— Вы уверены, что он так выглядит?
— Конечно, и на мониторе, и здесь явно один и тот же человек.
— Но он не похож на фотографии!
Художник мягким жестом извлёк один из ранних снимков Силина в профиль и ткнул в него пальцем.
— Своеобразное строение губ, верхняя челюсть слегка вытянута вперёд, и если сбрить усы, то получается такое… э.. слегка… лукавое выражение лица.
Киреев ещё раз посмотрел на рисунок, затем нашёл взглядом Степина, подал ему ватман.
— Помнишь его?
Охранник с недоумением уставился на рисунок, потом отрицательно мотнул головой.
— Ну как же! Чему вас только учили! — с досадой бросил Валерий Николаевич, без сил опускаясь в кресло. — Памяти никакой.
Несколько секунд он сидел неподвижно, весь обмягший, с каким-то постаревшим, измученным лицом. Таким своего шефа телохранители ещё не видели. Наконец Киреев поднял голову и пояснил Степину, который по-прежнему старательно таращился на ватман:
— Это рабочий, у которого ты проверял документы две недели назад, в Зубовке.
— А, ну да, похож! Только в документах все было чисто.
— Шур, ты помнишь этот запрос? — обратился к диспетчеру-интеллектуалу Киреев.
Тот было наморщил лоб, но его перебил Степин:
— Нет, тогда на пульте не он сидел, скорее всего Серёга.
— Я сейчас поищу, может, что-то в компухтере осталось.
Шура откатился на своё рабочее место, используя вместо ног кресло на колёсиках. Таким образом он передвигался по всей обширной комнате. Пальцы вундеркинда уже легли на клавиатуру компьютера, но тут его остановил Киреев.
— Это потом, Шура. А сейчас разыщи мне Паршина, прораба со «стройки века» в Зубовке. Найди его любой ценой, где угодно, хоть из-под земли, хоть из-под юбки. Максимум через час он должен быть здесь!
15. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ.
Пока Шура обзванивал столицу в поисках Паршина, его непосредственный начальник, сидя в своём кабинете, мучительно мечтал о стакане «Гленливена». Кирееву казалось, что только выпивка сможет его уберечь от предчувствия надвигающейся грозы. Это было неосознанное, интуитивное, но очень реальное чувство.
«Если бы я сам тогда посмотрел паспорт, то, может быть, и заметил
подделку, — думал он, потирая пальцами свой высокий лоб. — А что сейчас ругать Степина? Прошёл парень Чечню, спецназ, потом курсы телохранителей. Работать с документами его не учили. Но каков этот Силин! Наверняка убийство пацана из бригады его рук дело. А второй строитель? Почему пробило двигатель у новенькой бетономешалки? Одни вопросы. А я ещё помогал Паршину замять эту историю, дурак!»
Примерно через полчаса период самобичевания у Киреева кончился, и он начал набрасывать на бумаге план предстоящих действий.
«Придётся ли сегодня ночевать дома?» — со вздохом подумал он, пряча листок в карман пиджака.
Паршина нашли на даче, уговорами и угрозами выдернули из безмятежно-отпускного состояния и заставили приехать в главную контору Балашова. Прораб по рисунку мгновенно опознал своего лучшего рабочего и долго рассказывал Кирееву и Шуре о манерах и особенностях поведения лже-Трошкина. То же самое ему пришлось повторить на следующий день на Петровке. А Киреев пустил в ход все своё природное обаяние и дар убеждения, чтобы придать следствию первостепенную и срочную степень важности.
Вести дело поручили Юрию Скорику, пожалуй, лучшему сыщику из поколения молодых «волкодавов». Вдвоём с Киреевым они быстро обсудили создавшуюся ситуацию и начали планомерно и неуклонно расширять зону поиска. Первым делом портрет, так лихо написанный художником, растиражировали и передали во все отделения милиции. Затем была изъята и отправлена на дактилоскопическую экспертизу документация по строительству «розового замка» Балашовых: табель, журнал по технике безопасности, чертежи, которых касались пальчики Силина. Но одновременно Паршин ввёл в сильнейшее заблуждение и Киреева, и следователя.
— Да я его сам посадил на машину и отправил в Москву! — с пеной у рта
убеждал он обоих. — Как сейчас помню, «КамАЗ» привёз рассаду для оранжереи. Шофёр ещё здоровый такой был мужик! Михалыч мне на прощанье ручкой помахал.
Паршин не врал. Просто он помнил, как уговаривал водителя грузовика забрать попутчика в столицу, а все остальное, вплоть до помахивания рукой, уже домыслил и сам уверовал в это.
— А про монеты он ничего не говорил? — спросил Скорик. — Мало ли там по какому случаю, может, про хобби речь вели?
— Да нет, я и представить себе не мог, что он вот такой, — прораб кивнул на лежащий на столе перечень деяний Силина. — У него ладони знаешь какие? Доска мягче! В них хоть гвозди заколачивай, погнутся! А как он работал! Мастер, экстра!
— Хитёр ваш Нумизмат, — вздохнул Скорик. — Какой дурак обозвал его «свечинским маньяком»? Маньяк, он и есть маньяк. Им движет натура, он над собой не властен. А этот хитёр, расчётлив, непредсказуем. Многое в его действиях непонятно, например, зачем он расстрелял провинциальных фашистов? Неясно, почему убил эту парочку в «газели», денег не взял ни копейки, хотя там имелась приличная сумма.
Разговор происходил на тротуаре рядом со зданием МУРа. Киреев заметил, что Скорик не пропустил за это время ни одной красивой девушки, непременно провожал каждую взглядом. Да и сам следователь был хорош собой, чуть пониже экс-дипломата, худощавого телосложения. Весь его облик говорил о южном происхождении: чёрные, густые волосы, небольшие, ухоженные усики, выразительные глаза вкупе со смуглым оттенком кожи. Вот только нос не нависал кавказской скалой, а поместился на лице ровно и аккуратно. Чтобы развеять все сомнения, Киреев спросил:
— Вы откуда родом, с Херсонщины или из Крыма?
— Да нет, я из Николаева, — рассмеялся следователь. — Что, заметно?
— Говор, облик, — пояснил Киреев.
— Да, что есть то есть. В роду у нас кого только не было: румыны, греки, ну и хохлы, естественно.
На этом предварительное знакомство было закончено и началась рутинная работа. Странная получилась следственная группа: оперативники Скорика пользовались транспортом и связью подчинённых Киреева. Зато выходило все на удивление быстро и красиво.
К восьми вечера разобрались с поддельным паспортом. Квартиру, указанную в прописке Михаила Трошкина, давно уже занимала группа кавказцев. На все расспросы о настоящих хозяевах старший из них ответил просто:
— Э-э, паслушай, откуда мы знаем, где живёт этот старик? Он появился, дэньги взял и мэсяц его нэт.
— Когда последний раз он был? — спросил оперативник.
Новые хозяева переглянулись, затем один из них неуверенно назвал примерную дату:
— Нэдели две назад.
— А сына его видели?
— Нэт, нэ было никакого сына.
Гораздо больше информации удалось получить от старушки, живущей напротив.
— Пили, оба пили, и отец и сын. А Мишка, говорят, помер. Я почему знаю, из больницы приходили, требовали, чтобы отец тело забрал. Да Димки уже к этому времени давно дома не было. Он как Мишку в больницу отвёз, так сразу этих черножопых и привёл. Самого после этого только раз видела, появлялся перед октябрьскими праздниками. А уж эти что творят! Галдят до поздней ночи, музыку включают, девки у них визжат, хохочут! Спасу нет! Никакого покоя. Хоть бы вы их приструнили!
Документы районной больницы подтвердили, что Михаил Трошкин давно уже покоится в сырой земле.
Оставалась, правда, надежда решить дело Нумизмата одним ударом: номер телефона, оставленный лже-Трошкиным прорабу.
Тот вечер не предвещал Наде особенных сюрпризов. Она быстро нашла себе постояльцев, двух коренастых среднеазиатов, как обычно, накормила их и, уложив спать, стала дожидаться возвращения детей. Скопилось много выстиранного белья, и она машинально гладила его, бездумно глядя на экран телевизора. Короткий звонок вывел Надю из этого состояния. Подойдя к двери, она спросила:
— Кто там?
— Колкины здесь живут?
— Да.
— Вам телеграмма из Тюмени.
«От Наташки, не случилось ли чего?» — сразу озаботившись судьбой сестры, Надя открыла дверь.
Все произошедшее дальше показалось ей дурным сном. В дверной проем рванулось что-то пёстрое, массивное, отбросившее её в сторону. Надя попыталась закричать, но грубые мужские руки крепко зажали ей рот. А мимо в квартиру продолжали вбегать люди в пятнистой униформе с чёрными масками на лицах. От нервного потрясения и недостатка воздуха Надя потеряла сознание.
Очнулась она уже на кухне, сидя на табурете, причём кто-то сзади поддерживал её под спину, а другой человек, изображая вентилятор, гнал полотенцем к Надиному лицу ранее перекрытый кислород.
— Ну вот, очнулась! — обрадовался «вентилятор», увидев, что хозяйка квартиры открыла глаза.
— Слава Богу, а то чуть не задушили её, — сказал, появляясь в поле зрения Нади, черноволосый мужчина с внимательными тёмными глазами.
— Насколько я понимаю, вы Надежда Алексеевна Колкина, хозяйка этой квартиры? — спросил Скорик.
— Да, — глухим голосом отозвалась она. — А вы кто?
— Московский уголовный розыск. — Скорик раскрыл своё удостоверение. Он хотел было добавить что-то ещё, но тут на кухне появился омоновец в пятнистой форме и коротко доложил:
— Капитан, собака отработала, наркотиков и оружия нет. Что дальше делать?
— Ладно, уводи лишних в автобус, здесь оставь двоих, — недовольным
тоном велел Скорик. — Да забери этих киргизов с собой, чтобы под ногами не путались. Пусть до утра в «зверинце» перекантуются.
Выдав все необходимые инструкции, сыщик повернулся лицом к Наде и протянул ей портрет Силина.
— Вы знаете этого человека?
— Да, — тихо ответила женщина, потирая правой рукой горло.
— Где он сейчас?
— Не знаю, последний раз он приходил сюда больше недели назад.
— В каких вы с ним отношениях?
— Он снимал у меня комнату.
— И все? — несколько удивился следователь.
— Да, — твёрдо ответила Надя. — Он жил у меня несколько дней в начале ноября. Уходил с утра, приходил вечером.
— Интересно, — Скорик посмотрел куда-то вбок и спросил: — Что скажете, лейтенант?
— Ну, у меня есть другие сведения.
Человек, показавшийся в поле зрения Нади, оказался участковым милиционером по фамилии Шпилькин. Полгода назад она уже конфликтовала с ним по поводу драки, устроенной её сыновьями во дворе. Тогда её дюжие переростки отметелили четверых поддатых мужиков, вздумавших учить кикбоксеров хорошим манерам. Лишь то, что, протрезвев, никто из пострадавших не подал на братьев в суд, спасло Надю от ещё больших хлопот.
— По свидетельству соседей, в квартире устроен настоящий притон. Приходят постороние люди, ночуют, притаскивают какие-то вещи, по ночам громко разговаривают, а вот этот, — участковый ткнул пальцем в фотографию Силина, — вообще поселился в квартире, не имея прописки.
— Знаем мы, какие это соседи! Марья Николаевна из квартиры напротив, — с издёвкой фыркнула Надя. — Только этот божий одуванчик дней десять лежал в больнице и выписался только вчера. Так что сплетни её сильно устарели.
— Марья Николаевна очень уважаемый в районе человек, орденоносец и активист… — повысил голос участковый, но его ещё резче оборвала Надя:
— Ага, стукачка со сталинских времён!
— А вы, гражданка Колкина, занимаетесь противозаконнной деятельностью и устраиваете тут притон для разных уголовников…
— Хватит, лейтенант! Идите, остыньте, — прервал Шпилькина высокий, седоватый человек в штатском, все это время молчавший, но сразу причисленный милиционером к более солидным, чем они, «органам». Молча козырнув, красный от гнева участковый, тяжело отдуваясь, вышел на улицу.
А Киреев сел сбоку от взвинченной женщины и своим мягким, дипломатичным голосом спросил:
— Надежда Алексеевна, ради бога, припомните, пожалуйста, когда ваш постоялец приходил в последний раз?
Скорик удивлённо посмотрел на «напарника». Он собирался действовать по-другому, хотел нажать на хозяйку, подозревая, что у неё с Силиным были более тесные отношения. На это указывал и звонок женщины на стройку, Паршину. Но Надя как-то сразу обмякла и тихо спросила:
— А что он такого сотворил?
— Это очень опасный человек, вы уж поверьте мне! На его совести очень много крови!
16. КАК КРЫСА.
О происходящих вокруг него событиях Силин, конечно, и не догадывался. Цепь случайностей продолжала хранить его там, где он не смог всего просчитать. Утром он забрался в своё убежище в дурном настроении. Голод вовсю атаковал его измученное тело. Ночью он спустился вниз, рассчитывая, что, может быть, в дом завезли продукты, но увы! Два громадных холодильника на кухне оказались девственно пусты.
На голодный желудок сон не шёл. Нумизмат лежал, чувствуя, как сквозь него протекает всемогущее время, медленно и мучительно. Именно время было теперь его основным врагом.
«Черт, так можно и с голоду сдохнуть! Сколько ещё осталось, дня четыре? А если они задержатся, скажем, ещё на пару недель? Тогда столетия через четыре, ломая этот дом, какие-нибудь роботы-строители с удивлением обнаружат хорошо сохранившийся скелет человека. Черт! И на рёбрах ни капли жира. Как там говорил Митька Паклин по кличке Центнер? „Лишний вес это не недостаток, а два лишних месяца жизни в концлагере“. Мне бы хоть половину его прослойки, я бы тут до Нового года провалялся».
Его размышления прервал отдалённый шум, донёсшийся откуда-то снизу. Силин насторожился и вскоре уловил глухие голоса и звонкий женский смех, выделяющийся даже в этой жестяной коробке.
«Уж не „мадам“ ли приехала?» — вспыхнула надежда у Нумизмата. Чтобы выяснить все до конца, он пополз по своему «персональному метро» к воздушным отдушинам обеих спален. Двигался он, как всегда, ногами вперёд, издавая лишь лёгкий шорох. Все было как обычно, но на этот раз Михаил допустил одну ошибку. Он не снял с руки часов и пару раз негромко стукнул ими по жести, а один раз коротко проскрежетал по очередному стыку. Нумизмат был в полной уверенности, что под ним, в коридоре, никого нет, он не слышал ничьих шагов. Он и не мог их слышать. Евгений Михайлович Ерхов носил лаковые туфли, подбитые войлоком. Стоя сейчас посередине коридора, этот высокий, хорошо кормленный последние сорок лет человек с ужасом прислушивался к доносящимся до него непонятным звукам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56