Это был управляющий большого дома Бураева Зубов, человек предельно честный и преданный хозяину.
— Иван Данилович, возьмите эту шкатулку и свезите её на квартиру Лизаветы Викентьевны. Оставьте её в будуаре моей дочери, но так, чтобы она не бросилась в глаза. Пусть она найдёт её не сразу после возвращения из Парижа, а чуть попозже. Это очень важно.
Зубов в ответ только молча склонил голову. Он уже уходил, когда хозяин его окликнул снова:
— Я ещё здесь поработаю, предупредите меня, если приедет жена, а если появится этот… — он поморщился, и Зубов понял, о ком идёт речь, — пусть проводят его сразу ко мне.
Примерно через полчаса в кабинет к Бураеву прошёл щуплый субъект с нагловатой ухмылкой на губах и цепким, въедливым взглядом. Из кабинета миллионера он вышел минут через пятнадцать, и, как показалось дежурившему у дверей лакею Пантелею, щуплый был очень чем-то доволен, а вот лицо хозяина даже издалека казалось бледным и очень расстроенным.
Ещё примерно через час вернувшийся после визита в квартиру княжны Щербатовой Зубов лично доложил хозяину:
— Приехали Анна Владиславовна.
Бураев что-то писал, не отрывая взгляда от бумаги, он кивнул и сказал:
— Хорошо, это письмо сейчас же отошлёте на почту, и пусть приготовят коляску.
Через пять минут Пантелей вывез миллионера из кабинета в инвалидной коляске. Три года назад, инспектируя строящийся под его руководством участок Транссибирской железной дороги, Бураев попал в аварию. Перевернувшаяся дрезина придавила его ноги, да так, что пришлось ампутировать их до колен. Оправившись от несчастья, Викентий Николаевич во многом пересмотрел прежний образ жизни, часть своих предприятий продал, оставив лишь самые выгодные и расположенные поближе к Санкт-Петербургу. Финансовое положение дел не вызывало опасений у миллионера, единственное, что тревожило, — собственная жена.
Прокатив коляску по анфиладе залов, Пантелей вывез хозяина на половину Анны Владиславовны. Хозяйка дома, красивая женщина лет тридцати, полулежала на широком диване, отдавая указания молодой горничной, держащей в руках её шляпку и перчатки. Вторжение мужа несколько удивило Анну Владиславовну. Её соболиные брови взметнулись высоко вверх, но, взглянув в лицо Бураева, она быстро отослала горничную:
— Иди, Даша, и принеси мне бокал лимонаду, пить хочется.
Голос жены, вибрирующее контральто с еле заметной хрипотцой, болезненно резанул слух Бураева. В своё время именно смех и голос привлекли его внимание. Первая жена Бураева, мать Лизы, умерла, когда девочке было девять лет. Ещё шесть лет после этого для Викентия Николаевича не существовало других женщин, но потом природа начала брать своё. В тот июньский вечер Бураева неумолимо повлекло на улицу, поближе к людям. Месяц до этого он провёл в Донбассе, проверяя состояние своих шахт и заводов. Там даже на поверхности его донимала угольная пыль, безнадёжно пачкая белоснежные сорочки миллионера. И вот теперь ему захотелось чего-то светлого, возвышенного. Бураев сходил на балет в Мариинку, а потом велел кучеру заехать в Летний сад.
Подошло время белых ночей, и чинная публика медленно прогуливалась между казавшимися призрачными в подобном освещении мраморными статуями. В большинстве своём народ бродил небольшими компаниями, лишь Бураев шёл один, необычно остро ощущая своё одиночество. Он задумался об этом. Вот тут-то и прозвучал женский смех, а затем и голос, словно полоснувший миллионера по душе.
Викентий Николаевич не понимал, какие слова произносит эта женщина,
компания уже уходила от него — три женщины и высокий гвардейский офицер, оживлённо жестикулирующий свободной от шашки рукой. Ещё секунду колеблясь, Бураев стоял на месте, но опять зазвучал смех, и он, как на привязи, двинулся вслед за ним. Вскоре он разобрал, что голос принадлежит самой высокой из дам, в кокетливой шляпке с тёмной вуалью. Лица женщины он не видел, но удивительная фигура, королевская осанка и плавность её жестов сразу заворожили его.
Вскоре Викентий Николаевич столкнулся со старым приятелем по Нумизматическому обществу доктором Жереховым. Как врач тот имел солидную репутацию и весьма обширную практику, так что знал, по наблюдениям Бураева, пол-Петербурга.
— Добрый вечер, Викентий Николаевич. Решили совершить моцион? Это полезно, тем более что раньше я вас тут не замечал.
— Да, знаете ли, решил немного забыть о вечных делах, подышать воздухом вечности и красоты.
Беседуя о своих новых коллекционных приобретениях, мужчины, не торопясь, следовали по главной аллее. Доктор, несмотря на солидный возраст и довольно потрёпанный внешний вид, бойко разглядывал проходящих мимо женщин, при этом частенько называя их имена и фамилии.
— Вы очень многих знаете, — улыбнулся Бураев, по-прежнему не отрывая глаз от идущей впереди компании.
— Ну, милейший Викентий Николаевич, я тридцать лет врачую эту публику, так что порой я знаю не только имена и фамилии, но и всю подноготную семьи в трех поколениях.
Как раз в это время четверо интересующих Бураева людей разделились. Офицер и одна из дам откланялись и пошли к выходу, а высокая красавица и её спутница продолжили прогулку.
— Вот мы это сейчас и проверим, — со смешком сказал миллионер доктору.
— Что это за дамы впереди нас?
Доктор присмотрелся, потом удивлённо хмыкнул:
— Странно, но эту красавицу в траурном платье я не знаю. А вот её спутница мне прекрасно знакома. Жена генерала Ермилова. Ах, да!.. Вспомнил! Мне на днях рассказывали, что к Ермиловым приехала погостить родная сестра генеральши, откуда-то из провинции. Её муж и бывший сослуживец Ермилова, полковник, недавно застрелился, говорят, наделал массу карточных долгов и растратил полковую казну. Вдова очень красива, и сестра подыскивает ей подходящую партию.
Тем временем женщина словно почувствовала, что речь идёт о ней, и оглянулась сначала раз, потом другой. Вряд ли её мог заинтересовать старый доктор, зато уж на Бураеве нельзя было не остановить взгляд. Он немного потяжелел, но по-прежнему держал голову очень прямо, высокий рост и чёрная, без единого седого волоска борода скрадывали его возраст. Тёмные глаза и белая кожа делали лицо ещё более выразительным. В одежде миллионер был консерватором, но платье своё шил у лучших портных, безупречно и со вкусом.
— Познакомьте меня с ними, — шепнул Бураев доктору, не отрывая глаз от этой загадочной и столь влекущей женщины.
Жерехов удивлённо посмотрел на промышленника:
— Ого, да вы, Викентий Николаевич, похоже, не на шутку втюримшись! Ну что ж, бывает. Вам сколько лет? Пятьдесят?
— Пятьдесят два, — поправил Бураев.
— Пора, пора. Седина в бороду, бес в ребро. Это истина. Я в этом возрасте тоже уходил в кураж. Пойдёмте, так и быть, поработаю в роли свахи.
Быстрым шагом мужчины догнали сестёр, и, приподняв свой цилиндр, Жерехов обратился к дамам:
— Добрый вечер, Екатерина Владиславовна! Как поживаете?
— Спасибо, Анатолий Евграфович, вашими молитвами, — улыбнулась генеральша, протягивая руку для поцелуя. Вблизи было прекрасно видно, что дамы не просто подруги, а именно сестры. Только красота генеральши уже подверглась первым атакам беспощадного времени, а сестра её казалась безупречной, как античная статуя.
Доктор представил дамам Бураева. На фамилию миллионера генеральша отреагировала весьма забавно.
— Это не на ваш ли завод позавчера ездил мой муж? Приехал Владимир Александрович оттуда очень поздно, расстроенный, сказал, что Бураев затягивает сроки изготовления каких-то там пушек.
Промышленник улыбнулся, хотя ему хотелось в этот момент во все горло захохотать. Он и в самом деле не поспевал изготовить в сроки первую партию горных пушек, но никогда не думал, что генерал Ермилов обсуждает подобные дела с женой. Ответил он, впрочем, весьма учтиво:
— Я уже наказал управляющего заводом и смею заверить вас, что больше не буду расстраивать Владимира Александровича.
Подобный ответ очень понравился генеральше, и она представила мужчинам свою спутницу:
— Познакомтесь, это моя сестра, Анна Владиславовна.
С бьющимся сердцем Бураев поцеловал руку столь желанной для него женщины. Подняв глаза, он рассмотрел под вуалью и лицо прекрасной вдовы. Да, Анна Владиславовна была удивительно хороша собой. Высокий лоб, прямой красивый нос, длинная, изысканных форм шея и в довершение всего — светло-серые, как эта петербургская ночь, глаза. Лёгкая вуаль делала её ещё более загадочной и недоступной для неискушённого в амурных делах Бураева. А этот сводящий с ума голос!
Короткая взаимная прогулка кончилась приглашением миллионера на обед к генералу Ермилову.
Уже возвращаясь в коляске домой, старшая сестра тихо спросила младшую:
— Ну и как тебе этот медведь?
Та чуть улыбнулась кончиками губ, потом нехотя ответила:
— Меня позабавили его пламенные взгляды. Но, к сожалению, он не в моем вкусе.
— Анита, ты сильно-то не заносись. Шляхетскую спесь пора унять. Ещё пять годков — и третий десяток разменяешь. Лучшей партии, чем Бураев, тебе не сыскать. Самый богатый вдовец столицы. А все эти твои тонконогие офицерики — одна голозадая спесь, не больше. Слава Богу, что удалось замять скандал со смертью Николая. И как ты могла изменять такому человеку?! Хорошо ещё, что он проигрался перед этим, а то совсем было бы не объяснить роковой выстрел. Так что смотри, сестричка, окажешься в родном Вильно в полуразвалившейся усадьбе…
— Ну Катуся, мы же все-таки состоим в родстве с самими Радзивиллами, и после этого какой-то Бураев!
Агитация родной сестры все-таки возымела своё действие, и через два месяца Викентий Николаевич торжественно ввёл в дом новую супругу.
Первые два года показались ему сказочным сном. Он по-прежнему много мотался по всей России, а приезжая домой, попадал в объятия самой красивой женщины Петербурга. Он принимал в ней все, даже некоторое высокомерие и холодноватость — она как бы позволяла ему себя любить, отнюдь сама не пылая страстью к Бураеву. В свою очередь и Анна получала все, что хотела. Покупки дорогих нарядов и драгоценностей Викентий Николаевич воспринимал абсолютно спокойно. Оправа великолепного бриллианта должна соответствовать красоте алмаза.
Балы и светские рауты, столь любимые женой, отнимали очень много времени, но приносили многочисленные и порой весьма ценные знакомства. Присутствовал он и некоторый элемент развлечения. Бураеву нравилось наблюдать, как мужчины при виде его жены сначала цепенели, а потом начинали вести себя так, словно только что хватанули добрую порцию водки. Промышленник даже соизволил, впервые за свою жизнь, устроить себе отпуск и по осени укатить с женой в Париж.
Единственное, что обескураживало Бураева, это холодное отношение дочери к мачехе, хотя Анна Владиславовна вела себя с Лизой просто безупречно. Неприязнь эту отец списывал на отсутствие постоянной близости: все-таки большую часть времени дочь проводила в престижном пансионате, появлясь в доме только по выходным да на каникулах.
Все изменилось после трагедии, произошедшей с Викентием Николаевичем. Став инвалидом, этот большой, физически крепкий человек резко сдал, сильно поседел. Начали донимать ранее не тревожившие магната болезни. Жена же, наоборот — словно расцветала все больше и больше. Она всеми корнями вросла в великосветскую жизнь Петербурга, обзавелась обширным кругом друзей и знакомых, а так как муж перестал выезжать в свет, то одна раскатывала по театрам и балам.
С год назад Бураев почувствовал то, что рано или поздно понимает каждый обманутый мужчина: жена явно изменяла ему. Может, подобная проблема возникла раньше, но он, ослеплённый любовью, не обращал внимания. Теперь же он полностью ощутил всю холодность и беразличие к нему этой женщины. Более того, какая-то враждебность начала проскальзывать в словах и делах великосветской полячки. Раньше она позволяла себя любить богатому и красивому мужчине, теперь же ей досаждал надоевший немощный инвалид.
Бураев чувствовал присутствие соперника в утомлённых движениях жены, возвращающейся поздно ночью якобы из театра или с раута. Он безошибочно определял, когда Анна действительно едет к сестре, а когда на свидание. У неё и движения становились более резкими, ярче блестели глаза, более громко звучал голос, командующий прислугой.
Весь год христианское смирение боролось в сознании миллионера с бешеной ревностью. Он понимал, что уже не сможет дать жене ничего, кроме комфорта и беззаботности. Но шесть месяцев назад Бураев узнал, что неизлечимо болен. Тогда он не выдержал и нанял частного сыщика, дабы узнать имя своего счастливого преемника. Результат расследований оказался настолько неожиданным, что Викентий Николаевич чуть не задохнулся от приступа ненависти, спазмой сдавившего его горло. Но он взял себя в руки и продолжил игру до конца, стремясь как можно больше узнать об этом красивом дьяволе в женском облике.
Анна Владиславовна слишком была занята собой, чтобы заметить слежку. И вот теперь настал час истины. Бураев дождался, когда горничная принесла в высоком бокале лимонад и вышла из комнаты, и лишь потом начал разговор.
— Сударыня, я понимаю, что я сейчас немощный старик и мне надо бы начать думать о загробной жизни, но я ещё ваш муж и имею кое-какие права. Полгода назад я нанял человека с целью узнать о вас все…
Анна Владиславовна неожиданно прервала его речь громким смехом, откинув при этом голову назад и раскинув руки на спинке дивана. Отсмеявшись, она пояснила своё столь странное поведение:
— Конечно, чего же ещё можно было ждать от человека вашего происхождения?
— Да, у меня нет герба, и мои предки не участвовали в сеймах по избранию польских королей. Только вам сейчас, сударыня, подойдёт другой титул — королевы шлюх.
Полячка презрительно скривила свои красивые губы, но промолчала. А магнат продолжал:
— Я навёл справки о вашем прошлом. Смерть вашего первого мужа многим показалась более чем странной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56