И там, и там её ожидали щедрые вознаграждения.
Завертелись незримые маховички, задергались и пришли в движение приводные ремни. У Кавказца, Гаревича, Панкратова и Ступина возникали и исчезали версии и идеи, предположения и намерения.
Всем было ясно только одно: схватка за обладание пээррушкой подходит к завершению…
Глава 24
Похоже, Пудель вступил в устойчивую розовую полосу своей жизни.
Началась она со встречи с Радоцким, председателем либеральной партии. Обычно партия поддерживала связь со «спонсором» через Сидорчука. Тот передавал директивы, оговаривал методы доставки в партийную кассу добытых боевиками денег, решал все назревшие вопросы.
И вдруг приглашение к Радоцкому.
Когда Пудель перешагнул порог ухоженного кабинета и остановился в центре богатого ковра, дубоватое лицо Ефима Ивановича озарилось приветливой улыбкой. Странной была эта улыбка. Раздвинутые губы никак не сочетались с холодным подозрительным взглядом; глубокие морщины, появившиеся на лбу, свидетельствовали разве о глубокой озабоченности, мясистый нос нависал над губами. По-наполеоновски скрещенные на груди руки как бы отстраняли собеседника, напоминали ему о дистанции между председателем партии и рядовым её членом.
Короче в облике Ефима Ивановича сливались доброжелательность и подозрительность, мягкость и твердость, уважение и презрение. Эти противоположности переплетались друг с другом, создавая непробиваемую броню.
Радоцкий был политиком нового поколения, хитрым и увертливым, из его длительных речей невозможно выудить что-либо конкретное. Казалось, сказано достаточно много, а станешь анализировать — пустота, обычное сотрясение атмосферы.
Из более чем часовой беседы Пудель уяснил только одно: его ввели в состав политсовета, мало того — назначили заместителем председателя партии. Все остальное погружено в болото отдельных, ни о чем не говорящих фраз и образных сравнений.
— Маловато для меня — член политсовета, — напрямую заявил новый политический деятель. — Кажется, заслужил большего… Да и пост вашего заместителя — далеко не сладость. Скорее — наоборот.
Радоцкий высоко поднял седеющие брови и разразился монологом, в котором говорилось о престижности поста заместителя председателя, о необходимости не рваться к власти, а работать на благо народа, о тяжелом времени, когда либералы просто обязаны отдавать все свои силы…
Слова лились то слабосильным ручейком, то полноводной рекой. Соответственно менялось выражение лица оратора: от горестно-похоронного до митингово-торжественного.
Пудель, нагло развалившись в кресле, откровенно смеялся. Газетные страсти, театральные передряги! Чем бы занималась либеральная братия, перекрой он им денежный поток?
Кажется, Радоцкий тоже натолкнулся на аналогичную мыслишку. Потирая морщинистый лоб, ероша короткие волосы неопределенного цвета, он несколько минут недоуменно глядел на нового члена политсовета. Будто старался предугадать, что тот запросит в качестве платы за услуги. Ибо, при всех внешних приличиях, шел самый настоящий торг, на фоне которого пылкие изречения председателя партии — похоронные венки преподносимые младенцу в годовщину его рождения.
— Все это — проблемы будущего, которые мы разрешим вместе с вами… На что вы претендуете?
— Думаю, звание депутата Госдумы не слишком большая плата за все мои старания?
— Конечно, конечно…но, как бы это выразиться, электорат…
Наворочали иностранных словечек, будто залежей мусора на городской свалке. Нет того, чтобы прямо сказать: всех избирателей подкупить не удастся, для подделки избирательных бюллетеней тоже нужны немалые средства.
— Если депутатство не прорежется, согласен занять пост губернатора в каком-нибудь приличном городишке… Скажем, в Красноярске…
— Идея знатная… Подумаем, посоветуемся… Красноярск не обещаю, там мы не очень сильны, а вот город помельче… Вообще, нам сейчас нужно решать сиюминутные проблемы. Их набралось достаточно много. Детали одного из них прошу обсудить с моим помощником…
Кажется, не сказано ничего определенного, но Пудель не ожидал, что его тут же возьмут под локотки и усадят в руководящее кресло. Он просто подбросил Радоцкому идею, а подкормить её и вырастить нечто большое и, главное, ценное — дело времени и старания.
Через десять минут Пудель, беззаботно насвистывая, развалился в кожаном кресле напротив помощника Радоцкого.
Обстановка знакомая. Сидорчук бегает по комнате, беспрерывно говорит, хватает и тут же отшвыривает в сторону брошюры, книги, листы бумаги.
Пудель почувствовал легкое головокружение, заболели глаза, сопровожающие бегающего помощника Радоцкого, поднялась к горлу отвратная тошнота.
— Федя, кончай трепаться, садись, потолкуем.
Легче уговорить собаку не брехать. Сидорчук продолжил круговые движения по кабинету. Прихватил газету, развернул и принялся отслеживать носом какие-то заметки.
— Говорите, Петр Ефимович, я вас слушаю…
— Не Петр Ефимович, а Николай Аркадьевич!
Недоуменный взгляд поверх очков.
— Ах, да, простите… Не успеваю следить за изменениями… Итак?
Притормозил возле подоконника. Газету швырнул на пол, намертво вцепился в фотоальбом. Заворчал голодным псом, нашедшем на мусорной свалке добротную кость.
— Садись, падло! — не выдержав, громыхнул Пудель. — Не то привяжу к стулу! Или заткну портянкой блудливую пасть!
Сидорчук остановился. Так резко, что едва не упал. Поймал упавшие очки. Не глядя, нащупал спинку стула, пристроил на сидение костлявые ягодицы.
— Слушаю…
Кажется, Радоцкий не успел оповестить помощника о новом качестве Пуделя. Впрочем, какое это имеет значение.
— Наш дерьмовый председатель базарил о каких-то делишках. Мол, Федя в курсе, пояснит, что и когда надо делать, чтобы не фрайернуться. Мне сейчас положено знать все. Как члену политсовета и заместителю председателя…
От неожиданной новости Сидорчук растерялся. Воспользовавшись необычным его состоянием, очки спрыгнули с носа и брякнулись о пол.
— Заместитель?
— Точно, Федя, абсолютно точно. Подавай мне информацию.
Пудель умело пользовался обычным, человеческим языком и воровским жаргоном, меняя их в соответствии с обстановкой.
Сидорчук постепенно приходил в себя. Очередной трюк хитроумного Радоцкого, решил он — обещанная бандиту должность походит на морковку, подвешенную перед носом ленивого ишака.
Но все же не стоит портить отношения.
— Прежде, чем перейти к серьезному разговору, хочу спросить… Только не обижайтесь…
— Не обижусь, — великодушно пообещал Пудель. — Спрашивай, Феденька.
— Удалось расколоть генерала или все ещё молчит?
— Как сказать? Серединка наполовинку. Больше помалкивает… Давай, Федя, колись!
— Когда можно ожидать намеченную акцию? Выборы приближаются, а вы медлите. Мы подготовили острое выступление в Думе, которое должно раскачать ситуацию.Но без вашей помощи сбросить правительство не удастся. Мы делаем ставку на неудовлетворительную борьбу с преступностью. Поэтому…
— Много говоришь, Феденька, мало делаешь, — строго, как и положено суровому руководителю, отреагировал заместитель председателя. — Насколько понимаю, политсовет уже утвердил проведение акции, следовательно, установлены сроки… Когда?
— Максимум — два дня.
— Будет выполнено!
Ускорить проведение задуманно операции — в интересах Пуделя. Слишком жарко становится, даже припекает пятки. Чутье человека, балансирующего на краю пропасти, подсказывает — промедление может привести к провалу. По ночам снятся переполненные тюремные камеры, горло сводит воспоминание о баланде… Подследственный… А что потом: отсидка или высшая мера?
Если раскроется «шеренга трупов», которую оставил за собой Пудуль, отсидкой не обойтись, ни один судья не смилостивится.
Одна из горячих «точек» — невесть откуда появившаяся племянница Ковригиной. Несмотря на подтверждение Штыря, в душе нарастают сомнения, граничащие со страхом…
Обычно Пудель приезжает в особняк рано утром. Поселок ещё спит, улочка между коттеджами безлюдна. Редко пробежит молочница с бидонами. Иногда выглянет из калитки измученный юессоницей дедок.
Вообще-то, если и увидят респектабельного господина, спозаранку приехавшего навестить кого-нибудь из жителей — ничего страшного не произойдет. Пора ему привыкать к легальности, перестать бояться каждого куста.
Босса, как всегда, встретил веселый Завирюха. Глаза красные — с недосыпу или с перепоя? — но на лице ярким кумачем цветет улыбка.
— Долго мне пасти старичка и его компашку?
— Сколько будет нужно, столько и попасешь… Спят? — кивнул Пудель на потолок. — Или — завтракают?
Завирюха презрительно махнул рукой.
— Старик в шесть их поднимает и заставляет вкалывать. Сейчас, небось, уже сидят за своими «телеками». На неделе мужик с завода какие-то штучки притащил, так дед вцепился в них — не оторвать…Обхватил руками, будто родную тещу…
Пудель направился к лестнице, на ходу предупредил: никуда не отлучаться, базар предстоит серьезный…
Иванчишин встретил босса торжествующей улыбкой. Теребил редкие волосенки, расхаживал по комнате.
— Сделал! Все сделал! Смотрите, лауреат бандитского искусства, какая штучка!… Конечно придется кое-что дорабатать, дотянуть, но основное, вроде, готово…
«Штучка», действительно, поражала. Прежде всего, размерами — чуть побольше биллиардного шара. Сзади торчит маленький хвостатый стабилизатор. Ракетка походит на рыбу с раздувшимся туловищем и тощим хвостиком.
— И на что она способна?
Ни в коем случае нельзя расписывать достоинства изобретения, толчками билось в голове генерала, необходимо оставаться нужным, в этом залог безопасности. Использованных до конца людей убирают — элементарный закон преступников. Как выбрасывают пустой пакет из-под молока или кефира.
— Признаюсь, далеко не на все. К примеру, для поражения движущейся цели там должен находиться маячок.
— Какова по размеру эта штуковина?
Иванчишин полез в ящик стола и достал из него нечто напоминающее спичечный коробок.
— Нельзя ли вмонтировать это устройство в трубку радиотелефона?
— Постараемся…
— Господин генерал, все ваши старания мне — до фени, результат нужен. И не когда-нибудь — сегодня вечером…
Доброжелательность не исчезла, но стала значительно меньшей. Ученых шестерок нужно держать в черном теле, они должны знать свое место, все время находиться на краю черной пропасти, от которого можно уйти, но недолго и свалиться.
Не дождавшись согласия или возражения, Пудель резко повернулся и пошел к лестнице. Проходя мимо прильнувшей к компьютеру Ковригиной, по хозяйски положил руку на её плечо.
— Поздравдяю, Стеллочка с приездом племянницы. Она у тебя — красивая и умная. Можешь гордиться — разрешаю.
Женщина повернулась, недоуменно расширила накрашенные глаза.
— Откуда взяли? Нет у меня ни братьев, ни сестер, соответственно, не может быть племянниц.
Пудель похолодел. Вот она, та самая горячая точка, которая не дает ему покоя… Подсунули сыскари девку, узнали вдрес особняка… Не сегодня, так завтра ожидай «дорогих гостей»… Значит, Штырь скурвился… Ну, погоди, падла, Пудель не прощает предательства!
Нужно спешить…Опередить сыскарей, выполнить задание Радоцкого и в очередной раз преобразиться в другого человека — влиятельного и богатого политика.
Только бы не опоздать…
Пудель повернулся к Иванчишину.
— Обстановка меняется с каждой минутой… Не нужно монтировать в радиотелефоне новое ваше изобретение — давайте его сюда… Спасибо, дорогие за старание за труд, — когда это необходимо, вор в законе умеет выражаться высокопарными фразами. — Сейчас перекусим и распрощаемся. Завирюха отвезет вас в Москву, там я буду ожидать с машиной. Развезу по домам.
— Зачем вам лишние хлопоты, — радостно заулыбался генерал. — Доберемся сами…
— Нет, нет, дорогие, не могу этого допустить! — обиделся Пудель — Долг любого интеллигентного человека — отблагодарить за услугу… И потом — я должен расплатиться с вами, а у меня… — Пудель стыдливо развел руками и наклонил лобастую голову, — Ни рубля. Пока вы будете собираться — поеду в банк, сниму со счета и примчусь в условленное место. Где и когда — Завирюха знает…
Пора завершать взаимное облизывание — время не ждет, сыскари, возможно, уже спешат к коттеджному поселку.
Спускаясь по лестнице, Пудель удовлетворенно улыбался. Разве это не прекрасно — одним ударом решить все проблемы: выполнить задание либералов и одновременно избавиться от нежелательных свидетелей?
Внизу Завирюха развлекал заскучавших боевиков.
— Вышел я этой ночью в садочек, — напевал он. — Почему-то не спалось…
— Рассказывай кому другому, — буркнул боевик со шрамом на лбу. — Небось, к бабе нацелился — вот и не спалось…
Рассказчик предупреждающе поднял руку. Дескать, будешь перебивать — умолкну.
— Гляжу, с неба на землю падает светящийся столб. Аж глазам больно. Достиг этот столб нашего садика и раскололся на две половины. Выходит из него мужик не мужик — какое-то неземное существо. Щупальцы — во все стороны, внутри видны два сердца — одно бьется ровно, другое стучит навроде барабана…
— Кончай трепотню! — перебил болтуна Пудель. — Пошли в сад, побазарим.
— Слушаюсь, хозяин, уже иду, — и торопливо боевикам. — Простирает ко мне щупальцы и говорит: передай своим шестеркам, чтобы жрали поменьше, а то желудками станут маяться.
От неожиданности слушатели раскрыли рты и глаза…
В саду перед Пуделем — совсем другой человек, строгий, безулыбчивый, покорный.
— Слушай меня внимательно. Отступишь хоть в малости от того, что скажу, — пожалеешь. Если, конечно, успеешь пожалеть, — угрожающе добавил Пудель. — Повезешь старика и молодых на автобусе-экспрессе. Минуете МКАД — выйдете на проспекте Мира. Пересядете на троллейбус, доедете до Сухаревки. Там я вас встречу на машине… Сядете на троллейбус — сообщишь об этом по мобильнику… И ещё одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47