Вам этого не понять.— Вы снимете кольцо?— После исполнения задания.Уодсон мрачно кивнул. Спеск вернулся к дивану. Он сильно прихрамывал.— Что у вас с ногой?— Именно об этом я и хочу поговорить с тем белым, — ответил Спеск.— С каким белым?— О чем мы с вами сейчас говорили? Белый человек и азиат.— Ах, тот белый человек.Вернулась Ингрид. Спеск вопросительно посмотрел на нее.— Я только что видела его машину. Он уже поднимается по лестнице, — сообщила она.— Отлично. Вы знаете, что от вас требуется.Задница преподобного Уодсона чувствовала себя неуютно на твердом паркетном полу, но он счел благоразумным не шевелиться. Черная коробочка по-прежнему находилась совсем рядом с рукой Спеска. Уодсон сидел, не двигаясь, а Ингрид вышла в соседнюю комнату и вернулась с еще одной черной коробочкой. Коробочку она отдала Спеску. Еще она принесла с собой кольцо белое металлическое кольцо, похожее на те, какие дети набрасывают на колышки.Спеск взял коробочку в руки и кивнул Ингрид. Она подошла ко входу в квартиру и встала за дверью.Спустя несколько секунд дверь отворилась, и в комнату буквально ворвался невысокий человек со стриженными ежиком седеющими волосами. Он влетел на бешеной скорости, как будто только что вспомнил, что оставил в комнате свой бумажник. Увидев Спеска, он улыбнулся.На мгновение он застыл, как бы собирая силы для нового отчаянного броска в сторону Спеска, и тут Ингрид шагнула из своего укрытия, одним быстрым тренированным движением раскрыла белое кольцо и защелкнула его у вошедшего на шее.Тот рванулся, повернулся к Ингрид — и рука его потянулась к карману клетчатой спортивной куртки.— Бреслау, — произнес Спеск.Всего одно короткое слово, но тон был начальственный и требовал беспрекословного подчинения. Бреслау повернулся. Руки его схватились за кольцо на шее, пытаясь его разомкнуть. Но оно не снималось, и он посмотрел на Спеска. Улыбка сползла с его лица, и теперь на нем был как бы написан огромный вопросительный знак.— Перестаньте дергаться и подойдите сюда! — приказал Спеск.Коротышка еще раз взглянул на Ингрид, словно запоминая ее вероломство для будущего сведения счетов, и подошел к Спеску. Тут он наконец заметил сидящего на полу преподобного Уодсона и замешкался, не уверенный, следует ли ему улыбнуться в знак приветствия или презрительно ухмыльнуться с видом победителя. В результате он посмотрел на Уодсона вообще без выражения, потом перевел взгляд на Спеска.— Полковник Спасский, — вкрадчиво начал Бреслау. Я слышал, что вы в городе. Я с нетерпением ждал этой встречи. — Руки его снова дотронулись до кольца на шее. — Но что это такое? Очень странно. — И он опять улыбнулся Спеску, словно только они двое на земле владели тайным знанием того, как много нелепостей происходит в мире.Он искоса глянул на Уодсона, желая удостовериться, нет ли и у него на шее такого же кольца. Уодсону хотелось крикнуть: «Вонючка, мне хуже, чем тебе!»— Бреслау, — холодно произнес Спеск. — Вы знаете дом на Уолтон-авеню?Улыбочка тайного сообщничества покинула лицо Бреслау, но лишь на мгновение Он снова взял себя в руки.— Конечно, товарищ полковник. Именно поэтому я так хотел встретиться с вами. Чтобы обсудить с вами этот вопрос.— И именно поэтому вы и ваше начальство сочли возможным не посвящать нас в детали того, чем занимаетесь и что ищете?— Поиски могли оказаться безрезультатными, — принялся оправдываться Бреслау — По правде говоря, так оно и вышло. Я не хотел беспокоить вас по пустякам.Спеск посмотрел на черную коробочку, которую держал в руках.— Я тоже сообщу вам несколько пустячков, — сказал он. — Вы не поставили нас в известность потому, что ваша контора снова решила работать сепаратно и пыталась заполучить устройство для себя. Восточная Германия и раньше имела такую склонность. — Он поднял руку, останавливая возражения Бреслау. — Вы действовали неуклюже и глупо. Существовало множество способов проникнуть в здание и провести поиски. Мы могли бы просто купить весь этот дом через какую-нибудь подставную организацию. Но нет — для вас это слишком просто. Вам понадобилось наследить по всей округе, а в результате вы привлекли ЦРУ и ФБР, и они буквально вырвали всю операцию из ваших рук.Бреслау не знал, пришло ли уже время для протестов. Лицо его словно окаменело.— Глупость — вещь сама по себе скверная, — завершил Спеск. — Но глупость, приводящая к провалу, — это еще хуже. Она непростительна. Теперь можете говорить.— Вы правы, товарищ. Нам надо было сразу же поставить вас в известность. Но как я уже говорил, об этом устройстве в Германской Демократической Республике просто ходили слухи среди агентов времен войны. Оно вполне могло оказаться лишь плодом чьего-то воображения. Как и вышло на деле. Никакого устройства не существует.— Ошибаетесь. Оно существует.— Существует? — Удивление Бреслау было смешано с сожалением.— Да. Оно у этого типа. И он мне его отдаст.Бреслау снова посмотрел на Уодсона.— Ну что ж, это прекрасно. Великолепно.— Разумеется, — сухо произнес Спеск, отвергая все притязания на партнерство, которое, судя по тону, пытался навязать ему Бреслау.— А это устройство, оно действительно ценное? Сможем мы его использовать в будущем в нашей борьбе против империализма?— Я его не видел, — ответил Спеск. — Это техническое устройство. А устройства бывают разные. — И тут Уодсон наконец увидел, как он улыбнулся. — Вот как эта штука у вас на шее.— Так это оно и есть? — сказал Бреслау и опять схватился за кольцо, крепко обнимавшее его горло.— Нет. Это наше новейшее изобретение. Я покажу вам, как оно работает.Уодсон наблюдал, как Спеск двинул вперед красный рычажок на крышке черной коробочки. Бреслау разинул рот и выпучил глаза.— А-а-хрр! — Руки его судорожно вцепились в кольцо.— Я вычеркиваю вас, товарищ, — сказал Спеск. — И не потому, что вы совершили предательство, а потому, что попались на этом. Что никуда не годится.Он двинул рычажок еще немного вперед на какую-то долю дюйма. Бреслау рухнул на колени. Ногти его царапали шею, в попытке просунуть пальцы под сжимающееся белое кольцо. Там, куда впились ногти, выступила кровь — ногти все сильнее раздирали кожу и плоть. Уодсон, ощущая боль в паху, смотрел на Бреслау с сочувствием.Бреслау разинул рот еще шире. Глаза его выкатились из орбит, словно он целый год питался одними гормонами щитовидной железы.— Наслаждайтесь, наслаждайтесь, — проговорил Спеск и подвинул рычажок вперед до упора.Раздался легкий щелчок — как будто сломался карандаш. Бреслау повалился лицом вперед на пол, легкие его издали последнее шипение, и из угла рта потекла пенистая струйка крови. Глаза его смотрели прямо на преподобного Уодсона, и черный священник увидел, как они начали мутнеть.Уодсон поморщился.— Теперь вы, — сказал Спеск, отложил одну черную коробочку и взял другую. — Вы знаете, чего я от вас хочу?— Да с-сэр, — отозвался Уодсон.— Повторите.— Вы хотите, чтоб я нашел белого человека и желтого человека и привел их сюда. — Он завращал глазами и улыбнулся, как большой масленый блин. — Так, босс?— Да. Осечки не будет?— Никакой осечки. Нет с-сэр. Мистер Тони!— Хорошо. Можете идти. Ингрид пойдет с вами. Она за вами присмотрит, а заодно проверит это устройство из дома Мюллеров. Да, я вас предупреждаю. Не будьте идиотом и не пытайтесь напасть на Ингрид. Она очень ценный сотрудник.Уодсон встал на ноги очень медленно и осторожно, чтобы чересчур резким движением не рассердить Спеска, и тот не начал бы развлекаться с красным рычажком. Потом он поискал глазами Ингрид. Она стояла рядом и смотрела на труп восточногерманского агента Бреслау.А соски у нее опять заострились, заметил Уодсон. И это не сулило ему ничего хорошего. Глава 8 Римо открыл дверь ванной комнаты и выпустил Тайрона.Тот немедленно устремился к выходу из номера. Его рука уже ухватилась за дверную ручку, как вдруг Тайрон почувствовал, как его относит назад, подбрасывает в воздух и швыряет на диван, который отреагировал астматическим вздохом, когда на него приземлились сто сорок фунтов Тайронова веса.— Куда торопишься? — поинтересовался Римо.— Мне охота отсюда.— Вот видишь, — сказал Чиун, стоя у окна и глядя на Центральный парк. — Ему охота. А значит, это надо сделать немедленно. Мгновенное удовлетворение желаний. Как типично для молодежи!— Этот мусор, папочка, не типичен ни для чего — разве только с виду.— Лучше пустите меня. Мне надо отсюда, — заявил Тайрон. — Мне охота обратно.— Охота, охота, — передразнил его Римо. — Куда спешишь?— Мне надо в школу.— В школу? Тебе?— Да. Мне надо туда, а то мне будет неприятность, и вам тоже. Потому что закон — я должен ходить в школу.— Папочка, — обратился Римо к Чиуну. — Чему могут обучить вот это в школе? Он уже провел там большую часть жизни, а его не смогли до сих пор научить правильно говорить по-английски.— Может быть, это передовая методика, — сказал Чиун. — И они не тратят времени на изучение языков низшего порядка.— Нет, — сказал Римо. — Этому я не верю.— Меня учат, — сообщил Тайрон. — А я учусь. Я говорю по уличному английскому. Это настоящий английскому. Он был такой раньше, потом белый человек украл его у черного и испортил.— Где ты набрался этого бреда? — спросил Римо.— В школе. Там один человек написал книжку, и он нам сказать, мы разговариваем чудесно, а другие — они неправильно. Он говорила, мы разговариваем по настоящему английскому.— Ты только послушай, Чиун. Ты вовсе не обязан любить английский язык, но это мой родной язык. И мне стыдно слушать, во что они его превращают. — Римо снова повернулся к Тайрону. — Этот человек, который написал книгу о вашем английском языке, он что, работает в вашей школе?— Ага, он главный методист в школе имени Малькольма, Кинга и Лумумбы. Башковитый, сукин сын.— Помнишь, что я сказал тебе вчера вечером?— Что убьешь?Римо кивнул:— Я еще не принял окончательного решения. Если я выясню, что ты сам отвечаешь за то, какой ты, то ты исчезнешь и следа от тебя не останется. Но если это не твоя вина, тогда... ну, тогда, может быть, — повторяю, может быть, — ты останешься жить. Пошли. Поговорим с твоим главным методистом. Вставай, да не шаркай ступнями по полу.— Ступни — это то, что на конце ног, — пояснил Чиун.Строительство школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы пять лет назад обошлось в девятнадцать миллионов долларов. Здание занимало целый квартал, а внутри его бетонного прямоугольника располагался двор с пешеходными дорожками, столиками для пикников и баскетбольными площадками под открытым небом.Когда разрабатывался проект здания, знаменитый на всю страну архитектор предложил использовать минимальное количество стекла по внешнему периметру здания. В качестве компенсации предполагалось сделать застекленными стены, выходящие во двор, по внутреннему периметру.Местный совет школьного образования разгромил этот проект как расистскую попытку изолировать чернокожих детей. Нанятая школьным советом фирма по связям с общественностью развернула широкую кампанию под лозунгами: «Что они прячут?», «Выведите школу на свет!» и «Не отправляйте наших детей обратно в пещеру».Центральный совет школьного образования города Нью-Йорка сопротивлялся давлению общественности всего сорок восемь часов. Проект школы был переделан. Внутри в школе остались стеклянные панели от пола до потолка, а по внешнему периметру школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы бетон уступил большую часть места стеклу.В первый год стоимость замены стекла, выбитого проходящими досужими камнеметателями, составила сто сорок тысяч долларов. Во второй год эта сумма возросла до двухсот тридцати одной тысячи. За четыре года стоимость новых окон школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы превысила миллион долларов.На пятом году произошло два важных события. Во-первых, город оказался не в состоянии больше выделять столько средств на школы. Но когда сокращение ассигнований докатилось до школы имени Лумумбы и Компании, президент местного школьного совета уже знал, какую статью расходов следует уменьшить. Знал благодаря второму важному событию. Его брат, за четыре года наживший почти миллион на поставках стекла для школьных окон, продал свой стекольный бизнес и открыл склад пиломатериалов.Школа имени Лумумбы перестала вставлять стекла взамен выбитых. Все большие окна по внешнему периметру заколотили фанерой. В первый год цена фанеры составила шестьдесят три тысячи долларов.И теперь школа имени Лумумбы была отгорожена от внешнего мира стеной из камня и великолепной сосновой фанеры, через которую внутрь не проникали ни воздух, ни солнечные лучи, ни свет знания.Когда один из членов местного школьного совета высказал протест против использования фанеры и против наступившей в результате темноты и задал на заседании совета вопрос: «Что они прячут?» — и призвал «Вывести наших детей из мрака!», то по пути домой его избили. С тех пор протестов больше не поступало.Когда архитектор, автор первоначального проекта здания, однажды приехал посмотреть на свое детище, он целый час просидел в машине, рыдая.Римо доставил Тайрона Уокера в центральный коридор школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы.— Иди в свой класс.Тайрон кивнул, но взор его был прикован к входной двери, где сквозь щель между фанерными листами проникала узкая, как лезвие ножа, полоска солнечного света.— Нет, Тайрон, — сказал Римо. — Иди в класс. Если не пойдешь, а попытаешься смыться, я вернусь и отыщу тебя. И это тебе очень не понравится.Тайрон снова кивнул, очень мрачно. Он сглотнул, словно у него раздулись миндалины и он решил их съесть.— И не уходи отсюда без меня, — добавил Римо.— А ты куда?— Я хочу кое с кем переговорить и выяснить, их это вина или твоя, что ты такой, какой есть.— Хорошо, хорошо, — поспешно сказал Тайрон. — Ладно, так уж и быть — сегодня хороший день приходить в школа. У нас сегодня чтение.— Ты учишься читать? Вот уж не думал. — Эта информация произвела на Римо сильное впечатление.— Да нет, не эта фигня. Учительница, она нам читает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21