Он повел шеей, нервно поддернул узел галстука.
— Достало, еж твою! Как в хомуте. Кстати, Резуненко мое фамилие. Виктор.
— Коломнин. Из банка «Авангард».
— Догадался. И даже знаю, с чем приехал. Потому и подошел. Разговор к тебе имею. Можно сказать, конфидансный. Насчет «Нафты».
— Симан Ашотович не помешает? — Коломнин заметил, что встревоженный Хачатрян принялся пробираться к ним.
— Может, и нет, — Резуненко изобразил легкую заминку, из которой стало ясно: лучше все-таки тэт на тэт. — Давай так. Тебе когда на мозги как следует накапают, отзвонись. Подброшу информации. Он всунул визитку и, махнув с безразличной приветливостью подоспевшему Симану, отошел к поджидавшей в стороне группе.
— Чего он хотел? — неприязненно поинтересовался Хачатрян. — Небось, гадость какую на Фархадова лил?
— Да нет. Наоборот.
— Значит, темнит. Он при Тимуре «Нафте» поставлял трубы для бурения. А год назад отодвинули, — передали заказ «дочке» Паркойла. Сам понимаешь, — другой уровень связей. Вот и злобствует. Много этих обиженных. А у кого их нет? Кто дело делает, на того всегда компромат сыщется. Только развесь уши, — такого напоют!
Симан аж побледнел от негодования, — то ли о Фархадове говорил, то ли о себе.
— Приехал! Приехал! — послышались выкрики. Кто-то из самых ретивых побежал вниз.
Приободрились и в Зале ожидания. Банковские юноши принялись встряхивать букеты. Буровики и подрядчики потянулись к приготовленным коробкам.
Но оживление вспыхнуло разноголосицей у открывшегося лифта, прошумело мимо и затихло в приемной. Прошло еще с пять минут, пока в Зал вошла секретарша, нашла Хачатряна:
— Симан Ашотович! Вместе с московским товарищем пройдите к Салман Курбадовичу.
Взглядом подавила легкий ропот:
— Остальным поздравляющим велено подождать.
Под завистливыми взглядами конкурентов зардевшийся Симан, подхватив Коломнина, устремился через приемную, заполненную сотрудниками, в заветный кабинет президента компании.
Меж двойными дверями Хачатрян глубоко выдохнул и впорхнул в объемистый кабинет — весь из себя в лучезарной улыбке. Не задерживаясь у входа, он немедленно, мимо орехового овального стола для совещаний, устремился в дальний угол, где в глубоком кресле восседал седоволосый, с дикими, будто куст крыжовника, бровями старик. Коломнин, только отошедший от его прежней фотографии, не мог не заметить, что голубые пронзительные глаза за прошедшие годы изрядно выцвели. Но это и не были стариковские глаза: в них достаточно еще оставалось и голубизны, и угадывающейся грозности.
Чуть сзади, справа и слева от кресла, вырисовывались два мужских силуэта, подчеркнуто строгих в своей неподвижности, — будто почетный караул.
В отличие от Зала заседаний, здесь на стене, прямо за креслом президента, была лишь одна фотография — о чем-то задумавшегося молодого красивого азербайджанца. Не трудно было сообразить, что это и есть Тимур. В нем не чувствовалось неистовости отца. Но угадывалась так ценимая женщинами мягкая уверенность. Глядя на него, Коломнин с тоской понял, как должна была любить его Лариса. И лишний раз подумал, что их встреча в Тайланде скорее всего была лишь эпизодом для отчаявшейся без любимого женщины.
Впрочем, эта фотография не была единственной в кабинете.
Многочисленные — по стенам — шкафы наряду с кубками, медалями, сувенирами оказались заполнены цветными фото, на которых нынешний Фархадов был изображен в окружении знаменитостей: Фархадов, принимающий орден от Горбачева; Фархадов и Ельцин — во время поездки последнего по Сибири; Фархадов в окружении приглашенных из Москвы кинозвезд; Фархадов и Вяхирев, обнявшись, в Газпроме. Одна привлекла Коломнина особо: Фархадов и Гилялов. Чуть сзади расположились еще несколько человек, среди которых, как всегда, хитровато улыбался Слав Славыч Четверик.
Из некоторой забывчивости Коломнина вывел сладостный голос Хачатряна, который, подойдя вплотную к креслу, с чувством принялся произносить приличествующие случаю слова.
— Ладно, ладно, давай без дежурных славословий, — осадил его Фархадов, сделав жест подняться из кресла. И тотчас стоящие сзади люди подхватили его под руки. Но не так, как подхватывают немощного старика. Казалось, это и не поддержка, а скорее очередной знак глубокого уважения. Впрочем руки оба убрали лишь после того, как Фархадов окончательно встал на ноги и даже разогнулся, с некоторым усилием преодолев пригнувшую с годами сутулость. — А это что с тобой за молодец?
— Позвольте представить — Сергей Викторович Коломнин. Начальник банковской службы экономической безопасности. Тоже вот прилетел вас поздравить.
— Ну, зачем может прилететь экономическая безопасность я и сам догадываюсь, — усмехнулся Фархадов, внимательно разглядывая гостя. — Но имейте в виду, хоть вы и любимый банк, — не дадите кредит: поссоримся.
— Кредит?! — невольно переспросил Коломнин. Его задача была выяснить, как вернуть прежние деньги. Обсуждать выдачу новых — к этому он был не готов и потому невольно перевел взгляд на зардевшегося Хачатряна.
— Может быть, этот разговор стоит перенести на завтра? Сегодня у вас такой день, — поспешно сгладил остроту ситуации тот.
— Обычный день. Немножко неприятней, чем другие. Вот через год на семидесятипятилетие, если доживу, — тут да! Налетят. Даже сейчас подумываю, не махнуть ли недельки на две в тайгу по старой памяти? С ружьишком.
— Да что ж это вы такое говорите, Салман Курбадович?! — неожиданным фальцетом возмутился высоченный пятидесятилетний мужчина с припухлым лицом. — Это что, ваш личный день? Это для всей российской нефтегазовой отрасли праздник. Да что там? Для всей России.
— Так что, дорогой дядя Салман, придется денек-другой пострадать! — охотно поддержал его и другой «караульный» — невысокий молодой азербайджанец. И речь, и движения его были быстры и порывисты. Причем всякая фраза, и всякое движение как бы наталкивались на предыдущие и оттого выглядели скомканными.
— А уж насчет того, чтоб не дожить: и слушать-то неудобно, — огорченно зацокал и Хачатрян. — Да поглядите на себя: вы еще нас всех переживете. Каждый раз выхожу от вас и думаю: господи! Ну почему ты не дал мне толику той энергии, что бушует в Салман Курбадовиче. Это ж горы можно свернуть.
— Так и сворачиваем! — напомнил ему высокорослый. — Какие горы под руководством Салман Курбадовича сворачиваем. И все трое, перебивая друг друга, заговорили.
Коломнин, более привычный к скрытой, изощренной лести, принятой в банке, с некоторой растерянностью посмотрел на Фархадова и натолкнулся на встречный, следящий за его реакцией взгляд.
— Будто дети малые, — посетовал Фархадов. — Не остановишь, так и будут галдеть. Ну, довольно пустых слов. Или полагаете, я за свою жизнь мало лести наслушался? И от каких людей! Начнете хвалить, на дело времени не останется. А мне за оставшиеся годы дело надо успеть сделать. Что с сыном начинали.
Едва произнес он слово «сын», как остальные умолкли и разом перевели скорбные лица на фотографию.
— Кстати, познакомьтесь с моими ближайшими помощниками, — припомнил Фархадов. Он подманил к Коломнину молодого азербайджанца. — Казбек Мамедов. Мой зять и продолжатель, можно сказать, дела.
— Очень приятно, — поздоровался Мамедов голосом, в котором можно было найти все, кроме удовольствия. Своим видом он как бы давал понять: знаю, что приехал ты с неприятностью. Но обидеть дядю Салмана не дам!
— А этот говорливый господин — наш финансовый бог.
— Мясоедов Григорий Александрович. Финансовый директор. Рад буду служить, — рука Мясоедова оказалась наподобие большой, хорошо взбитой подушки.
— Болтлив, как женщина. Но дело в общем-то знает, — не стесняясь присутствием сотрудника, охарактеризовал Фархадов. — Вот с ним завтра главный разговор будет. Он у нас все расчеты ведет. Думаю, миллионов пять-десять нам для начала хватит.
От этих небрежных «пять-десять» Коломнина бросило в краску, и он даже собрался ответить некой умеренно язвительной фразой. Но тут дверь раскрылась, и с папкой в руках вошла секретарша.
— Поздравительные телеграммы, — объявила она.
— Ишь сколько. Делать людям нечего, вот что скажу, — неодобрительно поцокал Фархадов. — Уберите с глаз, Калерия Михайловна. Длинный палец его однако пробежал по пачке, как бы измеряя толщину, и даже слегка поворошил.
— Есть и от Богданова. И от Алекперова. Само собой, от Гилялова, — чем хороша вышколенная секретарша, тем, что научилась отвечать на незаданные вопросы. — Простите, Салман Курбадович. Но там приглашенные заждались.
Последняя, исполненная укоризны фраза Калерии Михайловны, почему-то была обращена к Хачатряну.
— Подождут, никуда не денутся. Все готово?
— Как вы приказали — накрыто в Нефтяном доме, — подтвердил Мясоедов. — Лично проследил.
— Хорошо. Тогда отвезите всех туда. Я попозже. И вас приглашаю, — обратился он к Коломнину. — Откажете — обидите.
— Не откажу, — в тон ему кивнул Коломнин. И тут же ощутил недовольство присутствующих: видимо, сказанное выглядело здесь дерзостью.
— Да! Салман Курбадович, — напомнила о себе секретарша. — Звонила Лариса Ивановна. Просила передать, что приехать в Нефтяной дом не сможет.
— Как это не сможет?! — взволновался Фархадов. — У меня День рождения. А любимая невестка не сможет. Нет уж! Мой праздник — ее праздник. Вот ведь упрямая женщина! Не может она! Знаю, у внучки грипп. Но надо же и развеяться. Молодая все-таки. А заперла себя эдакой затворницей. Никуда не вытащишь!
Подозвал нетерпеливо Мамедова.
— Езжай за Ларисой, Казбек. Скажи, я…
— Велел?
— Зачем велел? Просил.
— А если упрется? Знаете ее.
— А если не уговоришь, так и сам не возвращайся! — и величественным жестом выпроводил недовольного зятя. — Остальных прошу в мою машину.
— Что это за ерунда насчет нового кредита? — улучив момент, Коломнин придержал Хачатряна. — О чем здесь вообще речь? Они что, перекредитоваться хотят?
— Да нет, именно новый. Им в самом деле нужны деньги, чтоб нитку до трассы дотянуть. Дотянут — сразу поток пойдет. А без этого и прежний долг не отдадут.
И озабоченно увеличил шаг, чтоб не отстать от Фархадова, уже взятого в кольцо представителями «вражеских» банков.
Как и следовало ожидать, Нефтяной дом оказался клубом, первый этаж которого был приспособлен под торжества. Обширный зал по периметру был уставлен «фуршетными» столами с закуской. Освобожденный для танцев паркетный центр сиял безупречной полировкой.
К моменту приезда виновника торжества сами торжества шли вовсю. Во всяком случае общий вопль, встретивший вошедшего патриарха, был явно обильно подогрет. И не только холодными закусками.
Приветствия на время заглушили даже голос с эстрады, на которой извивалась приглашенная из Москвы певица. Но лишь на короткое время. Обещанные деньги певица отрабатывала добросовестно, так что говорить приходилось, склоняясь к уху собеседника.
Фархадов, дошедший до центрального, возле эстрады, стола приветственно взмахнул рукой, предлагая продолжить веселье. И очень скоро общий гул возобновился. Многие потянулись танцевать.
— Ну, Салман Курбадович, сегодня от ста грамм не уклонитесь, — Мясоедов ухватил потную, из холодильника рюмочку. — Не имеете просто-таки права.
— Я на все имею право. Он мне еще о правах напоминать будет, — отреагировал нахмурясь Фархадов. Обвел тяжелым взглядом смешавшихся гостей. Натолкнулся на Коломнина. И — взялся за рюмку. — Но сегодня выпью!
Облегченные крики радости были ответом на эту своеобразную шутку.
— Хозяин-то в настроении, — шепнул кто-то подле Коломнина, чем очень его удивил: без подсказки угадать этого было нельзя.
Впрочем еще минут пятнадцать. Рюмка-другая. И Фархадов и впрямь как-то незаметно оттаял. Выслушав анекдот неутомимого Мясоедова, вдруг расхохотался совершенно беззаботно. И Коломнин поразился: из этого человека, будто броней, покрытого собственным непроницаемым величием, выглянул неожиданно другой: заводной и обаятельный. Когда-то живший в этом теле. И, оказывается, все еще не умерший. Фархадов озабоченно огляделся, как бы выверяя, не уронил ли как-то невзначай собственного достоинства. Встретил удивленный взгляд Коломнина. Чуть смутился.
Но тот, повинуясь внезапному порыву, подошел с рюмкой к юбиляру, приобнял, распугав своей бесцеремонностью окружающих:
— Знаете, о чем сейчас пожалел? Что не свезло быть рядом с вами в ваши молодые годы. По-моему, это было нескучно.
И по потеплевшему взгляду старика понял, что, не желая подольститься, расположил его к себе больше, чем за весь предыдущий вечер.
— А вот наконец и мои! — радостно распростер руки Фархадов, делая шаг навстречу Мамедову, подошедшему в компании двух молодых женщин.
Покрывшийся испариной Коломнин поспешно скользнул за Мясоедова: слева от Мамедова в вечернем до полу платье стояла Лариса.
— И почему не шла, плутовка? Хотела обидеть старика в День рождения! — игнорируя чернявую тихую дочь, Фархадов обхватил Ларису за руки, ласково огладил узловатой ладонью светлые ее волосы.
— А кто вас сегодня утром первым поздравил? — в тон ему отшутилась Лариса, невнимательно кивнув собравшимся. Всех их она видела сегодня в офисе. — Но вы же знаете, у Машеньки температура поднялась. Только с час как уснула.
— Едва не силой вытащил, — похвастался Мамедов, с трудом отводя взгляд от эстрады: разгорающиеся глаза его были устремлены на вошедшую в раж певицу.
— Ничего! Нянька посидит. Надо -дам команду: всю ночь бригада скорой помощи дежурить будет. А ты меня порадуй: отдохни, потанцуй. Ты ж женщина. И какая!.. Какая у меня невестка, а?! — Фархадов сделал требовательный жест в ожидании комплиментов. И привычные комплименты не замедлили посыпаться. — А кому доверить первый танец?
Компания чуть смешалась.
— Ну да, ищи дураков, — молоденький, подвыпивший менеджер тихонько склонился к приятелю. — Сегодня станцуешь, завтра — на выход.
Находившиеся поблизости понимающе промолчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53