.
— Мент и вор — как орел и решка, две стороны одной медали. Хороший вор всегда мента поймет.
— А наоборот? — спросила Наталья.
— Наоборот? Это уже сложнее, — ухмыльнулся Цы-гарь. — Изобретаем-то мы, а они только по нашим следам идут, это во-первых. А во-вторых, кто такой мент?
Тот же вор, только трусливый. Мы-то рискуем, на себя все берем, в одиночку, можно сказать, воз тащим. А за ним, за ментом этим поганым, целая толпа таких же, как он. Мент в одиночку будет делать то же самое, что и я, только трусливо.
Гульнуть ему, конечно, хочется, но с оглядочкой, с западлом таким ментовским, бабки заныкает поглубже.
— Например?
— Я, конечно, точно не знаю. В камеру хранения куда-нибудь засунет, чтобы, с одной стороны, никто, кроме него, до них добраться не мог, а с другой — чтобы рядом, под рукой, были. Воображение-то у него убогонькое, как у куркуля, и все представления о жизни еще с совковых времен.
— Тогда в Сочи у него один путь — гостиница «Жемчужина», — с чисто женской логикой предположила Наталья.
— Сам-то я там не был, но про «Жемчужину» слыхал, — кивнул Цыгарь и налил себе еще полстакана. — Ничего, Натаха! — сказал он, с удовольствием опорожнив стакан и закусывая украинским витамином "с". — Нам бы только вычислить, куда он лавэ зашхерил, а остальное — дело техники.
Подняв руки над столиком и шевеля пальцами, он гордо произнес:
— Ни один замок перед этими пальчиками не устоял, я в этом толк знаю.
Вскроем мы тебя, дядя Федя, и пустим по миру с голой жопой!
Глава 24
— Федя! Ты где?.. — Леонид Михайлюк ногой закрыл за собой дверь гостиничного номера и, пройдя в просторный зал люкса, со стуком поставил на столик четыре бутылки пива.
Шум воды в душе затих, и из дверей ванной комнаты вышел полуобнаженный Федор, обернутый ниже пояса широким махровым полотенцем.
— Пивко — это то, что надо, — одобрительно сказал он, плюхаясь на диван возле столика. — А почему так мало?
— Да говняное у них пиво, — скривился Леня, — кислятина.
— Так взял бы импортного, на худой конец. Привыкать надо, мы же теперь при бабках.
— При бабках! — хмуро передразнил его младший брат. — Ты ж мне сам сказал — деньгами не швыряться.
— Ну ты, Леня, тоже загнул. Уж на пиво-то с похмелья мог бы и не скупиться. — Федор откупорил бутылку и приложился к горлышку. Сделав несколько глотков, скривился. — Да… пиво точно дерьмовое. Что, у них тут с водой проблемы?
— А хрен его знает. Воды вроде навалом, море-кругом, а пиво делать так и не научились. — Не та вода. Ладно, все равно трубы горят. — Он за полминуты опорожнил бутылку и принялся за следующую.
— Чем займемся-то? Опять на сегодня новый кабак выбирать будем?
— Пора уже о будущем задумываться, братишка. Не век же нам в этих Сочах куковать. Оно, конечно, все в кайф — выпивка, девчонки, пляж, море. Только мне уже надоело на этих камнях валяться.
Леня пожал плечами:
— А я бы здесь и остался, мне нравится. Первый раз в жизни, можно сказать, человеком себя почувствовал.
— Нет, Леня, так не годится. Недельку-другую еще отдохнем, а там пора и честь знать.
— Что, опять в Москву или домой, в Бахмач, забуримся?
— Как же, поеду я в этот сраный Бахмач! И в Москву нам вертаться не резон, мы там крепко наследили.
— А может, за бугор рванем? — неуверенно сказал Леня.
— Я и сам про это думаю. С хорошими бабками и там жить хорошо, но ведь их отсюда как-то вывезти надо, да и без документов за бугор не попрешь…
— Так у нас же есть документы.
Федор прищурил глаза:
— Вот смотрю я на тебя, Леня, и думаю: ты идиот или только прикидываешься? Куда мы с этими ксивами попрем? Сучку-то нашу в Москве замели, а если она на нас настучала?
— Да мы тут уже который день торчим, и никто нас не трогает, — возразил Леня. — Значит, скорее всего не настучала.
— Ничего это не значит! — выкрикнул Федор. — Если они еще по гостиницам не шарят, то кто даст гарантию, что нас на границе не заметут?
— Ну ладно, не ори ты так, — засопел Леня. — Ты у нас, конечно, самым умным был. Но я тоже не пальцем деланный. Где же мы новые ксивы надыбаем?
— Вот над этим я и думаю, — допивая остатки пива, сказал Федор. — Есть тут у меня один знакомый, я к нему пока опасался идти, да, видно, придется.
Должен, сука, помочь! Я ему однажды такую услугу оказал… Он божился, что по гроб жизни будет мне обязан.
— Здесь живет?
— Живет не живет, не знаю, а работать — работает. Видел я его на набережной, да только подходить не стал.
— Да он, наверное, бабок много затребует?
— В это мире за спасибо ничего не делается; — философски заметил Федор.
— Но это — не вопрос, бабки есть.
— И куда же мы рванем?
— Для начала в Турцию, она тут рядом. На пароход сел, один ночной переход — и ты уже в Трабзоне. Нам главное отсюда выбраться, а там посмотрим.
* * *
На перроне сочинского вокзала отдыхающих по традиции, сохранившейся еще с советских времен, встречали толпы местных жителей, промышляющих частным извозом и сдачей квартир.
Четверть часа Цыгарь выбирал подходящий вариант, пока наконец не сговорился с жуликоватого вида старухой, предлагавшей за небольшие деньги целый дом в частном секторе. Мгновенно нашелся частник, готовый подбросить курортников к месту назначения.
Дом оказался довольно запущенной хибарой, правда, утопающей в зелени столь же запущенного сада. Когда Цыгарь возмутился явным несоответствием реальности с обещанными райскими кущами, старуха не моргнув глазом наполовину скинула цену. Наталья отвела Цыгаря в сторону:
— Соглашайся, это то, что нам надо.
— Ладно, по рукам, — возвращаясь к старухе, сказал тот.
Он осмотрел дом, «удобства» во дворе, расплатился за две недели вперед и взял ключи.
Наталья прогулялась по саду, обошла по периметру участок, обнесенный «живым» забором, вернулась в дом.
— Похоже на дачу, — сказала она Степану, растянувшемуся на потертом диване, — где-нибудь у нас в Подмосковье.
— Только зелени здесь больше, — откликнулся Цыгарь. — Никаких соседей не видать — не слыхать и вообще уютно, как в зеленой пещере.
Наталья распаковала вещи, первым делом выложив на старомодный трельяж с помутневшим, засиженным мухами зеркалом многочисленные тюбики, пузырьки, кисточки, ватные шарики, резиновые перчатки, пакетики с красителями для волос и парики.
— Ну, у тебя и причиндалов… — закуривая и пуская в потолок струйку дыма, протянул Цыгарь. — И на фига тебе было тащить всю эту дребедень с собой?
— Без этого в нашем деле никак нельзя. Степа, ты бы мне помог.
— А что надо-то?
— Найди самую большую кастрюлю, набери воды и подогрей на плите.
Надеюсь, газом пользоваться умеешь?
— Умею. Что еще?
— Остальное — не твоя забота.
* * *
На набережной было многолюдно. Прогуливались отдыхающие, суетились официанты в небольших уличных кафе, из динамиков доносились звуки популярнейшего хита летнего сезона:
Ай-ай-я-я, убили негра! Ай-ай-я-я ни за что, ни про что…
Здесь же промышляла бригада фотографов. Опытными, наметанными взглядами они безошибочно определяли в толпе новоприбывших и, навязчиво щелкая затворами фотоаппаратов, предлагали им свои услуги. Кто-то, надменно подняв голову, проходил мимо, кто-то клевал на наживку — писал на предложенном конверте свой домашний адрес и платил вперед.
Братья Михайлюки, неторопливо потягивая из банок пиво, шли по набережной. Федор внимательно присматривался к фотографам, Леня все больше поглядывал на полуобнаженных девиц, бесстыдно вилявших бедрами.
— Слышь, Федя, может, загодя снимем? — дернул он брата за короткий рукав майки.
— Потерпи до вечера, — отмахнулся Федор. — Мы сейчас делом занимаемся.
— Одно другому не помеха.
Федор, не удостоив младшего брата ответом, уверенно направился к невысокому черноволосому субъекту в широких, пузырящихся шортах и майке с английской надписью на спине «Я люблю Бруклин». Подойдя сзади, Федор тронул его за плечо. Тот в это время наводил объектив на очередную «жертву».
— Что, Гарик, все лохов разводишь?
Тот вздрогнул от неожиданности, опустил фотоаппарат и медленно обернулся. Растерянность на его мелком, невыразительном лице сменилась заискивающей улыбкой.
— Ба! Кого я вижу! Какими судьбами в наших краях, гражданин начальник?
— Верно, Гарик, для тебя я всегда буду начальником, — покровительственным тоном сказал Федор, — хоть времена и переменились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44