Сначала она предположила, что виновата сама. Может быть, она в чем-то не соответствовала его ожиданиям? Оказалась не на должной высоте? Может быть, ему было нужно что-то большее?
Но затем, после некоторых размышлений, Элен начала задавать себе другие вопросы: может быть, в молодости они с Филом взвалили слишком тяжелую ношу на свой брак? В этом браке женщина должна была отречься от себя, растворившись в заботах жены и матери, а мужчина должен был стать неуязвимым и отказаться от права совершать ошибки, взяв на себя взамен роль единственного кормильца, единственного защитника, единственного сильного. Таково было обычное для того времени представление о браке, но не предъявляло ли оно слишком большие требования к мужу и жене, принуждая их не выходить за рамки строго определенных принятых ролей? И, возможно, любовная связь на стороне была просто попыткой ускользнуть от этих непомерных требований?
Адвокаты Джоанны представили документы, согласно которым «Декор» и все его филиалы, в том числе и пятьдесят процентов фирмы «А Ля Карт», должны были быть включены в соглашение о разделе имущества в бракоразводном процессе «Сван против Свана».
Адвокаты Лью и Элен подготовили документы, в которых обращались к судье с просьбой отклонить иск Джоанны.
Юридическая документация сопровождалась финансово-бухгалтерской. Вся эта кипа бумаг занимала почти половину ящика в картотеке, а первые счета за услуги адвокатов и консультантов по финансовым вопросам, полученные Элен, составили чуть ли не десять тысяч долларов.
Выписывая чеки, она занималась тем, чего уже давно не делала: она плакала.
Такие деньги, думала она, и все это ради того, чтобы у нее не отняли то, что она сама создавала, медленно и трудно, доллар за долларом, час за часом, с целью обеспечить материально себя и детей и передать по наследству детям и внукам. Такие деньги, и все это лишь для того, чтобы остаться на уже завоеванных позициях. Такие деньги, и все они уйдут на тяжбу, которую она даже не имела надежды выиграть: все, на что она могла надеяться – это свести к минимуму убытки.
– Боюсь, что моя несгибаемая нравственная позиция в борьбе с шантажом обходится чересчур дорого, – сказала она Элу в минуту отчаяния.
– Нет, – сказал Эл. – Ты поступаешь правильно. – Эл давал ей силу и мужество, которые были так необходимы для продолжения борьбы. Она не представляла, что бы она без него делала.
Решением судьи просьба Элен и Лью о прекращении дела до рассмотрения в суде была отклонена. Дело Джоанны будет заслушано в суде. Судье необходимо было получить дополнительные сведения.
Дополнительные сведения означали, что последуют очередные счета от адвокатов и специалистов по финансовым расчетам, и Элен вновь одолели сомнения, не окажется ли она в дураках со своими идеалистическими представлениями.
Десятилетие, которое начиналось Вьетнамом, кончилось Ираном. Процентные ставки исчислялись двузначными цифрами, как и темпы инфляции; рынок облигаций был развален, и высокие ставки процента по закладным были разорительны для жилищно-строительной индустрии; индекс Доу-Джонса для акций промышленных компаний, который одно время почти достиг тысячи, упал ниже девятисот и пошел вниз дальше. Пакет молока, который в семидесятом стоил тридцать три цента, теперь стоил шестьдесят три. Новый автомобиль иностранного производства, идеальных пропорций, с экономным расходом бензина, стоил почти десять тысяч долларов – больше, чем большинство могло себе позволить. По данным Министерства жилищного строительства и городского развития, в восьмидесятом году почти две трети семей американцев не имели средств, чтобы полностью рассчитаться за аренду и выкупить дома, в которых они жили.
Люди все равно хотели принимать гостей, но всем, даже самым богатым, теперь приходилось действовать с оглядкой на кошелек. Элен уже приспособилась к изменившимся временам. Она теперь предлагала клиентам рагу, блюда индийской и восточной кухни, особенно на основе макаронных изделий, риса и чечевицы, которые были и вкусными, и недорогими. Петух в вине и мясо по-бургундски – блюда, которые Элен сотни раз приходилось готовить, когда она только начинала свое дело, и которые в то время казались верхом изысканности, стали восприниматься как избитые и надоевшие и «сошли со сцены» в семидесятые годы, когда в моду входило новое направление в кулинарии. Теперь их бросающаяся в глаза аппетитность вновь оказывалась притягательной, и когда в одном из кулинарных журналов, которые выписывала Элен, появилась статья, утверждающая, что вновь считается хорошим тоном обращаться к старым рецептам французской провинции, Элен была очень довольна, что сумела опередить новую кулинарную моду. Она снова начала предлагать клиентам эти блюда как наиболее подходящие для парадных обедов. Мода и гастрономические вкусы совершили полный круг… и в крайне трудный для бизнеса год «А Ля Карт» не только удержала свои позиции, но и увеличила свои прибыли, благодаря тому, что Денни не боялся вести торговлю по-новому и фирма «Все для кухни» процветала, – это только подогрело алчность Джоанны и ее решимость победить.
Окрыленная первым решением судьи, которое оказалось в ее пользу, Джоанна заставила Мела Фактира изменить первоначальные условия иска и увеличить сумму, которую она хотела получить при разделе имущества. Из этого вытекало, что Элен и Лью должны будут в ответ на ее новые притязания выдвинуть новые доводы в свою защиту. Элен пришлось оплатить новую партию счетов от адвокатов и консультантов по финансовым вопросам еще на десять тысяч долларов. И, судя по всему, это были не последние расходы.
– Может, нам все-таки стоило бы договориться без суда, – сказал Лью. – Может, правы адвокаты…
– Нет, – ответила Элен. Потому что теперь уже она понимала, что она не только защищается от наглой попытки шантажа, которую предприняла Джоанна, но и сражается за каждую женщину и каждого мужчину, которые своим трудом добивались успеха, против тех, кто хотел брать, ничего не давая взамен, получать прибыль, не приложив никакого труда.
И на лице Элен появилось выражение, которого Лью никогда раньше не видел. Гнев. Настоящий гнев. А затем он сменился решимостью.
– Я не позволю ей забрать то, что своим трудом создавал ты и своим трудом создавала я. Если ты откажешься бороться, Лью, я буду бороться сама. И я одержу победу. Не знаю, как. Но я намерена победить.
14
– Даже не знаю, как тебе сказать… – обратилась Тони к Бренде, и в голосе ее звучала необычная нерешительность. – Я никогда не думала, что все так получится…
В тридцать один год Тони была полноправным партнером в фирме «Эддер и Стерн» и давно переросла должностные категории, которые обычно отводились тридцатилетним. Она также переросла соответствующий этим категориям стиль одежды: строгий английский костюм и неизменную, как униформа, шелковую блузку. Она была одета в мягкое платье из замши тускло-зеленого цвета с моднейшим поясом из плетеной кожи, который застегивался на серебряную пряжку ручной работы. Ее блестящие низкие сапожки стоили больше, чем все бакалейные покупки Бренды за последний месяц. Она очень похудела и была стройнее, чем когда-либо, а поскольку волосы у нее были подстрижены почти по-мальчишески коротко, хотя и уложены легкими волнами, Тони не походила ни на женщину, ни на девушку. Привлекательно было то, что девушка и женщина в ней как бы сосуществовали, уживаясь рядом, как две стороны новенькой, только что отчеканенной монетки. Только выражение ее глаз говорило о том, что она далеко не наивна и знает многое о жизни.
– Мы с Таком разводимся, – сказала Тони, отпив глоток черносмородинного чая, предложенного Брендой. Теперь, когда Бренда ждала второго ребенка, она отказалась от кофеина. Каро уложили спать во флигеле, который Бренда переоборудовала под детскую. – Вполне цивилизованно, даже дружелюбно.
Бренду не удивило это заявление, но она не могла придумать, что сказать. Счастлива ли Тони? Уверена ли, что поступает правильно? У нее кто-то есть? В конце концов Бренда сказала то, что чувствовала:
– Мне очень жаль.
– Мне тоже, – сказала Тони. – Но продолжать так дальше мы не можем. Я в разъездах провожу больше двух недель в месяц. Мы думали, что, когда я стану партнером, я буду больше бывать дома, но из этого ничего не вышло. Теперь, когда я полноправный партнер, я больше значу для компаний, и они хотят чаще меня видеть. Ты знаешь, что наша квартира до сих пор не обставлена и в ней ничего нет из мебели, кроме кровати и стола?
Бренда кивнула: она все понимала. Когда ты поглощена работой, когда ты, фигурально выражаясь, уже напала на след – предположим, фактора, влияющего на ожирение, или в случае Тони, компании, которую явно недооценили и которую можно взять голыми руками, – какое тебе дело до материала для занавесок и размышлений о том, какого стиля должна быть мебель в гостиной: старофранцузского или современного? Все это кажется таким мелким, таким незначительным.
– Печально, – продолжала Тони, разглядывая свои ухоженные, прекрасно отполированные ногти, – но наша любовь кончилась. Я даже не могу вспомнить, каким было это чувство. И Так не может. Мы с ним много разговаривали об этом. Мы оба можем испытывать самые разные чувства: честолюбие, соперничество, счастье, волнение, удовольствие, ревность, разочарование. Но не любовь. Знаешь, Бренда, из всех семейных пар нашего выпуска только вы с Джефом не разошлись.
– Одно время мне казалось, что и нам этого не избежать, – призналась Бренда. Тони знала о романе Бренды и Сэнди, об увлечении Джефа, из-за которого Бренда вернулась из Германии. – И дело было не просто в мимолетной интрижке, как у Джефа с той девицей из клиники. Мы стали чужими друг другу, просто жили в одной квартире. Для меня главным была моя карьера, Джеф занимался своей клиникой. У нас просто ничего не осталось друг для друга.
Тони кивнула.
– Знаешь, что мне сказал Так? Что ему даже не хочется заводить какие-то любовные отношения. У него на это нет ни времени, ни сил. – Тони отпила еще глоток чая. – Мы теперь свободны, но это не свобода, а какой-то ужас. Я иногда знакомлюсь на работе с каким-нибудь мужчиной. И нас тянет друг к другу. Я чувствую себя настолько свободной, что даже могу обсуждать с этим человеком все, что с нами происходит. Мы с ним задаемся вопросом, не помешает ли наша связь, если она зайдет далеко, деловым взаимоотношениям. И почти всегда приходим к выводу, что помешает. Мы выпиваем еще по рюмке, соглашаемся, что лучше ничего не начинать, пожимаем друг другу руку и прощаемся. Вот так, – сказала Тони. – Таков конечный итог всей этой шумихи о сексуальной революции. Разговоры и рукопожатия!
– Самое поразительное, что тебя это как будто и не очень огорчает. – Бренда налила Тони еще чашку ароматного чая.
– Не огорчает, – согласилась Тони. – Я свой выбор сделала. Я хотела блестящей карьеры, и я ее делаю. И я вполне удовлетворена своим выбором. Но знаешь, Бренда, я восхищаюсь тобой. Я бы не смогла отказаться от всего, что дает работа: от денег, власти, привилегий, радостных волнений, чувства принадлежности к делу. Это затягивает, как наркотик, – заключила она. – И, как наркотик, может оказывать побочное действие. Не всегда приятное. Например, можно оказаться лишенной семьи и остаться среди голых стен. И все-таки сомневаюсь, чтобы я смогла поступить так, как ты.
– Мне тоже плохо без работы. И не просто потому, что она приносит радость и удовлетворение, но и из-за денег. Сейчас все так дорого. Мы не привыкли кое-как перебиваться на одно жалованье, – сказала Бренда. – Перед тем, как я снова зебеременела, я пыталась получить работу в филиале «Ол-Кем» в Новой Англии. Я позвонила Диане Уайр… ты ее помнишь. Я ее все время опекала. Я взяла ее на работу, а когда уезжала в Германию, рекомендовала ее на мою прежнюю должность. Мне пришлось три раза звонить, прежде чем она мне перезвонила. Я спросила, нет ли подходящей для меня работы в какой-нибудь лаборатории в местном филиале, и она ответила, что нет, и все – ничего больше. Она не предложила поспрашивать и что-нибудь разузнать, не пообещала поговорить с друзьями из других компаний… ничего. – Бренда замолчала, уязвленная и обиженная.
– Помнишь, как женщины поддерживали друг друга в прошлые времена, – сказала Тони. – Когда все женщины держались вместе. Когда мы составляли сплоченное меньшинство. Теперь все по-другому. Экономика в упадке. Руководящих должностей очень мало, а для женщин их вообще практически нет, какую бы шумиху ни поднимали по этому поводу газеты. Тем немногим женщинам, которые все же оказались наверху, вовсе не нужна конкуренция, уж поверь мне.
Бренда вздохнула. К сожалению, Тони была права.
– Как бы то ни было, теперь я беременна и о работе речь уже не идет. И у меня другие проблемы… например, подыскать что-нибудь подходящее нам для жилья. Я всегда думала, что, когда у нас будут дети, мы переедем из этой квартиры и у нас будет дом. Я поискала, и хотя домов продается очень много, мы не осилим даже первый взнос, не говоря уже о погашении ссуды. Рейган сократил расходы на здравоохранение, и это уже сказывается на клинике, и Джеф боится, что может остаться без работы, – сказала Бренда. Пока она не бросила работу, она даже не понимала, как они с Джефом были избалованы, имея два жалованья, на которые можно было жить безбедно. Они думали, что так будет продолжаться вечно, и даже не отложили ни цента. И впервые в жизни Бренда, нервничая, чувствуя свою незащищенность и беспокоясь о будущем, наконец начала понимать, каково пришлось ее матери, когда умер отец. Как это было для нее страшно, как внезапно все на нее свалилось и как она не была к этому готова. – Когда появится еще ребенок, нам будет здесь очень тесно.
– А почему ты не продашь свои акции и на эти деньги не купишь дом? – спросила Тони. – Помнишь, те премиальные, которые ты мне дала, чтобы я для тебя их вложила в дело.
– А сколько теперь стоят эти акции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46