Что же касается Бузина, тот тщательно изучал близлежащие дома, припаркованные легковущки, худосочный межквартальный скверик с обгрызанными деревьями и поломанными скамейками.
В подтверждение мерзкого облика сбежавшего мужа Валиулина пред»явила «вещественные доказательства» в виде писем и фотокарточек. Дескать, вон каким был Прошка влюбленным и добрым, а что получилось через несколько лет! Изменщик, грубиян, короче — вонючий козел.
— Вот он, Валиулин! — ткнула Лариса Игнатьевна в одну из фотокарточек. — Гляди, какой красавец, любая баба польстится. Все мы — дуры безмозглые.
Ага, есть первая загогулина: фамилия Козыря — Валиулин!
Но сейчас девушка смотрела не на мордатого парня, самодовольно взирающего на покоренный им мир, а на его приятеля, сидящего рядом с рюмкой в руке. Сплюснутая мордашка, прижатые к голове уши, острый нос… Ошибиться невозможно, тем более, что она знакома с оригиналом… Лягаш собственной персоной!
— А кто рядом с вашим мужем? Удивительно неприятный человек…
— Васька Комов. Прошкин дружок. Точно ты выразилась, умница — противный тип. Если бы не Васька, может быть, мы с мужем не расстались бы… Приманил Прошку легкими деньгами, подсунул под него проституток…
Еще одно прояснилось! Лягаш носит «в миру» фамилию Комов, зовут Василием! Вот обрадуется Коля! Настоящие фамилия-имя — протоптанная дорожка, по которой двинется соскучившаяся по настоящему делу пятерка Удава.
Наташа с деланным вниманием слушала женщину, перелистывала страницы альбома. Чужие семейные тайны — мусор, который хозяйка, таясь, выносит на помойку, в нем противно копаться, отделяя проступки обоих супругов, выискивая оправдания и осуждение.
Но Сомова терпела. Вдруг в обрушившемся на неё потоке слезливых жалоб и потаенных признаний проскользнет что-то ещё заслуживающее внимания. К примеру, адреса или номера телефонов «друзей».
Почти двухчасовая беседа на кухне ничего больше не принесла. Измаявшийся Бузин прикончил на балконе целую пачку сигарет. У Наташи от обилия ненужной информации кружилась голова.
В дореформенные времена продажа жилья была запрещена — существовал обмен. Всех видов: равноценную на равноценную, маленькую на большую с соответствующей, скрытной, доплатой, редко — большую на маленькую. Тогда небольшая площадка, огороженная низким решетчатым палисадом, буквально бурлила от огромного количества желающих принять участие в квартирообмене.
Сейчас — пустота. Да и какой смысл надрывать и без того перенапряженные нервы, когда выплати какой-то процент официально зарегистрированной риэлторской фирме — все устроят, оформят, найдут.
Но именно немалый «процент» и заставляет людей с низким достатком действовать без посредников — напрямую. Ненадежно, естественно, зато дешево. На этом, казалось бы, совершенно безопасном пути их подстерегают подводные рифы и черные провалы. В виде неорганизованных риэлтеров и откровенных жуликов…
Мордатого «наследника» дяди Мити Павел увидел сразу. Тот азартно консультировал потрепанную жизнью старушку, видимо, расписывал неограниченные свои возможности, вскользь упоминал о громадной картотеке, целому банку данных, которым он владеет.
Секретарев придвинулся ближе, спрятал приметную свою голову за щитом с расклеенными предложениями. Прислушался.
— Помоги, милай, — взмолилась бабка, у которой от обилия вариантов, похоже, распухла голова. — Отблагодарю, дорогой, помолюсь во здравие, свечечку поставлю…
Мордатый отвернулся и подмигнул стоящему позади него парнишке с бегающими глазами. Дескать, нужна мне бабкина свеча, как кошке хобот, мы из неё выдавим более полезное — квартирку, которую позже продадим.
— Погоди, бабуся, мыслишка одна пришла в голову, — неожиданно воскликнул он. — Зачем тебе продавать, ходить по разным префектурам да нотариусам, мучиться… Мы сварганим дельце по другому. Сколько хочешь за свою берложку?
Бабка пошевелила сухими пальчиками, озабоченно зажевала беззубым ртом. Как свойственно всем людям, ей хотелось получить побольше, но она боялась отпугнуть непомерной ценой доброго человека.
— Дык, даже не знаю… Соседский дед Пахом говорил двадцать тыщ каких-то баксов… Как думаешь?
— Плохо думаю, — озабоченно вздохну маклер. — Далеко от метро — раз, не с солнечной стороны — два, хрущеба — три, — принялся загибать он негнущиеся пальцы. — Боюсь, больше пятнадцати тысяч никто не даст…Вот разве мне рискнуть по доброте душевной… Согласна?
— Как скажешь, сынок, — обреченно наклонила голову старуха и повторила. — Как скажешь.
— Вот и без всяких бумажек да разрешений пиши на меня завещание. Родичи-то имеются?
— Одна я, милок, как перст…
— Заверю твое завещание и выплачу пятнадцать кусков. И живи себе спокойно до самой смерти. А мы продукты станем подбрасывать, лекарства покупать, шмотки… Говори, бабуся, свой адрес — запишу.
Успокоенная щедрыми обещаниями старуха бодро продиктовала адрес, даже об»яснила до какой станции метро ехать, в какую сторону поворачивать, мимо какого забора следовать. Мордатый записал, Секретарев запомнил.
— Вот и договорились, бабуся, вот и ладно, — приговаривал довольный Козырь. — Завтра заскочу, огляжу твое жилье и займемся оформлениям. Себе в убыток работаю, но такой уж характер — не могу не помочь людям. Когда дома бываешь?
— А где мне разгуливать, сынок? С трудом ноги таскаю.
— Тогда вечерком, часиков в восемь ожидай…
Идет капитальная обработка очередного клиента, подумал Секретарев, осторожно продвигаясь к краю площадки, подальше от маклера и его жертвы. Не дай Бог, заметит раньше времени, узнает «собеседника» по напряженному разговору на лестничной площадке, догадается — подслушивает. Тогда вмиг рассыпется вся сложившаяся в голове комбинация.
А Козырь рассыпает соловьиные трели, бережно поддерживает старушку под локоток. Обрабатывают очередную жертву. Ибо бабка проживет ровно столько, сколько понадобится для официального оформления завещания. Даже желанными «кусками» не успеет попользоваться.
Секретареву удалось незамеченным проскользнуть по краю площадки… Отставной подполковник медленно шел по тротуару, глядя себе под ноги или на встречных мужчин. На женщин старался не смотреть — все они, без исключения, напоминали ему погибшую жену.
Глава 19
Ровно четуре года тому назад, день в день, супруга начальника штаба артиллерийского полка в Сибири поехала в ближайший город за продуктами. Военторг обеспечивал семьи офицеров в гарнизоне довольно сносно, но жене подполковника хотелось в очередной раз побаловать мужа вкусными деликатесами. Тем более, что, наконец-то, пришел приказ о его переводе в Москву, в Главное артиллерийское управление.
Как не отметить такое событие!
Детей у Секретаревых не было, для женщины ребенком — единственным и поэтому любимым до безумия — сделался муж. Отсюда ежедневная забота о нем, выглаженное, начищенное обмундирование, свежее накрахмаленное белью. И — главное — вкусная, питательная еда.
Всегда приветливая, веселая — Секретарев не упомнит ни одного скандала, даже едва заметного недовольства — женщина создала в небольшой квартирке самый настоящий рай. Павел старался не задерживться на службе, торопился в родное гнездо, а если все же задерживался — звонил через каждые полчаса. Офицеры и завидовали семейному счастью начальника штаба и втихомолку подсмеивались над мужиком, прочно привязанным к женскому подолу…
От гарнизона до районного центра, гордо именуемого городом, — пятнадцать километров. Сообщение — «школьный» автобус утром или рейсовый — через каждый час. На школьный Секретарева опоздала — не управилась с глажением выстиранного вечером белья, пришлось ехать после обеда рейсовым.
Начальник штаба полка готовился к от»езду, сдавал дела преемнику: обходил с ним казармы, парки, стоянки боевой техники, учебные здания и полигоны. Сдача — дело не трудное, но хлопотное, занимающее массу времени. Подполковник по натуре — пунктуален до тошноты, ему не хотелось, чтобы после убытия из части его поминали недобрым словом.
В тот день он просидел в штабе до полуночи. Несколько раз звонил домой — никто не подходил к телефону. Значит жена все ещё в от»езде. Беспокойства не было — она часто задерживалась, приедет последним автобусом.
Возвратившись домой и не увидев ожидающей супруги, празднично накрытого стола, обязательной свежей газеты возле обеденного прибора и непременной пачки любимых сигарет, по другую сторону, Секретарев удивился, но не встревожился. Мало ли что могло задержать женщину в райцентре? Скажем, заглянула в библиотеку к работающей там подруге, жене начальника боепитания. Или допоздна простояла в очереди за какой-нибудь сногсшибательной рубашкой лля мужа и решила не рисковать ехать ночью, заночевать в городе.
Утром жена не появилась.
Подполковник зашел к командиру полка, доложил о «семейном ЧП», получил разрешение отправиться на розыски.
Ни у подруги-библиотекарши, ни у других знакомых Секретарева не появлялась. В гостинице, больше известной под названием Дома Приезжих, не регистрировалась. Павел мучительно перебирал в памяти адреса и телефоны живущих в городе многочисленных подруг и знакомых жены, пытаясь подавить тревогу, мотался по этим адресам, выслушивая повсюду недоуменные ответы: нет, не была… нет, не видели…
Пришлось обратиться в милицию.
На третий день поисков изуродованное до неузнаваемости тело женщины нашли в леске на окраине райцентра. Вызванный в местный морг для опознания боевой офицер, прошедший Афган, потерял сознание. До того был страшен вид изнасилованной и замученной женщины, его жены…
Как водится, розыск убийц ничего не дал. Впору поверить в то, что пострадавшая сама себя изнасиловала и убила. Местные сыщики беспомошно разводили руками, привычно обещали «принять все необходимые меры», смутно информировали о неких сдвигах и достижениях.
Горе горем, а приказы в армии положено выполнять, не взирая ни на какие сложности и беды. Бывший начальник штаба вылетел в столицу. После полутора лет службы на новом месте по заключению медкомиссии был уволен в запас.
С тех пор боевик Удава Павел Секретарев ежемесячно по вечерам ставит перед собой фотокарточку беззаботной красавицы с распущенными по плечам пышными белокурыми волосами, с ямочками на румянных щеках, и разговаривает с ней, запивая каждую фразу ядовитой водкой. Обычно не пьет, не выносит одуряющего напитка, твердит: и без того с души воротит от дерьмовой действительности. Но «разговаривать» с убитой женой без алкоголя — ума можно решиться.
По утрам не похмеляется, бережно заворачивает в лощенную бумагу портрет супруги, укладывает его в специальную папочку, хранящуюся в ящике стола. До следующего свидания через месяц. Ибо «видеться» чаще боится — не выдержит, свезут на кладбище либо в госпиталь. А у него ещё не полностью оплачен счет мести — «перечислен» лишь первый «взнос».
Тогда подполковник пристрелил в парке маньяка, который оглушил ударом кулака пятилетнего малыша, стянул с него штанишки и пристроился сзади. Выпустил в мерзкого насильника три пули. Не волнуясь и не раздумывая, будто не человека убил — прихлопнул комара, сосущего кровь.
Это было ещё до вступления в Удав…
После бессонной ночи Секретарев хмур и немногословен. Даже Наташа, признаная любимица подполковника, не в силах развеселить Павла, вызвать на его лице если не улыбку, то хотя бы едва заметную расслабленность.
А чему улыбаться, когда рядом, по московским улицам и проспектам ходят убийцы и насильники, когда душа требует мести, а Пахомов держит боевика на вторых ролях? Или бережет для более серьезных акций, или не доверяет.
Все же пришлось доложить командиру о нарушении отданного им приказа: «не высовываться на улицу без сопровождающего», предварительно не поставив в известность командира. Дескать, Папаша попросил и мы с Костей навестили «родственницу» бандита.
Наташа не удержалась от хвастовства — вот, дескать, какая я сообразительная и удачливая, за несколько минут расколола бывшую супругу Козыря, откопала серьезнейшие сведения. Что касается подполковника, он доложил сам. Бывший начальник штаба отлично понимает: командир должен знать все, без этого ему не выработать верного решения.
В отличии от Наташи Секретарев ограничился коротким сообщением: видел, удалось узнать где будет вечером. И — все, без разных прилагательных и местоимений.
Пахомов принял оба «доклада» на удивление спокойно. Можно даже сказать — равнодушно. Только действительное имя Лягаша — Василий Комов вызвало у него одобрительную улыбку.
— На ликвидацию Козыря пойдут…
— Я пойду, — решительно перебил Павел. — Прошу…
Пахомов думал направить Кудряша в паре с Бузиным, но услышав горячую просьбу-требование Секретарева, заколебался. В свое время Сомов посвятил командира пятерки в биографии его боевиков, Николай принял к сердцу трагедию Павла, ибо она сродни трагедии мальчишки, на глазах которого замучили родителей.
— Ладно, Паша, пойдешь… Кого хочешь в помощники?
— Никого. Сам управлюсь.
— А вот этого разрешить не могу. В нашем деле без подстраховки легко проколоться. Не только самому — остальных подставить. Предлагаю Бузина. Он тоже ещё не нюхал пороху, пора приобщаться.
Секретарев задумался. В перегруженной водкой и воспоминаниями голове мысли проворачивались тяжело, казалось — со скрипом и скрежетом. У Кости замучили друга, но друг — не жена и не отец…
— Тогда — Наташу. Она тоже пороха не нюхала. Пора.
Николаю страшно не хочется подвергать опасности девушку. Почему? Обычный боевик, хотя и женского пола, никаких не должно быть преимушеств. Даже учитывая её родственную связь с генералом Сомовым. Скорей всего, корни непонятной жалости лежат глубже, куда Пахомов боится заглянуть.
— Решено. Идет Сомова, — поспешил согласиться командир. — Только осторожно и продуманно.
— Может быть, не стоит торопиться с ликвидацией Козыря?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43