Мы даже думали, что она немая.
Из классов один за другим выходили дети, которые тоже хотели попрощаться с Ёшио. Здесь было много таких, кто не умел говорить. Многие, несмотря на неподходящий возраст, были в подгузниках. Истощенные дети, дети страдающие ожирением. Затравленные. С темными кругами под глазами… На это было больно смотреть.
Почти все плакали и не сводили с Ёшио глаз. Они стояли и хныкали, сжав кулачки, не умея по-другому выразить свою грусть. За несколько минут брат оказался в плотном кругу детей. Со всех сторон ему протягивали письма, рисунки и поделки, заранее приготовленные для него в подарок. Брат с благодарностью принимал все подношения.
Он не плакал, а, наоборот, с ласковой улыбкой говорил очередному дарителю: «Спасибо! Я обязательно напишу тебе ответ», или «Я скоро приеду в гости», или «В следующий раз мы пойдем с тобой на рыбалку».
– Ну прямо Иисус Христос, – сказала мама в шутку.
Дети не хотели отпускать Ёшио и все так же стояли вокруг него, плакали, тянули к нему руки. На конец вмешались учителя – они вышли из классов и громко объявили начало занятий. Однако на детей это никак не подействовало.
Глядя на эту картину, я вдруг осознала, как сильно я люблю своего младшего брата.
Все события, которые произошли в интернате за последнее время, вдруг в одно мгновение сконцентрировались в воздухе – не как воспоминания, а как бы в виде светящихся картинок – и заполнили собой все пространство вокруг Ёшио. Эти светящиеся образы были в десятки тысяч раз красноречивее и убедительнее, чем любое воспоминание.
Оттого-то и плакали дети.
В какой-то момент брат тоже не выдержал и заплакал. И пошел к лифту, а вся эта хлюпающая толпа пошла вслед за ним. Они просто хотели быть с ним рядом…
Но в лифт, разумеется, их уже не пустили. Туда вошли только мы втроем: я, мама и Ёшио – с красными, заплаканными глазами.
– Что это было? Ты здесь тайную секту, что ли, основал? – сказала мама таким голосом, будто сама вот-вот расплачется.
– Никакая не секта. Просто друзья. В первый раз в жизни настоящие школьные друзья. Не взрослые, как на Сайпане или как Лапша с Месмером, а дети. Я хочу дружить с ними всегда! Хочу еще больше друзей!
– Я тебя понимаю, – грустно сказала мама. – Друзья – это очень важно.
Даже сейчас я отчетливо могу себе представить эту картину: мама с Джюнко на полночной кухне. Вот они сидят, две подружки, и оживленно что-то обсуждают. Я иду полусонная по коридору, возвращаясь в комнату из туалета, а снизу доносится их сдавленный смех. Вечные школьницы-подружки, которым вместе и горе не беда.

Милая Сакуми!
Всегда считала письма слишком формальным способом общения, а тут вдруг сама пишу письмо. Даже смешно.
Хочу сказать тебе огромное МЕРСИ.
Наша последняя встреча была просто сказочной.
Чудесный, чудесный день. Он один оправдывает всю мою жизнь.
Должна тебе признаться, что раньше у меня тоже были кое-какие «способности», и я гордилась тем, что учусь в Америке и принимаю участие в специальной программе.
Да. Мне хоть и было противно, но где-то в глубине души я все-таки гордилась.
А потом мои «способности» постепенно сошли на нет. В общежитии мне было плохо, да и с Месмером к тому времени у нас уже как-то не ладилось (он все-таки слишком увлечен всеми этими потусторонними штучками), и я задумалась: для чего я вообще живу? зачем я приехала в Америку?
И даже в Японии, уже после того, как мы с ним расстались, я все время думала об этом. А в тот день, когда мы вчетвером поехали на океан…
Этот океан и это небо. И жара. Мне было так хорошо на берегу с бывшим любовником и новыми друзьями. Казалось, что жизнь – это бесконечное счастье и нет никаких проблем. Надо просто научиться жить, не задумываясь ни о чем…
В первый раз я так чувствовала.
В первый раз я чувствовала, что все правильно.
Вот за это я и говорю тебе:
СПАСИБО!
Я вышла на новый, счастливый виток. Жизнь продолжается в окружении замечательных друзей, которых я люблю. С которыми мне хорошо. Но я знаю, что в один прекрасный день все кончится. Я упаду и умру.
Письмо – не самая лучшая форма для подобных откровений, но тем не менее… Рано или поздно это должно произойти.
В конце концов, что уж в этом такого?
Главное, что у меня был этот день на океане!
Единственный в моей жизни.
Первый, но надеюсь, не последний.
Не пропадай.
Канамэ


– Знаешь, у меня такое чувство, что я уже когда-то здесь была, – сказала я Рюичиро.
– Очередное заблудившееся воспоминание? Неужели осталось что-то еще, чего ты не вспомнила?
Возвращаясь домой после покупки книжного шкафа для его холостяцкой берложки, мы с Рюичиро зашли в кафе неподалеку от торгового центра. Кафе располагалось на первом этаже здания, оформленного как большая оранжерея. Обжигающие лучи летнего солнца с трудом, но все же пробивались сюда сквозь густые зеленые заросли. На улице сильный ветер трепал юбки и волосы прохожих, раскачивал ветви растущих вдоль тротуара деревьев.
Я как раз рассказывала Рюичиро про своего брата, что в тот день, когда он уезжал из дома в интернат, тоже дул ужасно сильный ветер, а в тот день, когда мы с мамой приехали забирать его домой, оказалось, что у него столько новых друзей – просто жуть и что это так здорово, потому что теперь он, наконец, поверил в себя… и где-то в середине этой тирады я вдруг поняла, что уже когда-то была в этом кафе.
Открытая терраса, бетонный пол, я сижу за круглым столом, рядом со мной… Кто? Кто сидит рядом со мной? И когда это было? Кажется, очень и очень давно… Я пила сок, а этот кто-то – пиво. Пиво в полдень…
– Слушай, может, это кто-нибудь из твоих бывших? – зевнув, спросил Рюичиро. – Эдакий любитель выпить пива с утра пораньше.
– Глупости… Ну, скажи мне, разве это нормально? Ехать в такую даль, а потом напрочь забыть об этом… Я, кажется, и на станции-то здешней ни разу не была.
– Ну, может быть, ты видела фотографию этого кафе в каком-нибудь журнале или в путеводителе. Это довольно известное место, и о нем много где писали.
– Все!! Вспомнила!! – воскликнула я.
Память встрепенулась. Шаг за шагом, фрагмент к фрагменту в моей голове сложился цельный образ. Отец. Папа. Я вижу его улыбку.
– Я была здесь с папой. Теперь я вспомнила!
– Сколько ж тебе лет было?
– Лет десять, наверное…
– Десять? – он оценивающе взглянул на меня, словно пытаясь представить себе, какой я была в десять лет.
Интересно, почему мы с папой были здесь без мамы и Маю? А! Вспомнила!
Папа поехал в больницу за результатами анализов и взял меня с собой. Смерть подступила так близко… У него были серьезные проблемы с давлением. Думаю, он уже знал, что все очень плохо. Папа слишком много работал, и это подорвало его здоровье… А мне, маленькой девочке, поехавшей в этот воскресный день с любимым папочкой на прогулку, наверное, казалось, что он будет жить вечно.
А может быть, и нет. Я уже никогда не узнаю об этом наверняка.
К тому времени папа очень сильно растолстел. На работе у него творилось черти что. Он пропадал там целыми днями и даже ночевал в офисе.
Но в тот день он с удовольствием, как ни в чем не бывало, потягивал золотистое пиво из огромной стеклянной кружки. Папа так аппетитно причмокивал, что мне тоже захотелось пива, хотя я уже знала, что оно совсем невкусное.
«То же самое кафе. Столько лет прошло…» – подумала я.
А ведь было что-то еще. Что-то очень важное…
– Ты посмотри, Саку, – сказал папа. – Одни парочки вокруг. Забавно, правда? И мы с тобой тоже парочка.
– Фу, папа. Не хочу быть твоей парочкой! – скривилась я, что было вполне естественно для десятилетней девочки.
– Очень трудно представить, какой ты будешь, когда вырастешь, – сказал папа и посмотрел на меня оценивающим взглядом (совсем так же, как Рюичиро несколько минут назад; только папа в тот день пытался проделать все ровно наоборот: представить десятилетнюю девочку взрослой женщиной). – Но ты вырастешь. И Маю тоже вырастет. И вы будете сидеть вот так вот в кафе со своими мальчиками. Наступит время, и вы выйдете замуж, нарожаете детей… Знаешь, пожалуй, проблема вовсе не в вас, а во мне – я просто не могу себе представить себя отцом таких взрослых дочек. Не могу, и все. Слишком это далеко и призрачно…
Папа говорил все тише и тише, словно погружаясь в глубокий сон. Он вдруг показался мне очень одиноким и каким-то не таким, как всегда.
«Скажи мне, папа!» – силилась произнести я, но не могла.
Что-то мешало. Комок застрял в горле. Грудь сдавило, на глаза навернулись слезы, хотя мне вовсе не хотелось плакать, ведь день был таким чудесным…
«Скажи мне, когда ты уйдешь? Когда оставишь меня?»
Папа, словно услышав мой безмолвный вопрос, задумчиво сказал:
– Наверное, к тому времени, как ты вырастешь, меня уже здесь не будет…
– Раз так, тогда пошли домой. И по дороге купи мне куклу, помнишь, мы видели ее в магазине? – сказала я, хотя мне вовсе не нужна была эта дурацкая кукла. Я просто обманывала сама себя, чтобы не думать о страшном…
– Ах, куклу… – С этими словами раскрасневшийся папа поднялся из-за стола. – Ну, хорошо. Купим две куклы, а не то Маю устроит нам детский крик на лужайке…
– Я начинаю писать новую книгу, – сказал Рюичиро.
Это произошло сразу после того, как я, растрогавшись от нахлынувших воспоминаний, заказала нам две кружки пива.
– Новую книгу? Значит, ты опять поедешь за границу? Можно я поживу в твоей квартире, пока тебя не будет? – Вопросы выскакивали из меня один за другим.
– Ну, ты и вредина! – сказал он. – Никуда я не поеду.
– Значит, ты в Японии будешь писать? А что за книга? Надеюсь, что бестселлер. Ты мне купишь какой-нибудь подарок на заработанные миллионы?
– Ну… Я не знаю… Не уверен, что это будет бестселлер.
Официант принес мой заказ. Две огромные стеклянные кружки, наполненные до краев золотистой жидкостью. Совсем как тогда… Мы с Рюичиро звонко чокнулись.
Солнечные пятна лежали на столах, на полу террасы, на зарослях индийской сирени… на тротуаре. Попадая на стаканы, зеркала и блестящие подносы, лучи преломлялись и солнечными зайчиками разбегались – разлетались в разные стороны.
– Я заплачу тебе гонорар. Как модели.
– Что? Какая еще модель?
– Потому что моя книга будет про женщину, которая потеряла память.
– Ну, все! Я могу забыть про подарок. Твою книгу никто не купит!!
– Нет, ну это же не совсем про тебя будет, – ухмыльнулся он. – Я же не документалист. Просто я долго наблюдал за тобой, и мне в голову пришли кое-какие мысли. Помнишь тот список, который ты на днях забыла у меня дома? Я его прочитал и просто глазам не поверил. С тобой столько всего произошло! Ну, вот я и подумал, почему бы мне не написать книгу как бы по мотивам твоей истории? Может получиться занятная книжка.
– Скажи, а название ты уже придумал? Мне кажется, это должно быть что-нибудь вроде: «История об одной красотке», – сказала я.
– Придумал, конечно. Я назову книгу «Амрита», – серьезно сказал Рюичиро проигнорировав мою незатейливую шутку.
– Здорово! Теперь даже я ее не куплю.
– Честно? – спросил он.
– Шучу. А что это вообще такое – амрита?
– Это на санскрите. Можно перевести как «божественная влага». Эликсир молодости – нектар, которым боги утоляют жажду. Понимаешь, мне кажется, что «жить» и «пить» – это почти равнозначные процессы. Дать воде течь внутри тела… Я и сам еще не понял почему, но эта идея мне очень нравится. И название тоже нравится. Хотя, может быть, ты права и никто такую книжку не купит…
– Ну, ничего, не расстраивайся. Пока я работаю в булочной, голодная смерть нам не грозит.
Дать воде течь…
Где-то я уже слышала что-то похожее. Кто-то уже рассказывал мне эту историю. Я помню мягкий мелодичный голос, прекрасное лицо, такую естественную улыбку. Где и когда? На залитом солнцем пространстве, в начале всего… Теперь ее нет. Я так люблю ее… Так скучаю по ней…

Милая, милая девочка.
Дорогая наша Сакуми!
Как ты там поживаешь? У нас все в полном порядке!
Долгое время от тебя не было никаких вестей, а потом ты, наконец, позвонила, но только для того, чтобы рассказать о кассете, которую какой-то шутник подбросил в твой почтовый ящик…
Мы с Кодзуми даже пожалели, что это была не наша идея, и задумали послать тебе еще одну «странную» кассету. В результате мы переслушали все кассеты и компакт-диски из нашей хард-рок коллекции – можно сказать, устроили себе тематический вечер: «Старые песни о главном».
И все благодаря тебе.
В общем, мы так и не нашли ничего, что бы для тебя подходило, и поэтому просто пропели и протанцевали до самого утра. Поспать в ту ночь нам так и не удалось.
Еще затемно мы пошли на пляж встречать рассвет.
Нас встретил спокойный, бесконечно синий океан. Бледно-лиловое небо. Оно постепенно светлело, приобретая розоватый оттенок. И вот, наконец, прорезался первый утренний луч и засиял над океаном. Начался новый день, а день вчерашний кончился.
Помнишь, как весело мы проводили ночи, когда ты, Рюичиро и твой милый брат гостили у нас? Это было так здорово. Я надеюсь, что вы все-таки найдете время снова нас навестить.
Когда ты уезжала, мне так хотелось схватить тебя за руку и крикнуть: «Стой, не уезжай! Оставайся жить с нами. Нам будет так весело!»
Ведь нам и правда было весело!
Когда ты жила здесь, каждый день был увлекательным приключением. Жизнь заиграла красками.
Я так хотела услышать от тебя, что ты останешься с нами навсегда. Даже если бы это было неправдой.
Но, наверное, вы с Рюичиро еще слишком молоды и не успели устать от жизни – ведь усталость приходит с годами. Вам не нужен сонный покой этого острова.
А жизнь здесь и на самом деле как сон. Настоящее безвременье.
Все то, от чего мы с Кодзуми мучились так долго, здесь не существует. Но здешние время и пространство бесконечны: люди соседствуют с духами, давние мертвецы с только что умершими, японцы с иностранцами… Здесь все перемешалось: океан и небо, город, караоке, горы, песни и сэндвичи Сновидение. Сон. А во сне, если вдруг захотелось пирожное, – оп! – и вот тебе пирожное. И если ты соскучился по маме – оп!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50