Этих минут ей хватило, чтобы переодеться и навести макияж. На ней была теперь длинная юбка с разрезом, под кожаным пиджачком виднелась кофточка с довольно глубоким декольте.
—Пейте, пожалуйста, — она поставила на стол бутылку с минеральной водой, стаканы. — Вы как здесь? Как новый репатриант — оле хадаш? — Она устроилась против меня, в другом кресле.
—Туристом. Я не спросил, как вас зовут?
—Елена. Можно Лена. Вообще-то, в Израиле мы все Иланы…
—Вы давно здесь?
—Восемь лет. С Юрием Афанасьевичем мы уже тут познакомились…
У нее была чисто русская внешность, и следовательно, получить израильское гражданство она могла только в браке с человеком, имевшим право на репатриацию.
Она угадала мою мысль.
— Я приехала с первым мужем. Он тут умер. Потом встретилась с Юрием Афанасьевичем… Пять лет назад…
— Афанасьевич — редкое отчество у евреев…
Она выразительно взглянула на меня. Этого красно речивого взгляда для меня было достаточно.
«Любович получил израильское гражданство тоже в результате супружества!..»
Я почувствовал в моей собеседнице человека неболтливого и спокойного.
Наверное, я мог бы спросить ее напрямую:
«Кто эта девушка, что живет в московской квартире Любовича? Вы ее знаете? Кто она ему?»
Скорее всего она бы ответила. Мы бы поговорили минут десять и расстались довольные друг другом.
Но как профессионал я не мог рисковать.
Для начала мне предстояло услышать о жизни новоявленных израильтян, об их поездках по стране, о турах по Средиземноморью и большинству европейских столиц.
Чем еще могли поразить российские репатрианты бывших соотечественников?!
Однако мне повезло: зарубежные вояжи Любовичей оказались в плоскости моего интереса…
—Я несколько раз была в Турции… А с Юрием Афанасьевичем мы слетали в Лондон, в Амстердам. В Бремен… После первого инфаркта он не рисковал ездить один…
—Почему в Бремен? — Я удивился.
—Там у него дочь. У нее страховой бизнес… — Она снова вернулась к поездкам. — До этого он поколесил по Европе! Ого! С израильским паспортом дорога везде открыта. Кроме США и, кажется, Канады…
—Арабских стран…
—Он и там был. В Ираке, в Сирии… Но по советскому паспорту. Только в Россию ни разу…
Я прикусил язык.
«Пять лет не был в Москве! А элитному дому, там, где его квартира, от силы два года!»
Женщина что-то почувствовала, потому что спросила:
—Вы его близко знали?
—Как сосед. Не больше… Иногда мы заходили друг к другу. Интересный был человек…
—Он на своем веку повидал многое… — Похоже, она была рада мысленно вернуться в свое недавнее прошлое. Разговор со мной не был ей в тягость. — И в тюрьме сидел, и в больших начальниках ходил… Чем только не занимался. И портным был, и следователем… «Этой рукой, говорил он, я и Брежневу руку пожимал. И Андропову. И Джуне. И маршалу Жукову…»
—Кем же он был?
— Я тоже спрашивала. Он только смеялся…
Я, кажется, уже представлял себе прежний род деятельности этого человека: он трудился все на то же могущественное советское ведомство, что и Арзамасцев, и Хробыстов…
Я спросил из чистого любопытства:
—В каком же он звании?
—Полковник. Но форму не носил. У них свои традиции. И праздник свой…
«Еще бы!..» — Я отлично знал его:
—«День чекиста!» Двадцатое декабря… — Я на время отдалился от узко-деловой задачи, которую перед собой поставил.
—Вы тоже из них?!
—Да нет, — я перевел разговор. — Как хоть он выглядел в последние годы? Потолстел?
—Сейчас покажу… — Она спустилась на нижний этаж и вернулась с фотоальбомом.
— Это мы на Мертвом море…
Я вперился глазами в снимок.
Водная гладь, в которой невозможно утонуть ввиду ее плотности. За ней, дальше не особо гористый берег Иордании. На переднем плане был пляж, выпачканные целебной грязью фигуры…
— Это в санатории, в Эйн-Геди…
Любович оказался стариком-живчиком.
Чекист действующего резерва смотрел в объектив с наивным стариковским торжеством — в купальных трусах, коренастый, напрочь лишенный шеи, с мускулистым коротким туловищем и такими же короткими руками…
Фотографировала, видимо, Елена-Илана — на снимке ее не было.
Вместо нее рядом с Любовичем стоял молодой рыжий мужчина, очевидно, его знакомый, худощавый, с острой лисьей мордочкой — оба были по шею вымазаны грязью Мертвого моря.
Продолжая разговаривать, я не спеша листал альбом.
Сюжеты отличались многообразием…
Мужское застолье в эйлатской гостинице на Красном море, парад российских ветеранов в Иерусалиме — колонны пожилых людей, обилие медалей и орденов. На тротуарах недоуменные лица израильтян — у них не приняты нагрудные наградные знаки…
Снова мальчишник — то ли новые русские, то ли криминальные авторитеты. Характерные типы внешности…
Женщина с охотностью поясняла:
— А это мы в Иерусалиме с известным здешним бандитом. С Ционом Даханом… — Знаменитый гангстер — сравнительно молодой еще человек сидел за карточным столом вместе с Любовичем и его женой. — А это дочь Виктора Афанасьевича…
У дочери Любовича оказалось квадратное, но, в общем, приятное лицо, совиные круглые глаза, к тому же широко отставленные, крупные, ярко накрашенные губы…
—Дочь его была здесь?
—А как же! Прилетала на похороны… И потом, когда вступала в права наследства. Эта квартира ее. По завещанию…
—А вы… — Я взглянул на нее.
—А я могу тут жить сколько захочу… Но только, пока вдова. Если я выйду замуж — должна покинуть квартиру… — Вдова улыбнулась. После макияжа она выглядела значительно моложе и привлекательнее. — Правда, совершать эту глупость пока не собираюсь…
Она ближе подвинула кресло. Я мельком взглянул на ее стройную ногу, показавшуюся из-под высокого разреза юбки…
Мы болтали довольно мило. Но наши интересы лежали в совершенно разных плоскостях.
—А как же дочь?!
—За нее можно не волноваться. У нее осталось еще два дома в престижном районе — в Гиват Бейт-Керем. И третий дом — в Нетании…
Ей было лестно мое внимание к ее делам.
— Юрий Афанасьевич был богатый человек. Когда он пригласил меня жить вместе, мы почти три недели провели в «Ганей ха-Ям ха-Тихон». Слыхали? Это отель у моря. С бассейнами, с регулировкой температуры воды, пабом… У него счета в крупнейших здешних банках…
Я прикинулся наивным:
—Я слышал только про израильский банк «Дисконт»…
—Сберегательные программы у него были в «Леуми». А валютный счет фирмы…
—У него фирма?!
—Не одна. Он страховал недвижимость… Банковский валютный счет в «Ярконе».
Я был на верном пути.
—Рядом жили, а я и не знал, что он такой богатенький…
—Конечно, он был не единственный учредитель. Как водится… Сейчас его пакет ушел к дочери…
—А как насчет московской квартиры? — Было естественным задать этот вопрос именно сейчас. Тот, что открывал прямой путь к обсуждению проблемы девушки. — Квартиру он тоже завещал дочери?..
Настал черед удивиться моей собеседнице:
—Разве он ее не продал?!
—По-моему, в ней живут… — Расспрашивая, я продолжал неспешно листать альбом. Ближе к концу все больше попадались фотографии самой вдовы во время каких-то торжеств, среди купающихся в бассейнах, на пикниках…
— Юрий Афанасьевич ни — ко — гда не вспоминал о квартире… — Она решительно качнула головой.
— Но он должен был платить квартплату, кроме того, вода, коммунальные услуги… Он ведь, наверное, прописан… — Я сознательно запутывал ее своим невежеством. — Вы его внутренний российский паспорт видели?
Она покачала головой.
— У него не было. Мы ведь при выезде сдавали внутренние паспорта. Я почти год вела его дела. У него никакой квартиры в Москве. И никакого российского паспорта…
Вот тебе на! Полный облом!..
Предполагаемая мной связка «Любович — девуш ка — Заказчик» при проверке распалась в первом же звене…
Любович, выходит, активизировался на другом направлении — паспорт его не был украден, на счета его фирм переводилась валюта для отмывания и расхищения. Его российским паспортом и квартирой, купленной на его имя в элитном доме, как и его счетами, пользовались подельники…
Ничего нового мне больше здесь не светило.
Я мог со спокойной совестью прощаться.
Я перевернул альбом, он снова открылся на первой странице.
Высокий рыжий парень рядом с морщинистым стариком-мафиози обращал на себя внимание. Узкое лицо, острые лисьи уши, выступающий лоб-пуля… Если прибегнуть к сравнению из животного мира — лисенок. На вид можно дать и восемнадцать лет, и двадцать восемь…
Круг знакомых у мафиози — всегда криминал…
— А это кто?
— Не знаю. Я спросила мужа, он только засмеялся: «Лисенок…» — Илана взяла у меня из рук альбом. Закрыла, отложила в сторону. — Он прилетал на одни сутки. Кажется, из Германии. Наутро муж отвез его в аэропорт…
— Потом вы его тоже видели?
— Один раз и, между прочим, недавно. Здесь, на Кинг-Джордж. Но он меня не узнал…
Когда я вышел, было уже темно.
Ехать в офис к Леа поздно.
Вокруг я снова не увидел ни одного прохожего. Только припаркованные машины… Всюду. На тротуарах и вдоль улицы. Да еще беспородные израильские кошки с грязными отметинами на переносье — вечном неизгладимом следе их беспутной уличной жизни…
Надежды найти такси не было, а водители проезжавших машин тут не левачили.
На Ближнем Востоке это было опасно.
Я остановился у автобусной остановки.
Арабская деревня Бейт-Сафафа — плоские крыши объемных каменных домов — лежала прямо подо мной в огромной глубокой тарелке. За ней начинались Катамоны, излюбленное место обитания российских репатриантов, «район иерусалимской бедноты», как однажды назвали его по первому каналу израильского телевидения…
Гирлянды огней висели по холмам, пронизывая темноту…
Еще выше, на высоте, соответствующей примерно двадцатому этажу, начинался уровень престижного центрального района. Там, на верху, была яркая ночная жизнь. Еще выше овалом чаши, из которой ничто не могло выплеснуться, плыла молодая луна…
Я достал письмо, которое изъял в вестибюле, вскрыл фирменный конверт. Банк «Апоалим» сообщал о предстоящем окончании срока закрытия валютного счета…
Счет был закрыт сроком на год…
Учитывая, что владельцу счета выплачивался процент, общая сумма вклада Любовича была не менее четверти миллиона долларов, таковы были новые правила…
И все-таки главное открытие состояло в другом.
Все эти годы Любович путешествовал по миру и только на родине не был ни разу. К девушке, которая проживала в его московской квартире, он не имел отношения. Квартирой распоряжались другие люди…
Водитель подъехавшего автобуса коротко просигналил, видя, что я смотрю куда-то в сторону…
ОТЕЛЬ
Отель на Яффо, который я выбрал, был из не особо престижных. В свое время в нем останавливался один из наиболее любимых мною российских авторов детективов — Георгий Вайнер с женой. Если бы хозяин отеля был догадливее, он бы приказал повесить табличку у входа и увеличенную фотографию писателя в холле. От российских фанатов жанра не было бы отбоя…
Я пил кофе внизу, просматривал газету на русском.
Одна из заметок сразу привлекла мое внимание. Это была перепечатка из «Едиот ахронот».
На протяжениии нескольких последних лет, писал известный журналист, в Израиле действовала преступная группировка, снабжавшая израильскими документами лидеров русской мафии. Российские мафиози получали израильское гражданство при помощи фиктивных браков в странах Восточной Европы, после чего приезжали в Израиль, где преступная группа, представшая ныне перед окружным судом Тель-Авива, помогала им как можно быстрее получить израильские заграничные паспорта. Полиция полагала, что преступников поддерживал бывший следователь КГБ СССР, работавший сотрудником отделения МВД в Холоне под Тель-Авивом. Уголовное дело против него не было возбуждено за отсутствием достаточных улик. Среди клиентов последнего были, в частности такие знаковые фигуры российского преступного мира, как Сергей Михайлов и Виктор Аверин, лидеры солнцевской группировки…
«Отсюда могут расти и израильские ноги Юрия Афанасьевича…»
Но я не занимался биографией Любовича.
Как личность он меня просто не интересовал.
Я вернулся в номер. Вышел на балкон.
Внизу, по Яффо сновала шумная и совершенно трезвая толпа, было много израильских солдат — парней и девушек с карабинами. За годы, что не был здесь, я давно уже отвык от зрелища стольких вооруженных людей на улицах…
Какие-то старшеклассницы-тинейджеры о чем-то громко спорили прямо под моим балконом — несколько клоунских фигурок с тонкими талиями, перехваченными поясами, в широченных клешах, больших дурацких колпаках…
Израиль давно уже провел очередные выборы, а автобусные остановки и некоторые автобусы все еще были заклеены огромными портретами кандидатов и их предвыборными слоганами. На проносившихся патрульных машинах полиции сверху были хорошо видны трехзначные номера, крупно выведенные на крышах, рядом с мигалками…
Я вернулся в номер. Прежде чем позвонить Леа, я набрал номер Рембо.
Меня почему-то не отпускала мысль, что за эти несколько часов, пока я отсутствую, в Москве что-то произошло. Я и сам не мог себе объяснить, чего именно опасаюсь.
«Заказчик начал компрометацию генерала Арзамасцева?! Мои видеозаписи появились на Первом канале? Что-то с Бирком?!»
Я звонил Рембо и домой, и на мобильник. Дома его не было, мобильник не отвечал. Против ожидания мне удалось поговорить с собственной женой.
—У нас снова отложили учения… — обрадовала она меня. — Все нормально. Не волнуйся… Да! Чуть не забыла! Тебе звонил подполковник Исчурков…
—Кто? — Слышимость была отличная, и все же мне показалось, что я ослышался.
—Исчурков!
Мы учились вместе в Академии, потом он стал начальником Инспекции по собственной безопасности нашего транспортного Управления. Бог знает, чем он занимался последнее время.
—Зачем я ему?
—Он говорит: при увольнении ты не сдал спецкабуру… Он просил тебя позвонить. Оставил телефон…
«Узнаю Григория Грязнова…»
Родное Управление на транспорте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35