Шум прибоя пробуждает в людях беспокойство. Если вы ежедневно сталкиваетесь с чем – то, что на двадцать процентов больше, чем вы ожидаете, – о каком спокойствии может идти речь?
Как ни странно, эта мысль меня почему-то успокоила.
Я как будто оказалась на том волшебном уровне, где небо и море сливаются друг с другом. Стала ровной и гладкой.
Все вокруг было тихо и прозрачно.
И я наконец-то задумалась о своей собственной жизни, и переживания по поводу брата сами собой отступили на задний план. В конце концов, я же не Спенсер из «Ранней осени» «Ранняя осень» – детективный роман Роберта Паркера.

, который за одно лето сотворил из закомплексованного мальчика настоящего мужчину. И, между прочим, чем меньше я волнуюсь за брата, тем лучше он себя чувствует.
Может быть, это происходит благодаря тому, что я женщина и Ёшио, несмотря на юный возраст, берет на себя некую ответственность. Ну, например, если мы возвращаемся домой уже в темноте, то он идет немного впереди и предупреждает о препятствиях на дороге. Из двух сумок он всегда берет более тяжелую и так далее в том же духе. Он заботится обо мне, и я постепенно начинаю видеть его суть. Она просвечивает сквозь его угрюмость, как лучи солнца сквозь дождевые облака: грубоватая доброта и неловкая нежность.
Наверное, ему и самому приятно быть таким…
Квартира, в которой мы остановились, ничего особенного собой не представляет. Самая обычная квартира на пятом этаже самого обычного многоквартирного дома. Окна выходят на соседнюю улочку и на море. В нашем распоряжении просторная кухня и две комнаты. Конечно, это никакая не дача – просто необжитая квартира, в которую можно изредка приезжать на выходные.
Мы вставали поздно и шли на пляж, потом в бассейн, потом гулять. Короче, отдыхали и ничего не делали.
Просто проживали день за днем, ни о чем не думая.
Этот день начался точно также, как и все предыдущие. Мы встали поздно, перекусили тем, что нашлось в холодильнике, и вышли из дома на прогулку.
Перекуса хватило очень не надолго. Довольно скоро мы проголодались.
– Ну что же, пришло время подумать о раннем ужине, – я посмотрела на брата, – Хочешь, я что-нибудь приготовлю, или лучше где-нибудь в городе поедим?
– Давай лучше в городе, – ответил брат. Ну что ж, по крайней мере, он был со мной откровенен.
Мы отправились в город на поиски пищи.
В городе нас ждал закат. Никогда я раньше не видела таких закатов. Пугающе великолепное зрелище! Такое помнят всю жизнь.
Это было ничем не хуже летающей тарелки! Невероятно, но закат жил сам по себе. Он был живым.
Как время, которое тоже живет само по себе, независимо от нас.
… Мы, ничего не подозревая, шли по улице под сухими и прозрачными, как в далеких южных странах, лучами оранжевого заходящего солнца. На фоне красного неба медленно двигались навстречу нам темные силуэты домов.
Но это была всего лишь прелюдия.
Закаты в Токио в лучшем случае вызывают в нас умиление: «Ах, посмотрите! Вон там, вдалеке, виднеется что-то такое и, кажется, даже красивое…» Не более того.
Как закат на экране телевизора или в рекламной брошюре.
Но тот закат, который в течение нескольких минут мы с братом наблюдали в Кочи, – это было что-то невероятное, абсолютно на токийские закаты непохожее.
Казалось, его можно потрогать рукой.
Как будто прозрачная, мягко – красная, невообразимой мощности энергия разрушила невидимую воздушную стену и захлестнула город. Я физически, всем телом, ощущала это давление. Даже дышать стало трудно.
«Уходя из нашего мира, этот день, как и все другие дни, оставляет нам после себя что-то огромное и пугающе прекрасное, что – то, о чем мы будем вспоминать потом всю жизнь, – подумала я. – Главное – суметь это увидеть».
Великолепие заката пропитало весь город, и все мое существо жадно впитывало это великолепие. Я была как губка, жадно, капля за каплей, впитывающая влагу.
Все оттенки красного поочередно полыхали над нашими головами, казалось, там, на небосклоне, безумствует северное сияние.
И вот с западного края с головокружительной скоростью вдруг накатилась роскошная алая волна. Как струящееся прозрачное вино, как румянец на щеках возлюбленной – квинтэссенция жизненной красоты.
Она затопила городские улицы, заиграла красными сполохами на лицах людей. Незабываемый закат.
Мы шли молча, не отрывая глаз от неба.
Но вот закат догорел. И к чувству восхищения и благодарности примешалось легкое чувство грусти.
Это не повторится. Это небо, эти облака, этот воздух и теплый ветер – точно такого же дня никогда больше не будет в моей жизни.
По вечерним улицам бредут не спеша по своим делам мои соотечественники. Освещенные окна, за которыми ужинают горожане, висят на темном экране ночи светлыми квадратами.
Кажется, протяни руку – и можно будет зачерпнуть все это, как пригоршню воды. И блестящие капли будут падать и падать, и пятнать бетон, выбивая из него прощальный запах уходящего дня, который неизбежно смешается с густым запахом сменяющей день ночи.
Нам трудно понять самые простые вещи, пока мы не увидим что-то невероятное, что-то такое, как этот закат, как этот магнетический вечер.
Мы прочитываем миллионы книг, посматриваем миллионы фильмов, миллион раз целуемся с любимым человеком, чтобы в какой-то момент вдруг понять, что у нас не будет другого «сегодня». Сегодня – оно только одно!
Это понимание может раздавить своей неожиданной мощью. Вот она – природа. В ней заключена страшная сила, навязывающая нам ненужные, непрошенные прозрения. В любой момент внутри каждого из нас готов зазвонить звоночек: «динь – динь, пришло время понять очевидное».
Случайное прозрение гораздо отчетливее намеренного понимания.
– Слушай, уж не знаю почему, но у меня сейчас так спокойно на душе, – сказала я.
Последняя капля заката сползла с небосклона и утонула в темноте городских улиц. Вокруг благоухала ночь.
– Ага. И у меня, – ответил брат.
– Слушай, давай отпразднуем. Пойдем съедим одэн Одэн – бульон на основе морской капусты с добавлением соевого сосуса, заправленный очищенными яйцами, морскими продуктами, курятиной, грибами, корнем конняку, редькой дайкон и др.

.
– А можно я чуть – чуть пива выпью?
– Можно. Только не напивайся. А то как я тебя до дома дотащу?
– А можно я съем много – много одэна?
– Конечно можно. Что с тобой? Тебе плохо?
Брат помрачнел. Потом сказал:
– Знаешь, я вот смотрел на этот закат, и мне вдруг так страшно стало и очень стыдно… Ну что я школу прогуливаю…
– Вот и замечательно, – сказала я. – Знаешь, некоторые люди считают, что если ты познал границы самого себя, то это выводит тебя на новый уровень бытия, потому что ты становишься на шаг ближе к себе настоящему. Знаешь такую певицу – Юми Мацутоя? Она поет об этом в своих песнях. А потом еще был Джон Лилли. И, кажется, Айртон Сенна Айртон Сена – известный бразильский гонщик. Чемпион мира по картингу и гонкам «Ф1». Разбился на трассе во время соревнований в 1994 году.

тоже высказывался в этом роде.
– Юмин Юмин – Прозвище певицы Юми Мацутоя.

я знаю. А кто эти двое? – спросил брат.
– Вырастешь – узнаешь. У тебя еще вся жизнь впереди. – У меня не было никакого желания пускаться в объяснения, потому что писателя – психолога Джона Си Лилли и гонщика Сенну я приплела просто так, чтобы мои слова звучали поубедительнее.
Брат и не настаивал.
Похоже, он уже понял, что до всего самого важного нужно доходить своим умом, своими силами.

8. Пора домой

– Поехали завтра домой, – сказал брат за ужином. Кончался седьмой день нашего пребывания в Кочи.
Я, как героиня дурного телесериала, застыла с открытым ртом, не донеся до него кусочек осьминога, зажатый между палочек. Удивительно! Я ведь еще несколько часов назад подумала, что пора возвращаться, и все это время ломала голову, как именно сказать об этом брату.
С ним ведь никогда не знаешь, чего ожидать. Может, и согласится, типа, почему бы и нет, а может, и расплачется, как перед маминым отъездом на Бали. Закатит истерику: «Никуда я не поеду!», «Отстань» и так далее. И главное, вероятность и той, и другой реакции одинаковая.
Шансы – пятьдесят на пятьдесят. Ну как тут угадаешь?
За те несколько дней, что мы прожили здесь, купаясь в море, любуясь закатами и рассветами, брат из бледного, запуганного, нелюдимого ребенка превратился в обычного веселого мальчишку. Стал другим человеком.
Прошла неделя, с тех пор как мы сюда приехали. Я старательно избегала разговоров о его школьных проблемах. Вернее, я просто не говорила об этом – ни во время наших прогулок по морскому берегу, ни после большого и неожиданного выигрыша в пачинко Пачинко – широко распространенная в Японии азартная игра, а также общее название залов с игровыми автоматами для пачинко. Пачинко отдаленно напоминает пинбол. Цель игры состоит в том, чтобы с помощью специального устройства, влияющего на их скорость, направить металлические шарики в выигрышные лузы на игровом поле. Выигранные шарики можно обменять на вещевые или денежные призы.

, когда он смеялся так, что, казалось, вот-вот лопнет от смеха, ни вечерами, когда мы вдвоем сидели в большой комнате и смотрели телевизор, ни перед сном – уже после того, как свет выключен и квартира погружена во тьму и тишину.
Не говорила я и о причине нашей поездки…
Я не знаю, насколько он болен и какую еще тягость сможет вынести.
Я не знаю, сколько понадобится времени, чтобы болезнь прошла.
Именно поэтому я с самого начала решила не говорить с ним о проблемах. Именно поэтому наш отдых получился настоящим отдыхом. Иногда мне даже хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Может быть, бесконечно.
Но всему бывает конец. Трудно сказать, когда он наступит, но он неизбежно наступает, зачастую в самый неожиданный момент…
Днем мы отправились на рыбалку.
Самая обычная любительская рыбалка с удочками, взятыми напрокат. Это был второй заход. В первый раз мы наловили целую гору мелкой рыбешки, и так нам это понравилось, что было решено обязательно сходить на рыбалку еще раз.
В ожидании клева мы сидели на бетонном причале, но рыба не клевала.
Дул сильный ветер, пахло солью, от бетона тянуло холодом.
Все было против нас. Настроение испортилось.
Закинув удочки в море, мы сидели с кислыми лицами.
Небо как вуалью было затянуто тонкими, почти прозрачными облаками, сквозь которые тут и там просвечивала синева.
Волны глухо бились о сваи, разбрызгивая мелкую, сливочную пену.
Я словно со стороны взглянула на эту картину, и в голове вдруг всплыло слово «прилив».
Внезапно вся эта красота мне надоела.
Волны набегали и откатывали, и в их шуме мне слышались слова.
«Пора возвращаться».
«Все, что вы могли здесь увидеть, – вы уже увидели».
Я взглянула на брата, вдруг он тоже что-то почувствовал? Но он все так же сидел с кислой миной, вцепившись в удочку.
Было совершенно непонятно, о чем он думает.
Поэтому я промолчала.
Стоило мне подумать о возвращении, и я сразу вспомнила о тех, кто остался в Токио. Вспомнила маму, Микико, Джюнко, Эйко, хозяина бара, подружку – официантку. И хотя от Кочи до Токио не так уж и далеко, мне показалось, что нас разделяет непреодолимое расстояние. Потом я вспомнила Рюичиро.
Я поняла, что очень соскучилась по нему.
Интересно, где он сейчас? Что делает?
Мягкие лучи послеполуденного солнца запутались в перекладинах трапа. Мне вдруг страшно захотелось увидеть Рюичиро.
Но даже если завтра я вернусь в Токио, это вовсе не значит, что я смогу с ним встретиться. Надо же – мне уже почти удалось свыкнуться с этой мыслью, но именно сейчас, когда мне так хотелось его увидеть, она показалась просто невыносимой!
Я так одинока…
С другого бока к причалу подплыл небольшой кораблик. Маленькое рыбацкое суденышко. Из него вышли два рыбака, старый и молодой. «Молодой, наверное, не сын, а зять, во всяком случае, они совсем не похожи», – подумала я.
Они выгрузили из кораблика сети, ведра с рыбой и разное снаряжение. Проходя мимо нас, старый спросил:
– Ну что, как улов?
– Да что-то совсем не ловится, – жалобно улыбнулась я, и тогда старик рассмеялся, достал из ведра осьминога и протянул мне.
Мы с братом вскочили и как сумасшедшие принялись благодарить рыбаков. Не то чтобы мы очень любили осьминогов, но, по крайней мере, у нас появился повод наконец-то уйти отсюда. Ура! Рыбалка закончена! Можно уходить.
На ужин я приготовила сашими Сашими – нарезанные ломтиками сырая рыба, кальмары или осьминог.

из осьминожьих щупалец, а из головы сварила бульон для мисо-супа.
И вот во время этого самого ужина мой брат впервые за всю неделю нашего здесь пребывания вдруг заговорил о возвращении. Так что я вполне имела право удивиться.
– Чего это тебе домой приспичило? – спросила я, справившись с удивлением, и глотнула соленого супчика.
– Да я еще днем подумал, что надо возвращаться. Ну что нам здесь делать? Если мы сейчас не вернемся, то можем вообще уже не вернуться… – ответил брат.
«Молодчина, – подумала я. – Прислушивается к себе. И страхов своих от себя самого не скрывает. Хотя в таком возрасте мог бы быть и попроще».
– Ёшио, ты на самом деле хочешь уехать? Если нет, то мы можем остаться здесь еще чуть – чуть. Я не спешу. Или если тебе здесь надоело, давай поедем куда-нибудь еще.
– Куда-нибудь еще? – Брат задумался. – Нет, давай лучшее домой поедем. Только у меня к тебе будет одна просьба.
– Какая?
– Если я снова… э-э-э… стану странным, я бы хотел, чтобы ты опять со мной поехала, как в этот раз. Ты ведь сможешь маме все объяснить? Ну, про нашу поездку? – он очень серьезно на меня посмотрел.
– Даю слово! С удовольствием с тобой съезжу, куда захочешь и когда захочешь. И вообще, давай договоримся всегда ездить вместе до тех пор, пока ты не вырастешь и не сможешь ездить один! Мы здорово с тобой отдохнули. Я давно уже так не отдыхала, лет сто, наверное, – я улыбнулась.
Но оказалось, что сюрпризы на этом не кончились.
По телевизору стали показывать ужасную передачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50