Рот его приоткрылся, но тут же губы поползли вкривь и вкось, превратив и без того не блиставшее красотой лицо в отвратительно гримасничающую харю.
– Друг… – словно с большим трудом проговорил незнакомец.
– Не хочешь называть себя? – спросил Берт, глядя на то, как гримаса мало-помалу разглаживается, а глаза снова подергиваются пепельной пеленой. – Понятно… Пусть будет – Друг.
Холода в затылке он не ощущал. Хоть этот тип не внушал ему доверия, но внутреннее чувство опасностипока молчало.
– Пошли, Друг, – сказал Берт. – Быстро же распространяются новости у вас в порту…
На это Друг ничего не ответил.
Они пробрались к припортовой тесной улочке, темной из-за нависающих над головами балкончиков и зловонной из-за ручейков сточных вод, тянущихся по этой и многим другим таким же улочкам, чтобы слиться в океанские волны. Друг молча ковылял перед Бертом, стуча своей деревяшкой по щербатой мостовой, крюком изредка задевая стены домов. Покачивался на его плече нахохлившийся попугай.
Улочка поворачивала то в одну, то в другую сторону, петляла, огибая помойные ямы и мусорные кучи, где ворошились, словно большие уродливые раки, оборванные нищие, разветвлялась в нескольких направлениях. Берт оглядывался вокруг: слепые стены, закрытые ставни. Изредка попадались прибитые на стенах четырехугольные деревяшки с грубо намалеванным рисунком. Деревяшки, видимо, висели давно, краску размыло дождями, но рисунок еще можно было угадать. Какая-то уродливая харя, основной приметой которой являлся чудовищный вертикальный шрам от середины лба до подбородка… «Наверное, местный преступник, – рассеянно подумал Берт, – за поимку которого назначена награда…»
– Ну и рожа, – пробормотал Ловец и тут же забыл об этом.
А Друг все стучал своим протезом не оборачиваясь. И попугай на его плече, распушив перья, точно уснул.
Легкий холодок коснулся затылка Берта.
«Так, – подумал Ловец, – начинается…»
Он испытал не страх, а досаду. Чего уж легче предположить, как развернутся дальше события. Этот одурманенный тип, которому требуются деньги на очередную дозу зелья, очевидно, возомнил Берта легкой добычей. Чужаком, который не знает, к кому обратиться с вопросом в многолюдном порту. Сейчас он заведет его в какой-нибудь переулок потемнее, где ждет пара таких же обалдуев, вооруженных тупыми и ржавыми ножами, и под угрозой этих ножей потребует деньги, которые Ловец собирался выложить за рыбацкую лодку.
Берт в раздражении сплюнул. Надо же было купиться на такой дешевый прием! А может быть, все не так? Может быть, этот обрубок человеческий желает честно заработать свои несколько грошей и впрямь сведет его с капитаном какого-нибудь дырявого корыта? Хочется верить…
Холодок становился сильнее. Краем глаза Берт заметил за углом улочки какое-то движение. Он обернулся, но ничего не увидел. Показалось?
– Эй, Друг! – позвал Берт. – Долго нам еще?
Друг не отвечал.
– Я к тому, что денег у меня при себе нет. Что ж я, дурак, в такую толкотню, как у вас в порту, кошелек тащить? Срежут за милую душу…
Друг все так же молча шел вперед.
– Взял с собой только самое необходимое, – продолжал Ловец, – свой верный нож…
Друг и на этот раз не отреагировал.
А за следующим углом опять что-то мелькнуло. Будто кто-то высунулся посмотреть и тут же скрылся обратно. Ловец вздохнул и распахнул плащ, положив руку на рукоять длинного и прямого обоюдоострого ножа, удобного и для рукопашной драки, и для метания. Этот нож он нашел, разгребая пепелище трактира разбойников в поисках своего меча, оброненного, когда последний из желтолицых сбил его с ног на лестнице. Нож показался ему подходящим оружием, хотя бы на первое время, пока он не обзаведется чем-нибудь еще. Кроме этого ножа, ничего более приличного отыскать не удалось. Сабли степных дьяволов были сделаны из скверного металла, и в раскаленном аду пожара потрескались все до единой, и у мечей разбойников сгорели деревянные рукояти, а точить новые тогда было несколько недосуг…
Попугай вдруг хрипло что-то гаркнул, и Друг остановился – у двери кабачка с размытой дождем вывеской и наглухо заколоченным окнами. Кабачок, видимо, давно не посещался никем, кроме бродяг, не желавших ночевать под открытым небом.
– Сюда… – сказал Друг и перешагнул порог.
Берт, подозрения которого в дурных намерениях проводника при виде кабачка только укрепились, несколько секунд промедлил, чтобы вытащить из-за пояса нож и, стиснув рукоять, скрыть вооруженную руку полой плаща.
«По крайней мере, развлекусь, – подумал он. – Начищу рожи этим недоумкам, а потом приступлю к расспросам. Не может такого быть, что они не подскажут, какую лодку выгоднее нанять… Все-таки местные…»
Он ступил в пустой коридор, пол которого густо покрывали полусгнившие обломки мебели и человеческие экскременты. Было темно, и, щурясь, Берт пошел по коридору.
– Эй! Друг! – окликнул он своего проводника, но ответа не получил.
Коридор неожиданно оборвался лестницей, уводящей вниз. В потемках Берт едва не свалился, но в последний момент успел удержаться за стены. Лестница оказалась длиной всего в четыре ступени, она уперлась в дверь, совсем не такую, какой была входная, косо висящая, в любую минуту готовая упасть. Массивная, сколоченная из цельных бревен, дверь в полуподвал кабачка, скрипнув могучими петлями, отворилась.
Холод пульсировал в затылке Берта.
Держа наготове нож, Ловец перешагнул порог и остановился. Он очутился в тесной комнате с земляным полом. Слабый серенький свет, падавший через узкое оконце на уровне мостовой, рассеивал мрак, позволяя видеть осклизлые стены, сорвавшиеся, должно быть, давным-давно полки, под которыми темнели глиняные черепки. Наверное, здесь когда-то располагалась кладовая. Никого в комнате не было, но, когда глаза Берта попривыкли к полумраку, он углядел своего проводника, неподвижно стоящего у одной из стен. Косматая голова Друга была опущена, рука и крюк безвольно висели вдоль туловища… А попугая на плече не было.
– Очень хорошо, – опуская нож, сказал Ловец. – Это что – шутка такая?..
«Кажется, дурманное опьянение окончательно завладело им», – подумал он.
Тело проводника качнулось – и в тот же момент хриплый возглас долетел из угла. Дернувшись, Берт увидел попугая, усевшегося на вбитый в стену костыль. Птица смотрела на Ловца круглыми, не по-птичьи осмысленными глазками.
Крик попугая оживил Друга. Ступая неровно, но очень быстро, калека вышел за дверь. Прежде чем Берт успел опомниться, тяжелая дверь грохнула, закрываясь, сухо лязгнул засов. И тут же за дверью послышалось шуршание и мягкий удар в пол – словно, скользя по стене, свалилось на пол обмякшее тело.
Выругавшись, Ловец метнулся к двери, ударился о бревна со всего размаху – но дверь не подалась ни на палец.
Опять закричал попугай. Повернувшись на крик, Берт увидел, как птица неправдоподобно съеживается и темнеет – будто смятый ком бумаги на огне. Миг – и черное бесформенное пятно полностью слилось с тенью в углу.
Призрачный холод оледенил затылок Ловца так сильно, что он скривился от боли. Где-то очень близко притаилась опасность – страшная, смертельная опасность. Берт, выставив перед собой нож, закружился по комнате. Зубы его скрежетали, выплевывая ругательства:
«Кретин, идиот, вислоухий осел, помет обезьяны и барана! Дал полоумному, едва живому от дурмана калеке-жулику заманить себя в ловушку! Не удосужился даже осмотреть дверь с той стороны – и обнаружить засов на ней!»
Тьма плескалась наверху, совершенно скрывая потолок. Серый полусвет, исходящий от окошка, на мгновение померк – кто-то быстро заглянул в подвал, быстро заглянул и отпрянул, и Берт, резко развернувшись, не успел заметить, кто это был.
По потолку застучал спешный перебор крохотных когтистых ножек. И был этот звук настолько мерзок, что Ловца передернуло от макушки до пят. Не сумев удержаться от восклицания, полного брезгливого ужаса, Берт ринулся к окошку. Шириной всего в полдесятка ладоней, оно располагалось на высоте человеческого роста. При желании можно было в него просунуться, но… в процессе этого Берт оказался бы в полной власти того, кто притаился снаружи. А тут еще жуткий, несмолкающий стук по потолку. Кто там? Кто там?! Берту на мгновение представилось, как невидимая тварь – громадная голокожая крыса, вонзая коготки длинных скрюченных лапок в доски потолка, носится над его головой, вывернув страшную оскаленную морду так, чтобы было видно жертву, – выбирает место и момент, готовится к броску…
Ловец уже забыл первоначальную версию о грабителях, покушающихся на скудный его кошелек. Здесь было что-то совершенно другое, что-то невообразимо чудовищное, чему нет названия в человеческом языке.
Черный ужас, подобного которому он не испытывал никогда, охватил все его существо. Это было похоже на опьянение – страх не родился в сознании Берта, он пришел извне. Мутился ум, мышцы все слабли и слабли, пока силы совсем не оставили его. Берт упал на колени посреди комнаты, едва дыша. Лицо его было мокро от пота, в пальцах скользила влажная рукоять ножа. Зрение расплывалось, и не было уже возможности понять – то, что он видит, происходит на самом деле, или это ужас заставляет его видеть: как тьма, клубившаяся под потолком, потекла вниз, черными разводами по стенам, как Тьма собиралась в клокочущие лужи на земляном полу и ползла от стен медленными, гибкими щупальцами, тянулась к центру комнаты, стремясь задушить обессиленного человека…
Перестук коготков на потолке стих. Зловещая тишина поглотила даже клокотание Тьмы. Если бы не узкое окошко, пропускавшее серый свет, Берт бы обезумел от абсолютности кошмара ожившей Тьмы.
Он не мог видеть, как с потолка медленно спускается на черной нитке липкой паутины вылепленный Тьмой крупный паук. Паук пошевеливал восемью ножками, на вздувшемся брюшке его сиял серебряный крест. Жвала его смыкались и размыкались, поблескивая влагой ядовитой слюны. Паук опустился на шляпу Ловца…
Серый свет, дрожащий от близости и мощи Тьмы, снова померк – кто-то встал напротив окошка. Арбалетная стрела разорвала мрак, туго свистнув в коротком полете, сшибла шляпу с головы Берта.
Ловец рухнул ничком, но тотчас снова вскочил. Жизненная сила вспыхнула в нем с такой же молниеносной быстротой, с какой развеялась Тьма, – тени, будто черные кошки, ринулись в утлы и замерли там, расплылись, потеряв очертания.
Вскочив, он почти наугад метнул нож, который все еще держал в руке, – метнул туда, откуда прилетела стрела, едва не впившаяся в его череп. Там, на мостовой, послышался сдавленный стон и стук упавшего тела. Берт бросился к окошку.
Подпрыгнув, он подтянулся на руках, отчаянно засучил ногами по осклизлой стене, втискивая свое тело в узкую дыру. Остатки страха подстегивали его, гнали прочь из вязкой темноты на солнечный свет.
Вывалившись на мостовую, он, тяжело дыша, встал на ноги. Радужные пятна заплясали в глазах Ловца – словно в лицо ему порхнула стая пестрых бабочек. Берт прикрыл от яркого света глаза ладонью.
Человек в черном лежал, скорчившись на боку, рядом с окошком. Нож пришелся ему точно в левую сторону груди, и последними агонизирующими движениями человек скреб ногтями по камням мостовой, словно еще пытаясь дотянуться до небольшого арбалета, валявшегося в шаге от него. Берт склонился над человеком и рывком перевернул его на спину.
– Гут… – изумленно вымолвил он.
Услышав свое имя, слуга великого многознатца Маргона захрипел и поднял голову. Опустившись на мостовую, Берт поставил колено ему под затылок.
– Зачем ты хотел убить меня? – спросил он, вглядываясь в холодеющие уже глаза. – Маргон приказал?
Красная пена хлынула на губы Гуту.
– Не тебя… – едва слышно вымолвил он. – Тебя… оберегал… так надо… Хозяин велел… искать здесь… Я нашел…
– Где Маргон? Почему он скрылся от меня?
– Скрылся… Так надо… Хозяин велел… велел мне…
Гут зашарил рукой по одежде, наткнулся на нож, все еще торчащий в его груди и застонал. Берт потянулся вырвать нож, но… не стал этого делать. Ловцу не раз приходилось видеть обреченных людей – Гута уже не спасти. А вытащив нож, он может расширить рану, тем самым ускорив кончину.
– Что происходит? – спросил он, низко наклонившись над бледным до молочной синевы лицом Гута. – Что такое происходит?.. – Он вспомнил, как черный ужас сковал его, никогда не ведавшего настоящего страха; вспомнил, как Тьма, там, в подвале, ожила, превратившись в кровожадного неуязвимого призрачного зверя… – Как мне найти Маргона?! – закричал он.
Гут кашлянул. Кровь ручейками побежала по его подбородку.
– Хозяин велел передать, – вдруг чисто и ясно выговорил Гут, – чтобы ты сделал, что обещал… Непременно сделал. Хозяин умоляет тебя сделать это…
– Где сам Маргон? Как мне поговорить с ним?
Рука Гута все-таки доползла до кармана. Пальцы стиснули что-то под тканью… и расслабленно выкатившись из кармана, ударились о камни мостовой. Гут судорожно двинул нижней челюстью и перестал дышать.
Берт откинулся назад. Не сразу, с трудом поднялся с колен. Мысли его путались и мешались. Пережитое в подвале все еще тлело в его груди; понимание того, что он вот только что убил неповинного человека, который пытался его спасти и спас, медленно входило в его сознание. Маргон… Маргон умоляет его сделать это… Сделать что? То, что обещал. Найти Кость Войны – вот о чем умоляет Маргон. Великий многознатец Маргон, Один-из-Четырех – умоляет его, Альберта Гендера, Ловца. Теней…
– По-моему… – выговорил Берт и сам поразился тому, как хрипло прозвучал его голос, – все намного серьезнее, чем я предполагал…
Он снова опустился на колени. Сунул руку в тот карман на одежде Гута и вытащил увесистый кошель. Оглянулся по сторонам. Улица была пустынна, окна ближайших домов закрывали слепые ставни. Берт кинул кошель за пазуху и взялся за свой нож.
Шорох у дверей заброшенного кабачка подбросил Ловца. Берт отбежал на несколько шагов и прижался к стене противоположного дома, сжимая в руке окровавленный нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40