душевая кабина 120 120
Птица расцарапала руки человека, который ее нес. Тогда он перевернул его головой вниз, крепко держа за ноги, и кречет висел, распустив крылья. Подойдя к нам, этот человек сказал: «О господин, я поймал эту птицу и принес ее тебе». Отец отдал кречета сокольничему, и тот выходил его и залечил те из его перьев, которые сломались. Но опыт с этим кречетом не оправдал его внешнего вида, так как охотник погубил его своим обращением с ним. Ведь кречет – как весы, и самая ничтожная вещь портит и губит его. А этот сокольничий был известный мастер в обучении птиц.
Когда мы выходили из ворот города на охоту, с нами было все снаряжение для охоты, вплоть до сетей, луков, лопат и крючьев для дичи, которая прячется в берлогах. С нами были охотничьи птицы, соколы разных пород и кречеты, а также гепарды и собаки. Когда мы выходили из города, отец пускал кружить в воздухе двух кречетов, и они не переставали кружить над выездом. Когда один из них уклонялся от направления пути, сокольничий начинал помахивать и указывать рукой, какой стороны нужно было держаться, и кречет, клянусь Аллахом, сейчас же возвращался и летел в этом направлении. Я видел, как отец пустил кречета кружить над стаей вяхирей, опустившихся на болото. Когда кречет приготовился броситься на птиц, для него били в барабан. Птицы взлетели, и кречет ринулся на них. Он ударил одного вяхиря по голове, оторвал ее, схватил птицу и опустился. Клянусь Аллахом, мы везде разыскивали эту голову, но не нашли ни следа от нее. Она упала далеко в воду, так как мы были поблизости от реки.
Один из слуг моего отца, по имени Ахмед ибн Му-джир, который не был среди тех, кто выезжал с отцом на охоту, сказал ему однажды: «О господин, я бы очень хотел посмотреть охоту». – «Подведите для Ахмеда [307] коня, пусть он сядет и едет с нами», – сказал отец. Мы выехали на охоту за рябчиками. Один рябчик-самец взлетел и быстро замахал крыльями, как они обыкновенно это делают. На руке моего отца, да помилует его Аллах, сидел аль-Яхшур. Отец пустил его, и он полетел, стелясь над землей, так что трава хлестала его грудь. Рябчик же поднялся на большую высоту. Ахмед ибн Муджир сказал моему отцу: «О господин мой, клянусь твоей жизнью, он забавляется с рябчиком, прежде чем поймать его».
Из земли румов моему отцу послали византийских породистых собак, самцов и самок. Они у нас размножились, и охота на птиц была их врожденной способностью. Я видел одну из этих собак – маленького щенка, который вышел сзади собак, бывших с псарем. Этот последний пустил сокола на рябчика, подававшего голос из-за кустов на берегу реки. За соколом послали собак, чтобы они заставили взлететь рябчика, щенок остановился на берету. Когда рябчик взлетел, щенок прыгнул за ним с берега и упал в середину ручья. Он не умел охотиться и никогда еще не принимал участия в охоте. Я видел еще одну из этих византийских собак, когда куропатка подала голос на горе в непроходимых зарослях белены. Собака вошла к куропатке и задержалась в кустах. Затем мы услыхали внутри в зарослях белены треск, и отец, да помилует его Аллах, сказал: «В кустах дикий зверь; собака погибла». Но через минуту собака вышла, таща за ногу шакала, бывшего в кустах, которого она загрызла, потащила и вытащила к нам.
Мой отец, да помилует его Аллах, отправился в Исфахан Путешествие это относится к 1085 году, когда отцу Усаыы, Муршиду, было 18 лет.
ко двору султана Мелик-шаха Сельджукский султан Мелик-шах правил в 10713–1092 годах
, да помилует его Аллах. Он рассказал мне впоследствии следующее: «Когда я закончил свои дела у султана и хотел уехать, я пожелал взять с собой охотничью птицу, чтобы забавляться ею по дороге. Мне принесли сокола и с ним ученую ласку, выгонявшую рябчика из зарослей белены. [308] Я взял также сероголовых соколов для охоты за зайцами и дрофами. Уход за соколами еще более затруднил этот далекий и тяжкий путь».
У моего отца, да помилует его Аллах, были прекрасные салукские собаки. Однажды отец пустил соколов на газелей, когда земля сделалась вязкой от грязи после дождя. Я был с ним, еще маленьким мальчиком, и сидел на кляче, принадлежавшей мне... Лошади остальных всадников остановились и не двигались в грязи, а моя кляча вследствие легкости моего тела оправилась со всеми трудностями. Сокол и собака свалили газель на землю, и отец сказал мне: «Усама, поезжай к газели, сойди с коня и держи ее за ноги, пока мы не подъедем». Я так и сделал, а отец, да помилует его Аллах, подъехал и приколол газель. С ним была желтая породистая собака, которую называли Хаадаткой. Она сваляла газель и стояла на месте. Вдруг стадо газелей, одну из которых мы поймали, опять направилось к нам. Отец, да помилует его Аллах, схватил эту собаку за ошейник и повел ее мерным шагом, чтобы она заметила газелей. Потом он пустил ее на животных, и она поймала еще одну газель. Мой отец, да помилует его Аллах, несмотря на то что был грузен телом и стар годами и постоянно постился, целый день не переставая скакал на лошади и не выезжал на охоту иначе, как на породистой кобыле или коне. Мы, четыре его сына, выезжавшие с ним, уставали и утомлялись, а он не слабел от утомления и не уставал. Ни одному из его егерей, конюхов или оруженосцев не позволялось замедлить свою скачку за дичью.
У меня был один слуга, по имени Юсуф, который нас мое копье и щит и вел на поводу мою лошадь. Он не скакал за дичью и не преследовал ее; Мой отец гневался на него за это каждый раз, когда мы выезжали на охоту. Мой слуга сказал ему: «О господин мой, никто из присутствующих, упаси Аллах, не приносит тебе столько пользы, как твой сын Усама, позволь же мне находиться за ним с его лошадью и оружием. Если он тебе понадобится, ты найдешь его, и считай, что меня с вами нет». После этого отец уже не бранил Юсуфа и не сердился за то, что он не скачет за дичью. [309]
Владыка Антиохии пошел против нас, сражался с нами и ушел, не заключив мира Событие относится, по-видимому, к 1108 или 1110 году.
. Мой отец, да помилует его Аллах, выехал на охоту, хотя арьергард франков еще не удалился от города. Наша конница преследовала франков, и они повернули к ней. Мой отец уже отдалился от города, и когда франки подошли обратно к городу, отец поднялся на Телль Сиккин. Он увидел франков, которые были между ним и городом, но продолжал оставаться на холме, пока франки не ушли от города. Тогда отец возвратился к охоте.
Он гонял козуль в области крепости аль-Джиср Часто упоминавшееся предмостное укрепление в Шейзаре
, да помилует его Аллах, и однажды свалил из них пять или шесть, сидя на своей темно-гнедой кобыле, которую называли «кобыла Хурджи» по имени ее хозяина, который ее продал. Отец купил у него эту кобылу за триста двадцать динаров. Когда он гнал последнего оленя, передняя нога лошади попала в яму, вырытую для кабанов. Лошадь опрокинулась на отца и сломала ему ключицу. Затем она поднялась, ускакала локтей на двадцать, пока отец лежал сброшенный, но вернулась и остановилась над его головой, испуская жалобное ржание, пока отец не поднялся и его слуги, подойдя к нему, не посадили его на лошадь. Вот как поступают арабские лошади.
Я выехал с отцом, да помилует его Аллах, направляясь в горы на охоту за куропатками. Один из его слуг, по имени Лулу, да помилует его Аллах, опустился вниз по какому-то делу, когда мы были вблизи от города, на заре. Под Лулу была рабочая лошадь. Когда она увидала тень колчана своего хозяина, она испугалась ее, сбросила Лулу и сама убежала. Клянусь Аллахом, я скакал за ней вместе со слугами от зари до захода солнца, пока мы не загнали ее в конюшню одного человека в какой-то заросли тростника. Конюшие протянули впереди лошади веревку и схватили ее, как хватают дикого зверя. Я взял лошадь и возвратился. Мой отец, да помилует его Аллах, стоял около самого города, ожидая меня; он не охотился и не уезжал домой. [310] Такие лошади больше похожи на диких зверей, чем на лошадей.
Отец, да помилует его Аллах, рассказал мне следующее: «Я выезжал на охоту, и со мной выезжал начальник Абу Тураб Хайдер, сын Катрамы, да помилует его Аллах. Это был наставник моего отца, и отец выучил с ним наизусть Коран и занимался с ним арабским языком. Когда мы прибывали на место охоты, он сходил с коня, садился на скалу и читал Коран, а мы охотились вокруг него. Когда мы кончали охоту, шейх садился на лошадь и ехал с нами. Однажды он сказал: „О господин наш, я сидел на камне, когда маленькая куропатка торопливо, несмотря на усталость, подлетела к скале, на которой я сидел, и спряталась. Вдруг сзади показался сокол. Он был еще далеко от нее и опустился на землю напротив меня. Лулу принялся кричать: „Смотри, смотри, господин наш!“. Он подскакал, а я говорил: „О боже, скрой птицу“. – „О господин наш, где куропатка?“ – спросил Лулу. „Я ничего не видел, – ответил я, – сюда никто не залетал“. Лулу сошел со своей лошади и обошел кругом камня, заглянул под него и увидал куропатку. „Я говорю, что куропатка здесь, – воскликнул он, – а ты говоришь, что нет“. Он захватил ее, о господин наш, сломал ей ноги и бросил соколу,– закончил шейх, – а мое сердце разрывалось за нее“.
Этот Лулу, да помилует его Аллах, был опытнейшим охотником. Однажды я видел его, когда к нам появились из пустыни отбившиеся от стаи зайцы. Мы выехали на охоту за ними и ловили много их; это были маленькие красные зайцы. Я был свидетелем того, как Лулу обнаружил десять зайцев, ранил девять из них своими стрелами и захватил их. Затем он выгнал десятого зайца, но отец, да помилует его Аллах, сказал ему: «Оставь его, сохрани его для собак, это будет для них забавой». Зайца сохранили и пустили на него собак, но заяц убежал и спасся. «О господин мой, – сказал Лулу, – если бы ты мне позволил, я бы его ранил и поймал».
Однажды при мне подняли зайца и пустили на него собак. Заяц спрятался в нору в области Хувайбы, за [311] ним вошла в нору черная собака, но сейчас же вышла, корчась. Она упала и умерла, и мы не успели уйти, как она лопнула, околела и разложилась. Произошло это потому, что ее ужалила в норе змея.
Вот один из удивительных случаев, виденных мною на охоте с соколами. Я выехал с отцом, да помилует его Аллах, после дождей, которые долго не прекращались и мешали нам в течение нескольких дней. Когда дождь перестал, мы выехали с соколами, желая поохотиться на водяных птиц. Мы увидали птиц, плескавшихся в болоте под холмом. Мой отец выехал вперед и пустил на них сокола, сменившего перья дома. Сокол поднялся вверх с птицами, ударил некоторых из них и спустился, но мы не видели с ним никакой добычи. Мы сошли около него с коней, и оказалось, что он поймал скворца и покрыл его своей лапой. Он не ранил его и не причинил ему вреда. Сокольничий сошел с коня и освободил скворца целым.
Я видел со стороны диких гусей горячность и доблесть, подобную горячности и доблести людей. Однажды мы пустили соколов на стаю гусей и стали бить в барабан; птицы взлетели, а соколы бросились преследовать одну из них и выхватили ее из среды остальных. Мы были в отдалении от нее, она закричала, и пять-шесть гусей бросились к ней и принялись бить соколов своими крыльями. И если бы мы поспешно не подъехали к ним, они бы освободили пойманную птицу и сломали бы крылья соколов своими клювами. Эта горячность противоположна горячности дрофы, потому что, когда к ним приближается сокол, они спускаются на землю, и какие бы крути ни описывал вокруг нее сокол, она поворачивается к нему хвостом, а когда он приближается к ней, она бросает в него свои извержения и мочит ему перья, засоряет ему оба глаза н улетает; если же то, что она делает, не попадает в цель, сокол схватывает ее.
Примером необыкновенной охоты соколов моего отца, да помилует его Аллах, может служить следующее. На руке отца был молодой замечательный сокол. У одного ручья водились аймы, а это большая птица, цветом похожая на цапель, только они больше журавлей, [312] и расстояние от конца одного их крыла до конца другого крыла – четырнадцать пядей. Сокол начал преследовать птицу, отец пустил его на нее и стал бить в барабан. Айма взлетела, и сокол бросился на нее, схватил ее, и оба упали в воду; это было причиной опасения сокола, а иначе айма убила бы его своим клювом. Один из слуг отца бросился в воду одетым и вооруженным, он схватил айму и вытащил ее. Когда она оказалась на земле, сокол начал смотреть на нее, кричать и улетать от нее. Он никогда больше ей не показывался. Я не видел, чтобы другие соколы охотились на эту птицу, потому что она такова, как сказал Абу-ль-Ала сын Сулеймана Абу-ль-Ала – знаменитый слепой поэт-философ из аль-Маарры (умер в 1057 г).
о грифоне Грифон – только условная передача арабского названия аль-Анка, под которым разумеется какая-то мифическая птица. Некоторые хотят видеть в ней феникса.
: «Я смотрю на грифона, как на птицу слишком большую для того, чтобы за ней охотились».
Мой отец, да помилует его Аллах, отправлялся к крепости аль-Джиср, изобиловавшей дичью. Он оставался там несколько дней, а мы были с ним и охотились за куропатками, рябчиками, водяными птицами, козулями, газелями и зайцами. Однажды он отправился к крепости, и мы выехали на охоту за рябчиками. Отец пустил на рябчика сокола, которого нес и обучил невольник по имени Николай. Николай поскакал вслед за соколом, когда рябчик подал голос из чащи. Вдруг крики Николая наполнили наши уши, и он вскачь вернулся обратно. «Что с тобой?» – спросили мы его. «Лев вышел из чащи, в которой засел рябчик! – ответил Николай. – Я оставил там сокола и убежал». Но лев оказался таким же трусом, как и Николай. Когда он услыхал колокольчики сокола, он вышел из зарослей и бросился бегом в чащу.
Выезжая на охоту, мы отдыхали на обратном пути около Бушамира, маленькой речки близ крепости. Мы посылали привести рыбаков и видели с их стороны удивительные вещи. Среди них был один, у которого была тростниковая палка с дротиком на конце, похожим на [313] пику, в середине трости был желобок и в нем три железных зубца; каждый из них был длиной в локоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Когда мы выходили из ворот города на охоту, с нами было все снаряжение для охоты, вплоть до сетей, луков, лопат и крючьев для дичи, которая прячется в берлогах. С нами были охотничьи птицы, соколы разных пород и кречеты, а также гепарды и собаки. Когда мы выходили из города, отец пускал кружить в воздухе двух кречетов, и они не переставали кружить над выездом. Когда один из них уклонялся от направления пути, сокольничий начинал помахивать и указывать рукой, какой стороны нужно было держаться, и кречет, клянусь Аллахом, сейчас же возвращался и летел в этом направлении. Я видел, как отец пустил кречета кружить над стаей вяхирей, опустившихся на болото. Когда кречет приготовился броситься на птиц, для него били в барабан. Птицы взлетели, и кречет ринулся на них. Он ударил одного вяхиря по голове, оторвал ее, схватил птицу и опустился. Клянусь Аллахом, мы везде разыскивали эту голову, но не нашли ни следа от нее. Она упала далеко в воду, так как мы были поблизости от реки.
Один из слуг моего отца, по имени Ахмед ибн Му-джир, который не был среди тех, кто выезжал с отцом на охоту, сказал ему однажды: «О господин, я бы очень хотел посмотреть охоту». – «Подведите для Ахмеда [307] коня, пусть он сядет и едет с нами», – сказал отец. Мы выехали на охоту за рябчиками. Один рябчик-самец взлетел и быстро замахал крыльями, как они обыкновенно это делают. На руке моего отца, да помилует его Аллах, сидел аль-Яхшур. Отец пустил его, и он полетел, стелясь над землей, так что трава хлестала его грудь. Рябчик же поднялся на большую высоту. Ахмед ибн Муджир сказал моему отцу: «О господин мой, клянусь твоей жизнью, он забавляется с рябчиком, прежде чем поймать его».
Из земли румов моему отцу послали византийских породистых собак, самцов и самок. Они у нас размножились, и охота на птиц была их врожденной способностью. Я видел одну из этих собак – маленького щенка, который вышел сзади собак, бывших с псарем. Этот последний пустил сокола на рябчика, подававшего голос из-за кустов на берегу реки. За соколом послали собак, чтобы они заставили взлететь рябчика, щенок остановился на берету. Когда рябчик взлетел, щенок прыгнул за ним с берега и упал в середину ручья. Он не умел охотиться и никогда еще не принимал участия в охоте. Я видел еще одну из этих византийских собак, когда куропатка подала голос на горе в непроходимых зарослях белены. Собака вошла к куропатке и задержалась в кустах. Затем мы услыхали внутри в зарослях белены треск, и отец, да помилует его Аллах, сказал: «В кустах дикий зверь; собака погибла». Но через минуту собака вышла, таща за ногу шакала, бывшего в кустах, которого она загрызла, потащила и вытащила к нам.
Мой отец, да помилует его Аллах, отправился в Исфахан Путешествие это относится к 1085 году, когда отцу Усаыы, Муршиду, было 18 лет.
ко двору султана Мелик-шаха Сельджукский султан Мелик-шах правил в 10713–1092 годах
, да помилует его Аллах. Он рассказал мне впоследствии следующее: «Когда я закончил свои дела у султана и хотел уехать, я пожелал взять с собой охотничью птицу, чтобы забавляться ею по дороге. Мне принесли сокола и с ним ученую ласку, выгонявшую рябчика из зарослей белены. [308] Я взял также сероголовых соколов для охоты за зайцами и дрофами. Уход за соколами еще более затруднил этот далекий и тяжкий путь».
У моего отца, да помилует его Аллах, были прекрасные салукские собаки. Однажды отец пустил соколов на газелей, когда земля сделалась вязкой от грязи после дождя. Я был с ним, еще маленьким мальчиком, и сидел на кляче, принадлежавшей мне... Лошади остальных всадников остановились и не двигались в грязи, а моя кляча вследствие легкости моего тела оправилась со всеми трудностями. Сокол и собака свалили газель на землю, и отец сказал мне: «Усама, поезжай к газели, сойди с коня и держи ее за ноги, пока мы не подъедем». Я так и сделал, а отец, да помилует его Аллах, подъехал и приколол газель. С ним была желтая породистая собака, которую называли Хаадаткой. Она сваляла газель и стояла на месте. Вдруг стадо газелей, одну из которых мы поймали, опять направилось к нам. Отец, да помилует его Аллах, схватил эту собаку за ошейник и повел ее мерным шагом, чтобы она заметила газелей. Потом он пустил ее на животных, и она поймала еще одну газель. Мой отец, да помилует его Аллах, несмотря на то что был грузен телом и стар годами и постоянно постился, целый день не переставая скакал на лошади и не выезжал на охоту иначе, как на породистой кобыле или коне. Мы, четыре его сына, выезжавшие с ним, уставали и утомлялись, а он не слабел от утомления и не уставал. Ни одному из его егерей, конюхов или оруженосцев не позволялось замедлить свою скачку за дичью.
У меня был один слуга, по имени Юсуф, который нас мое копье и щит и вел на поводу мою лошадь. Он не скакал за дичью и не преследовал ее; Мой отец гневался на него за это каждый раз, когда мы выезжали на охоту. Мой слуга сказал ему: «О господин мой, никто из присутствующих, упаси Аллах, не приносит тебе столько пользы, как твой сын Усама, позволь же мне находиться за ним с его лошадью и оружием. Если он тебе понадобится, ты найдешь его, и считай, что меня с вами нет». После этого отец уже не бранил Юсуфа и не сердился за то, что он не скачет за дичью. [309]
Владыка Антиохии пошел против нас, сражался с нами и ушел, не заключив мира Событие относится, по-видимому, к 1108 или 1110 году.
. Мой отец, да помилует его Аллах, выехал на охоту, хотя арьергард франков еще не удалился от города. Наша конница преследовала франков, и они повернули к ней. Мой отец уже отдалился от города, и когда франки подошли обратно к городу, отец поднялся на Телль Сиккин. Он увидел франков, которые были между ним и городом, но продолжал оставаться на холме, пока франки не ушли от города. Тогда отец возвратился к охоте.
Он гонял козуль в области крепости аль-Джиср Часто упоминавшееся предмостное укрепление в Шейзаре
, да помилует его Аллах, и однажды свалил из них пять или шесть, сидя на своей темно-гнедой кобыле, которую называли «кобыла Хурджи» по имени ее хозяина, который ее продал. Отец купил у него эту кобылу за триста двадцать динаров. Когда он гнал последнего оленя, передняя нога лошади попала в яму, вырытую для кабанов. Лошадь опрокинулась на отца и сломала ему ключицу. Затем она поднялась, ускакала локтей на двадцать, пока отец лежал сброшенный, но вернулась и остановилась над его головой, испуская жалобное ржание, пока отец не поднялся и его слуги, подойдя к нему, не посадили его на лошадь. Вот как поступают арабские лошади.
Я выехал с отцом, да помилует его Аллах, направляясь в горы на охоту за куропатками. Один из его слуг, по имени Лулу, да помилует его Аллах, опустился вниз по какому-то делу, когда мы были вблизи от города, на заре. Под Лулу была рабочая лошадь. Когда она увидала тень колчана своего хозяина, она испугалась ее, сбросила Лулу и сама убежала. Клянусь Аллахом, я скакал за ней вместе со слугами от зари до захода солнца, пока мы не загнали ее в конюшню одного человека в какой-то заросли тростника. Конюшие протянули впереди лошади веревку и схватили ее, как хватают дикого зверя. Я взял лошадь и возвратился. Мой отец, да помилует его Аллах, стоял около самого города, ожидая меня; он не охотился и не уезжал домой. [310] Такие лошади больше похожи на диких зверей, чем на лошадей.
Отец, да помилует его Аллах, рассказал мне следующее: «Я выезжал на охоту, и со мной выезжал начальник Абу Тураб Хайдер, сын Катрамы, да помилует его Аллах. Это был наставник моего отца, и отец выучил с ним наизусть Коран и занимался с ним арабским языком. Когда мы прибывали на место охоты, он сходил с коня, садился на скалу и читал Коран, а мы охотились вокруг него. Когда мы кончали охоту, шейх садился на лошадь и ехал с нами. Однажды он сказал: „О господин наш, я сидел на камне, когда маленькая куропатка торопливо, несмотря на усталость, подлетела к скале, на которой я сидел, и спряталась. Вдруг сзади показался сокол. Он был еще далеко от нее и опустился на землю напротив меня. Лулу принялся кричать: „Смотри, смотри, господин наш!“. Он подскакал, а я говорил: „О боже, скрой птицу“. – „О господин наш, где куропатка?“ – спросил Лулу. „Я ничего не видел, – ответил я, – сюда никто не залетал“. Лулу сошел со своей лошади и обошел кругом камня, заглянул под него и увидал куропатку. „Я говорю, что куропатка здесь, – воскликнул он, – а ты говоришь, что нет“. Он захватил ее, о господин наш, сломал ей ноги и бросил соколу,– закончил шейх, – а мое сердце разрывалось за нее“.
Этот Лулу, да помилует его Аллах, был опытнейшим охотником. Однажды я видел его, когда к нам появились из пустыни отбившиеся от стаи зайцы. Мы выехали на охоту за ними и ловили много их; это были маленькие красные зайцы. Я был свидетелем того, как Лулу обнаружил десять зайцев, ранил девять из них своими стрелами и захватил их. Затем он выгнал десятого зайца, но отец, да помилует его Аллах, сказал ему: «Оставь его, сохрани его для собак, это будет для них забавой». Зайца сохранили и пустили на него собак, но заяц убежал и спасся. «О господин мой, – сказал Лулу, – если бы ты мне позволил, я бы его ранил и поймал».
Однажды при мне подняли зайца и пустили на него собак. Заяц спрятался в нору в области Хувайбы, за [311] ним вошла в нору черная собака, но сейчас же вышла, корчась. Она упала и умерла, и мы не успели уйти, как она лопнула, околела и разложилась. Произошло это потому, что ее ужалила в норе змея.
Вот один из удивительных случаев, виденных мною на охоте с соколами. Я выехал с отцом, да помилует его Аллах, после дождей, которые долго не прекращались и мешали нам в течение нескольких дней. Когда дождь перестал, мы выехали с соколами, желая поохотиться на водяных птиц. Мы увидали птиц, плескавшихся в болоте под холмом. Мой отец выехал вперед и пустил на них сокола, сменившего перья дома. Сокол поднялся вверх с птицами, ударил некоторых из них и спустился, но мы не видели с ним никакой добычи. Мы сошли около него с коней, и оказалось, что он поймал скворца и покрыл его своей лапой. Он не ранил его и не причинил ему вреда. Сокольничий сошел с коня и освободил скворца целым.
Я видел со стороны диких гусей горячность и доблесть, подобную горячности и доблести людей. Однажды мы пустили соколов на стаю гусей и стали бить в барабан; птицы взлетели, а соколы бросились преследовать одну из них и выхватили ее из среды остальных. Мы были в отдалении от нее, она закричала, и пять-шесть гусей бросились к ней и принялись бить соколов своими крыльями. И если бы мы поспешно не подъехали к ним, они бы освободили пойманную птицу и сломали бы крылья соколов своими клювами. Эта горячность противоположна горячности дрофы, потому что, когда к ним приближается сокол, они спускаются на землю, и какие бы крути ни описывал вокруг нее сокол, она поворачивается к нему хвостом, а когда он приближается к ней, она бросает в него свои извержения и мочит ему перья, засоряет ему оба глаза н улетает; если же то, что она делает, не попадает в цель, сокол схватывает ее.
Примером необыкновенной охоты соколов моего отца, да помилует его Аллах, может служить следующее. На руке отца был молодой замечательный сокол. У одного ручья водились аймы, а это большая птица, цветом похожая на цапель, только они больше журавлей, [312] и расстояние от конца одного их крыла до конца другого крыла – четырнадцать пядей. Сокол начал преследовать птицу, отец пустил его на нее и стал бить в барабан. Айма взлетела, и сокол бросился на нее, схватил ее, и оба упали в воду; это было причиной опасения сокола, а иначе айма убила бы его своим клювом. Один из слуг отца бросился в воду одетым и вооруженным, он схватил айму и вытащил ее. Когда она оказалась на земле, сокол начал смотреть на нее, кричать и улетать от нее. Он никогда больше ей не показывался. Я не видел, чтобы другие соколы охотились на эту птицу, потому что она такова, как сказал Абу-ль-Ала сын Сулеймана Абу-ль-Ала – знаменитый слепой поэт-философ из аль-Маарры (умер в 1057 г).
о грифоне Грифон – только условная передача арабского названия аль-Анка, под которым разумеется какая-то мифическая птица. Некоторые хотят видеть в ней феникса.
: «Я смотрю на грифона, как на птицу слишком большую для того, чтобы за ней охотились».
Мой отец, да помилует его Аллах, отправлялся к крепости аль-Джиср, изобиловавшей дичью. Он оставался там несколько дней, а мы были с ним и охотились за куропатками, рябчиками, водяными птицами, козулями, газелями и зайцами. Однажды он отправился к крепости, и мы выехали на охоту за рябчиками. Отец пустил на рябчика сокола, которого нес и обучил невольник по имени Николай. Николай поскакал вслед за соколом, когда рябчик подал голос из чащи. Вдруг крики Николая наполнили наши уши, и он вскачь вернулся обратно. «Что с тобой?» – спросили мы его. «Лев вышел из чащи, в которой засел рябчик! – ответил Николай. – Я оставил там сокола и убежал». Но лев оказался таким же трусом, как и Николай. Когда он услыхал колокольчики сокола, он вышел из зарослей и бросился бегом в чащу.
Выезжая на охоту, мы отдыхали на обратном пути около Бушамира, маленькой речки близ крепости. Мы посылали привести рыбаков и видели с их стороны удивительные вещи. Среди них был один, у которого была тростниковая палка с дротиком на конце, похожим на [313] пику, в середине трости был желобок и в нем три железных зубца; каждый из них был длиной в локоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37