— И что она читает?— Из большой книжки без картинок.— Исчезни, Тайрон, — сказал Римо.Тайрон ушел, и Римо приступил к поискам канцелярии. Ему навстречу попались два молодых человека — оба на вид лет на десять старше, чем положено быть выпускникам средней школы. Римо спросил их, где канцелярия.— Монеты есть? — спросил один.— Честно говоря, нет, — ответил Римо. — Но вообще-то деньги у меня есть. Наверное, тысячи две, а может, три долларов. Не люблю ходить по городу без гроша в кармане.— Тогда гони капусту — получишь канцелярию.— Иди в задницу, — сказал Римо.Молодой человек отступил на шаг, рывком выхватил из кармана нож с выскакивающим лезвием и направил его острие Римо в живот.— Ну, гони капусту.Второй, широко улыбаясь, стоял рядом. Он негромко зааплодировал.— Ты знаешь, — медленно произнес Римо, — школа — могучий источник знания.Парень с ножом несколько смутился.— Эй, не надо мне...— Например, — продолжал Римо, — сейчас ты узнаешь, что испытывает человек, когда кости его превращаются в желе.Нож в руке парня задрожал. Римо приблизился к нему на шаг, и, словно отвечая на вызов, тот выбросил лезвие вперед. Первое, что он услышал, был стук падения ножа на каменный пол. Затем он услышал несколько легких щелчков — это трещали кости его правого запястья, которое, выкручивая, сжимал в своей руке этот белый.Парень разинул рот, собираясь закричать, но Римо прикрыл его рот ладонью.— Шуметь нельзя. Не мешай прилежным детям учиться. Ну, где канцелярия?Он вопросительно глянул на второго парня.— Туда, по коридору, — ответил тот. — Направо, первая дверь.— Спасибо, — сказал Римо. — Приятно было с вами побеседовать, мальчики.У канцелярии была бронированная стальная дверь без какого-либо окошка, и Римо пришлось навалиться на нее всем телом, чтобы она открылась.Римо вошел внутрь, подошел к длинной стойке и стал ждать. Наконец, в приемную вошла какая-то женщина.— Чего хотели? — спросила она. Женщина была высокая, толстая, вокруг ее головы, как нимб, вилась копна густых курчавых волос.На двери кабинета по левую руку Римо висела табличка: «Доктор Шокли. Главный методист».— Я хочу повидаться с ним. — Римо указал на дверь.— Он занятый. Зачем вам с ним видаться?— Дело касается одного вашего ученика. Тайрона Уокера.— Полицейский участок, он там, на улице. Им говорите про этого Тайрона.— Мое дело полиции не касается. Я хотел бы поговорить с ним об учебе Тайрона.— Вы кто?— Я друг семьи. Родители Тайрона сегодня заняты на работе и попросили меня зайти в школу и выяснить, не могу ли я чем-нибудь помочь.— Чего сказали? — Глаза женщины недоверчиво сузились.— Мне казалось, я ясно сказал по-английски. Родители Тайрона работают и попросили меня...— Я слышала, слышала. Чего вы мне городите? За кого вы нас принимаете? Вот тоже — пришел голову морочить.— Голову морочить? — удивился Римо.— Ни у кого здесь нет оба родителя, да еще чтоб на работе! Что вы их вранье слушаете?Римо вздохнул.— Ладно. Я вам скажу все, как есть. Я полицейский. Тайрон мой подопечный. Условно-досрочно освобожденный. А теперь он попался снова, за три изнасилования и шесть убийств. Я хочу поговорить с Шокли, прежде чем отправить его на электрический стул.— Ну, так-то лучше. Так похожей на правду. Садитесь и ждите. Шокли поговорит с вами, когда сможет. Он занятый.Женщина указала Римо на стул, а сама села за стол, взяла номер «Журнала черного совершенства и черной красоты» и уставилась на обложку.Римо обнаружил, что рядом с ним сидит черный подросток, внимательно разглядывающий книжку-раскраску у себя на коленях. На раскрытой странице был изображен Поросенок Порки, нюхающий цветок на фоне сарая.Мальчишка достал из кармана рубашки цветной мелок, раскрасил одну из толстых ляжек Порки в розовый цвет и убрал мелок. Потом достал зеленый и раскрасил крышу сарая. Убрал зеленый, снова достал розовый и принялся раскрашивать другую ляжку поросенка.Римо через плечо парня следил за его работой.— У тебя здорово получается, — похвалил он его.— Ага, я лучший в классе по искусству-ведению.— Это заметно. Ты почти не вылезаешь за контуры рисунка.— Иногда трудно, когда линии близко, а кончик у мелка толстый и не влезает.— Ну и что ты тогда делаешь? — поинтересовался Римо.— Беру мелок, у кого он острый, и он влезает между черточками.— А ему ты отдаешь свой старый мелок?Мальчишка посмотрел на Римо — на лице его было написано явное недоумение, словно Римо говорил на языке, которого мальчишка никогда не слышал.— Это еще зачем? Старый выбрасываю. Вы кто общественник или что?— Нет, но иногда мне хотелось бы им стать.— Смешно как-то говорите. «Мне хотелось бы» — как это?— Это называется английский язык.— А. Вот что Вас как?— Бвана Сахиб, — сказал Римо.— Вы тоже сын великого арабского короля?— Я прямой потомок великого арабского короля Покахонтаса.— Великие арабские короли, они черные, — хмыкнул парень. Он-то знает его не одурачить.— А я по материнской линии, — объяснил Римо. — Возвращайся к своей раскраске.— Ничего. Мне ее к завтра.Римо покачал головой. Сидящая за столом черная женщина по-прежнему глядела на обложку «Журнала черного совершенства и черной красоты».Дверь кабинета Шокли слегка приоткрылась, и Римо услышал голоса.— Ублюдок! Крыса! — кричала женщина. — Дискриминация! Несправедливость!Дверь распахнулась, и в проеме, спиной к Римо, показалась кричавшая.Она размахивала кулаком, адресуя свой гнев внутрь кабинета. У женщины были огромные толстые ляжки, сотрясавшиеся под цветастым хлопчатобумажным платьем. Ягодицы ее напоминали небольшой холм с седловиной. Движения рук поднимали волны в океане жира, свисавшего с ее мощных бицепсов.Голос в глубине комнаты что-то негромко произнес.— Все равно крысиный ублюдок! — отозвалась женщина. — Если бы не эта штука, я бы тебе показала!Она развернулась и сделала шаг в сторону Римо Если бы ненависть имела электрический заряд, глаза женщины извергали бы потоки искр. Губы у нее были плотно сжаты, а ноздри яростно раздувались.Римо собрался было бежать, пока этот мастодонт его не раздавил. Но женщина остановилась рядом с мальчишкой, раскрашивавшим поросенка.— Пошли, Шабазз. Пошли домой.Мальчишка как раз спешил закончить раскрашивание правой передней ноги Порки. Римо слышал, как скрипят его сжатые от старания зубы. Женщина не стала ждать — со всего размаху она врезала мальчишке кулаком по уху. Мелок полетел в одну сторону, книжка-раскраска — в другую.— Ну, ма, чего ты?— Пошли прочь отсюда! Этот ублюдок не хочет передумать о твоем аттестате.— Вы хотите сказать, что ваш сын не получит аттестат? — спросил Римо. — Его что, оставляют на второй год? — Неужели в этом мире еще осталось хоть немного здравого смысла?Женщина посмотрела на Римо как на жареную свинину, провалявшуюся целую ночь на платформе подземки.— Вы что несете? Шабазз — он говорил речь от имя класса в начале года. У него награды.— Тогда в чем проблема? — поинтересовался Римо.— Проблема? Проблема — Шабаззу время до пятнадцатого мая. А ублюдок Шокли не хочет изменить дату выпуска и перенести на пораньше, чтоб Шабазз успел получить аттестат раньше, чем сядет в тюрьму. Ему трубить пять лет за грабеж.— Это, должно быть, страшно обидно, после того как Шабазз столько трудился, раскрашивая такие сложные рисунки.— Точно, — ответила мамаша. — Пошли, Шабазз, из этого ублюдского места.Шабазз вскочил на ноги. Шестнадцатилетний парень ростом был выше Римо.Рядом с матерью он выглядел как карандаш, прислонившийся к точилке.Он последовал за матерью прочь. Мелок и книжка остались лежать на полу. Римо поднял их и положил на маленький столик, рядом с лампой, прикрепленной к столу огромными стальными болтами.Римо глянул через стойку на женщину, все еще рассматривавшую обложку «Журнала черного совершенства и черной красоты». Ее толстые губы медленно шевелились, как будто она пыталась раздавить ими крохотную рыбку. Наконец она тяжело вздохнула и раскрыла журнал на первой странице.— Извините, — обратился к ней Римо. — Можно мне теперь войти?Женщина с шумом захлопнула журнал.— Ч-черт! — выругалась она. — Всегда мешают. Придется опять все сначала.— Я вас больше не побеспокою, — пообещал Римо. — Я буду вести себя тихо.— Да уж, слышь? Идите, если охота.Кабинет доктора Шокли состоял из двух частей. Одна, в которой находился Римо, представляла собой комнату с голыми стенами и тремя стульями, намертво привинченными к покрытому пластиком полу. К полу же был приклепан и торшер с прочной металлической решеткой вокруг лампочки.В другой части кабинета за столом восседал сам Шокли. За его спиной возвышались стеллажи с книгами, магнитофонами и африканскими статуэтками, сработанными в штате Иллинойс. А между двумя частями была перегородка — прочная стальная сетка с мелкими ячейками. Она простиралась от стены до стены, от пола до потолка, надежно защищая Шокли от любого посетителя. Рядом с его столом в перегородке была металлическая дверь. С внутренней стороны он была заперта на огромный пуленепробиваемый замок.Сам Шокли оказался элегантным негром с прической «афро» умеренных размеров и пронзительными глазами. На нем был серый костюм в тонкую полоску, розовая рубашка и галстук с черным узором. Узкое запястье украшали небольшие золотые часы «Омега». Римо также отметил про себя тщательно ухоженные ногти Шокли.Руки Шокли лежали на столе ладонями вниз. Рядом с правой рукой находился «магнум» 357-го калибра. Римо пришлось взглянуть на оружие дважды, прежде чем он поверил своим глазам. На резной деревянной рукоятке пистолета были зарубки!Шокли приветливо улыбнулся, когда Римо подошел к перегородке.— Прошу вас, садитесь.Говорил он слегка в нос, словно утомленно, но абсолютно чисто. Такими вроде бы слегка простуженными голосами говорят выпускники старых университетов Новой Англии — как бы сокращая слова, будто они недостойны долго оставаться во рту говорящего.— Благодарю вас, — сказал Римо.— Чем могу быть вам полезен?— Я друг семьи. Пришел навести справки об одном из ваших учеников. Его имя — Тайрон Уокер.— Тайрон Уокер? Тайрон Уокер? Одну минутку...Шокли нажал встроенную в стол панель, и слева на столе вырос телемонитор. Главный методист перебрал несколько кнопок на клавиатуре компьютера, и Римо заметил, как в глазах его отразилось мерцание экрана.— А, ну да. Тайрон Уокер. — Шокли посмотрел на Римо с улыбкой любви и благоволения. — Вам будет приятно узнать, мистер... э-э... мистер?— Сахиб, — представился Римо. — Бвана Сахиб.— Так вот, мистер Сахиб, вам будет приятно узнать, что у Тайрона прекрасная успеваемость.— Прошу прошения? — не поверил своим ушам Римо.— У Тайрона Уокера прекрасная успеваемость.— Тайрон Уокер — это живая бомба замедленного действия, — сказал Римо. — Вопрос только в том — когда именно он взорвется и причинит вред окружающим. Он абсолютно безграмотен и вряд ли умеет пользоваться даже унитазом. Какие у него могут быть успехи?Говоря это, Римо приподнялся со стула, и рука Шокли медленно потянулась к «магнуму». Римо сел, и Шокли снова успокоился.— В школе у него все в порядке, мистер Сахиб. Компьютеры никогда не лгут. Тайрон — лучший ученик в языковых искусствах, один из лучших — в графическом изображении слова, и в числе двадцати процентов лучших в базовом вычислительном мастерстве.— Дайте-ка я попробую догадаться, — сказал Римо. Это чтение, письмо и арифметика?Шокли слегка улыбнулся:— Ну что ж, в былые времена это называлось так. До того, как мы приняли на вооружение новые, передовые методы обучения.— Назовите хоть один, — сказал Римо — Все это изложено в одной из моих книг, — Шокли повел рукой в сторону стеллажа с книгами у себя за спиной. — «Приключения в стране образования. Ответ на проблему расизма в школе»— Это вы написали? — сносил Римо.— Я написал все эти книги, мистер Сахиб, — скромно ответил Шокли. — «Расизм под судом», «Неравенство в классе», «Черное культурное наследие и его роль в обучении», «Уличный английский — веление времени».— А вы написали что-нибудь о том, как учить детей читать и писать?— Да. Моей лучшей работой считается «Уличный английский — веление времени». В ней говорится о том, что настоящий английский — это язык черного человека, и о том, как белые властные структуры превратили его в нечто, чем он никогда не должен был стать, и тем самым дети черных гетто оказались в крайне невыгод ном положении.— Это идиотизм!— Да неужто? Известно ли вам, что слово «алгебра» — арабского происхождения? А арабы, разумеется, черные.— Им будет очень интересно это узнать, — заметил Римо. — Ну, и как вы предлагаете изменить это невыгодное положение детей черных гетто в плане английского языка?— Следует вернуться к изначальному, истинному английскому языку. Уличному английскому. Черному английскому, если хотите.— Другими словами, раз эти неучи не умеют говорить правильно, давайте превратим их глупость в стандарт, на который должны равняться все остальные, так?— Это расизм, мистер Сахиб! — гневно возразил Шокли.— Насколько я смог заметить, сами вы не говорите на уличном английском. Почему же, если он такой уж святой и чистый?— Я получил докторскую степень в области образования в Гарварде, — заявил Шокли, и ноздри его при этом сжались, а нос стал уже.— Это не ответ. Получается, что вы не говорите на уличном английском, так как сами вы для этого слишком образованны.— Уличный английский — прекрасный язык для общения на улице.— А что, если они захотят уйти с улицы? Что, если им понадобится узнать что-то еще, кроме ста двадцати семи способов рукопожатия с похлопыванием в ладоши и притопыванием? Что будет, если они окажутся в реальном мире, где большинство говорит на нормальном английском? Они будут выглядеть тупыми и отсталыми, как ваша секретарша.Римо махнул рукой в сторону двери, и перед его мысленным взором предстала женщина, все еще мучительно сражающаяся с шестью словами на обложке «Журнала черного совершенства и черной красоты».— Секретарша? — переспросил Шокли. Брови его изогнулись, как два вопросительных знака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21