— Как дела, старина? — ответил Билл. — Все еще режешься в покер?
— Не так часто, как раньше. Думаю смотаться за золотом.
— И я туда собираюсь. Может, двинем вместе?
Мы отправились в салун, заказали выпивку, и тут он сказал:
— Я собираюсь жениться.
Я сразу вспомнил тревоги Керолайн.
— На Бедовой Джейн?
Хикок смущенно посмотрел на меня и ответил:
— Многие считают, что мы с Джейн муж и жена и что у нас есть дочь. Но это не так. — (Я привожу эту часть нашего разговора лишь для восстановления исторической справедливости.) — Я женюсь на миссис Агнес Лейк Тетчер, вдове знаменитого шоумена Вильяма Лейка Тетчера. Замечательная женщина, старина. Она выступала в цирке вместе со своим покойным мужем. Впервые я увидел ее в Нью-Йорке, куда приехал давать свое представление.
Эта часть карьеры Хикока была мне совершенно неизвестна.
— Да, — ответил он на мой вопрос, — все началось еще в Ниагара-Фолз. Я раздобыл там несколько бизонов, медведя и пару команчей, сварганил любопытное шоу и путешествовал с ним по стране. Но в Нью-Йорке индейцы окончательно спились, медведь подох, и мне пришлось продать бизонов, чтобы вернуться обратно.
— Кстати об индейцах, — сказал я, — думаю, сиу не понравится, когда в Черные холмы хлынут старатели.
Билл беззаботно махнул рукой:
— Не беспокойся об этом, старина. Армия их оттуда вышвырнет.
— Старателей?
— Да нет же, сиу, — нетерпеливо ответил он. — Белый человек волен идти туда, куда ему вздумается. Я слышал, — он понизил голос, — что Грант отдал армии секретный приказ не препятствовать больше золотоискателям. Кроме того, готовится кампания против краснокожих, осевших на Пыльной реке.
Упоминание о Пыльной реке встревожило меня, ведь это была вотчина Старой Шкуры.
— И возглавит кампанию, без сомнения, Джордж Армстронг Кастер? — ехидно спросил я.
— Ты отстал от жизни, старина, — ответил Билл. — Ты что, ничего не знаешь о слушаниях в конгрессе?
Разумеется, я не знал о них, поскольку крайне редко читал газеты и считал всех политиканов сворой недоумков.
Билл рассказал мне, что всплыла довольно грязная история с армейскими поставками, в которую был вовлечен Орвил Грант, брат президента. Считая себя неуязвимым и безнаказанным, он развернул подпольную торговлю товарами, предназначавшимися исключительно для войск, снабжая ими всех, вплоть до индейцев.
— Всего-то? — удивился я, поскольку не углядел в этом ничего страшного, отлично зная, как ведут себя белые, облеченные властью.
— Так вот, ты спрашивал о Кастере, — немного раздраженно ответил Хикок. — Он не поедет воевать с сиу, потому что его вызвали в Вашингтон давать на этих слушаниях свидетельские показания.
— Ага, ему неохота ссориться с президентом, — злобно заметил я, разом вспомнив все свои обиды.
— Ты бы лучше покером занимался, старина, — покачал головой Билл. — Политика тебе не по зубам. Кастер отправился давать показания против Орвила. За это президент может вообще вышвырнуть его из армии.
— Так зачем ему это понадобилось?
— Затем, что Кастер всегда поступает так, как считает нужным. Его многие ненавидят, но никто не может обвинить в лицемерии.
Да, все-таки Билл сильно изменился. Тогда, в Канзас-Сити, он не то что не интересовался политикой, а вообще вряд ли знал, как зовут президента.
Мы с ним еще немного поболтали, в основном о том, кого бы еще хотели взять с собой за золотом, где лучше купить снаряжение, каким маршрутом стоит добираться до Черных холмов и так далее.
Разумеется, я не стал спрашивать его о знакомстве с моей сестрой, так что до сих пор не знаю, было их романтическое приключение просто плодом ее воображения или нет. Но могу сказать вам одно: бедняжка Керолайн определенно повредилась в рассудке. Я давно начал замечать признаки этого, а теперь могу уверенно заявить — все ее рассказы о своих любовных неудачах не имели под собой ничего реального. Да и Френк Дилайт, кстати, никогда в жизни не делал ей предложения, по крайней мере в моем присутствии.
Переживя в юности «страшную драму», она конечно же не молодела с годами. Теперь ей было сорок четыре, и она ни разу не выходила замуж, хотя и пыталась сделать это еще в пятьдесят втором, когда на наш караван напали индейцы.
Однако внешне она не выглядела на свой возраст. За исключением некоторых благоприобретенных дефектов вроде выбитых передних зубов и пожеванного уха, у нее не было ни седины, ни намека на морщины, и она выглядела по-прежнему лет на двадцать.
Но в голове у нее творилось что-то невообразимое. В тот день, вернувшись со встречи с Хикоком в отель, где мы с ней жили, я решил выплеснуть на нее всю правду. Так истеричкам бьют иногда по щекам, чтобы привести в чувство.
— Дикий Билл женится, — сказал я с порога.
Керолайн сидела на кровати, закинув ногу на ногу и задумчиво разглядывая подметку сапога.
— И вовсе не на Бедовой Джейн, — добавил я.
Она подняла голову и ответила:
— Знаю. Дело в том, что он хочет жениться на мне.
Вот тут-то я и понял: ее пора поместить в психушку. Но, как сами понимаете, ничего делать не стал. А надо бы, потому что, вернувшись снова к теме замужества, она день за днем только и говорила об этом. Мне приходилось запирать ее в отеле, чтобы не компрометировать себя перед приятелями присутствием сумасшедшей сестры; она же снимала с окон белые занавески, устраивала из них импровизированную брачную фату и разгуливала в таком виде часами, не пытаясь, впрочем, выйти на улицу через дверь или окно, что само по себе говорило о том, как далеко зашло ее помешательство, ведь прежде ее просто невозможно было удержать на одном месте.
В Шайене меня больше ничто не держало, и мне взбрело в голову отправиться в Денвер. Но после счастливых дней, проведенных там в шестьдесят четвертом с Ольгой и Гусом, было бы просто смешно возвращаться туда с безумной сестрицей. Поэтому мы купили билеты на «Юнион Пасифик» и отправились на восток, в Омаху.
Керолайн не доставляла мне особых хлопот, я убедил ее, что свадебная церемония произойдет там, ведь Билл Хикок не такой мужчина, чтобы праздновать подобное событие в маленьком городке…
Омаха оказался огромным городом со всеми мыслимыми атрибутами цивилизации, в том числе и домом для умалишенных. Заправляли там люди, которых легко можно было принять за пациентов, если бы не их униформа. Мне совсем не хотелось оставлять Керолайн на их попечение, но так следовало поступить ради нее самой. Сестра же мгновенно освоилась в новой обстановке и выглядела абсолютно счастливой, принимая этот дом за свой собственный особняк и полностью отдавшись приготовлениям к свадьбе. Она была так занята, что даже не попрощалась со мной.
Таким образом я пропустил настоящую свадьбу Билла Хикока, состоявшуюся в Шайене, и так и не увидел его жену.
За золотом я с ним тоже не поехал. Та наша встреча оказалась последней. Второго августа 1876 года, во второй половине дня, Билл, против своего обыкновения, сел играть в покер спиной к двери. Некто по имени Джек Маккол вошел в салун и застрелил его. В первый и последний раз в своей недолгой жизни Дикий Билл потерял бдительность. Все случилось именно так, как он предсказывал.
Карты, которые он держал в тот момент в руке, окрестили «мертвой рукой»: две пары — тузы и восьмерки. Покойся с миром, Д. Б. Хикок!
Я поместил Керолайн в сумасшедший дом в апреле месяце, а неделей позже сел на пароход, решив добраться водой до Дакоты, а оттуда, по земле, к Черным холмам. Миссури только что освободилась ото льда. Колесный пароходик доставил меня до Янктона, где я пересел на другое судно под названием «Дальний Запад». Сделав это, я обеспечил себе участие в последней битве Кастера.
Шучу, конечно. Но именно так сложились дальнейшие события. В Янктоне мне пришлось провести пару дней, прежде чем взойти на борт «Дальнего Запада», капитаном которого являлся человек по имени Марш, местная знаменитость и друг писателя Марка Твена. Чем известен последний, сказать не могу, но капитан считался непревзойденным мастером речного судоходства вне зависимости от погоды.
Против самого Марша я ничего не имею, но его «Дальний Запад» вез в Йеллоустоун армейские припасы для кампании против индейцев, сбежавших из официально отведенной им резервации и обретавшихся теперь в районе Пыльной реки. Но это место было в Монтане, в сотнях миль от Черных холмов. Как выяснилось, сиу даже не пытались защищать холмы, справедливо считая, что отныне они потеряны для них навсегда. Они бежали, и армия преследовала их, чтобы повторить бойню при Уошито. Понимаете, сэр, там, у Пыльной реки, лежала совершенно дикая земля без единого белого поселенца. Не заглядывали туда и золотоискатели. Испокон веков там жили только индейцы, но сиу посмели самовольно покинуть свою резервацию.
Последнее оказалось решающим для правительства, тут же радостно бросившегося на защиту духа и буквы закона. Все были сыты краснокожими по горло. Ровно век назад была принята Декларация о независимости, и теперь открылась Столетняя выставка, где демонстрировались последние технические новинки вроде пишущей машинки, телефона и мимеографа. На этом фоне казалось просто нелепым, что столь преуспевающая страна до сих пор терпит дикарей, не изобретших даже колеса. Вот президент Грант и послал против них войска. О, президент очень добр, он не раз пытался быть братом индейцам, давая им кучи привилегий, которых не имели даже его белые соплеменники, но подлые краснокожие совсем обнаглели, приняв это как слабость с его стороны. Такое положение вещей требовало немедленного исправления.
Сидящий Бык, Бешеный Конь, Острое Копье и прочие знаменитые вожди сиу собрались у Пыльной реки вместе с несколькими тысячами своих собратьев. С каждым днем их становилось все больше.
Туда-то и двигались войска: с юга — генерал Крук, с запада — Гиббон, с востока — Терри. Краснокожих варваров следовало окружить и дать им последний, решающий бой.
В том же Янктоне я узнал, что Кастер возвращается из Вашингтона, и, хотя Грант и невзлюбил его после свидетельств вины своего брата, он позволил ему вернуться в армию и сражаться с индейцами. Тому немало способствовало мнение других генералов, которым имя Кастера, героя и победителя, требовалось для поднятия духа солдат.
Последний раз я видел шайенов и Старую Шкуру лет восемь назад. С тех пор южные шайены успокоились, осели, жили земледелием и охотой, охотно ели из рук правительства и даже отдавали своих детей в школы. Уошито и прочие кампании шестьдесят восьмого и шестьдесят девятого годов окончательно сломали им хребет. Так, по крайней мере, казалось.
Но, насколько мне было известно, бунтарский клан Старой Шкуры так и не присоединился ни к одному правительственному договору. Я мог поклясться, что старый вождь привел свой народ к Пыльной реке, если, конечно, Вездесущий Дух не призвал его к себе.
Кастер собирался довершить начатое, и я снова стал смотреть на происходящее, как на свое личное дело. Но я был в Янктоне, а «Дальний Запад» направлялся в верховья Миссури, чтобы помочь Кастеру разгромить сиу и северных шайенов.
Взойдя на борт, я направился прямо в капитанскую рубку и сказал Маршу, что генерал Кастер телеграфировал мне, прося стать его личным следопытом, поскольку я отлично зарекомендовал себя в знаменитой битве при Уошито, где мы уничтожили лагерь Черного Котла со всеми его головорезами, но, несмотря ни на что, я готов оплатить свой проезд.
Марш ответил, что не возражает, если я смогу найти себе место на палубе. Корабль был переполнен гражданскими и военными.
Наконец колеса «Дальнего Запада» вспенили мутную воду Миссури, и мы отправились на север, навстречу самой грандиозной битве с индейцами во всей истории страны. Тогда, конечно, никто об этом и не подозревал, полагая, что Кастеру стоит только появиться на горизонте и краснокожие умрут со страха. Однако это оказалось страшной ошибкой.
Глава 25. СНОВА КАСТЕР
Путь до форта Линкольн занял около двух недель, и когда мы прибыли туда, то узнали, что уже примерно столько же времени войска под командованием Терри и Кастера маршируют к Йелоустоуну.
Едва судно причалило к пристани, на борт взошли две женщины. Одна из них оказалась самым прелестным созданием на свете, никого лучше нее я в жизни не видел, разве что за одним исключением. Ее одежда, манеры, красота совершенно не вязались с дикостью лежащей вокруг земли, по которой гулял непрестанно дувший ветер.
Это была миссис Кастер. Я встретил ее впервые, но почему-то сразу узнал. Милое округлое лицо, прекрасные, немного грустные глаза… Когда она ступила своей маленькой ножкой на палубу, я подал ей руку. Мисс Кастер едва коснулась ее, скользнула по мне отсутствующим взглядом и направилась прямо к капитану Маршу.
Я последовал за ней, как личный слуга или, скорее, как дурачок, которому добрая тетя дала конфетку. Второй женщиной оказалась сестра генерала Кастера, она же жена лейтенанта Джеймса Колхауна.
Марш проводил их в свою каюту, я же остался у дверей.
— Капитан, — донесся до меня умоляющий голос, — очень прошу вас разрешить нам плыть с вами.
— Простите, мэм, — отвечал Марш, — но это невозможно.
Просьба повторялась неоднократно, приводились самые разные доводы, но капитан остался непреклонен. Меня немного удивила неподдельная тревога, сквозившая в голосе молодой женщины. В самом деле, Кастер не впервые отправлялся в поход, в его распоряжении были лучшие войска, лучшие лошади, лучшее оружие, лучший провиант… и самое громкое имя во всей армии. Герой Уошито, победитель южных шайенов, первооткрыватель золота на Черных холмах, новая кампания для него всего лишь очередной шаг к маршальскому жезлу… Так чего же она боится? Почему именно сейчас? Все были абсолютно уверены в скорой победе, на корабле был даже репортер «Нью-Йорк геральд», получивший задание вернуться с большим очерком о «последней битве с дикостью». В чем же дело?
Я сошел на пристань. У трапа стоял старый сержант, не попавший в последнюю кампанию в силу своего возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54