– Нет. Я…
– Желал ее смерти?
– Конечно, нет.
– Тогда почему ты ее убил?
– У меня и мысли такой не было.
– Значит, это подстроил Дариан.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Но ведь ты Гарри Гудини. – Она показала на решетку.
– Нет.
– Да! – Глаза Бесс вспыхнули. – А разве есть еще какой-то выход?
– Это не выход, – прошептал он, – а самоубийство. Через несколько часов о моем побеге узнает весь мир. Дариан примется за остальных. Следующим будет Артур.
– Тогда пусть тебя вызволит Себастьян.
– Нет.
– Что ты собираешься делать?
Гудини зажмурился.
– Если я принесу себя в жертву, он перестанет преследовать остальных.
Бесс ужаснула решимость мужа.
– Пожалуйста, любовь моя, мы должны найти выход.
– Нет. Я не могу подвергать опасности остальных. Слишком многое поставлено на карту.
Бесс хотела возразить, но отворилась дверь, и вошел Пол Кейлеб.
– Извините, миссис Гудини. Свидание закончено.
Бесс поспешно вытерла слезы.
– Я люблю тебя больше жизни, – выдохнул Гудини и начал исступленно целовать ее руки.
Она коснулась его щеки, затем быстро прошла мимо Кейлеба на лестницу.

Кейлеб приблизился к зарешеченной Двери.
– Итак, Гарри… с женой вы встретились. Что дальше?
Гудини обжег его взглядом.
– Я не намерен спасать себя ложью.
Прокурор нахмурился.
– Друг мой, неужели вы способны отбросить все, достигнутое таким упорным трудом? К чему бессмысленные жертвы? Ведь все можно поправить. Наоборот, скандал прибавит вам популярности. Сделайте правильный шаг.
Гудини сжал прутья решетки.
– Я вижу, у вас создалось впечатление, будто я способен ради спасения карьеры принести в жертву своих близких. Так вот, – он посмотрел в глаза прокурору, – делайте что хотите. Я готов ко всему.

Дойл осторожно прикрыл дверь кабинета Константина Дюваля на втором этаже, стараясь не беспокоить Лавкрафта. Тот ходил по комнате, погруженный в мысли.
– Мне нужно время.
В центре стола стояло обсидиановое зеркало Джона Ди, рядом навалены книги, свитки, справочники и энциклопедии. А кроме того, довольно странный комплект музыкальныхинструментов: коровий колокольчик, треугольник и флейта.
– Как раз времени-то у нас сейчас и нет, – сказал Дойл.
– Оно реагирует на определенные частоты, я убежден. Посмотрите. – Лавкрафт поднес к зеркалу треугольник и щелкнул по нему ногтем. Раздался мелодичный звон, который задержался в воздухе на несколько секунд.
– И что…
– Ш-ш-ш… Смотрите на зеркало.
Дойл подошел ближе. Когда звук замер, по центру зеркала прошла едва заметная рябь.
– Что это значит? – прошептал Дойл.
– Окно, – ответил Лавкрафт.
– Окно? Куда?
– Джон Ди и Эдвард Келли использовали его для общения с ангелами. На других частотах можно установить контакт… с другими реальностями.
– Какими другими реальностями?.. – начал Дойл и вдруг заметил, что открыта дверца высокого дубового ящика, стоящего в задней части кабинета. Обычно он был заперт на десять замков. Кроме того, на самой дверце Дюваль выжег предупреждающие знаки на семи магических языках.
– Говард, это же сейф Дюваля.
– Я знаю.
– Но его нельзя открывать.
– Почему?
Неожиданно Дойл осознал, что разбросанные по столу книгиоттуда, из сейфа.
– Вы совсем потеряли рассудок?
– Пока нет, – усмехнулся Лавкрафт.
– Но это книги культа ктулу!
– Мне это хорошо известно.
– И вы рискнули сломать на них печати и открыть ворота в Шамбалу?
Лавкрафт бросил на Дойла свирепый взгляд:
– Дариан хотел войны, он ее получит.
– Но это может стоить вам жизни!
– Прошу вас, оставьте меня одного, – сказал Лавкрафт и снова повернулся к зеркалу.
– Говард…
– Артур, мы не можем позволить, чтобы он добился успеха. – Голос Лавкрафта звучал бесстрастно и уверенно. – Цена тут не важна.
– Вы собираетесь принести себя в жертву? – взволнованно проговорил Дойл.
– Пожалуйста, заприте за собой дверь, а потом забаррикадируйте. И не заходите сюда, что бы ни услышали. Иначе я действительно погибну. Понятно?
– Хорошо. – Дойл неохотно подчинился. – Если вы этого хотите…
– Спасибо.
Дойл захлопнул дверь.
Пришлось взять из библиотеки большой ореховый шкаф, который втащили по лестнице четверо людей из команды Себастьяна. За одну сторону держал Отто, за другую – трое остальных. Шкаф закрыл не только вход в кабинет Дюваля, но и большую часть стены. Именно это Дойлу и было нужно. Охранять поставили Отто со строгим указанием ни в коем случае в кабинет не входить, какие бы звуки оттуда ни доносились. Аналогичные указания получили и другие члены команды Себастьяна, прибывшие в «Гнездо совы».
В доме застучали молотки и завизжали пилы. Кругом валялись опилки. Циркачи возились с веревками, проволокой, винтовыми стяжками, соединительными скобами, крюками, зажимами, цепными подъемниками и якорями.
К трем ночи часть плотницкой работы была закончена, и они смогли урвать несколько часов для сна.

Отто спал в обитом бархатом кресле из столовой, которое поставили перед шкафом. У ног возвышался пустой кувшин из-под кьянти. Раздался резкий звук, будто выстрелили из ружья. Он раскрыл глаза, заморгал, пытаясь вспомнить, где находится. Из-за двери кабинета донесся оглушительный смех, больше похожий на вой. Прошла минута, и снова вой, теперь уже с какими-то булькающими всхлипываниями.
Отто напряженно ждал. Тишина была глубокой и длилась долго. Он не вполне осознавал, что именно тревожит его в этой тишине, но воспринимал ее как разумное существо.
Следующий звук был ужаснее предыдущих. В возгласе можно было различить слова на непонятном гортанном языке. Затем опять тишина. Отто терзали жуткие предчувствия. Чем дольше длилась тишина, тем сильнее он желал, чтобы она закончилась. И тем сильнее боялся следующего крика. Он достал из жилетного кармана часы и не успел их раскрыть, как тишину прорезал вой страшнее, чем предыдущий. В нем ощущалась неописуемая тоска, смешанная с мольбой. Отто бросился к шкафу, начал отодвигать, но его остановил возникший в конце коридора Дойл.
– Не трогайте шкаф, – приказал он.
– Но там творится что-то кошмарное! – крикнул Отто.
Вой перешел в торопливый горячечный шепот, словно у Лавкрафта было мало времени, чтобы сообщить что-то очень важное. Вскоре его голос возвысился до истерического хохота, пресекся и перешел на более высокий регистр. Через полминуты он стал всхлипывать и говорить одновременно, не останавливаясь.
Из своей комнаты выскочила Эбигейл и подбежала к шкафу. Дойл поймал ее за руку.
– Нет! – простонала она. – Позвольте мне туда войти!
– Эбигейл, это его погубит.
– Но он так страдает.
– Мы ничего не можем сделать, Эбигейл. – Дойл взял ее за плечи. – Он старается для нас. Для тебя. Если мы сейчас войдем, он погибнет. Ты этого хочешь?
Она смущенно опустила голову.
– Послушай, – Дойл взял ее руки в свои, – в мире нет более квалифицированного специалиста по этим вопросам, чем Говард Филлипс Лавкрафт. Если мы сможем сейчас раскрыть для него свои сердца, я уверен, ему удастся отыскать обратный путь. Ты сможешь сделать это? Сумеешь вызвать его в своем воображении?
Эбигейл робко кивнула, и Дойл поцеловал ее в лоб.
– Это будет для него маяком, путеводной звездой.
У забаррикадированной двери кабинета собрались все. Некоторые заткнули уши, чтобы не слышать криков. Но хуже, когда наступала зловещая тишина, от которой душа переполнялась ужасом.

Наконец занялся рассвет. У шкафа стояли Дойл, Мари, Себастьян, Отто и доктор Фаустус. Бледные, осунувшиеся. Неудивительно, ведь проникновение в Зазеркалье воздействует на душу, оставляя в ней отпечаток, подобно тому, какой солнце оставляет на коже. Но если они, находящиеся в стороне, почувствовали это, то что должно произойти с тем, кто был в эпицентре?
– Давайте, – мрачно произнес Дойл.
Отто оттащил шкаф, открыв доступ к двери кабинета Дюваля.
– Я войду один, – предупредил Дойл и вставил ключ. Он шагнул в кабинет, закрыв за собой дверь. Примерно с минуту обозревал царивший там беспорядок. Перевернутые стулья, разбросанные по полу книги и свитки. Лавкрафта нигде не было. Дойл решил, что демонолога поглотило обсидиановое зеркало, но вдруг заметил тонкую руку, высовывающуюся из-за шведского бюро.
– Говард!
Рука не пошевелилась. Дойл подошел. Лавкрафт сидел, прислонившись спиной к стене. Одежда измята и пропитана потом. Очки валялись рядом, оправа погнулась. Изо рта пахло кислятиной. Кожа была настолько бледной, что отдавала голубизной.
– Говард!
Дойл опустился на колени, пощупал пульс и с облегчением обнаружил, что сердце, хотя и слабо, но бьется. Приподнял его веки, внимательно изучил расширенные зрачки и сунул под нос нюхательную соль. Голова Лавкрафта дернулась, а тело завибрировало. Демонолог брыкался и молотил руками направо и налево, но Дойл держал его, пока он не успокоился.
– Говард! Говард! Это я, Артур.
Неожиданно Лавкрафт вскочил, посмотрел невидящими глазами на Дойла и снова рухнул на пол. Дойл осторожно поднял его.
– Я ослеп, – произнес Лавкрафт.
– Спокойно, спокойно, Говард. – Дойл погладил его руку.
– Какой сегодня день?
– Понедельник. Прошла всего одна ночь.
– Тут где-то должна быть моя тетрадь. Найдите ее. Я обязательно должен сделать запись, прежде чем забуду.
Дойл подал ему тетрадь, и он начал что-то судорожно на ощупь записывать.
– А теперь позвольте проводить вас в ванную комнату, – сказал Дойл, снова поднимая Лавкрафта. – Вы уже достаточно настрадались.
– Неужели я ослеп навсегда? – воскликнул демонолог, двигаясь к двери.
– Я готов заключить пари, – промолвил Дойл, – что это временное явление. Результат шока. Такое иногда случается с солдатами после жестокого боя.
– Да, – согласился Лавкрафт, – бой был действительно жестокий.

ГЛАВА 40

Архиепископ в красной сутане и шапочке быстро шагал по проходу собора Святого Патрика навстречу гостям. Он был обеспокоен. Рано утром ему позвонил сэр Артур Конан Дойл и попросил о встрече, предупредив, что проблема срочная и не терпит отлагательства. В проходе стояли Дойл и Мари, они держали за руки Эбигейл. Сзади Бесс Гудини с Себастьяном Алоизиусом. Увидев на шее Мари амулеты, Хейз помрачнел. Только язычников в храме не хватало! Он вопросительно посмотрел на Дойла.
– Ваше высокопреосвященство, позвольте поблагодарить вас за аудиенцию, – произнес тот с поклоном.
– Признаюсь, сэр Артур, ваш звонок меня встревожил. Я отложил все дела.
Дойл сделал жест в сторону Мари:
– Это Мари Лаво из Нового Орлеана.
Хейз побледнел.
– Жрица вуду?
Мари отвесила почтительный поклон.
– Бон жур, мсье архиепископ.
– Она не просто жрица, а единственная и неповторимая, – заметил Дойл. – А это миссис Бесс Гудини и Себастьян Алоизиус, один из руководителей Американского общества магов.
После обмена рукопожатиями Хейз обратился к Дойлу:
– Довольно странную группу вы собрали, сэр Артур.
Дойл взял Хейза под локоть и отвел в сторону.
– Ваше высокопреосвященство, у меня нет времени на объяснения. Скажу лишь, что сейчас я собираюсь передать в ваши руки бесценное сокровище.
– Артур, нет нужды преувеличивать важность вашего дела, – проговорил Хейз. – Итак, я слушаю.
– Прошу извинения, но я скорее недооцениваю важность его.
Хейз нахмурился.
– Но в чем, собственно, оно состоит?
– Ваше высокопреосвященство, вы помните нашу последнюю беседу?
– О чем? О спиритизме?
– О «Книге Еноха».
– Об апокрифе. И что?
– Тогда мы говорили о буквальных и фигуральных последствиях изгнания с небес Люцифера.
– Да. И что?
– Я спросил, верите ли вы в ангелов.
– И я ответил, что верю.
– А я спросил, кто их защищает.
– Я пояснил, что они не нуждаются в защите. Сэр Артур, сегодня у меня много дел, и я не…
– Ваше высокопреосвященство, нам просто не к кому обратиться. – Дойл подозвал Эбигейл и представил архиепископу. – Это Эбигейл.
Хейз улыбнулся:
– Здравствуй, дитя.
Эбигейл медленно двинулась по проходу к алтарю, остановилась у ступеней под огромным позолоченным распятием, постояла и сбросила пальто на пол.
– Чего это она? – удивился Хейз.
Дойл приложил палец к губам и жестом указал на Эбигейл. Стоя спиной к ним, она начала расстегивать пуговицы мужской рубашки без воротника. Распахнула и тоже уронила на пол.
Хейз приложил ладонь ко рту, попятился, но Дойл его удержал и заставил смотреть. Эбигейл бросила смущенный взгляд на присутствующих и, прикрывая ладонями груди, опустилась на колени. А затем, чуть подрагивая в воздухе, на ее нежной спине раскрылись длинные белые крылья.
– Боже, – прошептал Хейз, сложив руки в молитвенной позе.
– Она единственная уцелевшая из «заблудшего племени» Еноха. За ней и ее соплеменниками устроена настоящая охота. Их всех поубивали. И этот заговор угрожает самим небесам. Мы просим у вас убежища.

Дариан Демаркус, голый, вымазанный собственной кровью, лежал распростершись на каменном полу в своей потайной дьявольской молельне под полом спальни. Грудь холодило голубое стекло монокля. Кровь сочилась из ран, которые он нанес себе опасной бритвой. Обычно боль помогала ему сосредоточиться, глубже погрузиться в медитацию, но сейчас он не мог отогнать нарастающую тревогу. Процесс выходил из-под контроля. Ему казалось, что он изображает хозяина пиявок, сосущих его кровь.
Арканум завладел «Книгой Еноха». Потеря приводила Дариана в бешенство, но они ошиблись, рассчитывая, что тем самым нанесут ему смертельный удар. Он уже вычитал оттуда все тайны и составил план действий задолго до того, как Арканум выполз на сцену. И ему удалось частично отомстить. Теперь его позиции прочны, как никогда. Даже Кроули в ближайшее время будет вынужден повиноваться. А если нет, то Дариан его съест тоже.
Эти мысли его успокоили, но ненадолго. А если он неправильно оценивает ситуацию? А если амбиции мешают логике?
Но разумеется, это победа. А как же иначе назовешь устранение Константина Дюваля, разгром Арканума и раскрытие тайны Еноха? Теперь мир принадлежал ему. Он будет определять судьбы королей и ход истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33