В зрительном зале — круглосуточная дискотека. В библиотеке — варьете. В каминой — казино. В кинозале — буфет. На втором этаже — комнаты для одичавшей, не вкусившей сладких плодов цивилизации публики Окимовска. А когда заводик на полную зафурычит и работяги станут получать приличную зарплату, вообще — кайф. Не прогорим.Директор не в силах представить себе будущее великолепие своего захудалого клуба. Единственное желание — завить горе веревочкой, присосаться к горлышку фляжки. Поскорей бы свалили эти мужики, оставили его в покое!— Я ничего не решаю, Николай, иди к Бабкину, освободи мою грешную душу. Сам должен понимать…Шах огорченно вздохнул. Начинается очередная чиновничья круговерть. Иван отсылает к Петру, тот — к Сидору, который, получив на лапу, — к Ивану. Круг замкнется. Ничего не решающий Бабкин обязательно отфутболит просителя к фактическому хозяину города — к Мамыкину. Тот начнет почесываться и отнекиваться. Ему до фени, до перегоревшей лампочки идеи Шаха, которые для него не представляют никакой ценности.Что же делать?Размышления прервали мотоциклетные выхлопы. Рокер сдернул с головы шлем, подбежал к Шаху. Если бы сейчас присутствовала Клавдия, она с удивлением узнала бы в мотоциклисте недавнего пьяного парня, который, заикаясь и пошатываясь на ватных ногах интересовался причиной появления в барачном поселке толстой бабы с кавказским мужиком.Она не знала, что «протрезвившийся» алкаш последовал за ними, подслушал застольную беседу, и, оседлав свой потрепанный мотоцикл, помчался к хозяину. То есть, к Шаху.— Что стряслось, Костик? Ты чо? Змеюка укусила в задницу или кирпич на башку свалился?Николай считал себя культурным, начитанным человеком, общаясь с себе подобными, он избегал простонародных выражений, тем более, матерщины, изъяснялся на чисто литературном языке, не замусоренном бандитским сленгом. Но при беседах с боевиками подлаживался под их уровень.— Кажется, должны приехать большие люди. Очень большие, — Костик поднял руку выше головы. — Один уже появился. Здоровый мужик. Очень здоровый, с таким вот носом! — Костик приложил к своему курносому носу кулак. — Не разберешь, армяшка или грузин.— К кому приехал? Да не тяни кота за хвост — поцарапает!— К Осиповым. С кавказцем — толстая тетка, Клавдией зовут, слышал — из Москвы.Шах радостно заулыбался. Появилась возможность проявить гостеприимство, показать, что не только в российской столице, но и в заштатном городишке на Оке умеют ценить добрых людей. Несмотря на свой полу криминальный бизнес, Николай не потерял чувства порядочности.— Тетя Клава — знакомая личность. Поехали, поздороваемся… А ты, Куницын, соображай, думай.— О чем соображать? — не выдержав похмельных мук, директор решился приложиться к заветной фляжке.— Как МПС вместе с Бабкиным-Мамыкиным наколоть. Получится — миллионером станешь, пить будешь не вонючий самопал — виски и бренди. А не продашь клуб — зарежем!Зверская гримаса не испугала Куницына. Своими пропитанными мозгами он понимал — шутка. Ибо Шах славился своей честностью и миролюбием.— Ехай уж, Колька, не пужай. Ну тебя к монаху!Шах рассмеялся и вместе с парнями пошел к ожидающим их машинам.Так и получилось, что он во время появился возле жилья Осиповых… Глава 9 Когда-то, теперь уже в далеком прошлом, они жили в огромной коммунальной квартире. Федечка отлично помнит ее жильцов. Андромеду Иосифовну, полную даму в халате, расписанном фантастическими плицами с обязательной, зажатой в губах папиросой. Она с лысым мужем занимала самую большую комнату напротив ванной. Одинокого, непьющего сапожника дядю Прохора, с зажатыми во рту гвоздиками, который спал в каморке рядом с кухней. Двух старух, вечно шушукающихся в коридоре под висящим на стене велосипедом. Веселого однорукого инвалида дядю Диму, торгующего на рынке разной мелочью: гаечными ключами, отвертками, болтами, зажимами, бигудями, старыми книгами.Еще двух обитателей коммуналки Федечка знал плохо, они как-то не запомнились. Вокзальная проститутка Верка с многозначительной кликухой «Многостаночница» появлялась по утрам, усталая,с синяками под глазами и размытым макияжем. Быстро принимала душ и запиралась в своей комнате. До вечера — не видно и не слышно.Сухопарый бухгалтер какой-то артели вместе с женой-счетоводом все время гостил у сыновей: неделю — у одного, неделю — у другого. В свою комнату заявлялся только для того, чтобы проверить сохранность замков на входных дверях.Миролюбием и добротой в многокомнатном жилье даже не пахло. Постоянные ссоры и скандалы сотрясали его. Кто-то бросил в суп Андромеды Иосифовны дохлую мышь. Возвратившись после трудной ночной «работы», Верка слишком долго отмывалась в ванной. Выпивший сантехник учил ремнем свою, тоже пьяную, супругу. У сапожника неизвестно кто стащил туфли заказчика.Ссоры и разборки сопровождались нецензурщиной, размахиванием кулаками, битьем посуды. Странно, но все это проходило мимо сознания мальчика. Он как бы жил в другом мире, заполненном птичьим щебетанием и солнечными улыбками.Жили они с тетей Клавой бедно. Не жили — существовали. Много ли получает рядовая продавщица галантерейного магазина? Сущие копейки. На еду и квартплату хватало, а вот на одежду и на всякие деликатесы съэкономить не удавалось.Друзьями Федечка так и не обзавелся. Может быть, потому, что в детском саду, а потом и в школе, его дразнили «подкидышем», неизвестно от кого нажитым. Какая уж дружба? Мальчик рос хилым, болезненным. Обеспокоенная тетка водила его к врачам, начиная с терапевта и заканчивая психиатром. Что творится с ребенком, почему он так мало ест и еще меньше спит?Медики брали всевозможные анализы, просвечивали мальчишку на рентгене, изучали, обстукивали грудь и спину. Абсолютно здоровый мальчик, никаких отклонений от нормы, зря «мамаша» беспокоится.Федечка, действительно, мало спал, он — мечтал, проще говоря, фантазировал. Представлял себя взрослым мужчиной, почему-то лысым и в очках колесами. Точь в точь муж Андромеды Иосифовны. Тогда он обязательно купит тётке халат с птицами и теплые тапочки. И еще — с первой же получки принесет полкило красной икры, кремовый торт, любимые тётей ванильные сухарики.Мечтал ночью в постели, по дороге в школу, даже во время уроков. Под влиянием фантастических видений жизнь не казалась такой уж серой, безысходной. А когда однорукий инвалид приобщил пятиклассника к своему бизнесу, мечтатель вообще ожил.Иностранное словечко «бизнес» тогда казалось обидным ругательством, но оно, как нельзя лучше, подходило к занятию инвалида. Ибо тот занимался фарцовкой. Постоянно бродил возле гостиниц и валютного магазина «Березка», покупал за бесценок или получал в «подарок» зарубежные шмотки. Особенно ценились майки с изображением тропического островка, на котором растет пальма. Мужские плавки с множеством карманчиков на молниях тоже пользовались немалым спросом. А уж женские «бикини» были нарасхват.Задача Федечки — сбыть все это тряпье своим более состоятельным одноклассникам или дворовым знакомым. За это он получал, пусть небольшие, но самостоятельно заработанные рубли.В тогдашние времена фарцовщиков преследовали, сообщали на работу, обсуждали и осуждали на всех уровнях, начиная от милиции и кончая общественными судами. А вот инвалида не трогали, понимали, как не просто прожить на нищенскую пенсию. А его подручный научился во время появляться в заранее оговоренном с покупателями месте, и так же во время исчезать при появлении милиции либо дружинников.На расписной халат скудного заработка, конечно, не хватило, но он все же подарил всплакнувшей тётке ванильные сухарики и шоколадный рулет.Позже, когда заслуженный ветеран умер в больнице от инфаркта, а бывшая продавщица «Галантереи» перешла на вольные хлеба, не сравнимые по достатку с нищенской зарплатой, юный фарцовшик не бросил свое занятие, наоборот, все больше и больше входил во вкус.Это были первые шаги будущего миллионера…Миллионера? Правильней сказать, бывшего миллионера, теперь — банкрота.Федечка заворочался в мягком кресле. Нашел время и место для воспоминаний! Что было — то было, все равно ничего не исправить и подретушировать, не к чему травмировать себя дурацкими переживаниями! Есть вещи более серьезные и, главное, нужные, необходимые. Большой бизнес, которым он занимался и намерен заниматься впредь, не терпит промедления либо измены, он жестоко карает отступников.Никакое не банкротство — временное отступление, маневр, перегруппировка сил и средств! Вот получит деньги и снова — вперед, на штурм!Так думать — легко и приятно, несмотря на солидный, по мнению Федечки, возраст, он все еще остается таким же восторженным фантазёром, но все его фантазии — с деловым подтекстом, они не вредят — помогают сосредоточиться, осознать положение дел и наметить путь к следующей вершине.После короткого телефонного разговора с адвокатом Резниковым он поехал к его брату — управляющему «декоративным» банком. Выпросить кредит под самые скромные проценты. Унизительно? Конечно, даже — постыдно, но без денежного вливания никак не обойтись! Окимовский завод не дает спать, намеченная женитьба на сестре Кирилла — тем более.Управляющий занят? Ради Бога, клиент не гордый, он подождет, спрятав в карман гордость и самоуважение. Сейчас его беспокоит не занятость главы банка, совсем другое. Как же он так оплошал, забыл в деревне мобильник, верного своего друга и помощника! Старческое слабоумие? Рановато. Беспокойство за отца? Все идет, как надо, отец покинет следственный изолятор и вместе с сыном еще раз обсудит всевозможные варианты покорения консервного завода…Немолодая, но все еще симпатичная, секретарша вышла из кабинета, извинительно улыбнулась. Чем-то ей пришелся по душе рыжий посетитель. Чем именно? Во первых, не возмущается, не качает права, не размахивает какими-то бумагами. Потом — ведет себя скромно, но с достоинством. Не подсовывает «презенты» в виде шоколадок, флакончиков с духами, конвертов с деньгами.Она за долгие годы работы в приемных всевозможных начальников так и не научилась принимать «благодарности».— Александр Ильич просит извинить. Срочные дела. Потерпите пожалуйста, минут двадцать-тридцать.— Ничего, я подожду…Конечно, подождет, куда торопиться банкроту? Освобожденного из заключения отца встретит верный Санчо, им есть о чем поговорить. Потом — встреча в городской квартире с невестой, объятия, поцелуи, объяснения в любви. Странно, отец уже не молод, у него, наверняка, было немало женщин и вдруг — юношеская влюбленность, страстная и стеснительная. Впрочем, почему странно? Вполне понятно и закономерно — любовь, если верить сентиментальным романам, всегда омолаживает.— Может быть, повторить кофе? — участливо спросила секретарша. — Вид у вас усталый!Откуда быть ему бодрым, когда все последние дни он мотался из города в деревню, потом — к Ольге Сергеевне, после — встреча с адвокатом, оформление продажи пакета акций, посещение тюремной администрации. Поневоле устанешь. Но не признаваться же этой женщине, не поплакать, как принято говорить, в жилетку?— Спасибо, не надо… Могу я воспользоваться вашим телефоном? Стыдно признаться — свой мобильник забыл на даче.Мысль о необходимости позвонить отцу, появилась как-то неожиданно. Стыдно — сын не встретил освобожденного узника, не поздравил, не обнял. Как любит выражаться Санчо, западло это, непростительный поступок.— Ради Бога! Городской — вот этот белый.Будь в кармане любимая трубка, Федечка ни за что бы не удержался от еще одного звонка — Лерке. Вот он освободится, завершит переговоры с управляющим банком, смотается в деревню и обязательно позвонит!Городская квартира Лавра долго не отвечала. Или Санчо еще не привез отца, или он наслаждается беседой с соскучившейся Ольгой Петровной. Федечка хотел было отключиться, но трубка перестала капать на мозги, заговорила знакомым голосом.— Слушаю! Говорите, говорите, я еще не оглох!Удивительная манера — подгонять! Не успеет сесть в машину — поехали, поехали! Не успеет сесть за стол — кушайте, кушайте! Впечатление, отец сам спешит жить и других заставляет. Вот и сейчас — говорите, говорите! Будто пенсионер страшно занят и у него нет времени ожидать и беспрерывно алекать.— Значит, ты уже дома? Привет, папенька. Извини, не встретил тебя с духовым оркестром и ротой почетного караула.— Парадные премудрости мне не к чему. Насмотрелся и наслушался. А вот встретить отца было бы неплохой идеей, — с плохо скрытым недовольством пробурчал Лавр. — Жаль, ты не проникся…— Проникся, папенька, еще как проникся! — закричал Федечка, но увидев изумление на лице дамы, сбавил тон. — Еще раз извини! Пытаюсь залатать прохудившийся бюджет, а это, сам знаешь, уважительная причина.— Знаю. Санчо поведал о трудных твоих переговорах. И как — получается?Федечка снова покосился на секретаршу. Сидит, перекладывает с места на место бумажки, что-то записывает, заносит в память компьютера. И, конечно, слушает разговор посетителя с «папенькой». Наверно, думает, что слово «папенька» — какой-то пароль или погоняло собеседника. Ради Бога, пусть думает, главное, не сливать избыточной информации, о которой непременно узнает шеф.— При встрече доложу со всеми подробностями. А сейчас занимать чужой телефон и долго говорить как-то неудобно.— Свою трубку потерял, что ли? Или разбил?— Забыл в деревне. Сейчас поеду, переоденусь и заберу мобильник. Сам звони или я позвоню. Целую. Федя, он же — Лавриков-младший!Попрощался и сразу отключился. Примется отец донимать вопросами, один другого острей, не отвязаться. А дама за секретарским столиком только делает равнодушный вид, на самом деле внимательно слушает каждое сказанное слово и мотает на несуществующий ус. Потом понесет в клювике своему боссу и то, что он сказал, и то, что ей показалось.— Благодарю за телефон, — неуклюже промолвил Федечка. — Понимаете, отец возвратился, а я не мог его встретить. Получилось как-то не по человечески…Интересное выражение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32