Фойе актового зала превратилось в приемную, в которой трудились три девицы в легких полупрозрачных платьицах, а еще две сидели просто так и ничего не делали.Еропкин вышел навстречу гостям, покинув свой письменный стол из карельской березы. На хозяине была ослепительная белая рубашка, рукава которой застегивались на массивные золотые запонки, яркий галстук с золотым же зажимом, бархатные, шоколадного цвета, штаны и, несмотря на теплую погоду, меховая безрукавка, из кармана которой свешивалась и исчезала где-то в кармане брюк золотая цепь. На ногах были домашние меховые тапочки.Обнявшись с Левой и крепко пожав руку Терьяну, Еропкин усадил гостей на расставленные вокруг журнального столика козетки, а сам устроился в кресле напротив.— Такие вот дела, — произнес он, разглядывая Сергея и улыбаясь. — Столько лет не виделись. Хорошее было время, правда? У нас ведь с тобой тогда какая-то штука произошла, — он пощелкал пальцами. — Уж не помню, из-за чего. Бабу, что ли, не поделили? Ну так это мы теперь спокойно можем урегулировать. Чтоб проклятое прошлое, понима-аешь, не угнетало. Видал в приемной? Хочешь, бери любую. Хоть сейчас. Не нравятся — ща позвоню, еще десяток прилетит. А?— В другой раз, — сказал Сергей. — Прошлое не угнетает.— Хорошо, — легко согласился Еропкин. — А я вот помню, ты раньше еще книжками интересовался. Точно? Я тоже, понима-аешь, пристрастился последнее время. Библиотечку собрал. Надо, чтобы ты посмотрел как-нибудь. Правда, у меня все на старославянском. Придешь, понима-аешь, вечером с работы, откроешь что-нибудь, сразу, понима-аешь, успокаиваешься. Ты как насчет старославянского?— У меня со старославянским проблемы, — чистосердечно признался Сергей, почему-то вспомнив историю с писателем Оливером Твистом. — А ты здесь здорово устроился.Еропкин оживился, оставил литературную тему и начал рассказывать о своих планах. Слушая его, Сергей с удивлением осознал, что Еропкин произносит очень осмысленные вещи. Поминутно вставляя свое «понима-аешь» и матерные слова, тыча в Сергея и Леву жирным пальцем, шмыгая носом и почесываясь, он говорил о строительстве нового корпуса станции, договорах с мэрией, организации продажи машин, головокружительных схемах кредитования.— Такие, бля, дела, — закончил он. — На все про все два, максимум три года. Этот бизнес на полсотни лимонов потянет, клянусь. А надо-то всего два, на раскрутку. Чего вы там, в Москве, жметесь? Я Платону говорил — у меня тут уже инвесторы, как мухи, крутятся. Хочешь, говорю, я инфокаровские сорок процентов обратно выкуплю? Триста штук кладу не глядя. Нет, говорит, будем работать вместе. А чего тянуть? Лето же уходит. Если я сейчас стройку не начну, зимой это все в копеечку влетит. Вот ты приехал, прими решение. Или Платону доложи, пусть он там почешется. Понял мою мысль? Ну, мы тут все свои, так ты имей в виду — ежели Платон перечисляет, к примеру, до первого числа два лимона, один процент твой. Двадцать штук. Тут же наличными отстегиваю. Или в долю тебя возьму, в акционеры. Это как захочешь. Да ты не жмись, я ж тебе не взятку даю.Все ведь для общего дела, для того же «Инфокара».— Рано это обсуждать, — осторожно сказал Сергей, не желая начинать с Еропкиным дискуссию о мировоззренческих принципах. — То, что ты рассказал, у тебя где-нибудь написано? Я бы хотел посмотреть. И бизнес-план тоже.— А как же! Танька! — крикнул Еропкин. — Зайди быстро!Впорхнувшая из приемной Танька, повинуясь взгляду Еропкина, встала рядом с Сергеем, прижалась к нему горячим бедром, открыла блокнот и приготовилась записывать.— Значит, так, — начал командовать Еропкин. — Все материалы по проекту забери у Михалыча, пусть принесут бизнес-план, потом эту папку… ну которую у архитектора взяли… еще баланс, договора… потом вспомню, еще скажу. Соберешь все и отдашь вот господину Терьяну. Поняла? И поможешь ему разобраться. Как следует поможешь. И чтоб все, что ему нужно — ксерокс там или еще что, — молнией. Мне этот человек очень нужен. Поняла?Танька замахала ресницами, бросила на Сергея многозначительный взгляд и удалилась.— Так, — сказал Еропкин, выудив из кармана золотую цепь, к которой был прикреплен золотой хронометр. — Мне на массаж надо. Давайте, мужики, на вечер что-то решать. Предлагаю в восемь часов. Лева, помнишь место, где мы в прошлый раз были? Вот туда.— Он и вправду хочет откупить инфокаровскую долю за триста тысяч? — спросил Сергей, когда они со Штурминым вышли на улицу.— Да ты что! Откуда у него деньги?! Это все ля-ля. Рассказывает красиво, правда? Я уже третий раз слышу. Интересно, что он все это действительно может.Сколько при этом украдет — другой вопрос.— А куда он нас вечером ведет?— Нормальная совковая забегаловка. По салатику. По шашлычку. Будем пить водочку. Оркестр играет. Для нашего гостя из солнечного Магадана. Танцы.В ресторан Еропкин, к удивлению Сергея, заявился все в тех же домашних тапочках. Перехватив взгляд Терьяна, Еропкин пояснил:— Костная мозоль. Никакие ботинки не налезают. Так вот и маюсь.Про меню Лева угадал гениально. Не заглядывая в принесенную официантом потрепанную брошюру, Еропкин скомандовал:— Значит, так. По салатику. По шашлычку. Пить будем водочку. Три «Смирновской» принеси. Боржому. Еще пару шампанского — здесь поставь, с краю. — И, не давая никому вставить слово, начал травить анекдоты.Ресторанный оркестр прервал захватывающую историю про поручика Ржевского.Еропкин остановился на полуслове, осмотрелся и, углядев партнершу, пошел танцевать. Оттоптавшись три танца, привел ее к столу.— Садись, — сказал Еропкин. — Познакомься. Это Лева. Это — как тебя — Сережа. Это Галя. Шампанское будешь, Галка?Девица кивнула и залпом выпила фужер шампанского. Еропкин, подперев голову рукой, смотрел на Галку с пьяной грустью.— Ж-жрать хочешь? — старательно выговаривая слова, спросил он. — Голодная небось?Галка подумала и снова кивнула. Еропкин поднял руку, подзывая официанта.— Значит, так, — сказал он, почесывая грудь. — Еще один салат. Шашлык четыре раза. Серега, ты будешь? Нет? Тогда три раза. Коньяк есть? Принеси бутылку.Потом придвинул стул вплотную к Галке и опустил руку под стол.— Да ладно тебе, — возмутилась Галка, — дай поесть. Сам же предложил. Что тебе не терпится?— П-понял, — покорно согласился Еропкин, отодвинулся на полметра и уставился на Галку, стараясь смотреть в одну точку. Просидев несколько минут, встал, направился, шаркая тапочками, к оркестру, сунул пианисту несколько купюр, вернулся на место и занял прежнюю позу.— По заявке нашего гостя Александра, — объявил пианист, — для его знакомой девушки Гали исполняем популярную песню…— Эт-то для тебя, — пояснил Еропкин.— Путана, путана, путана, — жизнерадостно завопили музыканты, — ночная бабочка, но кто же виноват…По лицу Еропкина потекли крупные слезы.Сергей переглянулся с Левой, и они стали пробиваться к выходу через плотную толпу танцующих.— Он что, всегда так? — спросил Сергей уже на улице.— Ха! — сказал Лева. — Это еще цветочки. Год назад он такое устроил! Ему тут один мужик не показался. Сашка подошел к оркестру — сыграйте мне, говорит, «День Победы», только без слов. И не с начала, а сразу с припева. И не прямо сейчас, а когда я рукой махну. Подошел к мужику, встал у него за спиной и махнул рукой. Только оркестр заиграл, он взял стул и со всего размаху шандарахнул мужика по башке. Представляешь, под «День Победы»!— Лихо, — признал Терьян. — Закончилось в милиции?— Если бы! Мужик оказался нашим городским бандитом. Не из самых крутых, но все же. Моня Подольский. Известен тем, что ездит на белом «роллс-ройсе». С ним, кстати, незадолго до этого дела классная история приключилась. К нам Горбачев приезжал — месяца за три до путча. И, по традиции, пошел в народ. Идет он, значит, по Невскому, с ним Раиса Максимовна, как водится, охрана, людей полно.А навстречу едет Моня на своем «роллс-ройсе». Увидел Горбачева, вылез, подошел к нему — спасибо вам, говорит, Михал Сергеич, за все, за перестройку. Если б, говорит, не вы, я бы до сих пор еще сидел. Неужели не слышал? Тут все просто на ушах стояли.— Не слышал, — рассмеялся Терьян. — История действительно классная. Чем же все-таки «День Победы» закончился?— Так получилось, что в ту минуту Моня за столиком один сидел. Когда Сашка его стулом огрел, он сразу — брык и под стол. Влетели его быки, стали Еропкина по всему ресторану гонять. Он от них бегал-бегал, потом притомился и сдался в плен. Они его увезли. Все уж думали, что Сашке конец. Нет, через три дня появляется. Смирный. Ты заметил, что он в тапочках ходит? Это с тех пор. У него, — Лева оглянулся и перешел на шепот, — хорошие завязки в Большом доме.Они его и вытащили. Ты куда сейчас?— Домой. — Терьян старался пить мало, но Еропкину, поначалу зорко следившему за рюмками своих гостей, все же удалось влить в него граммов триста.— Я у тебя, кстати, хотел спросить. Эта девочка…— Настя? Понравилась? Ты не поверишь, по объявлению нашел. Когда представительство открывали, Платон позвонил и говорит — сделай так, чтобы все было по высшему разряду. Я дал объявление в вечерней газете — так, мол, и так, для представительства, для работы с гостями, все такое. Девки косяком пошли. На третий день я сдался — позвонил в Москву. Все, говорю, больше я их уже не различаю, присылайте подмогу. Приехала Мария. Молодец баба, я тебе скажу.Собрала сразу человек двадцать, только глянула и говорит — вот эту берем. Стали беседовать — а она и готовит, и два языка, и умненькая, и все такое… Плюс ко всему, оказалось, она в этом же доме живет. Что, понравилась?— Красивая, — уклончиво ответил Сергей. Он снова поймал себя на мысли, что Настя ему кого-то напоминает. — Сколько ты ей платишь?Лева посмотрел на Сергея сверху вниз.— Тебе в Москве разве не объяснили, что в «Инфокаре» этот вопрос — табу?Ладно, тебе скажу. Я ей квартиру оплачиваю, на кормление гостей выдаю под отчет, дважды в год экипировочные и сто пятьдесят зеленых в месяц. Считаю, что нормально…Едва открыв дверь, Сергей услышал телефонный звонок. Сняв трубку, он узнал голос Ильи Игоревича.— Для вас посылка от друга, — сказал голос. — У вас с утра какие планы?— Я хотел уехать около половины девятого, — ответил Сергей. — Но могу и задержаться.— Задержитесь на полчасика. Гена подъедет в девять. Но если будете брать материалы с собой на работу, на столе не оставляйте.Утром, заглянув в привезенную Геной папку, Сергей сперва перелистал ксерокопированные листы, потом сел на стул у входной двери и стал читать подробно. Через полчаса он отпустил водителя и перебрался на кухню.Задрипанная папка с матерчатыми завязками таила в себе бомбу. Федор Федорович оказался провидцем. Еропкин пожадничал, поторопился и совершил роковую ошибку. Он хотел перехитрить других, но сам попался в собственный капкан. И теперь Сергей держал в руках готовое и изящное решение проблемы.Регистрируя предприятие, которое приватизировало обе станции, Еропкин сочинил что-то вроде секретного протокола Молотова-Риббентропа. Можно только гадать, каким образом ему удалось заставить всех прочих акционеров подписать эту галиматью, но факт остается фактом — перед Сергеем лежала бумага, из которой явствовало, что все без исключения акционеры при своем увольнении с работы по собственному желанию обязуются немедленно подать заявление о передаче принадлежащих им акций в распоряжение правления, то есть того же Еропкина, с тем, чтобы впоследствии правление продало эти акции желающим их купить и выплатило выбывшим полученные деньги. Расчет Еропкина был ясен, как солнечный луч. Подвести любого работника автосервиса под статью, поймав его на каком-нибудь злоупотреблении, не стоило никакого труда. После этого проворовавшемуся предлагается примитивная сделка — или материалы передаются куда надо или он уходит по собственному. Пойманный за руку акционер с великой радостью хватается за протянутую ему соломинку и подписывает документ. Тогда Еропкин кладет перед ним вторую бумагу — заявление о выбытии из числа акционеров и передаче акций правлению. Делать нечего — вторая бумага подписывается тоже.Было совершенно очевидно, что единственным покупателем освобождающихся таким образом акций мог быть только один человек — сам Еропкин. И задача его состояла в том, чтобы вышибить всех, остаться одному и тогда уже, имея на руках большинство голосов, диктовать свою волю всесильному «Инфокару». А если «Инфокар» такое положение вещей по каким-то причинам не устроит — что ж, можно поговорить и о продаже всего пакета акций. Когда Сергей представил себе, сколько Еропкин за это запросит, у него слегка закружилась голова.Вот почему он так тянул с приемом «Инфокара»! До тех пор, пока все акционеры не выйдут из игры, ему категорически был противопоказан партнер, который тоже сможет претендовать на скупку акций. Но Еропкину чуть-чуть не хватило времени. Судя по бумагам Федора Федоровича, он убрал двух акционеров еще до своей стажировки в Германии. Трех других — сразу по возвращении. И тут же провел собрание, с готовностью разрешившее ему купить эти акции. Следующих двух акционеров предприятие Еропкина недосчиталось непосредственно в период тесного ознакомления с перспективами мерседесовского бизнеса, а их акции были куплены на внеочередном собрании за три дня до приезда Марка и последующей разборки в Москве. После этого Еропкин заспешил. Перед появлением в Питере Платона он срочно уволил еще троих и тоже купил их акции. И всячески тянул с регистрацией инфокаровского участия именно потому, что ему нужно было любыми путями переписать на себя акции еще, как минимум, четырнадцати человек, уволенных им с рекордной скоростью.Но Еропкин не успел. Придуманный Марком и реализованный Штурминым ход с оплатой инфокаровской доли наличными спутал ему все карты. В результате двадцать процентов акций остались болтаться в воздухе, находясь в распоряжении правления, но никому формально не принадлежа. А по закону не выкупленные акции на собрании не голосуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101