Он не выронил меч. Хотя кровь из раны на лбу заливала глаза, достало сил подняться и за три шага трижды ударить клинком в беззащитные спины. Трое рухнули, обливаясь кровью. Пораженный тем, что никто не пытается вступить с ним в бой, Берт остановился, стиснутый в самом сердце колышущейся толпы, – его просто не замечали. И он увидел – за мельтешением окутанных белой тканью тел – распростертую на земле Марту. Рыжеволосая отчаянно отбивалась, но пустынные воины, будто псы, рвали на ней одежду. Ловец, расталкивая врагов локтями, устремился к ней. Из-за страшной тесноты он не мог как следует размахнуться, да и не имел на это времени. В давке он потерял меч. Когда, чтобы протиснуться осталось всего несколько шагов, перед ним из кровавого тумана всплыла жутко ощеренная чернобородая харя. Мелькнуло, поднявшись и опустившись, обломанное древко пики Получив ослепляющей силы удар в лицо, Берт опрокинулся назад. Красное солнце лопнуло в его голове, залив действительность черной кровью.
Тьма пожирала серое небо. Клочья темных облаков летели из-под оскаленных клыков Тьмы. Вспухшим багровым глазом моргало на небосводе солнце. И незыблемой твердыней, косо рассекающей картину жуткого мира, на горном пике высилась Крылатая Башня…
Берт закричал, просыпаясь.
Открыв глаза, он долго не мог ничего понять. Лишь спустя несколько минут, когда пот миновавшего кошмара подсох на его лбу, Ловец догадался, где он находится.
Он снова в жилище многознатца Маргона. Он сидит, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники, в глубоком кресле, а сам многознатец, скрестив на груди руки, стоит напротив.
– Опять этот сон? – участливо спрашивает Маргон.
Берт кивает, не в силах проговорить ни слова.
– Любопытно, – говорит Маргон, – любопытно. Тебе снится одно и то же место… Сколько уже? Несколько лет? Много лет подряд?
– Сколько себя помню… – с трудом выговаривает Ловец. – Раньше редко, а теперь – все чаще и чаще. Это страшно… – последняя фраза получается будто сама собой. – Это очень страшно. И непонятно, почему страшно, а все равно – каждый раз умираешь от жути. Я знаю, это трудно объяснить… Так бывает только во сне…
– Да-да-да… – скороговоркой отзывается Маргон и принимается прохаживаться перед Бертом, в задумчивости сплетая и расплетая пальцы. – Так бывает во сне. Ты, должно быть, хочешь спросить у меня, что может означать этот сон?
Берт снова кивает.
– Я не силен в толковании снов, – усмехается Маргон, давая понять, что та область магии, которой он посвятил жизнь, неизмеримо сложнее нехитрой науки, доступной каждой глупой гадалке, – но тем не менее знаю: если человека в снах преследует одно и то же место, значит, это место, где человек… мм… скажем так, обретет свою судьбу. Отголоски предначертанного провидением, понимаешь?
И Берт опять кивает. Не совсем, впрочем, уверенно.
– Когда-нибудь ты обязательно войдешь в эту… Крылатую Башню, – продолжает многознатец.
Ловец, содрогнувшись, вперяет испуганный взгляд в Маргона. Тот серьезнеет, и его голос звучит строже.
– Это очевидно, – говорит он. – И этого не избежать. Да, ты окажешься в твоей Башне. И тогда… Тогда случится то, чему суждено случиться.
– Что? – выдыхает Берт.
Маргон разводит руками. И отвечает просто:
– Я не знаю.
Берт закрывает глаза и долго молчит. Глядя на него, молчит и Маргон.
– Десять лет я хожу в Ловцах Теней, – заговаривает, наконец, Берт. – Без малого десять лет я мотаюсь по свету. Я побывал там, где тысячелетиями не ступала нога человека. Но я никогда не видел ничего похожего на эту ужасную Башню.
– Человек ничтожно мал по сравнению с миром, – замечает Маргон.
– Я говорил с людьми, – бледно улыбается Берт. – Думаешь, я никого не спрашивал об этой Башне? Никто никогда не видел и не слыхивал ни о чем подобном. Может быть, такого места вовсе нет?
Маргон на мгновение задумался. Покачал головой.
– Эта Башня – твоя судьба. И она есть. В чем ты рано или поздно убедишься. Но это место наверняка забыто.Я не однажды слышал о таких вещах.
– Забыто?
– Есть места, в которые нет хода людям. Они не огорожены высокой стеной, не окружены бездонными пропастями, не спрятаны нагромождениями чащобного бурелома. Люди их просто обходят стороной, не задумываясь, почему они это делают. Понимаешь?
– Не совсем. То есть совсем не понимаю.
– Человек – это просто умное животное, – говорит Маргон таким тоном, будто хотел дать понять – к нему и таким, как он, подобное утверждение не относится. – Инстинкты, друг мой, инстинкты. Звериное, дочеловеческое прошлое, живущее до сих пор в ваших головах. Нечто внутри вас говорит: «нельзя». Неужели до сих пор совсем не понял?
– Понял, – кивает Берт, – теперь понял. Но не совсем. Почему в забытые места нет хода? Там… опасно?
Маргон задумывается.
– Ведь инстинкты оберегают нас от опасности… – торопится Берт, но многознатец, выйдя из раздумий, прерывает его:
– Н-нет… Не так… Не опасно. Для людей забытыхмест просто не существует. Они есть, но их нет, понимаешь? Провидение бережет их в определенном состоянии. И открывает для избранных тогда, когда это нужно. Ни часом раньше, ни часом позже.
На этот раз надолго задумывается Альберт Гендер.
– Понимаешь? – вкрадчиво спрашивает Маргон.
Но Ловец молчит.
– Вполне возможно, – говорит еще многознатец, сплетая и расплетая пальцы, – в этой Башне и таится твоя почти невероятная везучесть. Оттуда, где гибнут сотни, ты выходишь невредимым. Провидение хранит тебя для чего-то другого… Для какой-то грядущей важной задачи…
Маргон говорит еще, но его голос становится все тише и неразборчивей – словно лопотанье лесного ручейка. Образ тесной комнаты мутится в глазах Берта, и силуэт многознатца тает, сливаясь с общей серой мутью. Берт неожиданно понимает, что и Маргон, и эта комната – тоже всего лишь сон, навеянный давним воспоминанием, когда он точно так же сидел перед многознатцем в его жилище, силясь с посторонней помощью найти отгадку на мучившую его тайну.
Тело Ловца пронзает прожилками боли, и эта боль рушит плывущую иллюзию окончательно…
Боль корежила истоптанное тело, но боль была признаком, что он все еще жив. Берт открыл глаза и увидел над собою лицо Марты. Сначала ему показалось, что дурманная муть все еще властвует над его сознанием, но спустя мгновение он понял – рыжеволосая и впрямь сидит рядом.
Порывистое движение отдалось новым приступом боли. Простонав, Ловец вновь опустился на землю. Крылатая Башня, затем разговор с Маргоном… Марта… извивающаяся под жестокими руками пустынных всадников… Что из этого было на самом деле, а что привиделось?
– Все хорошо, – услышал он голос рыжеволосой.
Хорошо? После того что случилось? Да, теперь он вспомнил – нападение чернобородых воинов – это вовсе не сон.
Берт снова поднялся. На этот раз он двигался со всей возможной осторожностью, но все же не удержался от мучительного стона. Прозрачная холодная ночь объяла каменную пустошь. Треск сучьев в костре, негромкий гортанный говор и фырканье верблюдов дымкой плавали в темном воздухе. Он лежал у костра, вокруг небольшими группками сидели укутанные в белое воины, лохматыми холмиками возвышались поодаль спящие верблюды. И Марта сидела рядом с ним. Она едва заметно дрожала, обхватив колени руками.
– Они тебя больше не тронут, – сказала она.
– А тебя? – хрипло спросил Ловец.
– И меня, – подтвердила она.
Чернобородый, ступая неслышно и мелко, подошел к Марте и, поклоном испросив разрешения, присел рядом. Марта прижалась боком к Берту, а Берт невольно поискал руками рядом с собой, и рукоять меча тут же удобно легла в ладонь. Чернобородый рассмеялся – белые зубы плеснули в густой бороде.
– Убивать… – кивнул чернобородый. – Убивать… хорошо.
Опять – хорошо…
– Он хочет сказать, что ты – умелый воин, – перевела Марта.
– А ты – их любимая общая жена? – не сдержался Берт.
Марта дернулась, словно от пощечины, отстранилась.
– Будем считать, что ты ничего не говорил, – сухо обронила она. – Они… – тут рыжеволосая замялась, – они… не успели навредить мне.
– Вот как!
– Анис! – вдруг дрожащим голосом выговорил чернобородый и, спрятав лицо в ладони, нырнул головой в собственные скрещенные колени – поклонился.
Берт вдруг узнал воина. Это он сидел на белом верблюде. Это он – предводитель пустынных всадников.
Марта тронула медальон на шее:
– Они увидели вот это. Надо сказать, очень вовремя увидели.
– Не сомневаюсь… – помедлив, проворчал Берт. – Дай догадаюсь… Они поклоняются древним героям этих земель и, увидев на одном из нас знак Аниса, решили, что мы – воплощение их идолов. Знакомая история.
– Не совсем так, – поправила Марта. – У них свои духи-покровители. Дети Красного Огня – вот как они себя называют. Если я, конечно, правильно поняла тарабарщину Исхагга.
– Кого?
Марта указала на чернобородого, сидящего рядом.
– Поклонение стихии огня, – кивнул Берт. – Впрочем, что еще можно было ожидать от этого примитивного народа… А причем здесь Анис?
– Легенда о Кости Войны… – начала она, и Ловец заметил, как при этих словах вздрогнуло лицо Исхагга, – здесь не совсем легенда. Вернее, совсем не легенда. Это повесть об ушедших временах, быль. В руины Древних Царств до сих пор не ступала нога ни одного из множества племен Детей Красного Огня. Кость Войны…
Исхагг снова вздрогнул и, рывком поднявшись, поспешно отошел в сторону, мелко всплескивая обеими руками, будто стряхивая с себя что-то мерзкое.
– Кость Войны, – продолжала рыжеволосая (когда ушел Исхагг, она заговорила свободнее), – Кость Войны – страшное проклятие, павшее на эти земли. Руины Древних Царств – прокляты. Каждый, кто с умыслом или невольно побывает там, – проклят. Каждый, кто унесет с собой вещь из Руин, – проклят.
– И ты…
– И я, конечно, проклята, – подтвердила Марта. – И ты тоже. И Самуэль. Поэтому никто нас больше пальцем не тронет. Мы переночуем здесь и пойдем дальше. Я, как могла, объяснила Исхагту, зачем мы здесь. Он сказал, что мы не первые, кто пришел, чтобы забрать Кость Войны, и для Детей Красного Огня не было бы большего счастья, если б кто-нибудь избавил их земли от древнего проклятия Кости. Но помогать они нам не будут. Страх перед проклятием сильнее желания освободиться от него. И еще… Исхагг говорил, что совсем недавно на Каменный Берег пришел большой корабль и высадил многочисленный отряд хорошо вооруженных воинов. Их было около сотни, а у их предводителя на груди висел такой же медальон, как и у меня.
– Сет! – скривился Берт. – Погоди-ка… Откуда у него знак Аниса? Медальон только один, откуда Сет мог?.. Видно, сам дьявол помогает этому паршивцу…
Ловец смолк, признавшись себе, что это его предположение, скорее всего недалеко от истины.
– Отряд ушел прямиком в глубь Пустыни Древних Царств, – закончила Марта. – Три дня тому назад…
Ловец тряхнул головой. Каким образом, на самом деле, Сет сумел заполучить навершие меча Аниса? Впрочем, это уже неважно. А важно то, что ключ к тайнику Кости Войны у Сета теперь есть.
– Кстати… – оглянулся Берт. – А где Самуэль?
Марта молча развела руками.
– Ничего себе… – протянул Ловец. Он попробовал подняться, но опять болезненно сморщился.
– Успокойся, – сказала Марта. – Потерпи до утра. Самуэлю ничего не грозит. Хищных зверей здесь нет. Да и чужих здесь не бывает, это же земли народа Исхагга. Утром мы вернемся на Берег и поищем твоего Самуэля. Если он раньше не найдет нас.
Неподалеку послышались гортанные восклицания. Снова появился Исхагг – в руках он держал бурдюк из пузыря какой-то крупной рыбины и два прута, на которых дымились, еще потрескивая, большие куски красного мяса. Положив это все в нескольких шагах от Ловца и рыжеволосой, Исхагг отошел к костру.
– По крайней мере, хорошо уже то, что из-за страха перед проклятием они нас не только не прирезали, но еще и кормят, – проговорил Берт и дотянулся до одного из прутов. – А ведь они должны были на нас здорово рассердиться… Сколько я их воинов уложил? А ты?
– Семеро убитых и двое раненых, – уточнила Марта, почему-то неприязненно глядя на мясо в руках Берта. – Исхагг остался довольным.
Ловец даже перестал жевать.
– Почему это?
– Здесь нет охоты, – пояснила Марта, – и почти нет съедобных растений. Единственное, что дает пищу племенам Детей Красного Огня, – Красный Огонь. То есть простой костер. Всякое пламя для этого народа – священно. Так говорил Исхагг…
– Не понял… – произнес Берт, повертел в руках прут и на всякий случай отложил его.
– Насколько я поняла, частые стычки между племенами происходят вовсе не из-за территориальных конфликтов. Племена вообще не враждуют, хотя сходятся в сражениях постоянно. Воин, павший в бою, по их вере, приносит себя в жертву своим сородичам. А Красный Огонь очищает его, как бы лишая… мм… человеческой личности. После огненного очищения тело человека – уже не тело, а – благословенный дар Красного Огня. Вот почему в этих местах в цене лишь две вещи: топливо для костров и женщины, могущие дать жизнь новым воинам…
Берт стиснул зубы, борясь со рвотным спазмом.
– Значит, правду говорят… – с усилием выговорил он, – что Пустыни Древних Царств населены людоедами…
– Совершенную правду, – подтвердила Марта. – Не поручусь, что предатель-капитан не из местных. Мне еще в Руиме показалось, что он согласился переправить нас на Каменный Берег только лишь потому, что с вами была я. Обратил внимание на его манеру одеваться?
– Да-а… – протянул Берт, мысленно согласившись с рыжеволосой.
Дети Красного Огня вдруг загомонили, повставав со своих мест. Белые их одеяния тускло светились в полутьме, на остриях ножей плясали отсветы языков пламени. Что-то небольшое и нетяжелое, прилетев из ночной мглы, мокро шлепнулось к ногам одного из пустынных воинов – шлепнулось и вдруг вспыхнуло ярким пламенем. Воин испуганно отскочил, но тут еще один предмет прочертил в дымной темноте невидимую дугу и упал в один из костров.
Огненные языки пригнулись к углям, точно закрылся бутон красного цветка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40