За это и поплатился. Вот пусть ему жена остатки волос на голове вырвет.
Скандал на восьмом этаже постепенно затихал. Шофер о чем-то задумался.
— Выпусти меня! — не выдержав напряженного молчания, потребовала Наталья.
— Ну уж нет, подруга, погоди. Мы с тобой еще не закончили.
Свет в окнах на восьмом этаже погас, и через минуту-другую на крыльце показалась Фатима Гатаулина, тащившая за шиворот пьяного вдрызг мужа.
Кинопродюсер был весь мокрый и выглядел жалким, как побитая собака. Он поскуливал и бормотал что-то невнятное, оправдываясь перед женой. Фатима, не слушая, грубо затолкала его в машину, уселась за руль и тут же уехала.
— Все в порядке? — поинтересовалась Наталья. — Твой босс жив-здоров, сам в этом убедился. Теперь отпусти меня, я пойду.
— Э нет, Мазурова, не гони лошадей, — сказал шофер. — Теперь, девочка, так просто от меня не отделаешься.
— Хочешь изнасиловать? Довершить то, что не удалось твоему товарищу начальнику?
— С этим успеется, — загадочно усмехнулся шофер. — А пока мы вот что с тобой обсудим… — Он уселся поудобнее.
— Не собираюсь я с тобой ничего обсуждать.
— Не артачься, девочка, — самоуверенно произнес он. — Я тебя вот как держу, — сунул он под нос Наталье плотно сжатый кулак.
Та, хотя это не было заметно в темноте, покраснела до корней волос.
— Короче, так, — принялся выкладывать шофер, — если ты не хочешь сотрудничать с моим боссом, — «сотрудничать» он произнес с таким же сарказмом, как и «босс», — будешь сотрудничать со мной. Только я — реалист и никакого «кина» снимать не собираюсь. Но не волнуйся, твой талант мы используем на всю катушку. Вообще-то, — голос его слегка смягчился, — мне понравилось, как ты лихо обходишься с крутыми мужиками. Классно работаешь.
— Тебе показалось, — процедила сквозь зубы Наталья.
— Ничего мне не показалось. Нельзя такой талант в землю зарывать. Так что, девочка, будешь теперь работать со мной.
— Ты на что намекаешь?
— Я не намекаю, я тебе прямо говорю: будешь разводить богатых мужиков.
А я их мно-ого знаю с тех пор, как стал баранку крутить у Гатаулина. И все они падки на смазливых девчонок. Правда, есть такие, которым мальчиков подавай, но эти особняком держатся и осторожные шибко, у них свои тусовки, закрытые. С этими нам не по пути, как говаривали в прежние времена.
— А почему ты так уверен, что я соглашусь заниматься всем этим дерьмом?
Шофер неожиданно взвился и зарычал:
— Почему?! Сказать тебе?! Напомнить, как ты десять лет назад тетушку свою угрохала в родном Калининграде, а потом сбежала и тебя найти нигде не могли? Вот, оказывается, где ты всплыла!.. В столицу подалась, киноактрисой, — чуть ли не с отвращением выдавил он, — стать решила? Думаешь, прошлое можно зачеркнуть? Ничего не получится, детка! Ты преступницей была и останешься ею навсегда. Кстати, ты объявлена в розыск. Думала, за давностью спишется? Э нет!
Всего десять лет прошло с тех пор, как ты свою опекуншу замочила.
— Моя, как ты выразился, опекунша была… Всем известно было, кто она такая… Она… Она хотела меня изнасиловать! А убивать я ее не собиралась, она сама ударилась головой об угол ванны. И ты это знаешь, Федор. — Голос у Натальи задрожал, она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться.
Снова нахлынули страшные воспоминания — из той, другой жизни. Наталья закрыла лицо руками.
— Не без твоей помощи, дорогуша, не без твоей. Думаешь меня разжалобить? Не удастся. Все это будешь рассказывать своим адвокатам, на судью это вряд ли подействует — закон есть закон.
— И это ты мне говоришь? Ты же был следователем в милиции!
— Это было давно, — ухмыльнулся Федор. — И не правда.
— Значит, произошла удивительная метаморфоза: бывший мой сосед-милиционер сделался преступником?
— Это все эмоции, Мазурова, простая истерика. Между прочим, милиционеру легче легкого переквалифицироваться в преступника — и мы, и они мыслим в одном направлении…
— Так ты мыслитель, — фыркнула Наталья. — А я и не знала… Тоже мне Кант.
— Заткнись! — оборвал ее Федор. — Оправдываться перед тобой я не собираюсь. Будешь делать то, что скажу. Вздумаешь дергаться, Мазурова, — не забывай, что на тебе мокруха числится. По таким делам срок давности не действует. Стоит мне сделать один звоночек в бывшую контору — и отвесят тебе по полной программе. Так что не советую.
— Значит, выбора ты мне не оставляешь?
— А что плохого я тебе предлагаю? Дурочка, ты еще выгоды своей не понимаешь. Всех-то дедов — раз-два и в дамки! Я вывожу тебя на клиента, ты его обрабатываешь, ну, так, чисто по-женски… Мы его разуваем, а бабки распиливаем по-честному. Или, может, боишься, что я тебе нищих командированных собираюсь подсовывать? Так ты не кипишуй зря. Я тебе вообще предлагаю стать… ну, этаким Робин Гудом в юбке. Знаешь, сколько по рукам черного нала гуляет? Вижу, что знаешь. Козлы всякие кругом с бабками — чем мы с тобой, Мазурова, хуже?
— Мы?
— А что? Не зря нас судьба после стольких лет снова вместе свела.
Значит, так надо.
— Кому надо?
— Ладно, хватит сопли распускать. Давно уже не девочка. Небось пару-другую ухажеров развела? Знаю я таких, как ты, динамисток. Да это и хорошо — ориентируешься, что делать и как себя вести, чтобы клиент сам в мышеловку шел, добровольно, так сказать. Как Руслан Каримыч. А хорошо ты его разделала! У меня теперь времени свободного будет навалом — пару месяцев Фатима его круто пасти станет. Нам ведь с тобой это на руку, Мазурова, правда?
Глава 9
Пресс-центр Государственной думы гудел, как разворошенный улей, несмотря на то что выступал не лидер оппозиционной фракции, не знаменитый своими скандальными «разоблачениями» экс-прокурор и даже не перспективный молодой политик из отставных премьеров. На сей раз журналисты и просто любопытные по долгу службы набились в большой зал пресс-центра, чтобы послушать независимого депутата Баранова, который собрался во всеуслышание заявить о порочных нравах, царящих в Госдуме, диктаторских замашках лидеров фракций и своих попытках борьбы за права избирателей.
Сергей Тимофеевич Баранов относился к той славной когорте депутатов-провинциалов, которые тихо просочились в Государственную думу по партийным спискам аграриев, а затем, получив заветные корочки, громогласно объявили о своем выходе из аграрной фракции, став независимыми и благополучными заднескамеечниками.
Прежде Баранов был совершенно не известен средствам массовой информации, несмотря на то что пленарные заседания посещал с вынужденной регулярностью, как когда-то комсомольские собрания. Его невыразительная внешность соответствовала скорее образу районного чиновника, чем политика федерального масштаба: среднего роста, довольно хлипкого телосложения, с непропорционально длинными руками, которые он обычно держал за спиной.
Баранов никогда не был объектом внимания околополитической публики.
Юные журналистки, заполнявшие кулуары Думы, просто не замечали этого невзрачного человечка. Единственной деталью, достойной внимания на его пресном, с мелковатыми чертами лице, были дорогие очки в тонкой золотой оправе. Чуть ссутуливаясь, он проскальзывал мимо галдящих служительниц пера и микрофона, окружавших Владимира Жириновского или Григория Явлинского, в курилку, где торопливо выкуривал сигарету, и возвращался в зал заседаний.
Но в преддверии намечавшихся через полгода парламентских выборов депутат Баранов стал проявлять активность подобно весеннему головастику. За прошедшие три с половиной года он успел искренне привязаться к своему хоть и жестковатому, но обладавшему несомненными достоинствами депутатскому креслу. И тогда Баранов вполне трезво рассудил, что, не обратив на себя внимания пишущей братии и тележурналистов, избраться на второй срок ему будет весьма затруднительно. Возвращение же в провинцию означало не просто политическую смерть, но и почти физическое небытие. Ему вовсе не хотелось расставаться с московской квартирой, многочисленными льготами и неучтенными доходами, которые он получал за одно только обладание вожделенным статусом депутата законодательного органа. Требовались решительные действия. И вот неожиданно для всех, и для себя в том числе, за последние несколько недель Сергей Тимофеевич сумел заручиться поддержкой двух десятков подобных себе заднескамеечников, обработать нескольких банкиров и бизнесменов, пообещавших финансовую подпитку за лоббирование их интересов в будущем, и прорвался на первые полосы центральных газет и в новостные передачи общероссийских телевизионных каналов.
Падкие до сенсаций журналисты немедленно окрестили его ньюсмейкером, что льстило его самолюбию, хотя он не совсем понимал смысл этого слова — с иностранными языками у Сергея Тимофеевича, как и у большинства провинциальных чиновников, было туго.
Хотя новая и непривычная роль объекта внимания журналистов стоила Баранову нервов, радужные перспективы, которые он рисовал в своем воображении, заставляли его подавлять собственные комплексы. В этом ему помогали предоставленные спонсорами и хорошо оплачиваемые имиджмейкер, психолог, пара политических советников и визажист. Одно из авторитетнейших пиаровских агентств — «Фонд политических исследований» — взяло его под свою опеку.
На пресс-конференцию, анонсированную неделей ранее с помпезностью, достойной лидеров предвыборной гонки, Баранов прибыл в сопровождении одного из политических советников — молодого человека с внешностью университетского отличника и апломбом прожженного дельца.
Зажглись софиты, ярко осветив синий, как и полагается, задник с желто-золотистой надписью «Независимые депутаты» и двуглавым российским орлом над нею. Баранов, щуря чуть близорукие глаза под стеклами очков, занял место за столом, уставленным микрофонами телевизионщиков и диктофонами пишущих журналистов. Не успел он как следует освоиться с непривычной обстановкой, а кто-то из журналистов уже выкрикнул:
— Вы собираетесь баллотироваться в следующем году на пост Президента России?
В зале раздался смех. Баранов густо покраснел. На помощь ему тут же подоспел политический советник:
— Господа, вопросы вы будете задавать позднее, а сейчас депутат Государственной думы Сергей Тимофеевич Баранов сделает программное заявление.
Баранов принялся нервно шарить по карманам пиджака. Снова ему на помощь пришел молодой пиаровец — достал из дорогущей папки в кожаной тисненой обложке свой экземпляр текста и положил перед депутатом.
— Уважаемые дамы и господа, товарищи… — начал Баранов, теряясь еще больше.
Пошарив пальцами под кадыком, он слегка распустил узел нового, непривычно яркого и дорогого галстука, после чего, отклоняясь от текста речи, неожиданно пробормотал:
— Ну и жара в Москве!
Получив едва заметный толчок, он уставился в бумажку и принялся монотонно читать:
— Высокое звание депутата Государственной думы России накладывает на народного избранника особые обязательства. В первую очередь он должен защищать интересы граждан, доверивших ему право…
Ровный гул в зале свидетельствовал о том, что программное заявление никого не интересует, а скандальными разоблачениями пока и не пахнет.
Прожженным думским корреспондентам было ясно, что самое интересное — впереди.
— В Думе сложилась нетерпимая обстановка диктата крупных фракций, которые защищают свои собственные, зачастую узкопартийные интересы, принося в жертву запросы и чаяния…
Одно из мест в первом ряду занимала симпатичная девушка в строгом костюме с чуть более короткой юбкой, чем принято в чопорном политическом мире.
Ее ярко-песочные волосы с аккуратной челкой были стянуты на затылке двумя тугими хвостиками, а на аккуратно припудренном носике громоздились большие круглые очки.
— …депутаты, которые стремятся исполнить наказы граждан, остались в меньшинстве. Могу проиллюстрировать это на собственном примере. Когда я, выйдя из рядов аграрной депутатской группы…
Закинув ногу на ногу, девушка, почти единственная из присутствовавших в зале, внимательно слушала выступавшего и даже что-то прилежно помечала в блокноте. Депутат Баранов не преминул обратить на нее внимание. Ее облик напомнил ему давно ушедшую молодость, когда, будучи инструктором обкома комсомола, он проводил немало времени в командировках по райцентрам в обществе очень похожих на эту корреспондентку юных комсомольских секретарей.
У «комсомолки» из нагрудного кармана строгого делового костюма торчала аккредитационная карточка корреспондента московской областной газеты. Эту «ксиву» и еще пару вполне убедительных с виду документов за пару дней до пресс-конференции Наталье организовал Федор Михайлюк — ее бывший сосед по дому, некогда — капитан милиции, сотрудник отдела уголовного розыска Калининграда, а ныне личный водитель одного из спонсоров депутата Баранова — преуспевающего бизнесмена Руслана Гатаулина.
Актерских способностей Натальи вполне хватало, чтобы убедительно изобразить политическую неофитку, всерьез интересующуюся расстановкой сил в Государственной думе. Это было вовсе не трудно: пару раз глубокомысленно наморщить лоб, поправить очки, сделать несколько записей в блокноте и, косвенно осуждая циничную болтовню окружающих, смотреть прямо в рот оратору, будто-то бы принимая его слова за чистую монету. При этом она не забывала и о другой стороне своей роли: время от времени изящно закидывала ногу на ногу, томно проводила ладонью по вспотевшей шее — в зале действительно стояла невыносимая жара, — изредка кокетливо поправляла и без того аккуратную прическу.
Депутат Баранов закончил истязать слух собравшихся малоосмысленной политической шелухой и завершил выступление выспренними словами:
— С помощью независимых депутатов Россия сможет стать культурным и духовным центром всего мира!
— Эк, куда его занесло!.. — воскликнул сидевший рядом с Натальей бородач в потертых джинсах. — Начал за упокой, а кончил…
Словно подтверждая его слова, Баранов экзальтированно добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44