— Со шрифтами так обычно не делают. Только с рисунками. Мне просто сейчас пришло в голову, что эти чертовы три буквы — тот же рисунок. Их редактировать не надо, менять не надо. Так что, закосим пару дней?Виктор не стал соглашаться сразу, но про себя решил, что Лелик говорит дело, а отдохнуть денек-другой было бы невредно.Приехав в Арау, они сразу же, не заезжая в гостиницу, рванули на фабрику.Лелика там встретили, как родного. Но не сильно любимого. Фабричные сразу же — с явной опаской — спросили: на какой срок прибыли дорогие гости и много ли предстоит работы. Услышав в ответ, что работы немного, нужно только скопировать дискеты и через два дня заново изготовить пробные оттиски, — вздохнули с явным облегчением. Лелик сделал копии на новеньком «макинтоше», потянул Виктора за рукав, и они отправились обратно в Цюрих.В Цюрихе Сысоев никогда по-настоящему не бывал, разве что проездом. Все деловые контакты «Инфокара» сосредотачивались в Берне, Лозанне и Женеве. Виктор успел проголодаться и озирался по сторонам, отыскивая какой-нибудь ресторан. Но Лелик неумолимо тащил его куда-то параллельно железнодорожным путям.— Пришли, — наконец вздохнул он с облегчением. Перед ними возвышались три четырехэтажных панельных дома с ржавыми потеками на фасадах. Земля вокруг домов была перерыта и усеяна кучами мусора. На ублюдочных балкончиках сушилось разноцветное белье. Стены домов украшали сделанные из аэрозольных баллончиков картины и надписи. Многие из них были на русском языке.— «Раки, раки, жареные раки, — прочитал Виктор, прежде чем Лелик втолкнул его в подъезд дома — среднего из трех, — приходите, девки, к нам, мы живем в бараке».В подъезде было темно и сыро, пахло мочой и жареной рыбой. Вместо отсутствовавшего нижнего пролета лестницы лежали доски.— Где мы? — спросил Виктор.— У своих, — ответил Лелик, подталкивая его вверх по доскам. — У меня здесь друзья живут. Художники. Давай, давай, двигай. Нам на третий этаж.Дверь квартиры на третьем этаже была залеплена картоном с копией картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Правда, вместо симпатичных бурых мишек этот лес населяли грудастые нимфы в разных стадиях раздетости.— Видишь… — Лелик ткнул пальцем в одну из нимф, которая сидела на поваленном дереве и поправляла чулок. — Это Милка. Профессиональное имя — Мишель. Живет этажом выше. Заходи.Дверь в квартиру, видимо, не запиралась никогда. Из всяческого хлама, которым была завалена прихожая, выглядывали два раздолбанных велосипеда. Над ними висел портрет Ленина — вождь мирового пролетариата был изображен в феске и с мушкетерскими усами. Откуда-то, вроде бы из ванной, гремела музыка. В большой комнате, окна которой были заклеены газетами, стоял сильно поцарапанный белый металлический стол, явно из уличного кафе. На столе валялись банки из-под пива грязные тарелки, пластмассовые вилки и окурки. Из трехлитровой банки, стоявшей на подоконнике, торчал циклопических размеров кипятильник. Над банкой жужжали мухи. На огромной кровати, у которой одну ножку заменяла стопка растрепанных книг, кто-то, накрывшись с головой, гулко храпел.— Это не он, — констатировал Лелик, откинув заляпанное красками покрывало и изучив мужскую голову, покоящуюся на животе храпящей девицы. — Пошли дальше.Их остановил пронзительный визг, и на шее у Лелика повисла вылетевшая из ванной мокрая девушка.— Лелик, блин, — верещала она, болтая в воздухе ногами и осыпая Лелика звонкими поцелуями, — ты где, блин, был? Я тут засохла без тебя! Ты как, вообще? Ты где, вообще?Лелик обхватил нимфу, покрутил, как на карусели, и поставил на пол.— Здорово, Маруся, — сказал он. — Я в Москву летал. Вот вернулся. С приятелем. Познакомься.Маруся, нимало не смущаясь отсутствием одежды, повернулась к Виктору, протянула ему руку, сказала: «Диана» — и даже изобразила что-то вроде книксена. * * * — А где Толик? — спросил Лелик, оглядывая комнату. — Мы к нему.— Толик, скажешь тоже! — Маруся-Диана покрутила пальцем у виска. — Ты чего? Посмотри, который час. Он на работе.— Ага, — сообразил Лелик, взглянув на часы. — И вправду. Слушай, Манька, мы сейчас на его приборчике малость пошуршим. А ты нам сгоноши чего-нибудь пожевать, ладно?— Пожевать? — озадачилась Маруся-Диана. — Макароны будете? С кетчупом? Я сейчас. И пиво, кажется, осталось.«Макинтош» обнаружился в соседней комнате — он стоял на большом столе в окружении бумажных куч. Лелик сгреб бумаги в сторону, пошарил на стеллаже, достал несколько листов бумаги, карандаши, тушь и пристроился на табурете, указав Виктору место на диванчике.— Поехали, — сказал он. — Попробуем к вечеру закончить.— А в гостиницу когда? — спросил Виктор, осторожно усаживаясь на диван.Лелик повернулся на табурете.— Тебе здесь не нравится, что ли? Ну давай я тебя к Мишель ночевать определю. Она все равно здесь не спит, ее клиенты по гостиницам возят. Или как? * * * — Или как! — решительно сказал Виктор. — Я поеду в гостиницу, — Ладно, — неожиданно легко согласился Лелик. — Я тогда тоже в гостиницу.Только сначала давай все доделаем, а потом и поедем.Наблюдая за тем, как работает Лелик, Виктор прислушивался к голосам в соседней комнате.— Кого принесло? — допытывался хриплый мужской голос.— Да Лелик же! — объясняла Маруся Диана. — Лелика помнишь? В прошлом месяце портреты на Банхофштрассе рисовал. Потом еще в «Какаду» сидели. Он с каким-то пиджаком приехал.— Лелик! — оживленно отреагировал незнакомый женский голос. — Ой, умру — не встану! А ты чего это им тащишь? Ты чего, Манька, оборзела, что ли? Люди с дороги, а ты им одни макароны…— Так нет же больше ничего, — обиженно отвечала Манька. — И потом, я же не просто так, я их кетчупом сдобрила.— Ты и вправду здесь портреты на улице рисовал? — спросил Виктор, когда Манька, оставив на полу кастрюлю с макаронами и двумя торчащими ложками, деликатно удалилась.Лелик, не отрываясь от компьютера, кивнул:— Делать все равно нечего было. Утром на фабрике появлюсь — и в город. С ребятами познакомился. В пару мест зашел, деньги кончились. Ну, начал рисовать.То на улице, то в кафе… Нормально платили.— А эти ребята… Они здесь что делают?— Кто что. Толик рисует. Стае — который на кровати — на флейте играет, у вокзала. Манька с подружкой поют. Ну и блядуют помаленьку. Всяко бывает…— А как у них там… паспорта, визы?— Да никак, — А полиция?Лелик пожал плечами.— Выкручиваются как-то. Да здесь особо на это не смотрят. Ко мне подошли один раз, когда я рисовал. Кто такой? — говорят. Я сказал, что у меня паспорт в гостинице. Спросили, в какой. Покрутились и больше не приставали.— А что это за дом?— Черт его знает. Вроде под снос. Здесь его «Кошкин дом» называют. А народ заселился, живет пока. Тут кругом наши, из соцлагеря. Этот дом считается русским, слева — там поляки. В третьем арабы какие-то живут. Там жуть что творится, драки все время, режут друг друга. А у нас здесь тихо. Восемь квартир, в каждой человек по пять. Милка, та одна живет. Девки к ней краситься ходят, ну и если клиент попадется, тоже туда. Там у нас вроде как парадная приемная. А что, не нравится?К вечеру Толик так и не появился. Лелик закончил правку макета, продемонстрировал Виктору результат, скопировал все на дискеты, засунул их в карман куртки и сладко потянулся.— Ну что, не передумал в гостиницу тащиться? Пошли.— Вы куда это, на ночь глядя? — влетела в комнату Маруся. — Лелик, что за дела?— В гостинице ночевать будем, — объяснил Лелик, берясь за сумку. — Завтра загляну.— Ой! — Маруся даже подскочила от радости. — И я с вами! Я провожу! Я тут такое место знаю, вы просто обалдеете… Новая работенка — Так, — сказал Платон, окинув взором Виктора, доставленного в офис прямо из аэропорта. — Это сильно. Мы тебя три дня по всем гостиницам искали. Ты что, на помойке ночевал?— Вроде того, — ответил Виктор, запивая принесенные Полой таблетки. — Вот оттиски. Мы все сделали.Платон бегло просмотрел оттиски, метнул папку на стол и зашагал по кабинету, засунув руки в карманы брюк.— У меня к тебе есть предложение, — сказал он наконец. — Тут, пока тебя не было, произошли кое-какие изменения. Жалко, что не удалось с тобой связаться.Короче, я, скорее всего, из «Инфокара» уйду.— Это как?— Так. Не сейчас. Но к следующему лету наверняка. Генеральным останется Муса, а я возглавлю СНК. Предложение следующее. Ты бросаешь свою коммерцию и переходишь в СНК первым замом. Фактически тебе придется все тянуть. На мне будут стратегические вопросы. Сколько тебе нужно времени, чтобы подбить бабки по твоим спорттоварам?— Подожди, — заволновался Виктор, — такое в одну минуту не решается. Я подумать должен…— Некогда уже думать, — повысил голос Платон. — Думать надо было, пока мы тебя по всему Цюриху отлавливали.Он потеребил двумя пальцами лацкан Викторова пиджака. Изделие Хуго Босса было красиво вымазано тушеной капустой и усеяно винными пятнами.— В любом случае ты сейчас единственный человек, который разбирается в бумагах СНК, — продолжил Платон. — У тебя не больше недели. Если не сможешь полностью разделаться со своими адидасовскими делами, просто брось. Сколько у тебя там сейчас крутится? Тысяч триста? Забудь, фиг с ними. Можешь прямо сейчас сказать, что тебе нужно? — Заметив в лице Виктора странное выражение, Платон перешел на просительный тон:— Витя, пойми, это сейчас жизненно важно. Просто офигительно важно. Ты не представляешь даже, какую игру мы начинаем. Если сегодня мы не поднимем СНК, завтра нас просто не будет. А если поднимем…Впрочем, ты сам все понимаешь. Кроме тебя, и правда некому. Хочешь — считай, что это моя личная просьба.Когда Платон начинал уговаривать, противостоять ему было невозможно. В такие минуты он засовывал руки в карманы и слегка наклонялся вперед, словно готовился к броску. И вовсе не яростный натиск, не психологический прессинг, не агрессивная аргументация решили вопрос. Виктор, еще полный цюрихских впечатлений, увидел перед собой не сорокапятилетнего мужчину, ворочающего миллионами долларов и выстраивающего головокружительные схемы приумножения капиталов, а старого институтского друга Тошку, с которым они вместе катались на лыжах, парились в бане, глушили водку, шепотом договаривались в коридоре, кто какую девочку уводит; того самого Тошку, который сто лет назад вытащил его из идиотской истории с «Инициативой», а еще за сто лет до того — из не менее дурацкого скандала в Институте, вытащил и сказал: «Я приду и попрошу, и ты не сможешь сказать мне „нет“. И Виктор не смог сказать „нет“. Он сказал „да“.— Отлично! — возрадовался Платон, вроде и не ожидавший иного результата. — Что тебе нужно?— Я возьму Полу, — начал размышлять Виктор. — Своего водителя. Надо будет найти приличного главбуха. Да, вот что! Мне нужен Сережка Терьян.Платон помрачнел.— У Сережки проблемы. Думаю, что сейчас он тебе не помощник.— А что случилось?— Ты разве не знаешь? Ах да, это же только позавчера… А тебя не было… Четыре тонны долларов Как и предсказывал Илья Игоревич, загадочное похищение Насти Левиковой оказалось классическим висяком. Еропкин, которого дважды выдергивали для дачи показаний, только пожимал плечами, обижался и — в первый раз сам, а потом устами нанятого адвоката, бывшего районного прокурора, — вопрошал, при чем здесь, собственно, он и какие имеются основания для подозрений. После того как адвокат написал длинную и обстоятельную телегу в городскую прокуратуру, от Еропкина отстали. Во всяком случае, перестали тревожить, ограничившись наблюдением.Поиски водителя Алика тоже ничего не дали. В том, что он входил в преступную группу, осуществившую похищение, и исполнял там ключевую роль, никто не сомневался. Но розыск был безрезультатен. Фотографии Алика в картотеке не числились. Штатные осведомители пожимали плечами. Паспорт на имя Дружникова был заявлен как утерянный еще сто лет назад. Права на то же имя вообще никогда не выдавались. Поиски неизвестного Перфильева, на чье имя была снята квартира, в которой проживал Алик, закончились неудачей. Единственная ниточка, которая могла куда-либо привести, была связана с междугородними звонками. Удалось установить, что Алику несколько раз звонили из города Кургана. В принципе это укладывалось в общую версию «гастрольного» дела. Но курганская группировка сообщила, что никакого Алика они не знают, такими делами вовсе не занимаются, им хватает своего геморроя, а самодеятельности в своем городе не допускают, потому что прекрасно осознают ответственность за поддержание законности и порядка, каковую и разделяют с правоохрани тельными органами на местах. Так что если из Кургана кто и звонил, то либо баба, либо кореш по службе в армии.То, что дело было взято на контроль Генеральной прокуратурой, милицию только раздражало. Питерские сыщики прекрасно понимали, что за спиной у «Инфокара» стоят серьезные силы. И им вовсе не улыбалось выступать в роли мальчиков для битья. Контролировать да командовать охотников много, а ты попробуй-ка за такую зарплату поработай. Да к тому же в условиях, когда ни одна сука не хочет говорить правду. А еще истерики устраивают, с кулаками лезут.Хотя мужика и жалко. Но своя рубашка ближе к телу, да и показать козью морду этим московским умникам тоже не мешает. Во-первых, можно поинтересоваться этим пацаном Русланом, который здесь, в Питере, помогал Терьяну, — кто такой, откуда взялся, зачем да почему, какие и с какими группировками у «Инфокара» имеются связи. И так далее. А во-вторых, есть очевидная московская версия. «Мерседесы» брали? Брали. Деньги возвращали? Нет. Все эти ля-ля, будто бы кто-то там устно чего-то разрешил, пусть дуракам рассказывают. Так что московские оперы пусть почешутся. И заодно раскрутят этих, инфокаров-ских. А то обнаглели там, крутят бабки и думают, что им сам черт не брат.В «Инфокаре» плотно обосновалась следственная бригада с Петровки.Учредительные документы покажите, пожалуйста. Спасибо. Нас интересуют поставки «мерседесов» в Санкт-Петербург. Угу, понятно. Кстати, а вы «мерседесы» в Германии покупаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101