Не удивительно, что за Кимом был записан последний танец перед перерывом, и они проводили вместе тихие антракты в освещенных свечами гостиных, на романтических лестницах, в оранжереях с цветами. Салли сделала все, чтобы понравиться ему, и всегда была готова встречаться, но не желала броситься ему в ноги. Она ни разу не позволила Киму проводить ее домой; другие поклонники сопровождали ее, приносили ей блюда и напитки из буфетов; возили на дневные воскресные концерты и вечерние мюзиклы по четвергам.– Почему ты не позволяешь мне проводить тебя домой? – спросил Ким спустя пять недель после того, как они встретились. Они находились в дансинге отеля «Плаза».– Сегодня ты можешь это сделать, – ответила Салли.– Раньше ты не позволяла мне этого. А почему сейчас можно?Салли изящно, загадочно и очаровательно пожала плечами. Она держала его на расстоянии уже достаточно долго.Тем вечером, в гостиной дома Уилсонов, в котором слышалось лишь тиканье дедушкиных часов внизу в холле, а комната слегка освещалась газовыми лампами с Вашингтон-сквера, Салли разрешила Киму поцеловать себя. В ту ночь Ким и Салли стали близки.Ким Хендрикс не походил на тех молодых мужчин, с которыми росла Салли, – молодых мужчин из Нью-Йорка или Сен-Луиса, чье будущее было спланировано с самого момента рождения уже тем обстоятельством, что их отцам принадлежали адвокатские конторы, брокерские фирмы, банки, через которые они были связаны сетями семейных уз. Ким был другой: он был героем войны, публиковавшимся журналистом, который хотел стать писателем; он называл ее «дорогая» по-французски; он приносил ей огромные букеты цветов, в то время как другие молодые люди приносили ей лишь маленькие букетики; он писал ей поэмы, в то время как другие мужчины предлагали коробку шоколада; он устроил для них полет над Манхэттеном на одномоторном биплане с открытой кабиной, в то время как другие ее поклонники были счастливы прокатить ее на взятой по случаю у отца «модели-Т». В разгар лета Ким сделал ей предложение: ни он, ни она не сомневались, каким будет ее ответ. В середине июля Ким поехал в Сен-Луис знакомиться с родителями Салли, те оказались не более стойкими к его обаянию, чем когда-то сама Салли. Его личная привлекательность и то, что он происходил из хорошей семьи, известной Уилсонам, оказались решающим для родителей Кашманов. Лэнсинг Хендрикс, чья единственная отговорка состояла в том, что Ким, возможно, был еще очень молод, чтобы жениться, полностью одобрил Салли, у которой, говорил он, было все для того, чтобы стать хорошей женой. Лэнсинг дал Салли обручальное алмазное кольцо своей матери, и пока его переделывали под палец Салли, та носила на цепочке кусочек металла, извлеченный из ноги Кима, как свидетельство их обязательства друг перед другом. В конце июля было официально объявлено о помолвке. Свадьба назначалась на Рождество 1918 года.Пока мать Салли заказывала цветы, шампанское, музыкантов и угощение, а отец Салли шутливо жаловался на то, во сколько обойдется свадьба дочери, Ким и Салли были в Нью-Йорке, там, где они собирались жить после свадьбы и старались получше узнать друг друга. Как понял Ким, Салли была умной и чувствительной девушкой, однако старалась скрывать свои переживания. Ким, насколько поняла Салли, являл миру энергичное и уверенное лицо, но иногда он бывал в подавленном настроении и тогда отказывался выходить из дома или встречаться с кем-нибудь.– Ты – единственный человек, кого я не прочь видеть в такой момент, – сказал Ким: одна из его статей была возвращена ему третий раз.Ты можешь позволять мне видеть тебя любым, – сказала она. – Потому что я люблю тебя… всего.– Я не стою этого. Я никогда ничего не достигну, – сказал Ким. Было три часа дня, а он все еще ходил в пижаме. Когда он хандрил, он отказывался даже бриться и одеваться.– Не говори так! Ты сделаешь все, что захочешь – и даже больше!– Ты действительно так думаешь? – спросил он.– Я это знаю!– Салли, Салли, – сказал он, обнимая девушку: ее поддержка была способна восстановить его веру в самого себя. – Я буду твоим вечным поклонником. Твоим рыцарем. Твоим покровителем. Твоим любовником. Твоим мужем. Обещаю тебе это.– И я буду твоей любовницей, твоей женой… навсегда. Я обещаю.Они скрепили свои обещания поцелуем, как скрепляли все свои обещания друг другу – обещания быть честными и искренними, чуткими и нежными. Была сотня обещаний, сотня поцелуев, и не было никакой причины полагать, что они не сдержат любое из них. Поцелуи возбудили у них желание близости. С самого начала это оказалось для них настолько естественным и правильным, что они не ощущали ни смущения, ни вины, ни стыда; это было так, будто земля, которая до этого находилась непонятно где, просто вернулась на свою орбиту. Когда все закончилось, Салли поцеловала его в колено, покрытое шрамами.Это произошло в конце октября, как раз перед отъездом Кима в Париж, где он должен был сделать репортаж об ожидаемом объявлении перемирия. Сейчас же, в начале декабря, для Кима все изменилось. Салли заставила Кима закрыть глаза и ввела его в гостиную дома Уилсонов.– Теперь можешь открыть глаза! – приказала она. В комнате буквой «П» стояли длинные столы, накрытые белыми скатертями. На них были разложены свадебные подарки, направленные по просьбе невесты не в Сен-Луис, а в Нью-Йорк. – Моя тетя Кристина из Бостона прислала серебряный соусник, а твой кузен и его жена – дюжину столовых тарелок! А вот взгляни: компаньон моего отца подарил нам серебряный канделябр прямо из Англии, из Шеффилда… – Салли продолжала перечислять подарки, лицо ее светилось счастьем. – Вот это трехъярусное блюдо – от двоюродной кузины, с которой я никогда не встречалась, а на этом столовом приборе сделана монограмма. – Салли взяла вилку и показала ее Киму. – МакКХ! Твоя монограмма! Наша монограмма.– Это напоминает филиал магазина «Тиффани», – сказал Ким. Его слова прозвучали так странно, что заставили Салли отвлечься от впечатляющей коллекции подарков.– Ким?Его колени подогнулись, и, чтобы не упасть, он схватился за край стола, потянув за собой скатерть, угрожая стянуть ее совсем, а с ней – всю массу стоявших на ней подарков. Он не ответил ей. Его плечи болезненно обвисли, а голова упала на грудь, так что Салли не могла увидеть его лица.– Ким? С тобой все в порядке?Ким молчал. Он начал дрожать, его зубы стучали, а дыхание превратилось в конвульсивные вздохи. Он пойман в ловушку этими свадебными подарками, этим браком и будущим, которое, после пронзительных чувств, испытанных с Николь Редон в Париже, показалось ему безопасным и скучным. Он оказался в ловушке и не знал, как из' нее выбраться. С бесконечно спокойной, удаленной точки он наблюдал, как пол поплыл вверх, навстречу его лицу, а хрустальный стакан отскочил три раза от украшенного цветами ковра. 2 – Доктор говорит, что ты, по-видимому, чем-то заразился в Европе. От пищи или от воды, – сказала Салли – У тебя три дня была сильная горячка, и ты все время повторял: «подарки сделают это реальным… подарки сделают это реальным…» Что ты имел в виду?– Эти подарки делают свадьбу реальностью, – сказал Ким. Он очень ясно вспомнил, о чем думал, когда потерял сознание.– Свадьбу? – спросила Салли, почувствовав сейчас некоторое облегчение: горячка прошла и Ким был на пути к выздоровлению. – Ты имел в виду нашу свадьбу?– Нашу свадьбу, – послушно повторил Ким. Он бредил два дня – два дня, которые он не мог вспомнить и которые всегда исчезали из его жизни. Он находился в своей комнате – в ней он жил еще тогда, когда был мальчиком. На стене – бело-голубой вымпел Йеля, а рядом фотографии кумиров Кима: капитана Эдди Рикен-бэкера, Карла Сандбурга, Теодора Драйзера, а также Вернона и Ирены Касл. Киму удалось вспомнить тот обморок и тот момент, как цветастый ковер поплыл ему навстречу. Когда его ранили в лесу Сен-Гобе, там была кровь и паника, и под ногами была французская земля, но ощущение было таким же: странное сочетание ужасающей беспомощности и обморочного больного удовольствия. Ему нужно запомнить это. Когда-нибудь он выразит эти ощущения в своей книге.– Теперь тебе нужно хорошо есть и отдыхать, чтобы восстановить силы, – сказала Салли. Она находилась рядом с Кимом постоянно, прикладывая к его лбу холодные компрессы, помогая менять влажные от пота простыни, укрывая одеялами, когда он чувствовал озноб, и снимая их, когда у него начиналась лихорадка. Все время она выглядела милой, и в бессознательном состоянии Ким ощущал ее нежные пальцы и мягкий голос. – Доктор сказал, что этот грипп у тебя скоро пройдет. Тебе нужно быть хорошим пациентом и слушаться приказаний. Ты должен поправиться к нашей свадьбе. Ты должен насладиться каждой ее секундой.– Я попытаюсь, – пообещал Ким, чувствуя себя слабым и опустошенным, и когда его веки, невыносимо тяжелые, закрылись, он не пытался этому противиться и легко позволил себе впасть в теплое, приятное состояние полудремы.Он любил Николь… он любил и Салли, но по-другому. Если бы у него было время… если бы можно было перенести свадьбу… Ему нужно время, чтобы подумать, разобраться… он посоветуется с отцом… интересно, не пришли ли письма от Николь… и он вспомнил, что не отправил те, которые написал на борту «Белой звезды». Они по-прежнему должны лежать в кармане его шинели. Нужно отправить их… он так устал… ему так хочется спать… * * * – Как ты себя чувствуешь? – Это был голос отца.– Лучше, – ответил Ким.– Ты нас здорово напугал, – сказал Лэнсинг Хендрикс. Ему не нужно было говорить, что грипп мог привести к смертельному исходу, – мать Кима стала когда-то одной из жертв этой болезни.– Извини, – сказал Ким. – Ты же знаешь, я это не специально. Для меня не было писем?– Нет, – сказал его отец. – Но из всех нью-йоркских газет опять звонили, а Эс. Ай. Брэйс звонил два раза в день.– Я не готов к свадьбе, отец, – выпалил разом Ким. – Она слишком скоро! Все случилось так быстро! Мне нужно еще время…– Это означает, что ты напуган, – сказал Лэнсинг и с пониманием улыбнулся. – То же самое случается с каждым мужчиной. Ответственное решение, оно пугает любого. Если тебе от этого станет легче, то я могу сказать, как называется твое состояние: жениховский мандраж.– Отец, это – совсем не мандраж, – заявил Ким. Он был очень бледен, но в дрожащем голосе появилась сила.– За две недели до того, как я женился на твоей матери, я сказал ей, чтобы она вернула мое кольцо. Я сказал ей, что не люблю ее и что не могу жениться на ней. За три дня до свадьбы я снова успокоился. Ким, у нас была счастливая свадьба и счастливая жизнь. То же самое будет у тебя с Салли.– Папа, здесь все сложнее. Я встретил другую женщину, – признался Ким. – Я люблю ее.– Кого? – Отец моргнул от удивления. – Кого? Я не знал, что ты встречаешься с кем-то, кроме Салли.– Это случилось в Париже. Я встретил эту женщину, и мы влюбились, – сказал Ким. – До тех пор пока я не встретил Николь, я, по существу, не знал, что такое любовь. Это – восхитительно! Она дала мне гораздо больше, о чем я думал и на что имел право рассчитывать, больше того, что я мог ожидать от женщины. Я не думал, что она существует где-нибудь. Это женщина из моего воображения. – Лэнсинг-старший слушал в молчании. Ким говорил страстно и в этот момент напоминал свою мать, Лэнсингу было больно его слушать. – Ты не веришь мне, да? Ты думаешь, что я сошел с ума? Да?– Ким, подумай сам! Салли любит тебя, и ты любишь ее. Салли из того же крута, что и ты; она – американка; мы знаем семью Уилсонов на протяжении многих лет. А с этой Николь ты знаком всего две недели. Ты ведь ничего не знаешь о ней. Ким, это увлечение не должно вскружить тебе голову.– Николь – это не увлечение! – Ким был в ярости оттого, что отец упростил его чувства. – Ты не понимаешь, что случилось со мной в Париже. Я не могу участвовать в этом цирке!– Ким, я не хочу слышать подобные слова о свадьбе. – Сейчас Лэнсинг, который всегда был сдержаннее в своих эмоциях, чем его сын, показал свой гнев и нетерпеливость. – Твоя свадьба – это не цирк. Ты был болен и бредил. Это сказывается на твоем настроении. Выкинь эту Николь из головы. У многих мужчин бывают подобные флирты. Они малозначительны, – сказал его отец. – Твоя Николь – просто эпизод!– Значит, ты не поможешь мне? – Ким был шокирован. Размолвки между ним и отцом случались очень редко.Немногие мужчины распорядились бы своими собственными судьбами так, как это сделал Лэнсинг Хендрикс, После смерти матери Кима у него почти не было личной жизни; он отказывался от предложений привлекательных вдов, посвящал много времени своей адвокатской практике, а уик-энды и праздники – своему сыну, следя за тем, чтобы Ким имел то, что имели его ровесники: вечеринки по случаю дня рождения, уроки танца и верховой езды, хорошие частные школы и летние спортивные лагеря. Он помогал Киму готовить домашние уроки, выслушивал его проблемы и поддерживал его устремления. Он следил за тем, чтобы Ким, насколько это было возможно, вырос нормальным юношей, несмотря на то, что он потерял мать. Лэнсинг посвятил свою жизнь Киму. Ким знал и ценил это. Но это обстоятельство давало отцу право влиять на него. Открыто не послушаться своего отца, который делал для него все, было для Кима немыслимо.– Нет, Ким. Я не собираюсь помогать тебе избежать брака, который идеален для тебя. Женись на Салли. Ты никогда не будешь жалеть об этом. Я обещаю тебе.Ким почувствовал, что проиграл схватку. Но, отдавая себе отчет в том, что сражался не так отчаянно, как мог, подумал, что причиной тому было его собственное смятение. Неожиданно ему в голову пришла новая мысль:– Папа, а у тебя когда-нибудь был роман?– Нет, сынок, – сказал отец, мягко и немного грустно улыбнувшись. – У меня никогда не было романа. Твоя мать была единственной женщиной, которую я любил.– Почему моя жизнь не может быть простой? – спросил Ким. – Зачем мне нужно было встретить Николь? Если бы я не встретил ее, все было бы так просто. Отец, я хочу, чтобы моя жизнь была такой же простой, как твоя.– Жизнь не бывает простой, Ким, – сказал отец, признавая юношеское высокомерие и прощая его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49