Бернард снял трубку и набрал номер.– Алло, Грэм? Это Бернард. Господин министр просил узнать, не сможет ли сэр Хамфри встретиться с ним. В любое время в течение ближайших двух дней…– Немедленно, – уточнил я.– Собственно, господин министр имел в виду в любое время сегодня…– Немедленно, – повторил я.– Точнее, в любое время в течение ближайших шестидесяти секунд.Бернард выслушал ответ, поблагодарил Грэма, положил трубку.– Он уже идет.Мы молча посмотрели друг на друга, изо всех сил стараясь не рассмеяться. У Бернарда от напряжения подрагивали губы.– Это очень серьезно, Бернард.– Да, господин министр, – простонал он.Не в силах сдерживаться, я закрыл лицо носовым платком.– Здесь нет ничего смешного, Бернард.– Да, господин министр, ничего смешного, – донесся до меня его прерывистый, всхлипывающий голос.Наконец мы кое-как пришли в себя.– Теперь весь вопрос в том, как нам действовать.– Господин министр, по-моему…– Вопрос был чисто риторическим, Бернард.Тут дверь открылась, и в кабинет заглянуло утомленное, сморщенное лицо с тревожно бегающими глазками.Это был сэр Хамфри Эплби. Но не тот Хамфри Эплби, которого я знал. Не колосс, не бог, величественно обходящий свои владения, а жалкий, загнанный хорек, испуганно озирающийся по сторонам.– Вы хотели переговорить со мной, господин министр? – спросил он, все еще наполовину скрытый дверью.Я радостно приветствовал его, взмахом руки пригласил войти и – не без сожаления – отпустил Бернарда. Тот не заставил себя ждать: пулей выскочил из кабинета, издавая странные хрюкающие звуки.Усадив Хамфри напротив себя, я сказал ему, что мне не дает покоя скандальная история с шотландским островом.Он пренебрежительно скривился, но меня это не остановило.– Послушайте, а вам не приходило в голову, что этот чиновник может все еще состоять на государственной службе?– В высшей степени маловероятно, – категорически заявил Хамфри, полагаю, в надежде отбить у меня охоту докапываться до истины.Напрасные хлопоты! Мне доставило искреннее удовольствие развеять его иллюзии.– Почему? Тогда ему было, видимо, лет двадцать пять – двадцать шесть, значит, сейчас – где-то за пятьдесят. Может, он даже стал постоянным заместителем.– Я… мне… вряд ли, – растерянно пробормотал он.– Дай-то бог! – Я с сомнением покачал головой. – Во всяком случае, я искренне надеюсь, что человек, допустивший столь чудовищный ляп, никогда не смог бы стать постоянным заместителем.Хамфри согласно кивнул, но у него было такое выражение, будто ему вырвали зуб без анестезии.– Ведь это было очень давно, – запричитал он. – Теперь и концов не найти…Я пошел на добивание. О, долгожданный час отмщения! Вот уж не думал, что он наступит так скоро после моего унижения у Картрайта.– Почему не найти? «В государственной службе все, абсолютно все скрупулезно фиксируется на бумаге и тщательно хранится веками…» – разве это не ваши собственные слова? Надеюсь, вы не собираетесь отказываться от них? Тем более, что речь идет о государственных документах, еще не утративших юридической силы.Хамфри вдруг вскочил и умоляющим тоном – такого с ним никогда еще не бывало – произнес:– Господин министр, ну зачем делать из мухи слона… из-за ничтожной оплошности, совершенной тридцать лет назад, губить, возможно, блестящую карьеру? Да и сумма не так уж велика…Потрясающе!– Сорок миллионов?– Ну и что? – с жаром воскликнул он. – Это же сущие пустяки по сравнению с «блустриками», «трайдентами», «конкордами», муниципальными небоскребами, «Бритиш стил», «Бритиш лейланд», «Бритиш рейлуэйз», государственной программой ядерной энергетики или Сассексским университетом! (В определенном смысле аргумент, конечно, неопровержимый. – Ред.) – Все так, – спокойно ответил я. – Но, с другой стороны, это по меньшей мере в сто раз больше того, что упомянутый чиновник мог бы заработать за всю жизнь… – Тут меня снова осенило, и я добавил: – Хамфри, прошу вас лично заняться этим делом и найти виновного, договорились?Шах и мат!Очевидно, поняв это, он снова сел, тяжело вздохнул и, глядя себе под ноги, пробормотал:– Господин министр, я хотел бы сообщить вам… э-э… полагаю, вам необходимо это знать…Я незаметно сунул руку в ящик стола и включил свой портативный диктофон. Исповедь сэра Хамфри должна быть полностью запечатлена для потомков. Почему бы и нет? Все, абсолютно все должно скрупулезно фиксироваться и тщательно храниться. Порядок есть порядок.Вот что он мне сказал, слово в слово:– Личность упомянутого государственного служащего, гипотетическая ответственность которого за предполагаемую промашку стала в последнее время предметом всякого рода домыслов и кривотолков, отнюдь не скрыта столь непроницаемым покровом таинственности, как вам могло показаться в свете некоторых, с позволения сказать, откровений. Короче говоря, упомянутым чиновником, хотя, возможно, вас это очень удивит, является человек, которого ваш покорный слуга обычно идентифицирует при помощи личного местоимения…– Простите?Последовала мучительная пауза.– Это был я, – мрачно произнес он.– Хамфри! Не может быть! – воскликнул я, изображая глубокое потрясение.У моего постоянного заместителя был такой вид, будто он вот-вот зарыдает. Затем его прорвало.– На меня давили! Подгоняли! Мы работали без выходных! Надо было успеть до обсуждения в парламенте! – Он затравленно посмотрел на меня, как бы в поисках поддержки. – К тому же я тогда совершенно не разбирался в юридических тонкостях… иначе мне бы никогда не поручили такую работу… (Утверждение сэра Хамфри соответствовало действительности. То были времена всеобщего преклонения перед гуманитарными знаниями, когда считалось вполне разумным и логичным поставить, скажем, лингвиста во главе юридической службы, а историка назначить руководителем статистического отдела. – Ред.) Да, так уж вышло, ничего не поделаешь. Но ведь тридцать лет назад, господин министр, тридцать лет! Никто из нас не застрахован от ошибок.У меня не хватило жестокости продлевать его мучения.– Ладно, Хамфри, – произнес я отеческим тоном. – Не убивайтесь. Я дарую вам прощение.Он буквально рассыпался в благодарностях – настолько горячих и неумеренных, что мне даже стало неловко.Поэтому я перебил его, выразив удивление, почему он сразу не сказал мне об этом.– Хамфри, разве у нас есть друг от друга секреты?Похоже, он не уловил в моих словах никакой иронии. Но и честного ответа я от него тоже не дождался.– Вам об этом судить, – сказал он.– Не только мне, – возразил я.Как бы там ни было, Хамфри находился в состоянии смиренной признательности и был готов на любые уступки. Я решил, что настал самый удобный момент предложить quid pro quo.– Ну и что же мне теперь делать? Я обещал Алексу Эндрюсу из «Мейл» свободный доступ ко всем материалам Глен-Лоха. Нарушить слово? Но ведь меня изжарят живьем… – Я пристально посмотрел ему в глаза. – Хотя… если бы на мне не висела еще одна серьезная проблема, конечно, можно было бы что-нибудь придумать.Мой прозрачный намек не вызвал у сэра Хамфри ни удивления, ни возмущения. Еще бы, сколько раз не без его участия точно так же выкручивали руки мне!– Можно оказаться изжаренным живьем за принятие дисциплинарных мер против наиболее эффективного в Британии органа местного самоуправления.Ответ Хамфри не заставил себя ждать. Вот что он сказал мне после секундного колебания:– Господин министр, я тоже много думал об этом. Отменить сам по себе закон мы, естественно, не можем, но отнестись к совету Дербишира с пониманием вполне в наших силах…В результате мы оба сочли возможным ограничиться частной беседой с ответственным секретарем совета и порекомендовать ему сделать соответствующие выводы.Итак, оставалось решить главную проблему: как быть с обещанием Алексу Эндрюсу?– Господин министр, я лично уделю этому вопросу самое пристальное внимание, – заверил меня Хамфри.На том мы и расстались. Надеюсь, он придумает что-нибудь стоящее. Да нет, просто не сомневаюсь в этом! И с нетерпением ожидаю завтрашнего дня. 23 ноября Утром, едва я появился в министерстве, Бернард предупредил меня, что сэр Хамфри просил сразу же сообщить ему о моем приходе…Не успел он договорить – дверь распахнулась, и в кабинет торопливо вошел сэр Хамфри собственной персоной. Выглядел он уже более уверенным, чем вчера. В руках он держал тонкую папку.– Итак? – Я вопросительно посмотрел на него.– Господин министр, я счел необходимым посоветоваться с работниками личной канцелярии лорда-канцлера. Вот как мы обычно поступаем в таких случаях.Он протянул мне папку, на обложке которой было написано: «Полный комплект имеющейся в наличии документации, за исключением:а) небольшого числа секретных документов;б) ряда материалов, не потерявших юридической силы;в) части официальной переписки, утерянной во время наводнения 1967 года;г) части архива, утерянного во время перевозки в Лондон;д) некоторых документов, утерянных в ходе реорганизации военного министерства в министерство обороны;е) материалов, изъятых в соответствии с установленной процедурой, публикация которых может дать повод для клеветнических измышлений и/или утраты доверия, либо поставить в неудобное положение дружественные нам правительства».
(Прямо скажем, довольно трудная для Великобритании зима 1967 года была на редкость удачной с точки зрения государственной службы. Именно тогда оказались утерянными многие «опасные» документы. – Ред.) Я с нескрываемым удовольствием ознакомился с этим исчерпывающим перечнем. Затем открыл папку – она была… пуста. Абсолютно пуста. Без единого листика.– Хамфри, и это все, что осталось?– Да, господин министр.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76