https://wodolei.ru/catalog/unitazy/cvetnie/bezhevye/
Все, пошел свататься.
Коломнин поспешно положил трубку.
— Ну что, дорогой конвоир, вперед за орденами?
И удивился, потому что в лице Калерии читалось теперь сочувствие.
— Насчет орденов — это вряд ли. Я на всякий случай валокордину подготовлю, — прикинула она.
Фархадов, совершенно неподвижный, съежился в объемистом своем кресле так, что от двери был почти неразличим.
— Вызывали, Салман Курбадович? — нарочито бодро заявил о себе Коломнин.
Стараясь держаться естественно под тяжелым взглядом, уселся с противоположной стороны стола.
— Хочу доложить, мы тут с Резуненко новый договор на поставку конденсата заключили. Все в соответствии с вашими указаниями. На днях стартуем.
Собственный голос показался Коломнину фальшивым. Он поднялся:
— Салман Курбадович, хочу просить… и прошу руки Ларисы Ивановны Шараевой. Которую я люблю…
— Кто ты такой? — глухо оборвал его Фархадов.
— Я? — Коломнин беспокойно пригляделся к старику. — Салман Курбадович, может, валидолу?
— Кто ты такой, чтоб набраться наглости к моей невестке?…Ты знаешь, кто был Тимур?
— Так ведь был. Я, как и все, сочувствую вашему горю. Знаю, что Лариса любила его. Но, Салман Курбадович, Тимур.. нет его больше. А Лариса, ей двадцать восемь. Она живая полнокровная жинщина.
— Слишком живая. Как выяснилось.
— А это уж не мы с вами. Это природа определяет. Невозможно всю оставшуюся жизнь ее при себе держать.
Фархадов отвел взгляд: возможно, именно так и собирался.
— Ей жить надо продолжать, Сарман Курбадович. Нормальной жизнью. А я люблю ее.
«И она меня», — хотелось дополнить ему. Но, щадя чувства отца, промолчал.
— И все сделаю, чтоб и она, и внучка ваша были счаст…
— Внучка моя! Тебе? — Фархадов задохнулся. — Ты же.. клоп, тля. Жалкий клерчишко! Нищий. Сколько у тебя есть денег? Пятьдесят? Сто тысяч долларов?
— Высоко поднимаете, — угрюмо пробормотал Коломнин.
— И ты за эти гроши собрался дотянуться до моей невестки? Или они не заслуживают жить как приличные люди?
Он требовательно оглядел насупившегося банковского ставленника.
— Думаю, при всем к вам уважении, это Ларисе надо решать, чего она хочет.
— Уже решила. Поклялась, что с этого дня всякие отношения ваши прерваны. И я ее простил, — уязвленная гордость и умиление собственным благородством причудливо смешались в тоне Фархадова. — А жениха мы ей со временем подберем. И куда поприличней.
— Пообещала, стало быть? — пролепетал Коломнин. Не верить Фархадову не было оснований. Особенно, если припомнить Ларисин звонок, когда он положил трубку, не дослушав. Именно это она и порывалась сказать ему.
— А ты на что рассчитывал? Другого и быть не могло. Накатила блажь, с кем не бывает? Но и только. Из компании ее с сегодняшнего дня забираю. Мусора, вижу, вокруг много. Потому и в голову нанесло. Пусть ребенком больше занимается. А тебе — чтоб в двадцать четыре часа духу не было. Так Дашевскому и передай. Фархадов, де, велел другого шестерку прислать. Не такого прыткого. Ишь каков гусак оказался! Тихой сапой с Фархадовым породниться надумал.
Человеческое терпение, как нерв в зубе. В нормальном состоянии его не чувствуешь. Но — содралась защитная эмаль, обнажился нерв и — окати холодом, — взвоешь.
Коломнин и взвыл.
— Чхать я хотел родичей себе в этой паучьей банке искать! Жену — да. Искал. Ну да раз отреклась, стало быть, так тому и быть. А насчет миллионеров, так это я бы на вашем месте поскромней держался. Компанию-то профукали. И если я, банковская «шестерка», сейчас здесь не расстараюсь, так это я очень сомневаюсь, что вашей внучке будет чего передать, кроме долгов. Я понятно объясняюсь?!
Объяснялся он вполне доходчиво — лицо Фархадова пошло пятнами. Но Коломнин больше не владел собой.
— Я, между прочим, прислан банковские денежки, вами разбазаренные, вернуть. И без приказа Дашевского никуда не уеду. Так что надо — звоните сами. Только сперва советую очень подумать. Потому что я здесь костьми ложусь, чтоб гребаный ваш бизнес вытянуть. И не только за ради великого Фархадова. Но для тех тысяч, что по тайге разбросаны. А другой приедет — нужна ли ему эта головная боль — полгода в глуши сидеть? Не проще ли выдернуть наспех, что удастся, а остальное утопить? Да и отрапортовать. Так что — Бог в помощь, звоните! И мне, как говорится, с глаз долой.
«Тем паче, если меня — из сердца вон», — не договорил он.
Хриплое, с присвистом дыхание обессилевшего тигра заполнило собой кабинет. И непонятно, чего больше было в нем: усталости или отчаяния от невозможности одним прыжком, как прежде, переломить хребет обидчику.
— Хочу думать, что мы поняли друг друга, и интересы дела преобладают, так сказать…— Коломнин задержался у двери. — Кстати, о деле, Салман Курбадович. Что бы ни было, но Лариса Ивановна должна остаться финансовым директором. Без этого сам откажусь. Нравится вам или нет, но сегодня она единственный, кто еще способен разгрести накопившееся…завалы, словом. Засим честь имею!
В приемной Коломнин едва не налетел на стоящую наизготовку Калерию Михайловну — со стаканом воды.
— Валокордин ему нужен? — она укоризненно оглядела незадачливого жениха.
— И побольше, — виновато подтвердил он.
Часа через три Коломнин обнаружил, что лежавшая перед ним папка с документами оказалась на треть разобрана. Он перепроверил резолюции, нанесенные его рукой. Все вполне разумные. На всех стояла сегодняшняя дата. Но ничего этого он не помнил.
— К тебе можно?
Коломнин вскинул голову и медленно поднялся: перед ним с виноватым видом стояла Лариса. Волосы ее были собраны на затылке в пучок, — видимо, в спешке. И оттого распухшее, наспех подретушированное лицо казалось каким-то беззащитным. Она рассеянно провела ногтем по разобранной пачке.
— Даже сейчас работаешь? — в голосе ее Коломнину почудилась укоризна.
— Тебя Фархадов вызвал?
— Да. Совершенно неожиданно. Разрешил вернуться к работе. Сережка, я так тебе благодарна, что настоял. Даже не представляю, как бы усидела дома без всего этого… Эта поганая анонимка! Все-таки люди — сволочи! Наверняка работа Мясоедова. Куснул-таки напоследок. Помнишь, тогда в гостинице?..
— Как говорил мой дружок, теперь это не имеет никакого полового значения. Мне твой свекр все поведал. У вас в семье опять мир да благодать. С чем и поздравляю.
— Сереженька, я, конечно, виновата. Гадина, если хочешь. Но не смогла. Ты должен понять. Так получилось. Фархадов, он, когда прочитал, был таким!..У него руки тряслись. Если б я не пообещала, просто не знаю…
— Это твой выбор.
— Выбор?! — вскинулась Лариса. Но тут же смутилась, осознав неуместность негодования. — Какой там выбор? Пришлось и все. Все образуется, увидишь.
— Хотя в принципе ты права. Хороша бы оказалась парочка: невестка нефтяного магната и банковский клерчишко. Неравный брак называется.
— Досталось тебе от Салман Курбадовича, — сообразила Лариса. — Чего уж теперь? Слово дано. — А ты и поверил, дурашка? Это лишь временно. Пока все успокоится. Как же мы друг без друга?
— Почему друг без друга? Надеюсь, продолжаем оставаться в одной связке?
— Дурачишься? — недовольная взятым им официальным тоном, она улыбнулась прежней, зазывной улыбкой.
Но Коломнин на ее призыв не откликнулся. Хоть далось это ему не без труда.
— Ничуть не бывало. Быть может, ты права: когда личное мешает делу, жертвуют личным. Согласна?
— Стало быть, ты от меня рад отказаться? — Я??!!
Умеют все-таки женщины в любой ситуации оказаться обиженной стороной. Ноздри Ларисы затрепетали:
— В таком случае с этой минуты прошу обращаться на «вы»! И исключительно — по служебным вопросам.
— Буду благодарен за то же самое. Если не возражаете, я бы хотел вернуться к делам, Лариса Ивановна.
— Не возражаю, Сергей Викторович.
За издевательски нейтральным этим тоном прорвалась такая ярость, что Коломнину показалось: еще секунда — и Лариса просто кинется на него.
Быть может, так бы и произошло. Но от входной двери донеслись нарастающие возбужденные голоса.
— Тулуп скину и зайду, — послышался голос Мамедова.
Вслед за тем дверь распахнулась, и в кабинет ввалился взмыленный Хачатрян.
Не здороваясь, протопал унтами, оставляя за собой мокрые следы, будто загулявший сенбернар. Рухнул на стул.
— Что случилось? — проследив за его взглядом, Коломнин налил стакан воды, который тот вылакал, частично пролив прямо на енотовую шубу.
— Мы с Мамедовым только что с «железки», — Хачатрян с трудом залез за пазуху, выдернул целофановую папку. Бросил на стол. -Это цены, что нам выставили за перевозку конденсата.
Лариса схватила лист, быстро пробежала и присвистнула. Протянула Коломнину.
Все стало ясно.
— Это они нам за то, что перекупщиков отодвинули. Что делают, шакалы! — объявил от двери входящий Мамедов. Еще не отогревшийся, он усиленно массировал уши. Следом втерся Богаченков.
— Выходит, нам предъявили ультиматум, — определилась Лариса. — Или возвращаем прежних покупателей, или…
— Или железная дорога перекроет глотку так, что еще похлеще взвоем, — подтвердил Мамедов. — Кажется, нас поставили раком, — не стесняясь женским присутствием, объявил он. — Потому что, пока до трубопровода не дотянемся, другого способа вывоза просто нет. И все это понимают. Так-то! — Какой отсюда вывод? — ответа Лариса собственно не ждала. Его уже дал Мамедов. Но ей хотелось услышать Коломнина. — Что теперь посоветуешь, стратег? Это ведь ты, кажется, настоял, чтоб мы одним махом убрали всех прежних покупателей конденсата.
— Теперь? — Коломнин задумчиво почесал подбородок. — Для начала не мешает разобраться в правовых основах: как и когда узкоколейка оказалась под контролем чеченцев. Ведь строили ее на паях владельцы месторождений. — Какая приятная неожиданность! — снасмешничал Мамедов.
— И строили. И владели. Только сделать с этим ничего нельзя, — вслед за ним съехидничал Хачатрян.
Удар кулачком по столу заставил обоих осечься.
— Хватит изгаляться, умники! — Лариса провела взглядом по мужским лицам, будто мокрой тряпкой, стерев с них скепсис. — Казбек! Живо докладывай, что знаешь.
— Командуешь, да? — огрызнулся Мамедов.
— Ей и положено командовать, — напомнил Коломнин. — Так что докладывайте. Если действительно что-нибудь знаете.
Вспыльчивый азербайджанец дико сверкнул глазами.
— Пожалуй, я кое-что могу прояснить, — Хачатрян быстренько переключил внимание на себя. — Клиентов среди нефтярей немеренно. Так что как бы чуток в курсе. Дорога действительно строилась на паях. Ведь не все месторождения «сидят» недалеко от трубопровода, как «Нафта». Да и по размерам многие, так, болотца. Там и есть-то по нескольку скважин, на прокорм.
— Нефтяной люмпен, — съязвил Коломнин.
— Во всяком случае другого, как вывозить бензовозами, им не дано. А без этой одноколейки приходилось по бездорожью до большой дороги — кому за сто, а кому и за четыреста километров. Это ж совсем другая себестоимость получалась. Так что сами понимаете, как все за идею ухватились. А уж как Салман Курбадович под себя Верхнекрутицкое месторождение подмял, вокруг него вся мелкота и выстроилась. Скинулись, кто чем мог. Создали открытую акционерку.
— Кто чем вошел? — поторопил Коломнин.
— Позвольте я, — предложил отмалчивавшийся дотоле Богаченков. — Третий день документы изучаю. Так что немного разобрался. — Стало быть, так. Сорока процентами акций владеет «Нафта». Не добравшийся еще до этой информации Коломнин почувствовал, что во рту разом пересохло от предчувствия удачи. Впрочем, ненадолго.
— Тридцать принадлежат компании-оператору. — Той самой, которая теперь под чеченцами, — уточнил Хачатрян. — А остальные распылены, — доклад Богаченкова оказался как никогда убог.
— Так почему бы их не объединить? — прикинул Коломнин. — Сами же говорите, что все вокруг «Нафты» выстроились. Соберем владельцев месторождений, проведем собрание, да и — турнем этого мафиозного оператора.
Обиженный Мамедов напомнил о себе издевательским хмыканьем.
— Спохватились, — он прищелкнул пальцами. — Кто теперь захочет подставляться под мафию?
— А по скольку распределены остальные акции? — поинтересовалась Лариса.
— Э, совсем мелочь, — Мамедов показал кончик пальца. — Доброго слова не стоят: один — три процента. Да и неважно это. Все давно доверенности на Бари Гелаева переоформили. Это чеченский смотрящий.
Коломнин заметил, что Богаченков удивленно склонил голову.
— Там был еще пакет в одиннадцать процентов, — обращаясь к Мамедову, неуверенно напомнил он.
— Слушай, не расстраивай! Наши, считай, эти проценты были.
— Сорок и одиннадцать — как раз пятьдесят один. Контроль! — всполошилась Лариса.
— Где он теперь, этот контроль? — зацокал Хачатрян. — Был и нет!
И горячо произнес по-армянски какую-то развесистую фразу, — похоже, выругался.
— Погодите! — припомнил Коломнин. — Это не те акции, о которых говорил Мясоедов? Ну, которые вроде как Фархадов раздал!
— Дядю Салмана только не путайте! — заново возбудился Мамедов. — Он бы не отдал, если б Тимур не подбил. Вздохнул. — Они самые и есть. Нам ведь изначально пятьдесят один процент причитался. И все согласны были.
— Так что?! — Лариса, не в силах усидеть, вскочила.
— Когда акции распределяли, как раз был День рождения у такого Рейнера, — слово «такого» Мамедов произнес с особой ехидцей. — Вот дядя Салман по просьбе Тимура и повелел одиннадцать процентов «железки» ему в управление отдать. Вроде как в подарок.
— Ах да, Женечка Рейнер, — с нежной грустью припомнила Лариса. — Они с Тимуром друзьями были. Смешной он. А где, кстати, сейчас? Ведь года два ничего не слышно.
— А «пришили»! И за дело, — пресек ностальгические настроения Мамедов. — Как Тимура убили, так и сдрейфил. Мало — сдрейфил. Так «наварить» на горе дяди Салмана хотел, — акции Гелаеву слил.
— Продал?
— Продал или еще как. Отдал как-то. Вот такие дружки оказались. Чуть одного убили, так второй вместо, чтоб за память отомстить, «сливает» по-быстрому. Задумал деньжат получить и усвистать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Коломнин поспешно положил трубку.
— Ну что, дорогой конвоир, вперед за орденами?
И удивился, потому что в лице Калерии читалось теперь сочувствие.
— Насчет орденов — это вряд ли. Я на всякий случай валокордину подготовлю, — прикинула она.
Фархадов, совершенно неподвижный, съежился в объемистом своем кресле так, что от двери был почти неразличим.
— Вызывали, Салман Курбадович? — нарочито бодро заявил о себе Коломнин.
Стараясь держаться естественно под тяжелым взглядом, уселся с противоположной стороны стола.
— Хочу доложить, мы тут с Резуненко новый договор на поставку конденсата заключили. Все в соответствии с вашими указаниями. На днях стартуем.
Собственный голос показался Коломнину фальшивым. Он поднялся:
— Салман Курбадович, хочу просить… и прошу руки Ларисы Ивановны Шараевой. Которую я люблю…
— Кто ты такой? — глухо оборвал его Фархадов.
— Я? — Коломнин беспокойно пригляделся к старику. — Салман Курбадович, может, валидолу?
— Кто ты такой, чтоб набраться наглости к моей невестке?…Ты знаешь, кто был Тимур?
— Так ведь был. Я, как и все, сочувствую вашему горю. Знаю, что Лариса любила его. Но, Салман Курбадович, Тимур.. нет его больше. А Лариса, ей двадцать восемь. Она живая полнокровная жинщина.
— Слишком живая. Как выяснилось.
— А это уж не мы с вами. Это природа определяет. Невозможно всю оставшуюся жизнь ее при себе держать.
Фархадов отвел взгляд: возможно, именно так и собирался.
— Ей жить надо продолжать, Сарман Курбадович. Нормальной жизнью. А я люблю ее.
«И она меня», — хотелось дополнить ему. Но, щадя чувства отца, промолчал.
— И все сделаю, чтоб и она, и внучка ваша были счаст…
— Внучка моя! Тебе? — Фархадов задохнулся. — Ты же.. клоп, тля. Жалкий клерчишко! Нищий. Сколько у тебя есть денег? Пятьдесят? Сто тысяч долларов?
— Высоко поднимаете, — угрюмо пробормотал Коломнин.
— И ты за эти гроши собрался дотянуться до моей невестки? Или они не заслуживают жить как приличные люди?
Он требовательно оглядел насупившегося банковского ставленника.
— Думаю, при всем к вам уважении, это Ларисе надо решать, чего она хочет.
— Уже решила. Поклялась, что с этого дня всякие отношения ваши прерваны. И я ее простил, — уязвленная гордость и умиление собственным благородством причудливо смешались в тоне Фархадова. — А жениха мы ей со временем подберем. И куда поприличней.
— Пообещала, стало быть? — пролепетал Коломнин. Не верить Фархадову не было оснований. Особенно, если припомнить Ларисин звонок, когда он положил трубку, не дослушав. Именно это она и порывалась сказать ему.
— А ты на что рассчитывал? Другого и быть не могло. Накатила блажь, с кем не бывает? Но и только. Из компании ее с сегодняшнего дня забираю. Мусора, вижу, вокруг много. Потому и в голову нанесло. Пусть ребенком больше занимается. А тебе — чтоб в двадцать четыре часа духу не было. Так Дашевскому и передай. Фархадов, де, велел другого шестерку прислать. Не такого прыткого. Ишь каков гусак оказался! Тихой сапой с Фархадовым породниться надумал.
Человеческое терпение, как нерв в зубе. В нормальном состоянии его не чувствуешь. Но — содралась защитная эмаль, обнажился нерв и — окати холодом, — взвоешь.
Коломнин и взвыл.
— Чхать я хотел родичей себе в этой паучьей банке искать! Жену — да. Искал. Ну да раз отреклась, стало быть, так тому и быть. А насчет миллионеров, так это я бы на вашем месте поскромней держался. Компанию-то профукали. И если я, банковская «шестерка», сейчас здесь не расстараюсь, так это я очень сомневаюсь, что вашей внучке будет чего передать, кроме долгов. Я понятно объясняюсь?!
Объяснялся он вполне доходчиво — лицо Фархадова пошло пятнами. Но Коломнин больше не владел собой.
— Я, между прочим, прислан банковские денежки, вами разбазаренные, вернуть. И без приказа Дашевского никуда не уеду. Так что надо — звоните сами. Только сперва советую очень подумать. Потому что я здесь костьми ложусь, чтоб гребаный ваш бизнес вытянуть. И не только за ради великого Фархадова. Но для тех тысяч, что по тайге разбросаны. А другой приедет — нужна ли ему эта головная боль — полгода в глуши сидеть? Не проще ли выдернуть наспех, что удастся, а остальное утопить? Да и отрапортовать. Так что — Бог в помощь, звоните! И мне, как говорится, с глаз долой.
«Тем паче, если меня — из сердца вон», — не договорил он.
Хриплое, с присвистом дыхание обессилевшего тигра заполнило собой кабинет. И непонятно, чего больше было в нем: усталости или отчаяния от невозможности одним прыжком, как прежде, переломить хребет обидчику.
— Хочу думать, что мы поняли друг друга, и интересы дела преобладают, так сказать…— Коломнин задержался у двери. — Кстати, о деле, Салман Курбадович. Что бы ни было, но Лариса Ивановна должна остаться финансовым директором. Без этого сам откажусь. Нравится вам или нет, но сегодня она единственный, кто еще способен разгрести накопившееся…завалы, словом. Засим честь имею!
В приемной Коломнин едва не налетел на стоящую наизготовку Калерию Михайловну — со стаканом воды.
— Валокордин ему нужен? — она укоризненно оглядела незадачливого жениха.
— И побольше, — виновато подтвердил он.
Часа через три Коломнин обнаружил, что лежавшая перед ним папка с документами оказалась на треть разобрана. Он перепроверил резолюции, нанесенные его рукой. Все вполне разумные. На всех стояла сегодняшняя дата. Но ничего этого он не помнил.
— К тебе можно?
Коломнин вскинул голову и медленно поднялся: перед ним с виноватым видом стояла Лариса. Волосы ее были собраны на затылке в пучок, — видимо, в спешке. И оттого распухшее, наспех подретушированное лицо казалось каким-то беззащитным. Она рассеянно провела ногтем по разобранной пачке.
— Даже сейчас работаешь? — в голосе ее Коломнину почудилась укоризна.
— Тебя Фархадов вызвал?
— Да. Совершенно неожиданно. Разрешил вернуться к работе. Сережка, я так тебе благодарна, что настоял. Даже не представляю, как бы усидела дома без всего этого… Эта поганая анонимка! Все-таки люди — сволочи! Наверняка работа Мясоедова. Куснул-таки напоследок. Помнишь, тогда в гостинице?..
— Как говорил мой дружок, теперь это не имеет никакого полового значения. Мне твой свекр все поведал. У вас в семье опять мир да благодать. С чем и поздравляю.
— Сереженька, я, конечно, виновата. Гадина, если хочешь. Но не смогла. Ты должен понять. Так получилось. Фархадов, он, когда прочитал, был таким!..У него руки тряслись. Если б я не пообещала, просто не знаю…
— Это твой выбор.
— Выбор?! — вскинулась Лариса. Но тут же смутилась, осознав неуместность негодования. — Какой там выбор? Пришлось и все. Все образуется, увидишь.
— Хотя в принципе ты права. Хороша бы оказалась парочка: невестка нефтяного магната и банковский клерчишко. Неравный брак называется.
— Досталось тебе от Салман Курбадовича, — сообразила Лариса. — Чего уж теперь? Слово дано. — А ты и поверил, дурашка? Это лишь временно. Пока все успокоится. Как же мы друг без друга?
— Почему друг без друга? Надеюсь, продолжаем оставаться в одной связке?
— Дурачишься? — недовольная взятым им официальным тоном, она улыбнулась прежней, зазывной улыбкой.
Но Коломнин на ее призыв не откликнулся. Хоть далось это ему не без труда.
— Ничуть не бывало. Быть может, ты права: когда личное мешает делу, жертвуют личным. Согласна?
— Стало быть, ты от меня рад отказаться? — Я??!!
Умеют все-таки женщины в любой ситуации оказаться обиженной стороной. Ноздри Ларисы затрепетали:
— В таком случае с этой минуты прошу обращаться на «вы»! И исключительно — по служебным вопросам.
— Буду благодарен за то же самое. Если не возражаете, я бы хотел вернуться к делам, Лариса Ивановна.
— Не возражаю, Сергей Викторович.
За издевательски нейтральным этим тоном прорвалась такая ярость, что Коломнину показалось: еще секунда — и Лариса просто кинется на него.
Быть может, так бы и произошло. Но от входной двери донеслись нарастающие возбужденные голоса.
— Тулуп скину и зайду, — послышался голос Мамедова.
Вслед за тем дверь распахнулась, и в кабинет ввалился взмыленный Хачатрян.
Не здороваясь, протопал унтами, оставляя за собой мокрые следы, будто загулявший сенбернар. Рухнул на стул.
— Что случилось? — проследив за его взглядом, Коломнин налил стакан воды, который тот вылакал, частично пролив прямо на енотовую шубу.
— Мы с Мамедовым только что с «железки», — Хачатрян с трудом залез за пазуху, выдернул целофановую папку. Бросил на стол. -Это цены, что нам выставили за перевозку конденсата.
Лариса схватила лист, быстро пробежала и присвистнула. Протянула Коломнину.
Все стало ясно.
— Это они нам за то, что перекупщиков отодвинули. Что делают, шакалы! — объявил от двери входящий Мамедов. Еще не отогревшийся, он усиленно массировал уши. Следом втерся Богаченков.
— Выходит, нам предъявили ультиматум, — определилась Лариса. — Или возвращаем прежних покупателей, или…
— Или железная дорога перекроет глотку так, что еще похлеще взвоем, — подтвердил Мамедов. — Кажется, нас поставили раком, — не стесняясь женским присутствием, объявил он. — Потому что, пока до трубопровода не дотянемся, другого способа вывоза просто нет. И все это понимают. Так-то! — Какой отсюда вывод? — ответа Лариса собственно не ждала. Его уже дал Мамедов. Но ей хотелось услышать Коломнина. — Что теперь посоветуешь, стратег? Это ведь ты, кажется, настоял, чтоб мы одним махом убрали всех прежних покупателей конденсата.
— Теперь? — Коломнин задумчиво почесал подбородок. — Для начала не мешает разобраться в правовых основах: как и когда узкоколейка оказалась под контролем чеченцев. Ведь строили ее на паях владельцы месторождений. — Какая приятная неожиданность! — снасмешничал Мамедов.
— И строили. И владели. Только сделать с этим ничего нельзя, — вслед за ним съехидничал Хачатрян.
Удар кулачком по столу заставил обоих осечься.
— Хватит изгаляться, умники! — Лариса провела взглядом по мужским лицам, будто мокрой тряпкой, стерев с них скепсис. — Казбек! Живо докладывай, что знаешь.
— Командуешь, да? — огрызнулся Мамедов.
— Ей и положено командовать, — напомнил Коломнин. — Так что докладывайте. Если действительно что-нибудь знаете.
Вспыльчивый азербайджанец дико сверкнул глазами.
— Пожалуй, я кое-что могу прояснить, — Хачатрян быстренько переключил внимание на себя. — Клиентов среди нефтярей немеренно. Так что как бы чуток в курсе. Дорога действительно строилась на паях. Ведь не все месторождения «сидят» недалеко от трубопровода, как «Нафта». Да и по размерам многие, так, болотца. Там и есть-то по нескольку скважин, на прокорм.
— Нефтяной люмпен, — съязвил Коломнин.
— Во всяком случае другого, как вывозить бензовозами, им не дано. А без этой одноколейки приходилось по бездорожью до большой дороги — кому за сто, а кому и за четыреста километров. Это ж совсем другая себестоимость получалась. Так что сами понимаете, как все за идею ухватились. А уж как Салман Курбадович под себя Верхнекрутицкое месторождение подмял, вокруг него вся мелкота и выстроилась. Скинулись, кто чем мог. Создали открытую акционерку.
— Кто чем вошел? — поторопил Коломнин.
— Позвольте я, — предложил отмалчивавшийся дотоле Богаченков. — Третий день документы изучаю. Так что немного разобрался. — Стало быть, так. Сорока процентами акций владеет «Нафта». Не добравшийся еще до этой информации Коломнин почувствовал, что во рту разом пересохло от предчувствия удачи. Впрочем, ненадолго.
— Тридцать принадлежат компании-оператору. — Той самой, которая теперь под чеченцами, — уточнил Хачатрян. — А остальные распылены, — доклад Богаченкова оказался как никогда убог.
— Так почему бы их не объединить? — прикинул Коломнин. — Сами же говорите, что все вокруг «Нафты» выстроились. Соберем владельцев месторождений, проведем собрание, да и — турнем этого мафиозного оператора.
Обиженный Мамедов напомнил о себе издевательским хмыканьем.
— Спохватились, — он прищелкнул пальцами. — Кто теперь захочет подставляться под мафию?
— А по скольку распределены остальные акции? — поинтересовалась Лариса.
— Э, совсем мелочь, — Мамедов показал кончик пальца. — Доброго слова не стоят: один — три процента. Да и неважно это. Все давно доверенности на Бари Гелаева переоформили. Это чеченский смотрящий.
Коломнин заметил, что Богаченков удивленно склонил голову.
— Там был еще пакет в одиннадцать процентов, — обращаясь к Мамедову, неуверенно напомнил он.
— Слушай, не расстраивай! Наши, считай, эти проценты были.
— Сорок и одиннадцать — как раз пятьдесят один. Контроль! — всполошилась Лариса.
— Где он теперь, этот контроль? — зацокал Хачатрян. — Был и нет!
И горячо произнес по-армянски какую-то развесистую фразу, — похоже, выругался.
— Погодите! — припомнил Коломнин. — Это не те акции, о которых говорил Мясоедов? Ну, которые вроде как Фархадов раздал!
— Дядю Салмана только не путайте! — заново возбудился Мамедов. — Он бы не отдал, если б Тимур не подбил. Вздохнул. — Они самые и есть. Нам ведь изначально пятьдесят один процент причитался. И все согласны были.
— Так что?! — Лариса, не в силах усидеть, вскочила.
— Когда акции распределяли, как раз был День рождения у такого Рейнера, — слово «такого» Мамедов произнес с особой ехидцей. — Вот дядя Салман по просьбе Тимура и повелел одиннадцать процентов «железки» ему в управление отдать. Вроде как в подарок.
— Ах да, Женечка Рейнер, — с нежной грустью припомнила Лариса. — Они с Тимуром друзьями были. Смешной он. А где, кстати, сейчас? Ведь года два ничего не слышно.
— А «пришили»! И за дело, — пресек ностальгические настроения Мамедов. — Как Тимура убили, так и сдрейфил. Мало — сдрейфил. Так «наварить» на горе дяди Салмана хотел, — акции Гелаеву слил.
— Продал?
— Продал или еще как. Отдал как-то. Вот такие дружки оказались. Чуть одного убили, так второй вместо, чтоб за память отомстить, «сливает» по-быстрому. Задумал деньжат получить и усвистать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53