https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/Terminus/
Он велел привести Шим‘уна и, когда тот явился к нему, спросил: «Как ты это сделал?» Он ответил: «Я дал господину свою одежду, которую тот надел и ушел, а я проспал на его ложе». – «И ты не боялся, что я велю отрубить тебе голову?» – воскликнул правитель. «О господин мой, – отвечал Шим‘ун, – если ты отрубишь мне голову, а мой господин спасется и возвратится домой, я буду счастлив. Не для того ли он купил и воспитал меня, чтобы я пожертвовал за него жизнью?»
Тогда Тадж ад-Даула, да помилует его Аллах, сказал своему хаджибу Хаджиб, как упоминалось выше, – первоначально привратник, впоследствии видный придворный чин вроде камергера.
: «Отдай этому слуге лошадь его господина, его вьючных животных, палатки и все его вещи». Он отправил Шим‘уна вслед за господином и не питал против него злобы и гнева за то, что он сделал, служа своему господину. Это и есть тот случай, о котором Рудван сказал: «Расскажи моим приближенным о том, что ты сделал со своим господином в дни моего отца».
Возвращаюсь к предшествовавшему рассказу о войне с Ибн Мула‘ибом, о которой я уже упоминал. Мой дядя Изз ад-Даула, да помилует его Аллах, получил в этот день несколько ран. Один из ударов копья попал ему в нижнее веко со стороны внутреннего уголка глаза. Копье проникло от уголка до края глаза. Веко было совсем сорвано и висело на кончике кожи у края глаза. Глаз качался без всякой опоры, потому что только веки поддерживают глаз. Хирург зашил и залечил глав, и он стал таким же, как и прежде, так что раненый глаз, нельзя было отличить от здорового.
Мой дядя и отец, да помилует их обоих Аллах, были самыми храбрыми из своего народа. Я видел, как они однажды выехали на охоту с соколами около Телль-Мильха Телль-Мильх (букв. «Холм соли»), – вероятно, какая-нибудь местность около Шейзара.
, [109] где было много водяных птиц. Внезапно войско Триполи сделало набег на наш город. Франки остановились против него, а мы повернули назад. Мой отец еще не оправился после болезни, дядя же во главе незначительного отряда двинулся вперед навстречу франкам. Он переправился через реку вброд, на виду у франков. Мой отец поехал вперед, пустив коня рысью. Я, тогда еще почти мальчик Усаме в это время было около пятнадцати лет.
, следовал за ним. Отец держал в руке айву и посасывал ее. Когда мы приблизились к франкам, он сказал мне: «Ступай и войдя в город со стороны плотины». Сам же он перешел реку напротив франков.
В другой раз я видел его, когда на нас сделала набег конница Махмуда ибн Караджи Неоднократно упоминаемый Усамой Шихаб ад-Дин, правитель Хама.
. Мы были на некотором расстоянии от города, а всадники Махмуда оказались ближе к нему. Я присутствовал при сражении и сам участвовал в бою. Я надел кольчугу, сел на лошадь и взял копье. Отец же, да помилует его Аллах, ехал на муле. Я спросил его: «О господин мой, разве ты не сядешь на коня?» – «Сяду», – отвечал он, но продолжал ехать, как прежде, не волнуясь и не торопясь. Я боялся за него и приставал к нему, чтобы он сел на коня. Наконец мы достигли города, а он все ехал на своем муле. Когда враги ушли и мы оказались в безопасности, я сказал отцу: «О господин мой, ты видел, что враг находится между нами и городом, и не садился на какую-нибудь запасную лошадь. Я говорил тебе, а ты не слушал». – «Дитя мое, – отвечал он мне, – в моем гороскопе сказано, что мне не суждено испугаться».
Мой отец, да помилует его Аллах, был весьма сведущ в звездах, несмотря на свою богобоязненность, благочестие, вечный пост и чтение Корана. Он усиленно побуждал меня изучать науку о звездах, но я не соглашался и противился этому. Он говорил мне: «Выучи хоть названия звезд, когда какие из них восходят и заходят». Он показывал мне звезды и называл их имена. [110]
Военная хитрость франков
Мне пришлось видеть такой пример храбрости наших людей и их самолюбия в бою. Однажды утром, во время утренней молитвы, мы увидели конный отряд франков человек в десять. Они подъехали к воротам нашего города, прежде чем их открыли, и спросили привратника: «Как называется этот город?» (А ворота были деревянные с перекладинами, и привратник стоял за ними.) Он отвечал им: «Шейзар». Тогда они пустили в него через щели в воротах несколько стрел и повернули обратно, погнав коней рысью. Мы сели на коней, и дядя, да помилует его Аллах, первый вскочил в седло, я был с ним, а франки, не смущаясь, подвигались вперед. Нас догнало несколько всадников из нашего войска, и я сказал дяде: «Если ты прикажешь, я возьму нескольких товарищей, погонюсь за франками и опрокину их, пока они еще недалеко». Мой дядя был опытнее меня в военном деле и сказал мне: «Нет, едва ли в Сирии найдется франк, который не знал бы Шейзара! Это хитрость». Он позвал двух всадников из нашего войска, сидевших на быстрых конях, и сказал им: «Поезжайте, обыщите Телль-Мильх!» А это было обычное место засад франков.
Когда всадники приблизились к нему, на них выскочило все войско Антиохии. Мы поспешно двинулись к [111] франкам, желая воспользоваться случаем, прежде чем затихнет бой. С нами были Джум‘а нумейрит и его сын Махмуд. А Джум‘а был нашим героем и шейхом. Его сын Махмуд попал в середину франкского войска, и Джум‘а закричал: «О доблестные всадники; мой сын!» Мы вернулись с ним с отрядом в шестнадцать всадников и поразили копьями шестнадцать франкских рыцарей. Мы вывели нашего товарища из их среды, но смешались с франками, продолжая бой до тех пор, пока кто-то из наших не схватил голову сына Джум‘ы под мышку. Он был освобожден благодаря одному из хороших ударов копьем. [112]
Насмешка судьбы
Несмотря на это, пусть никто не полагается на свою храбрость и не кичится своей смелостью. Клянусь Аллахом, я как-то совершил вместе с дядей, да помилует его Аллах, набег на Апамею Событие относится, вероятно, ко времени после поражения франков при аль-Балате в 1119 году.
. Случилось так, что ее воины вышли из города, чтобы проводить караван. Они отправили его и вернулись, а мы встретили их и убили около двадцати человек. Я увидел Джум‘у нумейрита, да помилует его Аллах, в теле которого засела половина копья. Оно ударило в подседельник, прошло через его край, вонзилось в бедро Джум‘ы в его задней части и там сломалось. Я испугался, но Джум’а сказал: «Не беда! Я цел». Он схватил копье за зубцы и вытащил его из тела. И он, и его лошадь были невредимы.
«О Абу Махмуд, – сказал я, – мне хочется подъехать поближе к крепости и посмотреть на нее». – «Поезжай», – сказал я, и мы с ним поехали, пустив коней рысью. Когда мы подъехали к крепости, то вдруг увидали восемь франкских рыцарей на дороге, проходящей над площадью: с возвышения нельзя было опуститься иначе, как по этой дороге. «Постой, – воскликнул Джум‘а. – я покажу тебе, как с ними разделаюсь». – «Это несправедливо, – возразил я, – мы [113] поедем на них вместе». – «Поезжай!» – крякнул он. Мы бросились на них и обратили их в бегство. Потом мы вернулись, воображая, что совершили нечто такое, чего никто, кроме нас, не в состоянии сделать. Нас было двое, а мы обратили в бегство восемь франкских рыцарей!
Мы остановились опять на этом пригорке и смотрели на крепость, как вдруг какой-то человек неожиданно взобрался наверх по этому крутому подъему; у него в руках был лук и стрелы. Он стал пускать их в нас, а у нас не было к нему дороги. Мы бросились бежать и, клянусь Аллахом, не верили, что ускользнем от него благополучно и наши лошади останутся невредимы, Возвращаясь, мы въехали на луга около Апамеи и угнали оттуда большую добычу: буйволов, быков и овец. Мы вернулись, и сердце мое болело из-за этого пешего воина, который обратил нас в бегство, так как у нас не было к нему дороги. И как это один пехотинец обратил нас в бегство, когда мы сами заставили бежать восемь франкских всадников! [114]
Исцеление благодаря ране
Однажды я присутствовал при том, как на нас напал небольшой отряд конницы Кафартаба. Мы ринулись на них, жаждая сразиться с ними, так как их было мало, но они спрятали против нас засаду, где были их главные силы. Те, кто напал на нас, бросились в бегство, и мы их преследовали, незаметно отдалившись от города. Тут засада выскочила на нас, а те, кого мы гнали, повернули обратно. Мы увидели, что, если мы побежим, они опрокинут нас всех, и встретили их лицом к лицу, и Аллах даровал нам победу над ними. Мы опрокинули восемнадцать всадников. Некоторые из них были ранены и умерли, а некоторые, получив удар копьем, падали с коня невредимыми. У других были ранены лошади, и они стоили на ногах. Те, которые оказались на земле и остались невредимы, обнажили мечи и держались на месте, ударяя мечом всякого, кто проезжал мимо. Джум‘а нумейрит, да помилует его Аллах, проезжал мимо одного из них. Тот подбежал к нему и ударил его по голове, на которой была надета одна шапочка. Удар прорвал шапочку и рассек ему лоб; оттуда полилась кровь. Когда она остановилась, рана осталась открытой, точно рыбий рот. Я встретил его, когда сражение с франками еще продолжалось, и спросил: «О Абу Махмуд, отчего ты не забинтуешь рану?» – «Не время теперь бинтовать и перевязывать раны», – отвечал [115] Джум‘а. На лице у него всегда была черная тряпка: он страдал воспалением глаз, и жилки в них были красны. Когда же он получил эту рану, из нее вышло так много крови, что глаза перестали его беспокоить. Он больше не страдал воспалением глаз, и они не болели. Бывает, что тело становится здоровее от болезни.
А что касается франков, то они собрали свои войска после того, как мы убили тех из них, кого убили, и остановились напротив нас. Ко мне подошел мой двоюродный брат Захират ад-Даула Абу-ль-Кана Хитам, да помилует его Аллах, и сказал: «Брат, у тебя два запасных коня, а я сижу на этой разбитой кляче». – «Подведи ему гнедую лошадь», – крикнул я слуге. Слуга подвел ее, и мой брат, как только вскочил в седло, сейчас же бросился один на франков. Они расступились перед ним, так что он оказался в середине войска, и его ударили копьем и сбросили с лошади, которую тоже ранили. Затем они перевернули копья и стали колотить его ими. На нем была прочная кольчуга, и копья не могли ничего с ней поделать. Мы все принялись кричать: «Ваш товарищ, ваш товарищ!» – и, бросившись на франков, прогнали их от него. Мы освободили его невредимым, а лошадь пала в тот же день.
Да будет же слава сохраняющему и всемогущему! Это сражение принесло Джум‘е счастье и исцелило его глаза. Да будет прославлен сказавший: «Может быть, вы чувствуете отвращение к чему-нибудь, а оно оказывается для вас благом» Коран, II, 213.
.
Нечто подобное еще раньше случилось со мной. Я был в Месопотамии в войске атабека Вероятно, в 1132 году, когда Усама участвовал в битве при Текрите (на Тигре, между Мосулом и Багдадом).
. Один приятель пригласил меня к себе в дом. Со мной был стремянный по имени Гунейм, больной водянкой. Его шея стала совсем тонкой, а живот раздулся. Он приехал вместе со мной в чужую страну, и я был признателен ему за это. Он вошел с мулом в конюшню моего приятеля вместе со слугами приехавших гостей. С ними был молодой тюрк, который много пил, и хмель разобрал его. Он вошел в конюшню, вытащил нож и стал бросаться на [116] слуг. Те разбежались, а Гунейм от слабости и болезни положил под голову седло и еще до этого заснул. Он не встал даже, когда все бывшие в конюшне выбежали. Пьяный тюрк ударил его ножом пониже пупка и рассек живот на четыре пальца. Гунейм упал на месте. Тот, кто пригласил нас (это был властитель крепости Башамра), велел отнести его ко мне домой; тюрк, ранивший его был доставлен туда же вместе с ним со скрученными руками. Я его отпустил, а к Гунейму ходил врач, и он поправился, начал ходить и двигаться, но рана его не закрывалась, и из нее продолжали выделяться в течение двух месяцев какие-то корочки и желтая жидкость. Потом рана закрылась, живот похудел, и он опять стал здоров, и причиной его выздоровления была эта самая рана.
Однажды я увидел, как сокольничий моего отца, да помилует его Аллах, пришел к нему и сказал: «О господин мой, у этого сокола выпали перья, и он умирает; один его глаз уже погиб. Поезжай с ним на охоту, это ведь ловкий сокол, а теперь он все равно пропадет».
Мы отправились на охоту. С отцом, да помилует его Аллах, было несколько соколов. Он пустил этого сокола вслед за рябчиком. Сокол бросился в заросли, где рябчик подавал голос в чаще кустарника. Сокол полез туда же за ним. На глазу у него образовалась как бы большая точка; шип одного куста уколол его в эту точку и проткнул ее. Сокольничий принес его; глаз у него слезился и был закрыт. «О господин мой, – сказал отцу сокольничий, – глаз сокола пропал». – «И весь он пропадет», – отвечал отец.
На другое утро сокол открыл глаз. Он был цел, и сам сокол выздоровел и даже дважды сменил у нас перья. Это был один из самых ловких соколов.
Я упомянул о нем из-за того, что произошло с Джум’ой и Гунеймом, хотя здесь не место говорить о соколах.
Я видел одного больного водянкой, которому вскрывали живот, и он умер, а Гунейму этот пьяница проткнул живот, но он остался жив и выздоровел. Да будет же слава всемогущему! [117]
Сражение с франками
Однажды войско из Антиохии напало на нас. Наши товарищи уже вступили в бой с их отрядами, шедшими впереди. Я стоял у них на дороге, поджидая, пока они подойдут ко мне, и надеясь, что, может быть, и мне удастся помериться с ними. Но мои товарищи мчались мимо меня, убегая от врага. Среди них проехал с одним отрядом и Махмуд, сын Джум‘ы. «Эй, Махмуд, остановись!» – крикнул я ему. Он остановился на мгновение, потом погнал свою лошадь и уехал от меня. Передовые отряды франков достигли меня, и я попятился, повернув свое копье против франков и следя за ними, чтобы какой-нибудь всадник не успел ранить меня копьем. Передо мной было несколько наших товарищей. Мы находились между садами, которые были обнесены стеной в человеческий рост. Моя лошадь толкнула грудью одного моего товарища. Я повернул голову лошади налево, пришпорил ее, подъехал к стене, перескочил через нее и сдержал лошадь, так что франки оказались против меня, а между нами была стена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Тогда Тадж ад-Даула, да помилует его Аллах, сказал своему хаджибу Хаджиб, как упоминалось выше, – первоначально привратник, впоследствии видный придворный чин вроде камергера.
: «Отдай этому слуге лошадь его господина, его вьючных животных, палатки и все его вещи». Он отправил Шим‘уна вслед за господином и не питал против него злобы и гнева за то, что он сделал, служа своему господину. Это и есть тот случай, о котором Рудван сказал: «Расскажи моим приближенным о том, что ты сделал со своим господином в дни моего отца».
Возвращаюсь к предшествовавшему рассказу о войне с Ибн Мула‘ибом, о которой я уже упоминал. Мой дядя Изз ад-Даула, да помилует его Аллах, получил в этот день несколько ран. Один из ударов копья попал ему в нижнее веко со стороны внутреннего уголка глаза. Копье проникло от уголка до края глаза. Веко было совсем сорвано и висело на кончике кожи у края глаза. Глаз качался без всякой опоры, потому что только веки поддерживают глаз. Хирург зашил и залечил глав, и он стал таким же, как и прежде, так что раненый глаз, нельзя было отличить от здорового.
Мой дядя и отец, да помилует их обоих Аллах, были самыми храбрыми из своего народа. Я видел, как они однажды выехали на охоту с соколами около Телль-Мильха Телль-Мильх (букв. «Холм соли»), – вероятно, какая-нибудь местность около Шейзара.
, [109] где было много водяных птиц. Внезапно войско Триполи сделало набег на наш город. Франки остановились против него, а мы повернули назад. Мой отец еще не оправился после болезни, дядя же во главе незначительного отряда двинулся вперед навстречу франкам. Он переправился через реку вброд, на виду у франков. Мой отец поехал вперед, пустив коня рысью. Я, тогда еще почти мальчик Усаме в это время было около пятнадцати лет.
, следовал за ним. Отец держал в руке айву и посасывал ее. Когда мы приблизились к франкам, он сказал мне: «Ступай и войдя в город со стороны плотины». Сам же он перешел реку напротив франков.
В другой раз я видел его, когда на нас сделала набег конница Махмуда ибн Караджи Неоднократно упоминаемый Усамой Шихаб ад-Дин, правитель Хама.
. Мы были на некотором расстоянии от города, а всадники Махмуда оказались ближе к нему. Я присутствовал при сражении и сам участвовал в бою. Я надел кольчугу, сел на лошадь и взял копье. Отец же, да помилует его Аллах, ехал на муле. Я спросил его: «О господин мой, разве ты не сядешь на коня?» – «Сяду», – отвечал он, но продолжал ехать, как прежде, не волнуясь и не торопясь. Я боялся за него и приставал к нему, чтобы он сел на коня. Наконец мы достигли города, а он все ехал на своем муле. Когда враги ушли и мы оказались в безопасности, я сказал отцу: «О господин мой, ты видел, что враг находится между нами и городом, и не садился на какую-нибудь запасную лошадь. Я говорил тебе, а ты не слушал». – «Дитя мое, – отвечал он мне, – в моем гороскопе сказано, что мне не суждено испугаться».
Мой отец, да помилует его Аллах, был весьма сведущ в звездах, несмотря на свою богобоязненность, благочестие, вечный пост и чтение Корана. Он усиленно побуждал меня изучать науку о звездах, но я не соглашался и противился этому. Он говорил мне: «Выучи хоть названия звезд, когда какие из них восходят и заходят». Он показывал мне звезды и называл их имена. [110]
Военная хитрость франков
Мне пришлось видеть такой пример храбрости наших людей и их самолюбия в бою. Однажды утром, во время утренней молитвы, мы увидели конный отряд франков человек в десять. Они подъехали к воротам нашего города, прежде чем их открыли, и спросили привратника: «Как называется этот город?» (А ворота были деревянные с перекладинами, и привратник стоял за ними.) Он отвечал им: «Шейзар». Тогда они пустили в него через щели в воротах несколько стрел и повернули обратно, погнав коней рысью. Мы сели на коней, и дядя, да помилует его Аллах, первый вскочил в седло, я был с ним, а франки, не смущаясь, подвигались вперед. Нас догнало несколько всадников из нашего войска, и я сказал дяде: «Если ты прикажешь, я возьму нескольких товарищей, погонюсь за франками и опрокину их, пока они еще недалеко». Мой дядя был опытнее меня в военном деле и сказал мне: «Нет, едва ли в Сирии найдется франк, который не знал бы Шейзара! Это хитрость». Он позвал двух всадников из нашего войска, сидевших на быстрых конях, и сказал им: «Поезжайте, обыщите Телль-Мильх!» А это было обычное место засад франков.
Когда всадники приблизились к нему, на них выскочило все войско Антиохии. Мы поспешно двинулись к [111] франкам, желая воспользоваться случаем, прежде чем затихнет бой. С нами были Джум‘а нумейрит и его сын Махмуд. А Джум‘а был нашим героем и шейхом. Его сын Махмуд попал в середину франкского войска, и Джум‘а закричал: «О доблестные всадники; мой сын!» Мы вернулись с ним с отрядом в шестнадцать всадников и поразили копьями шестнадцать франкских рыцарей. Мы вывели нашего товарища из их среды, но смешались с франками, продолжая бой до тех пор, пока кто-то из наших не схватил голову сына Джум‘ы под мышку. Он был освобожден благодаря одному из хороших ударов копьем. [112]
Насмешка судьбы
Несмотря на это, пусть никто не полагается на свою храбрость и не кичится своей смелостью. Клянусь Аллахом, я как-то совершил вместе с дядей, да помилует его Аллах, набег на Апамею Событие относится, вероятно, ко времени после поражения франков при аль-Балате в 1119 году.
. Случилось так, что ее воины вышли из города, чтобы проводить караван. Они отправили его и вернулись, а мы встретили их и убили около двадцати человек. Я увидел Джум‘у нумейрита, да помилует его Аллах, в теле которого засела половина копья. Оно ударило в подседельник, прошло через его край, вонзилось в бедро Джум‘ы в его задней части и там сломалось. Я испугался, но Джум’а сказал: «Не беда! Я цел». Он схватил копье за зубцы и вытащил его из тела. И он, и его лошадь были невредимы.
«О Абу Махмуд, – сказал я, – мне хочется подъехать поближе к крепости и посмотреть на нее». – «Поезжай», – сказал я, и мы с ним поехали, пустив коней рысью. Когда мы подъехали к крепости, то вдруг увидали восемь франкских рыцарей на дороге, проходящей над площадью: с возвышения нельзя было опуститься иначе, как по этой дороге. «Постой, – воскликнул Джум‘а. – я покажу тебе, как с ними разделаюсь». – «Это несправедливо, – возразил я, – мы [113] поедем на них вместе». – «Поезжай!» – крякнул он. Мы бросились на них и обратили их в бегство. Потом мы вернулись, воображая, что совершили нечто такое, чего никто, кроме нас, не в состоянии сделать. Нас было двое, а мы обратили в бегство восемь франкских рыцарей!
Мы остановились опять на этом пригорке и смотрели на крепость, как вдруг какой-то человек неожиданно взобрался наверх по этому крутому подъему; у него в руках был лук и стрелы. Он стал пускать их в нас, а у нас не было к нему дороги. Мы бросились бежать и, клянусь Аллахом, не верили, что ускользнем от него благополучно и наши лошади останутся невредимы, Возвращаясь, мы въехали на луга около Апамеи и угнали оттуда большую добычу: буйволов, быков и овец. Мы вернулись, и сердце мое болело из-за этого пешего воина, который обратил нас в бегство, так как у нас не было к нему дороги. И как это один пехотинец обратил нас в бегство, когда мы сами заставили бежать восемь франкских всадников! [114]
Исцеление благодаря ране
Однажды я присутствовал при том, как на нас напал небольшой отряд конницы Кафартаба. Мы ринулись на них, жаждая сразиться с ними, так как их было мало, но они спрятали против нас засаду, где были их главные силы. Те, кто напал на нас, бросились в бегство, и мы их преследовали, незаметно отдалившись от города. Тут засада выскочила на нас, а те, кого мы гнали, повернули обратно. Мы увидели, что, если мы побежим, они опрокинут нас всех, и встретили их лицом к лицу, и Аллах даровал нам победу над ними. Мы опрокинули восемнадцать всадников. Некоторые из них были ранены и умерли, а некоторые, получив удар копьем, падали с коня невредимыми. У других были ранены лошади, и они стоили на ногах. Те, которые оказались на земле и остались невредимы, обнажили мечи и держались на месте, ударяя мечом всякого, кто проезжал мимо. Джум‘а нумейрит, да помилует его Аллах, проезжал мимо одного из них. Тот подбежал к нему и ударил его по голове, на которой была надета одна шапочка. Удар прорвал шапочку и рассек ему лоб; оттуда полилась кровь. Когда она остановилась, рана осталась открытой, точно рыбий рот. Я встретил его, когда сражение с франками еще продолжалось, и спросил: «О Абу Махмуд, отчего ты не забинтуешь рану?» – «Не время теперь бинтовать и перевязывать раны», – отвечал [115] Джум‘а. На лице у него всегда была черная тряпка: он страдал воспалением глаз, и жилки в них были красны. Когда же он получил эту рану, из нее вышло так много крови, что глаза перестали его беспокоить. Он больше не страдал воспалением глаз, и они не болели. Бывает, что тело становится здоровее от болезни.
А что касается франков, то они собрали свои войска после того, как мы убили тех из них, кого убили, и остановились напротив нас. Ко мне подошел мой двоюродный брат Захират ад-Даула Абу-ль-Кана Хитам, да помилует его Аллах, и сказал: «Брат, у тебя два запасных коня, а я сижу на этой разбитой кляче». – «Подведи ему гнедую лошадь», – крикнул я слуге. Слуга подвел ее, и мой брат, как только вскочил в седло, сейчас же бросился один на франков. Они расступились перед ним, так что он оказался в середине войска, и его ударили копьем и сбросили с лошади, которую тоже ранили. Затем они перевернули копья и стали колотить его ими. На нем была прочная кольчуга, и копья не могли ничего с ней поделать. Мы все принялись кричать: «Ваш товарищ, ваш товарищ!» – и, бросившись на франков, прогнали их от него. Мы освободили его невредимым, а лошадь пала в тот же день.
Да будет же слава сохраняющему и всемогущему! Это сражение принесло Джум‘е счастье и исцелило его глаза. Да будет прославлен сказавший: «Может быть, вы чувствуете отвращение к чему-нибудь, а оно оказывается для вас благом» Коран, II, 213.
.
Нечто подобное еще раньше случилось со мной. Я был в Месопотамии в войске атабека Вероятно, в 1132 году, когда Усама участвовал в битве при Текрите (на Тигре, между Мосулом и Багдадом).
. Один приятель пригласил меня к себе в дом. Со мной был стремянный по имени Гунейм, больной водянкой. Его шея стала совсем тонкой, а живот раздулся. Он приехал вместе со мной в чужую страну, и я был признателен ему за это. Он вошел с мулом в конюшню моего приятеля вместе со слугами приехавших гостей. С ними был молодой тюрк, который много пил, и хмель разобрал его. Он вошел в конюшню, вытащил нож и стал бросаться на [116] слуг. Те разбежались, а Гунейм от слабости и болезни положил под голову седло и еще до этого заснул. Он не встал даже, когда все бывшие в конюшне выбежали. Пьяный тюрк ударил его ножом пониже пупка и рассек живот на четыре пальца. Гунейм упал на месте. Тот, кто пригласил нас (это был властитель крепости Башамра), велел отнести его ко мне домой; тюрк, ранивший его был доставлен туда же вместе с ним со скрученными руками. Я его отпустил, а к Гунейму ходил врач, и он поправился, начал ходить и двигаться, но рана его не закрывалась, и из нее продолжали выделяться в течение двух месяцев какие-то корочки и желтая жидкость. Потом рана закрылась, живот похудел, и он опять стал здоров, и причиной его выздоровления была эта самая рана.
Однажды я увидел, как сокольничий моего отца, да помилует его Аллах, пришел к нему и сказал: «О господин мой, у этого сокола выпали перья, и он умирает; один его глаз уже погиб. Поезжай с ним на охоту, это ведь ловкий сокол, а теперь он все равно пропадет».
Мы отправились на охоту. С отцом, да помилует его Аллах, было несколько соколов. Он пустил этого сокола вслед за рябчиком. Сокол бросился в заросли, где рябчик подавал голос в чаще кустарника. Сокол полез туда же за ним. На глазу у него образовалась как бы большая точка; шип одного куста уколол его в эту точку и проткнул ее. Сокольничий принес его; глаз у него слезился и был закрыт. «О господин мой, – сказал отцу сокольничий, – глаз сокола пропал». – «И весь он пропадет», – отвечал отец.
На другое утро сокол открыл глаз. Он был цел, и сам сокол выздоровел и даже дважды сменил у нас перья. Это был один из самых ловких соколов.
Я упомянул о нем из-за того, что произошло с Джум’ой и Гунеймом, хотя здесь не место говорить о соколах.
Я видел одного больного водянкой, которому вскрывали живот, и он умер, а Гунейму этот пьяница проткнул живот, но он остался жив и выздоровел. Да будет же слава всемогущему! [117]
Сражение с франками
Однажды войско из Антиохии напало на нас. Наши товарищи уже вступили в бой с их отрядами, шедшими впереди. Я стоял у них на дороге, поджидая, пока они подойдут ко мне, и надеясь, что, может быть, и мне удастся помериться с ними. Но мои товарищи мчались мимо меня, убегая от врага. Среди них проехал с одним отрядом и Махмуд, сын Джум‘ы. «Эй, Махмуд, остановись!» – крикнул я ему. Он остановился на мгновение, потом погнал свою лошадь и уехал от меня. Передовые отряды франков достигли меня, и я попятился, повернув свое копье против франков и следя за ними, чтобы какой-нибудь всадник не успел ранить меня копьем. Передо мной было несколько наших товарищей. Мы находились между садами, которые были обнесены стеной в человеческий рост. Моя лошадь толкнула грудью одного моего товарища. Я повернул голову лошади налево, пришпорил ее, подъехал к стене, перескочил через нее и сдержал лошадь, так что франки оказались против меня, а между нами была стена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37