https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/Grohe/
Декстер попробовал сосчитать. Сколько их? Три? Десять? Движение уже ощущалось всюду. В темноте вспыхивали ярко-красные глаза чудовищ. Опять шевельнулось сзади. Декстер быстро развернулся и на мгновение успел увидеть у подъезда дома коричневый плащ.
Его уже окружили. Он слышал их дыхание. Треснула веточка. Декстер прицелился, когда два серебристых серпа разрезали воздух. Один из них попал по руке. Рассек рукав пальто и захватил тело.
– Яли-аш-шутата… – прошипело чудовище.
Он выстрелил наугад, вспугнув стаю голубей.
Чудовища подобрались настолько близко, что стрелять было нельзя. И Декстер использовал ружье как дубину. Лезвия серпов звякали о дуло и обитый кованым железом приклад, с каждым ударом высекая сноп искр. Ему удалось задеть одного. Чудище охнуло и метнулось прочь. На землю посыпались осколки голубого стекла. Дрожащей рукой Декстер пытался нащупать в кармане патрон. Противники наседали. И тут он увидел кровь, свою собственную. Рана оказалась глубокой, рукав пальто весь намок.
Декстер кинулся бежать, но они уже все выползли из мрака. Гибкие, вихляющие фигуры, облаченные в мантии. Капюшоны скрывали удлиненные лица с сияющими красными рубинами вместо глаз. Руки в перчатках сжимали оружие – серебристые серпы на деревянных древках. Декстер успел заметить, что волосы у этих монстров коротко острижены, а язык общения – какое-то бульканье с придыханием.
Он зарычал, уворачиваясь от смертоносных лезвий. Воздух наполнило отвратительное зловоние. Два раза серпы прошлись по плечу и спине, а третий угодил в горло. Колени подогнулись, и Декстер упал навзничь, устремив взгляд в небо. Над ним склонились жуткие уроды с рубиновыми глазами. Это последнее, что он увидел.
ГЛАВА 16
Дойл вышел из клуба «Манхэттен», что на углу Чет – вертой улицы и Мэдисон-сквер. Настроение было хуже некуда. Накурился сигар, в желудке жгло от нескольких порций бренди. Он поежился на холодном осеннем ветру, соображая, что делать дальше.
– Вас подвезти?
Дойл обернулся. На него смотрел молодой чернокожий в цилиндре набекрень. Вместо тульи на цилиндре повязано что-то белое. Дойлу не удалось рассмотреть, что именно. Он сел на заднее сиденье «форда-лексингтона».
– Мне нужно… – Его качнуло назад, потому что автомобиль рванул в места. – В отель «Пенн», и пожалуйста, не торопитесь.
Таксист никак не отреагировал. Непонятно, слышал он или нет. Дойл подался вперед и увидел, что цилиндр у этого странного типа обвешан косточками животных, а на переднем стекле болтаются две куриные.
Это указывало на культ вуду. Дойл нахмурился. Среди исповедующих этот культ он имел и непримиримых врагов, и милых сердцу союзников. Вуду был чем-то большим, чем просто религия. Его последователи общались с неистовыми, не подчиняющимися никаким законам духами, одновременно уродливыми и прекрасными.
Дойл откинулся на спинку сиденья. Лавкрафта надо выручать. Но как? Отказ Гудини делал задачу невыполнимой.
Надо же, как все изменилось! Гудини превратился в карикатуру на себя. А Лавкрафт, самый молодой из них, оказался настолько слабым, что не смог противостоять новому врагу. Справа вырос отель «Пенн». Дойл застегнул пальто, взял трость и приготовился выходить, однако таксист не думал тормозить.
– Приехали. Вот мой отель.
Таксист прибавил скорость.
– Водитель, вот мой отель!
За окном промелькнул швейцар, стоящий у ярко освещенного входа. Дойл стукнул тростью по спинке сиденья водителя.
– Мы проехали.
Не снижая скорости, таксист круто свернул направо. Доила швырнуло в сторону.
– Остановите машину! – Он тщетно пытался открыть дверцу.
Таксист продолжал движение.
– Я приказываю вам остановить автомобиль! – крикнул Дойл, уже понимая, что отдавать приказы бесполезно. А дверца, если бы даже ее удалось открыть, все равно не поможет. На такой скорости прыгать из автомобиля очень опасно.
Машина накренилась, сворачивая за угол, чуть не сбив пешехода. Дойл ударился головой о стекло и быстро протрезвел. На полной скорости такси пролетело мимо Музея истории естествознания и Центрального парка. Дойл пытался сообразить, в чью ловушку угодил. Вряд ли полиции. Скорее всего его достали убийцы Дюваля.
– Старый дурак, – выругал он себя.
Но сдаваться Дойл не собирался. Ничего, похитители его надолго запомнят.
В Гарлеме на улицах царило необыкновенное оживление. Непрерывно сигналя, таксист маневрировал среди беспорядочного потока автомобилей, конных экипажей и пешеходов. По тротуарам шествовали смеющиеся парочки. Белые и чернокожие перемешаны, даже не поймешь, каких больше. Много мужчин в смокингах и женщин в вечерних платьях. Клубы сияли огнями. Афиши зазывали. Здесь играет-джазбанд Уилбура Суэтмана, напротив «Новый Орлеан». Окна в машине были закрыты, но Дойл слышал завывания труб.
Засмотревшись, он не заметил, как такси круто свернуло в переулок и со скрежетом остановилось. К автомобилю сразу бросились несколько крепких чернокожих ребят и распахнули заднюю дверцу. Дойл попробовал отбиваться тростью, но его быстро вытащили и, взяв под руки, поволокли к черному ходу. Он ожидал града ударов, но пока с ним обходились вполне корректно. Просто потащили внутрь, Дойл весил сто килограммов, но его ноги едва касались пола.
Его ввели в танцевальный зал клуба. Кричать было бесполезно, ведь оркестр, состоящий в основном из труб и тромбонов, играл очень громко. Сквозь табачный дым с трудом угадывались танцующие пары. Смех, возгласы.
Дойла провели в конец зала и заставили подняться на третий этаж по устланной бархатной дорожкой лестнице. В холле мягкий ковер приглушал звуки музыки. Подобно сказочной Алисе, он оказался совсем в другом мире. Расшитые бисером шторы открывали путь в освещенный свечами коридор. Ряд дверей по обеим сторонам. Вкусные запахи – свежеиспеченный хлеб, суп с приправами, тушеное мясо. Симпатичная чернокожая девушка с ожерельем на шее (камни, судя по виду, драгоценные) сдвинула в сторону красную портьеру, впустив их в зал. Похитители вывели Дойла на середину и удалились.
Рядом остался лишь таксист, который тщательно обыскал Дойла на предмет оружия. В зале было жарко от большого количества свечей в канделябрах. Вдоль стен стояли изящные легкие кресла в стиле французского Нового Орлеана. На столе, декорированном человеческими черепами, в небольшой клетке клохтал петух.
Таксист ушел, но Дойл оставался один недолго. Сзади послышались шелест юбок и позвякивание колокольчиков. С сильно бьющимся сердцем он обернулся. Перед ним стояла красивая молодая женщина с кремово-шоколадной кожей. Дивные глаза, обрамленные длинными ресницами. Волосы убраны в ритуальный узел.
– Давно не виделись, – произнесла. она с сильным французским акцентом.
– Это ты? – воскликнул Дойл.
– А ты как думал, chere дорогой (фр.).
? – Женщина вздернула подбородок, чтобы он мог лучше ее рассмотреть.
– Но ведь ты… – его голос дрогнул, – утонула пять лет назад. Во всяком случае, так мне сообщили.
– В Новом Орлеане на двух кладбищах есть надгробия с моим именем. Многие хотели бы видеть Мари Лаво мертвой. – Она протянула руку и погладила бледную щеку Дойла. – Время от времени я им подыгрываю.
Дойл вздохнул с облегчением. Мари Лаво, знаменитейшая жрица вуду из Нового Орлеана, наводящая ужас на недругов, входила в Арканум. В Луизиане она властвовала безраздельно. Одна только угроза ее проклятия могла заставить судей не выносить смертный приговор и возвращала неверных мужей к женам. Эту непостижимую женщину многие считали святой и не меньшее количество – дьяволицей. Но самое удивительное состояло в том, что существовали две Мари Лаво. Первая родила пятнадцать детей и одну из дочерей сделала наследницей, дав ей свое имя. Вторая Мари Лаво была еще более загадочной, чем мать, если это, конечно, возможно. Мать вроде бы боялись меньше. А дочь нажила легион врагов. Коррумпированные политики, расисты-полицейские, другие жрецы культа вуду – все они желали ей смерти. Однако никто точно не знал, действительно ли эти женщины обладали реальной магической силой, как утверждают их последователи. Или они всего лишь искусные мошенницы, паразитирующие на людских страхах и предрассудках.
– Ты дочь, – проговорил Дойл. – Другая Мари Лаво. Не та, которую я знал.
Она взяла его руку и прижала к своей щеке.
– Non. C'est moi Нет. Это я (фр.).
.
Дойл отдернул руку.
– Ты ожидаешь, что я поверю, будто тебе восемьдесят лет? Посмотри на себя. Ты такая молодая.
Мари улыбнулась.
– Но Дюваль говорил… – Он замолчал, окончательно сбитый с толку.
– Он тоже не знал всей правды, – промолвила она.
Дойл потер плечо.
– А зачем меня приволокли сюда, как врага?
– Потому что я хочу защитить тебя от врагов, chere. За тобой следят. Нам всем угрожает опасность. Всем друзьям Константина.
Что-то не так, ощущает она, едва взглянув на брата.
– Там… в лесу… – шепчет он.
Мари проходит на веранду, смотрит на костер. Что-то случилось. Сигналы об этом поступали весь день. Она наблюдает за танцующими вокруг костра. Обнаженные потные тела, хриплые голоса, остановившиеся взгляды. Они отгоняют зло, но Мари знает, что оно прячется там, за деревьями.
Она подхватывает юбки и спускается по ступенькам веранды.
– Мари, не ходи туда! – кричит брат.
Она минует танцующих и останавливается, чтобы зажечь факел, затем по высокой траве направляется к лесу.
Стоит ей пересечь границу опушки, как наступает тишина. Крики танцующих замирают где-то позади. Ни жужжания москитов, ни кваканья лягушек, даже ветер перестает шевелить листья.
Мари заходит глубже в лес и слышит:
– Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп.
Она резко разворачивается и идет на звук.
– Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп.
Мари идет долго, и факел почти догорает. Наконец видит в траве умирающую сову, беспомощно взмахивающую крыльями.
Сзади трещат ветки. Мари оборачивается. С дерева с мягким стуком падает еще одна сова, пораженная какой-то напастью.
Мари кладет птиц рядом и опускается на колени. Совы едва дышат. Она гладит их сломанные шеи. Птицы затихают. Мари закрывает лицо руками и плачет. Она поднимает птиц и прижимает к груди.
– Константин, – всхлипывает Мари. – Что с тобой случилось, мой Константин?
Мари проходит мимо костра. Тяжело дыша, танцующие застывают на месте. Наблюдают за жрицей, как она поднимается по ступенькам на веранду с мертвыми совами.
Прижимая их к груди, Мари входит в дом. Младший брат видит на ее щеках следы слез, но знает, что ничего спрашивать нельзя. Она идет на кухню, берет разделочную доску, ставит на нее миску. Острым ножом потрошит сов. Внутренности шлепаются в миску.
– Скажи мне, любовь моя, – бормочет Мари, растирая внутренности окровавленными руками. – Скажи мне, кто это сделал.
Она внимательно изучает содержимое миски. Через несколько минут вскрикивает:
– О Боже… Боже! – и покидает свое тело.
Мари открывает глаза уже в Англии. Парит над Британским музеем. Слышит гортанные звуки. Она видит автомобиль, который выехал на лужайку у забора музея. Из него выскакивают двое молодых людей, бегут к лежащему на мостовой.
Мари резко снижается и слышит последние слова Константина Дюваля:
– Он проник ко мне в сознание.
Молодые люди опускаются рядом с ним на колени. Взгляд Дюваля прикован к бестелесной Мари.
– Предупреди… – шепчет он, – предупреди Арканум.
Она всхлипывает и невидимыми руками гладит его косматую голову. Жизнь медленно покидает тело Дюваля. Подобно газу, она поднимается вверх и рассасывается в холодной лондонской ночи.
Мари слышит негромкий гул, который уши обычных людей уловить не способны, и видит, как между деревьями музейного парка пульсирует какая-то энергия. Там, в тени, притаился некто в цилиндре. Он переминается с ноги на ногу, и лунный свет падает на голубой монокль. У него в руках книга. Но лица она разглядеть не может.
Он каким-то образом ощущает ее присутствие, поворачивается и, по-прежнему скрывая лицо, с усмешкой бормочет:
– Яли-аш-шутата.
Мари несется прочь от поверженного тела Дюваля. Парит, наблюдая, как Земля поворачивается у нее перед глазами. Вдруг она врезается в облака, в которых сконденсирована не вода, а человеческая кровь. Облака вспыхивают огнем, образуя коридор. Мари плывет по этому коридору. В пламени покачиваются удлиненные фигуры, поблескивая рубиновыми глазами.
Заметив Мари, они издают пронзительные визги.
Слушая ее, Дойл не переставал гладить усы.
– Совы были частицами души Константина, – закончила Мари. – Он послал их, чтобы предупредить.
– О чем?
– О человеке с голубым моноклем. Я видела Нью-Йорк, видела кровь. И книгу…
Дойл кивнул:
– «Книгу Еноха». Что тебе известно об убийце?
– Он полагает себя всесильным, но ошибается, поскольку тоже уязвим. Поэтому Константин и решил снова собрать нас вместе.
Наступило молчание.
– Ты все еще сердишься? – наконец спросила Мари.
Дойл напрягся.
– C'est fou Это глупо (фр.)
. Неужели я тебя так обидела, Артур?
– Ничего подобного.
– Тогда в чем же дело?
– Ни в чем. Тридцать лет Дюваль был моим другом и… – Дойл оборвал себя, встретившись с ней взглядом.
– И какой у меня был выбор? Ехать с тобой в Англию?
– Нет.
– А как ты собирался поступить со своей женой?
– Перестань. – Дойл покраснел. – Ты за этим притащила меня сюда? Чтобы бередить старые раны? Хватит, моя дорогая. Никто из нас ни в чем не виноват. И меньше всего ты. Давай оставим это. Я потерял близкого друга, ты возлюбленного, поэтому лучше всего положить конец всем этим разговорам.
– Тем более что я не была достойна ни его, ни тебя, – произнесла она еле слышно.
– Говард в тюрьме, – сообщил Дойл.
– Oui. Я знаю.
– Он в ужасном состоянии. Теряет рассудок. Им кто-то манипулирует.
– Говард слишком долго играл с огнем.
– Нам… не удалось как следует поговорить. – Дойл заметил улыбку на губах Мари. – Говард очень странный, но он нам нужен, чтобы вернуть «Книгу Еноха».
– И как ты собираешься вызволять его из тюрьмы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Его уже окружили. Он слышал их дыхание. Треснула веточка. Декстер прицелился, когда два серебристых серпа разрезали воздух. Один из них попал по руке. Рассек рукав пальто и захватил тело.
– Яли-аш-шутата… – прошипело чудовище.
Он выстрелил наугад, вспугнув стаю голубей.
Чудовища подобрались настолько близко, что стрелять было нельзя. И Декстер использовал ружье как дубину. Лезвия серпов звякали о дуло и обитый кованым железом приклад, с каждым ударом высекая сноп искр. Ему удалось задеть одного. Чудище охнуло и метнулось прочь. На землю посыпались осколки голубого стекла. Дрожащей рукой Декстер пытался нащупать в кармане патрон. Противники наседали. И тут он увидел кровь, свою собственную. Рана оказалась глубокой, рукав пальто весь намок.
Декстер кинулся бежать, но они уже все выползли из мрака. Гибкие, вихляющие фигуры, облаченные в мантии. Капюшоны скрывали удлиненные лица с сияющими красными рубинами вместо глаз. Руки в перчатках сжимали оружие – серебристые серпы на деревянных древках. Декстер успел заметить, что волосы у этих монстров коротко острижены, а язык общения – какое-то бульканье с придыханием.
Он зарычал, уворачиваясь от смертоносных лезвий. Воздух наполнило отвратительное зловоние. Два раза серпы прошлись по плечу и спине, а третий угодил в горло. Колени подогнулись, и Декстер упал навзничь, устремив взгляд в небо. Над ним склонились жуткие уроды с рубиновыми глазами. Это последнее, что он увидел.
ГЛАВА 16
Дойл вышел из клуба «Манхэттен», что на углу Чет – вертой улицы и Мэдисон-сквер. Настроение было хуже некуда. Накурился сигар, в желудке жгло от нескольких порций бренди. Он поежился на холодном осеннем ветру, соображая, что делать дальше.
– Вас подвезти?
Дойл обернулся. На него смотрел молодой чернокожий в цилиндре набекрень. Вместо тульи на цилиндре повязано что-то белое. Дойлу не удалось рассмотреть, что именно. Он сел на заднее сиденье «форда-лексингтона».
– Мне нужно… – Его качнуло назад, потому что автомобиль рванул в места. – В отель «Пенн», и пожалуйста, не торопитесь.
Таксист никак не отреагировал. Непонятно, слышал он или нет. Дойл подался вперед и увидел, что цилиндр у этого странного типа обвешан косточками животных, а на переднем стекле болтаются две куриные.
Это указывало на культ вуду. Дойл нахмурился. Среди исповедующих этот культ он имел и непримиримых врагов, и милых сердцу союзников. Вуду был чем-то большим, чем просто религия. Его последователи общались с неистовыми, не подчиняющимися никаким законам духами, одновременно уродливыми и прекрасными.
Дойл откинулся на спинку сиденья. Лавкрафта надо выручать. Но как? Отказ Гудини делал задачу невыполнимой.
Надо же, как все изменилось! Гудини превратился в карикатуру на себя. А Лавкрафт, самый молодой из них, оказался настолько слабым, что не смог противостоять новому врагу. Справа вырос отель «Пенн». Дойл застегнул пальто, взял трость и приготовился выходить, однако таксист не думал тормозить.
– Приехали. Вот мой отель.
Таксист прибавил скорость.
– Водитель, вот мой отель!
За окном промелькнул швейцар, стоящий у ярко освещенного входа. Дойл стукнул тростью по спинке сиденья водителя.
– Мы проехали.
Не снижая скорости, таксист круто свернул направо. Доила швырнуло в сторону.
– Остановите машину! – Он тщетно пытался открыть дверцу.
Таксист продолжал движение.
– Я приказываю вам остановить автомобиль! – крикнул Дойл, уже понимая, что отдавать приказы бесполезно. А дверца, если бы даже ее удалось открыть, все равно не поможет. На такой скорости прыгать из автомобиля очень опасно.
Машина накренилась, сворачивая за угол, чуть не сбив пешехода. Дойл ударился головой о стекло и быстро протрезвел. На полной скорости такси пролетело мимо Музея истории естествознания и Центрального парка. Дойл пытался сообразить, в чью ловушку угодил. Вряд ли полиции. Скорее всего его достали убийцы Дюваля.
– Старый дурак, – выругал он себя.
Но сдаваться Дойл не собирался. Ничего, похитители его надолго запомнят.
В Гарлеме на улицах царило необыкновенное оживление. Непрерывно сигналя, таксист маневрировал среди беспорядочного потока автомобилей, конных экипажей и пешеходов. По тротуарам шествовали смеющиеся парочки. Белые и чернокожие перемешаны, даже не поймешь, каких больше. Много мужчин в смокингах и женщин в вечерних платьях. Клубы сияли огнями. Афиши зазывали. Здесь играет-джазбанд Уилбура Суэтмана, напротив «Новый Орлеан». Окна в машине были закрыты, но Дойл слышал завывания труб.
Засмотревшись, он не заметил, как такси круто свернуло в переулок и со скрежетом остановилось. К автомобилю сразу бросились несколько крепких чернокожих ребят и распахнули заднюю дверцу. Дойл попробовал отбиваться тростью, но его быстро вытащили и, взяв под руки, поволокли к черному ходу. Он ожидал града ударов, но пока с ним обходились вполне корректно. Просто потащили внутрь, Дойл весил сто килограммов, но его ноги едва касались пола.
Его ввели в танцевальный зал клуба. Кричать было бесполезно, ведь оркестр, состоящий в основном из труб и тромбонов, играл очень громко. Сквозь табачный дым с трудом угадывались танцующие пары. Смех, возгласы.
Дойла провели в конец зала и заставили подняться на третий этаж по устланной бархатной дорожкой лестнице. В холле мягкий ковер приглушал звуки музыки. Подобно сказочной Алисе, он оказался совсем в другом мире. Расшитые бисером шторы открывали путь в освещенный свечами коридор. Ряд дверей по обеим сторонам. Вкусные запахи – свежеиспеченный хлеб, суп с приправами, тушеное мясо. Симпатичная чернокожая девушка с ожерельем на шее (камни, судя по виду, драгоценные) сдвинула в сторону красную портьеру, впустив их в зал. Похитители вывели Дойла на середину и удалились.
Рядом остался лишь таксист, который тщательно обыскал Дойла на предмет оружия. В зале было жарко от большого количества свечей в канделябрах. Вдоль стен стояли изящные легкие кресла в стиле французского Нового Орлеана. На столе, декорированном человеческими черепами, в небольшой клетке клохтал петух.
Таксист ушел, но Дойл оставался один недолго. Сзади послышались шелест юбок и позвякивание колокольчиков. С сильно бьющимся сердцем он обернулся. Перед ним стояла красивая молодая женщина с кремово-шоколадной кожей. Дивные глаза, обрамленные длинными ресницами. Волосы убраны в ритуальный узел.
– Давно не виделись, – произнесла. она с сильным французским акцентом.
– Это ты? – воскликнул Дойл.
– А ты как думал, chere дорогой (фр.).
? – Женщина вздернула подбородок, чтобы он мог лучше ее рассмотреть.
– Но ведь ты… – его голос дрогнул, – утонула пять лет назад. Во всяком случае, так мне сообщили.
– В Новом Орлеане на двух кладбищах есть надгробия с моим именем. Многие хотели бы видеть Мари Лаво мертвой. – Она протянула руку и погладила бледную щеку Дойла. – Время от времени я им подыгрываю.
Дойл вздохнул с облегчением. Мари Лаво, знаменитейшая жрица вуду из Нового Орлеана, наводящая ужас на недругов, входила в Арканум. В Луизиане она властвовала безраздельно. Одна только угроза ее проклятия могла заставить судей не выносить смертный приговор и возвращала неверных мужей к женам. Эту непостижимую женщину многие считали святой и не меньшее количество – дьяволицей. Но самое удивительное состояло в том, что существовали две Мари Лаво. Первая родила пятнадцать детей и одну из дочерей сделала наследницей, дав ей свое имя. Вторая Мари Лаво была еще более загадочной, чем мать, если это, конечно, возможно. Мать вроде бы боялись меньше. А дочь нажила легион врагов. Коррумпированные политики, расисты-полицейские, другие жрецы культа вуду – все они желали ей смерти. Однако никто точно не знал, действительно ли эти женщины обладали реальной магической силой, как утверждают их последователи. Или они всего лишь искусные мошенницы, паразитирующие на людских страхах и предрассудках.
– Ты дочь, – проговорил Дойл. – Другая Мари Лаво. Не та, которую я знал.
Она взяла его руку и прижала к своей щеке.
– Non. C'est moi Нет. Это я (фр.).
.
Дойл отдернул руку.
– Ты ожидаешь, что я поверю, будто тебе восемьдесят лет? Посмотри на себя. Ты такая молодая.
Мари улыбнулась.
– Но Дюваль говорил… – Он замолчал, окончательно сбитый с толку.
– Он тоже не знал всей правды, – промолвила она.
Дойл потер плечо.
– А зачем меня приволокли сюда, как врага?
– Потому что я хочу защитить тебя от врагов, chere. За тобой следят. Нам всем угрожает опасность. Всем друзьям Константина.
Что-то не так, ощущает она, едва взглянув на брата.
– Там… в лесу… – шепчет он.
Мари проходит на веранду, смотрит на костер. Что-то случилось. Сигналы об этом поступали весь день. Она наблюдает за танцующими вокруг костра. Обнаженные потные тела, хриплые голоса, остановившиеся взгляды. Они отгоняют зло, но Мари знает, что оно прячется там, за деревьями.
Она подхватывает юбки и спускается по ступенькам веранды.
– Мари, не ходи туда! – кричит брат.
Она минует танцующих и останавливается, чтобы зажечь факел, затем по высокой траве направляется к лесу.
Стоит ей пересечь границу опушки, как наступает тишина. Крики танцующих замирают где-то позади. Ни жужжания москитов, ни кваканья лягушек, даже ветер перестает шевелить листья.
Мари заходит глубже в лес и слышит:
– Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп.
Она резко разворачивается и идет на звук.
– Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп.
Мари идет долго, и факел почти догорает. Наконец видит в траве умирающую сову, беспомощно взмахивающую крыльями.
Сзади трещат ветки. Мари оборачивается. С дерева с мягким стуком падает еще одна сова, пораженная какой-то напастью.
Мари кладет птиц рядом и опускается на колени. Совы едва дышат. Она гладит их сломанные шеи. Птицы затихают. Мари закрывает лицо руками и плачет. Она поднимает птиц и прижимает к груди.
– Константин, – всхлипывает Мари. – Что с тобой случилось, мой Константин?
Мари проходит мимо костра. Тяжело дыша, танцующие застывают на месте. Наблюдают за жрицей, как она поднимается по ступенькам на веранду с мертвыми совами.
Прижимая их к груди, Мари входит в дом. Младший брат видит на ее щеках следы слез, но знает, что ничего спрашивать нельзя. Она идет на кухню, берет разделочную доску, ставит на нее миску. Острым ножом потрошит сов. Внутренности шлепаются в миску.
– Скажи мне, любовь моя, – бормочет Мари, растирая внутренности окровавленными руками. – Скажи мне, кто это сделал.
Она внимательно изучает содержимое миски. Через несколько минут вскрикивает:
– О Боже… Боже! – и покидает свое тело.
Мари открывает глаза уже в Англии. Парит над Британским музеем. Слышит гортанные звуки. Она видит автомобиль, который выехал на лужайку у забора музея. Из него выскакивают двое молодых людей, бегут к лежащему на мостовой.
Мари резко снижается и слышит последние слова Константина Дюваля:
– Он проник ко мне в сознание.
Молодые люди опускаются рядом с ним на колени. Взгляд Дюваля прикован к бестелесной Мари.
– Предупреди… – шепчет он, – предупреди Арканум.
Она всхлипывает и невидимыми руками гладит его косматую голову. Жизнь медленно покидает тело Дюваля. Подобно газу, она поднимается вверх и рассасывается в холодной лондонской ночи.
Мари слышит негромкий гул, который уши обычных людей уловить не способны, и видит, как между деревьями музейного парка пульсирует какая-то энергия. Там, в тени, притаился некто в цилиндре. Он переминается с ноги на ногу, и лунный свет падает на голубой монокль. У него в руках книга. Но лица она разглядеть не может.
Он каким-то образом ощущает ее присутствие, поворачивается и, по-прежнему скрывая лицо, с усмешкой бормочет:
– Яли-аш-шутата.
Мари несется прочь от поверженного тела Дюваля. Парит, наблюдая, как Земля поворачивается у нее перед глазами. Вдруг она врезается в облака, в которых сконденсирована не вода, а человеческая кровь. Облака вспыхивают огнем, образуя коридор. Мари плывет по этому коридору. В пламени покачиваются удлиненные фигуры, поблескивая рубиновыми глазами.
Заметив Мари, они издают пронзительные визги.
Слушая ее, Дойл не переставал гладить усы.
– Совы были частицами души Константина, – закончила Мари. – Он послал их, чтобы предупредить.
– О чем?
– О человеке с голубым моноклем. Я видела Нью-Йорк, видела кровь. И книгу…
Дойл кивнул:
– «Книгу Еноха». Что тебе известно об убийце?
– Он полагает себя всесильным, но ошибается, поскольку тоже уязвим. Поэтому Константин и решил снова собрать нас вместе.
Наступило молчание.
– Ты все еще сердишься? – наконец спросила Мари.
Дойл напрягся.
– C'est fou Это глупо (фр.)
. Неужели я тебя так обидела, Артур?
– Ничего подобного.
– Тогда в чем же дело?
– Ни в чем. Тридцать лет Дюваль был моим другом и… – Дойл оборвал себя, встретившись с ней взглядом.
– И какой у меня был выбор? Ехать с тобой в Англию?
– Нет.
– А как ты собирался поступить со своей женой?
– Перестань. – Дойл покраснел. – Ты за этим притащила меня сюда? Чтобы бередить старые раны? Хватит, моя дорогая. Никто из нас ни в чем не виноват. И меньше всего ты. Давай оставим это. Я потерял близкого друга, ты возлюбленного, поэтому лучше всего положить конец всем этим разговорам.
– Тем более что я не была достойна ни его, ни тебя, – произнесла она еле слышно.
– Говард в тюрьме, – сообщил Дойл.
– Oui. Я знаю.
– Он в ужасном состоянии. Теряет рассудок. Им кто-то манипулирует.
– Говард слишком долго играл с огнем.
– Нам… не удалось как следует поговорить. – Дойл заметил улыбку на губах Мари. – Говард очень странный, но он нам нужен, чтобы вернуть «Книгу Еноха».
– И как ты собираешься вызволять его из тюрьмы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33