— Кстати, насчет этой одноколейки, — напомнил о себе Коломнин. — Насколько успел узнать, строилась она по инициативе «Нафты» и на наши деньги. Почему тогда столько платим? — Объяснись, — коротко подтвердил Мясоедову Фархадов. В лице его промелькнуло лукавство, — он обратил внимание на это непроизвольно сорвавшееся у Коломнина — «наши».
— Салман Курбадович! Уж вы-то будто не знаете! — поразился Мясоедов. — Ведь как в свое время просил. Да что там просил? Умолял! И вас, и Тимура. Не выпускать акции из рук. Ведь в кулаке держали «железку». Сейчас бы и проблем не было. Так нет, нашелся умник, подговорил вас обоих: «антимонопольные требования», прочая фигня! Раздали акции вроде как по своим. И где они теперь эти свои? Нету. И «железки» нету. Фархадов с шумом перевел дыхание: было заметно, что упрек больно задел его. Но он молчал.
Мясоедов сам перепугался сказанного, но не остановился. Теперь он был в положении начинающего велосипедиста, нечаянно разогнавшегося на спуске, — и жутковато, и рад бы отпустить педали, но тогда точно упадешь и обдерешься об асфальт. — А что, не так, скажете?! — отчужденное молчание окружающих взвинтило его. — Все так! Потому и на цены низкие соглашаться приходится. И кланяться всякой сволоте. Лишь бы хоть какой результат поиметь. А вы меня же за верную службу и сапогом, можно сказать, по морде. А, если совсем напрямоту, сами во всем и виноваты! Глядишь, и Тимур жив бы был. — Тимур?! — поразился Фархадов. — Ты — меня в смерти сына?
Обвинение подействовало на него сокрушительно: рот приоткрылся, и сам он, поддерживаемый Ларисой и подскочившим Мамедовым, осел в кресло. Калерия Михайловна сноровисто выдернула из кармана валокордин, что всегда держала наготове, и метнулась к сифону.
— Ты с кем это так разговариваешь?! — как всегда, внезапно взъярился Мамедов. Дотоле он настороженно следил за происходящим, готовый вступиться за старого соратника. Сдерживаемый, единственно, непонятной пассивностью Фархадова. Но обвинения, брошенные Мясоедовым самому патриарху, резко изменили его настроение. — Ты с дядей Салманом так смеешь?! Ошибочки вдруг выискивать начал! Сыном попрекнуть посмел. Да он благодетель твой на все времена. Это с твоими ошибочками я теперь разберусь! А дядя Салман не нашего уровня человек. Он не ошибается! Только вот с тобой, гнидой, похоже, проморгали! В семью нашу змеюкой проник. Думаешь, если сына у него не стало, так и беспредельничать можно? А про меня забыл?! Так я тебе, борову, напомню!
И на полном серьезе устремился к другому концу стола, — так отчаянная лайка бросается на кабана. Но по дороге он наткнулся на Резуненко, который обхватил горячего кавказца за плечи и без видимого усилия спеленал. Но и из-под мышки Резуненко Мамедов продолжал выкрикивать невнятные угрозы.
Фархадов меж тем отодвинул брезгливо стаканчик с валокордином, приподнял палец. И шумящие, возбужденные люди разом затихли.
— Вот, значит, до чего у нас с тобой дошло, Александр Григорьевич, — прошептал Фархадов. Тягучей ртутью вытекал этот шепот. — Ишь как завернул-то. Что ж, имеешь право упрекнуть — в главном я виноват: не на того поставил. Вот это что?!
Он выхватил из-под рук у Ларисы графики поставок конденсата и с внезапной силой запустил под потолок, так что листы бумаги закружились, медленно оседая на участников совещания.
— Я тебе компанию, дело жизни своей доверил. И что? Все, выходит, по ветру? Одни долги кругом. Так что каждая вша попрекнуть право заимела. Два года в твоих руках — и вот результат! Вот в этом-то и есть истиная правда. А теперь пшел вон, пес. Ты мне больше не интересен.
Лоб Мясоедова покрылся испариной.
— Эх, Салман Курбадович. Кому доверились? Уйду, раз гоните. Только с кем останетесь? С этими?! — он презрительно описал круг пальцем. — То-то они вам наработают. Оглянуться не успеете, как месторождение из-под вас вынут и под банчок свой подложат. Вот тогда и вспомните о верном псе, да поздно будет.
И, безысходно махнув рукой, вышел, стараясь ступать бодро.
Встревоженные взгляды оставшихся были устремлены на президента компании. Лишь Калерия Михайловна упорно пыталась втиснуть ему приготовленный валокордин.
— Да убери эту пакость! — Фархадов раздраженно отбил ее руку. Насмешливо оглядел остальных. — Что разглядываете? Перепугались, небось, что не на вас поставлю? Ладно. Как это говорят? Из глаз долой, из сердца вон? Выбор сделан. Назад хода нет. Пробуйте. Я поехал домой. Подготовите подробный план — мне на утверждение.
Сделав шаг, остановился.
— Казбек, с сегодняшнего дня Ларисе выделить охрану… И этому тоже, — острый палец уперся в Коломнина.
Следом за Коломниным в «предбанник» вышел Резуненко.
— М-да, нашел, чем уесть Деда, сволота, — пробормотал он. — Прямо под дых махнул.
— Это ты насчет «железки»?
— Само собой. Дед потому и сник, что и впрямь по сути своими руками власть над ключевой точкой отдали.
— Так, может, можно вернуть? — вскинулся Коломнин.
— Если бы так. Но чечены, во что вцепились, того не отдают, — Резуненко увидел, что собеседник нетерпеливо ожидает разъяснений. — А, так ты же еще до этого не доехал. На узкоколейке давно чеченская группировка заправляет. — Но как они там оказались, если «железка» строилась по инициативе «Нафты»?
— Тимур привел, — мрачно объявил Резуненко.
— Тимур?! — Коломнин не смог сдержать изумления. И это почему-то рассердило Резуненко.
— Да, Тимур! Чего вылупился? Там же народец знаешь, какой собрался? Оторви и брось. Потом менты с поборами подъезжать начали. А чечены взялись порядок навести. Вот Тимур и решил, чем самим воевать, так лучше чужими руками. Вот и!.. — он собрался смачно выругаться, но из Фархадовского кабинета вышла Калерия Михайловна. И это его остановило. — А, чего теперь воздух трясти?
— Погоди, — Коломнин был искренне озадачен. — Но Тимур, насколько я успел понять, был человеком вменяемым. А вязаться с мафией — это же стремно.
— А наш бизнес вообще стремный. Хотя пытался я его предупредить. Но Тимур, он же заводной был. По части упрямства в папашу пошел. И, если надо было переть буром, то — буром. Надо смести — сметал, — Резуненко подметил неодобрительный взгляд, что бросила на него прислушивавшаяся к разговору секретарша. — А что ты в самом деле хотел? Быть возле нефти и не измазаться — такого не бывает.
И, коротко кивнув Калерии Михайловне, вышел в коридор.
Коломнин был озадачен. Хотя что в самом деле ожидал он? До сих пор он знал о Тимуре со слов вдовы, отца. Отсюда эдакий сусальный образчик благочиния. Но ставить на ноги нефтяную державу — труд не для ангелочков.
Внезапная мысль заставила Коломнина выскочить вслед за Резуненко.
— Послушай, Виктор, — он придержал Резуненко за локоть. Убедился, что поблизости никого нет. — А убийство Тимура, не могли чечены?..
— Все так думали, — не удивился вопросу Резуненко. — Многие и до сих пор считают. И Фархадов тот же. Потому всю работу с «железкой» на Мясоедова и переложил. Вроде как мараться не хотел.
— А ты сам как?
— Не исключено, конечно. Ведь пока Тимур был жив, он их в руках держал. И реальной власти не отдавал.
— Так тем более!
— Тем менее! — огрызнулся Резуненко. Было заметно, что мысль эта и самому ему не давала покоя. — Больно тонкая комбинация образуется. Ведь чтоб акции на себя переписать и свою команду поставить, мало было Тимура завалить. Должно было после его смерти все срастись. И чтоб Салман Курбадыч с инфарктом свалился, и чтоб Мясоедов, паскуда эта, провалил все, что можно. Короче, чтоб компания в безнадзоре оказалась. Могли они все это просчитать? Полагаю, вряд ли.
И вместо прощания с чувством нахлобучил косматую шапку на косматую гриву.
В один из первых мартовских дней в кабинет Коломнина негромко постучались. Зашедший перед тем Богаченков удивленно обернулся: по банковской привычке Коломнин держал двери приоткрытыми, — все желающие могли зайти без стука с любой проблемой. И желающих таких становилось все больше и больше. Что вызывало справедливые нарекания со стороны финансового директора Шараевой: бесконечные пустые визиты отвлекали Коломнина от главной задачи. Но сам он слишком привык к такому стилю в банке и отказываться от него не желал. Кроме того, подобная доступность приносила и дивиденды: за время доверительных бесед ему удалось узнать об изнанке компании то, что невозможно выяснить и за годы сидений на совещаниях.
— Войдите, — удивленно пригласил Коломнин, когда в приоткрытую дверь постучали вторично: мягко, будто подушечками пальцев.
Зазор чуть увеличился. И в нем образовалось сияющее радушием, хотя и заметно смущенное лицо Мясоедова. В последние дни Мясоедов в компании почти не бывал, дожидаясь расчета. На просьбы помочь разобраться в оставляемом наследстве, отвечал ехидно, что-нибудь вроде: «Вы же все умные. Сами разберетесь». Тем более неожиданен показался и сам визит, и робость визитера.
— Не помешал? — Мясоедов огляделся. — Неуютно у тебя что-то, Сергей Викторович. Для твоего уровня обстановочка несерьезная. Дай команду перенести из моего кабинета диван, телевизор. Мишура, а — облагораживает.
— Да нет, не стоит. Сплю я в пансионате. Там же и телевизор. Хотя времени на него, признаться, не остается. Да вы садитесь. Дивана, правда, нет. Но стул свободный — завсегда.
Мясоедов глазами значительно покосился на Богаченкова. Но Коломнин намек проигнорировал. Более того, сделал знак Богаченкову остаться: разговаривать с двуличным Мясоедовым было надежней при свидетелях.
— Я чего пришел-то? — Мясоедов вздохнул. — Решил, что неправильно это — вовсе отстраняться. Сначала, конечно, разобиделся на Салман Курбадовича. А потом подумал: разве чужое все? Разве мало моего труда здесь? Не хочется, чтоб прахом пошло. Правильно думаю, нет?
Коломнин ждал, пытаясь сообразить, к чему клонит нежданный визитер.
— Дошло до меня, что ты письма покупателям конденсата разослал, что от их услуг отказываешься.
— Стало быть, уже получили, — прокомментировал оживившийся Богаченков.
Мясоедов хмуро покачал головой.
— Получили, конечно. Только повода для веселья не вижу. Чему радоваться? Они с нами много лет работают.
— Два, — уточнил Богаченков.
— Два в нашем бизнесе — тоже много, — Мясоедов будто ненароком повернул стул так, что Богаченков оказался за его спиной, — отсекая его тем от разговора. — Люди привыкли. Компания привыкла. Опять же у них устоявшиеся отношения с одноклейкой. Все отлажено. — Да это мы все как будто на совещании проговорили, — любезно припомнил Коломнин. — К чему опять возвращаться?
— Потому что хочу от ошибки роковой уберечь. Ты же деловой человек, Сергей Викторович. Зачем так сразу ломать? Хочешь менять условия в свою пользу? Да, можно. Когда сильным станешь. Можно и теперь. Только аккуратно. Но — ломать зачем? Люди ведь. Интересы там. Давай переговорю с тем же «Магнезитом». Изменим цены. Разумно, конечно.
— Разумно и изменили, — Коломнин протянул ему прайс-лист с последними, утвержденными накануне у Фархадова отпускными ценами.
При виде их Мясоедов аж зацокал:
— Думаешь, если арифметику выучил, так и всю математику превзошел? Да кто такой скачок выдержит? Надо плавно. Половину хотя бы. Тоже трудно. Но — ко мне прислушиваются — переговорю, добьюсь.
— Не будет никакой половины, — Коломнин, потянувшись, отобрал у него прайс-лист. — А будет эта цена.
— Глупые вы все-таки люди, — Мясоедов не погнушался развернуться, так, чтоб охватить взглядом и Богаченкова. — Пришли, поломали. А дальше?
— А дальше в компанию пойдут нормальные деньги, — Коломнин намекающе придвинул к себе распухшую от бумаг папку.
— Ой ли? — Мясоедов поднялся. Любезность Коломнина произвела на него самое негативное впечатление. — А я иначе полагаю: нельзя разорить осиное гнездо и чтоб не покусали.
— Ничего. Бодягой подлечимся.
— Так это смотря скольких разорить. А то ведь и насмерть, — и Мясоедов, коротко кивнув, вышел.
— А казачок-то засланный, — хмыкнул Богаченков. — Похоже, приходил делегатом. — Похоже. И, кажется, нам объявлена война. Стало быть, мы на верном пути, — беззаботно подтвердил Коломнин. — Чую, не миновать нам хорошей драчки.
Богаченков поднялся, значительно одернул пиджак. — Сергей Викторович, вынужден официально заявить: если завтра же вы не согласитесь взять себе телохранителя, я лично пойду к Ларисе Ивановне. Пока беды не случилось.
— Тьфу на тебя.
Все эти участившиеся требования окольцевать себя охраной откровенно портили Коломнину настроение.
Но с утра Ларисы вопреки обыкновению на месте не оказалось. Не ответил и ее мобильный телефон. Зато к Коломнину зашла Калерия Михайловна и сухо потребовала, чтоб он немедленно явился к Салману Курбадовичу.
— Так он что, на месте? — от удивления переспросил Коломнин: на часах было едва начало десятого. Но секретарша лишь презрительно сморщила носик. С момента появления в компании банковской, как она называла, группировки Калерия Михайловна не скрывала своего неприязненного отношения к Коломнину.
— Вас ждут, — нетерпеливо напомнила она, готовая его конвоировать.
В этом было что-то зловещее.
— Что ж, раз зовут, надо идти, — Коломнин поднялся, протянул руку, приглашая Калерию пройти вперед: роль подконвойного ему не приглянулась. И в этот момент зазвонил телефон.
— Сережа! — он услышал задыхающийся голос Ларисы. Но даже не тон, а это непривычное в последнее время «Сережа» стали предвестником беды. — Я из дома.
— Но почему не на работе? И потом мобильный…
— На работу не пустил Салман Курбадович.
— Что?!
— Не перебивай. Утром подбросили анонимку, что… в общем про нас с тобой.
— И что ты? — Коломнин машинально опустился в кресло, не обращая больше внимания на требовательный взгляд Калерии.
— Я? Призналась. А что оставалось?
— Так и молодец! Давно пора было. Я как раз к нему иду и попросту попрошу твоей руки, — обрадованный Коломнин подмигнул ошеломленной Калерии Михайловне. — Не вздумай! Он же не в себе. Я прошу. Выслушай, Сережа…
— Когда-то, да надо было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53