Лицо Сергея украшал мощнейший синяк, почти закрывший один глаз.
— Сука, я ему это так не оставлю… — бормотал Мотыгин, и сейчас продолжая изображать из себя безнадёжно крутого мэна.
В лесопосадке они нашли свою машину и, растолкав безмятежно спавших девиц, направились в Москву. Уже по дороге Элен, поглаживая по затылку своего кавалера, имела неосторожность спросить:
— Серёж, очень больно?
Мотыгин на ласку отреагировал своеобразно. Развернувшись, он наотмашь ударил подругу по лицу, да так, что кровь брызнула из роскошных её губ во все стороны.
— Из-за тебя, сука, нас накрыли!
К этому времени Киреев уже добрался до аэропорта, но его настроение мало чем отличалось от настроения уволенных охранников. Он все гадал, сдаст его Ерхов «мадам» или нет. Кроме того, предстояла сложная встреча с непосредственным начальником, что также не прибавляло радости Валерию Николаевичу. Рейс, как назло задерживали, где-то в Европе бушевал атлантический циклон. Лишь полдвенадцатого небольшой реактивный «Гольфстрим» приземлился на родной земле. Подрулил он к самому зданию, и Киреев видел в стеклянные двери, как один за другим появились Балашовы и члены их свиты. К удивлению главного телохранителя «мадам», он не заметил среди них Баграева. Паспортный контроль с «депутатского» выхода занял немного времени, и вскоре Киреев имел сомнительное счастье радостно приветствовать хозяев:
— С прибытием, Виктор Александрович, добрый день, Анна Марковна. Привет, Владимир!
Владимир Викторович, круглолицый мальчишка, очень похожий на отца, но с голубыми глазами матери, похоже, больше всех обрадовался встрече с Киреевым.
— Привет, охрана! — прохрипел он простуженным голосом. Это видимое панибратство являлось своеобразной игрой молодого кронпринца и экс-разведчика.
Старший Балашов показался Валерию Николаевичу не отдохнувшим, а скорее смертельно уставшим. Благообразное лицо финансиста имело странную способность не загорать даже на знойном юге. Вот и из солнечной Швейцарии глава «Транснефть-Арко» вернулся бледней смерти. Как ни странно, но Киреев про себя, так же как Силин, именовал патрона Клерком. Круглое, бесцветное, почти всегда озабоченное лицо, лёгкая залысина, а главное — манеры поведения миллиардера в точности соответствовали английскому стандарту добропорядочного чиновника. Балашов ни в чем не напоминал сложившийся образ нового поколения русских богачей, рискованных парней, одевавшихся дорого и неряшливо, рискующих по-крупному и прожигающих жизнь так же стремительно, как стремительно они делали свои миллионы.
Пожимая руку Кирееву, Виктор Александрович сообщил ему крайне неожиданную новость:
— Теперь вы за главного, Валерий Николаевич. Ваш коллега Баграев неожиданно свалился за два часа до отлёта. Никто и не ожидал, такой крепкий с виду человек.
— Что с ним? — несколько опешил Киреев.
— Увы, прободная язва. В полёте уже передали, что прооперировали удачно.
Киреев чуть было не улыбнулся. С души его словно камень свалился: одной проблемой меньше. В разговор вступила сама «мадам».
— Вить, но ты, надеюсь, не заберёшь у меня Валерия Николаевича? Мне многое надо рассказать ему. Мне так понравилась Швейцария. Там так тихо, уютно, а какие горы!
Балашов пожал плечами, равнодушным тоном сказал:
— Хорошо, надеюсь, со мной кто-нибудь из охраны останется?
Киреев охотно посмеялся над шуткой шефа, подхватил предложенный им тон:
— Непременно, Виктор Александрович. Я тут недавно нанял двух одноногих инвалидов с берданками, приставлю к вам их обоих.
Смеялись все, уже продвигаясь к выходу. Своим юмором Киреев нравился обоим Балашовым. В нем не было угодливого трепета зависимого от их денег подчинённого, и в то же время экс-разведчик не срывался на хамское панибратство.
У выхода из аэропорта святая семейка разделилась. Несмотря на все уговоры жены, глава клана направился к себе в офис, Киреев же с «мадам» и наследником сели в другую машину.
— Куда едем, на квартиру или домой?
— Ни туда, ни сюда, — мотнула головой Балашова. — Сначала заедем к нашему эскулапу.
— Бажеляну?
— Да. Фокин определил у Володи ОРЗ, но надо проконсультироваться у профессора.
Всю дорогу до Москвы Анна Марковна, полуобняв за плечи сына, без устали тараторила Кирееву о своих альпийских впечатлениях.
— Вы знаете, мне кажется, что они там все немножко туповатые. Вот официанту, например, заказываешь обед, чувствуешь, что он все понимает, английский у меня приличный, хотя и с акцентом. Он принимает заказ, ещё некоторое время стоит, потом раз-во-ра-чивается, пошёл на кухню. И так там все! В Испании или Италии совсем по-другому. «Си, синьора…» — и его уже нет. Но зато, правда, у них жулья полно, а в Швейцарии нет, им это не надо…
Если бы Силин или кто-то из строителей загородного дома видел сейчас «мадам», он вряд ли бы узнал в оживлённой, весёлой женщине ту свежесушеную мымру, вечно достававшую их своими придирками. Как и большинство людей нового класса, Балашова быстро вошла в роль и разделила окружающих как бы на несколько разрядов: ближних, вроде Киреева или горничных, равных — добившихся в жизни больших успехов и вращающихся в полусвете, и дальних, где-то там зарабатывающих для неё деньги, серых ничтожных людишек, обращать внимание на которых совсем не стоит. С равными Анна Марковна поддерживала дипломатично-насторожённые отношения и лишь с ближним кругом оставалась сама собой.
Из всего рассказа Киреева особенно поразила причина, по которой младшего Балашова не стали лечить в Швейцарии.
— Да что вы, Валерий Николаевич! Вдруг переводчик что-нибудь не так переведёт. К тому же бог его знает, как они детей лечат. Зубы они хорошо вставляют, это я знаю, а про педиатров нет. Да и дорого все там, такие цены!
Смесь детской наивности с остаточной «совковостью» слегка позабавила Киреева, но волю своим чувствам он не дал.
У профессора в клинике они пробыли не долго, минут сорок. Лучшему в стране специалисту по детским болезням Балашовы приплачивали как семейному врачу, и Бажелян принял их сразу, отложив при этом заранее запланированный консилиум.
— Все хорошо, профессор обещал, что поставит Володю на ноги дня за четыре, — прощебетала Анна Марковна, усаживаясь в машину.
— Я и так на ногах, — буркнул чем-то недовольный наследник фамилии.
— Не спорь со мной! — отрезала мать.
— Куда теперь, на Кутузовский? — спросил Киреев.
Но Анна Марковна сделала большие глаза.
— Не-ет, теперь я хочу посмотреть на свою розовую мечту!
— В Зубовку? — понял Киреев, и у него почему-то засосало под ложечкой. Несмотря на все меры предосторожности, он по-прежнему считал загородный дом опасным для проживания его подопечных.
— Конечно.
— Но мам, я домой хочу! Не хочу я в эту Зубовку.
— Володя, ты же сам слышал, что сказал профессор: «Нужно больше свежего воздуха». А где ты найдёшь в Москве свежий воздух? Кроме того, тебе там приготовлен сюрприз.
— Какой? — быстро спросил пацан.
И Анна Марковна, и Киреев засмеялись.
— Хитрый какой, сюрприз — он и есть сюрприз. Там узнаешь, — отрезала Балашова.
В «розовом замке» хозяйку встречали более чем торжественно. Заранее предупреждённый Ерхов выстроил на крыльце всю прислугу: горничных в одинаковых лазоревых платьях, поваров в белоснежных халатах и колпаках, официанток в белых передничках и накрахмаленных кокетливых кокошниках. Сам сияющий управляющий держал в руках хлеб-соль. Подобного приёма Анна Марковна не ожидала и растрогалась до глубины души.
— Это мне?! Боже мой! — пролепетала она, разглядывая «дары волхвов».
— Конечно, — подтвердил мажордом. — Полагается немного отломить и съесть.
— Да-да, я знаю.
Когда хозяйка сунула в рот небольшой кусочек подсоленного хлеба, все мужики, вместе с подошедшими охранниками, дружно рявкнули «ура!», да так громко, что «мадам» чуть не подавилась. Когда же она справилась со своей задачей, Ерхов подал ей глубокую тарелку с голубой каёмочкой.
— На счастье! — сказал он, и вошедшая в раж Анна Марковна, пронзительно взвизгнув, хряпнула тарелку о мраморный пол крыльца. Лишь после этого хозяйка под аплодисменты прошествовала в свою «розовую мечту».
Экскурсия по собственному дому заняла у неё больше часа. Первым делом она захотела увидеть оранжерею, попутно осмотрев сауну и бассейн. Может, хороший приём повлиял на её настроение, но сейчас Балашовой нравилось все. Она поднялась наверх, в зимний сад, обошла чердак и лишь потом только посетила собственную спальню. Как ни странно, но именно спальня оказалась единственным помещением, не особенно глянувшимся ей в доме. Что-то было не так, хотя и аллегорические Адам с Евой, и многочисленные цветы, и спальный
гарнитур — все соответствовало утверждённым эскизам. Лишь здесь она заметила уродливый замок-щеколду на дверях, выходящих в лоджию, до этого подобные запоры старательно прикрывал своим могучим телом управляющий.
— Боже мой, что это такое?! — ахнула Балашова, разглядывая металлическое чудовище.
— Плоды трудов нашей охраны. На днях установили, — пояснил Ерхов.
— Баграев распорядился, — пояснил Киреев, появляясь из-за спины
мажордома. — Это дистанционная задвижка, подобные стоят на всех дверях, выходящих на улицу. Закрываются они пультом, видите, здесь всего две кнопки.
Валерий Николаевич подал хозяйке пульт управления, похожий на обычный телевизионный.
— Это в связи с появлением того странного человека? — спросила Балашова, разглядывая своё новое, нежданное приобретение.
— Да, — признался Киреев, с удивлением поняв, что Баграев посвятил хозяев в сущность нависшей над ними угрозы.
— И как он работает? — Анна Марковна одновременно нажала своим изящным пальчиком на одну из кнопок. В то же мгновение защёлка с грохотом выбросила из своего чрева матово блеснувший металлом прямоугольник.
Странно, но снизу, с первого этажа, донёсся грохот бьющейся посуды. Ерхова как ветром сдуло.
— Таким образом, не выходя из спальни, вы можете превратить свой дом в крепость. Снаружи он не открывается, — продолжал инструктаж Киреев.
Балашова ещё раздумывала, как отнестись к этому не предусмотренному никакими планами элементу дизайна, но тут вернулся улыбающийся управляющий.
— Валя несла посуду в столовую, а тут сработала эта штука, — он кивнул на защёлку. — Она с испугу все тарелки и бросила. Шесть штук вдребезги.
Все рассмеялись, а Киреев добавил:
— Ну, сегодня посуды набили на сто лет счастья.
— А где мой сын? — вспомнила «мадам», оглядываясь по сторонам.
— Ма! Я здесь! — крикнул младший Балашов из детской комнаты.
Судя по довольному лицу, он оценил сюрприз в полной мере. Комната полностью копировала кабинет примерного семиклассника Вовы Балашова в его московской квартире. Сам кронпринц уже гонял по монитору компьютера рассыпающихся под его ударами космических монстров.
— Ну как тебе здесь, нравится? — спросила Анна Марковна, с порога оглядывая владения сына.
— Класс! А мы сколько здесь проживём?
— Ну, дней пять как минимум.
— Тогда пусть привезут мою коллекцию, я несколько швейцарских монет привёз, надо посмотреть, есть в ней такие или нет.
— Хорошо, сынок. Валерий Николаевич, привезите ему, ради бога, эти монеты. Он все две недели вспоминал про них. Да, и захватите Джулию, я так по ней соскучилась!
— Хорошо, только на легковой эту тумбу не увезёшь. — Киреев повернулся к управляющему. — Евгений Михайлович, дайте мне вашу «газель», а я обеспечу погрузку силами своих парней.
— Хорошо, в чем дело. Пусть и ваши хлопцы делом займутся, — с мимолётной улыбкой заметил Ерхов.
После этих слов сердце экс-разведчика замерло. Он ожидал, что сейчас Колобок сдаст его, расскажет про вопиющую наглость охранников, но дворецкий смолчал и ушёл отдавать соответствующие указания.
Никто из присутствующих в розовой спальне не знал, что их разговор слушает ещё один человек, наверное, больше других радующийся приезду хозяев дома.
21. НОЧЬ ОТКРОВЕНИЙ.
В свою первую ночь в новом доме семейство Балашовых отходило ко сну чересчур долго. Первым около двенадцати уснул сын. Весь вечер он разбирался со своей коллекцией, увлёкся, и матери стоило большого труда загнать любимое чадо в постель. Стоя около кровати, Анна Марковна долго всматривалась в безмятежное лицо Вовы, и тревога невольно сжимала её сердце. Сына своего единственного она любила безмерно. Виктор настаивал на том, чтобы отправить младшего Балашова на будущий год в Англию, в престижнейшую школу, где учились отпрыски богатейших людей страны и даже внук президента. Она понимала, что там сын и образование получит более квалифицированное, и спокойнее там, чем в непредсказуемой России. Но сердце матери никак не хотело соглашаться с рассудком. Володя и ростом был ниже своих ровесников, и прибаливал часто, не сильно, но регулярно. Балашову умиляло то, что сын, унаследовав черты лица и педантичный характер мужа, все-таки глазами пошёл в неё, такой же голубоглазый.
Уже собираясь уходить и потянувшись, чтобы выключить настольную лампу, Анна Марковна увидела на столике рядом с кроватью тот самый пульт, что днём дал ей Киреев. Сын целый вечер забавлялся с бабахающими по всему дому задвижками, пока отец не прикрикнул на него:
— У меня и так голова раскалывается, а ты тут ещё грохочешь!
«Интересно, открыт или закрыт этот жуткий замок?» — подумала Балашова, разглядывая две одинаковые овальные кнопки, но нажимать на них побоялась, просто погасила свет и ушла. В коридоре она увидела Джулию, свою любимую кошку, бесшёрстного канадского сфинкса, вывезенного из Штатов за пять тысяч долларов. Это уродливое, на взгляд большинства людей, создание природы, сидело у дверей ниши и внимательнейшим образом смотрело вверх.
— Джулия! — ласково пропела её хозяйка, — пошли спать, киска!
Вопреки обыкновению, кошка не отреагировала на слова хозяйки. Подобно своему египетскому тёзке, она, замерев, продолжала прислушиваться к доносящимся лишь до её больших ушей звукам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56