Кристина знала, как привлекательна в нем. Ей хотелось быть такой же неотразимой для Майлса Сазерленда, каким был он для нее.
Через несколько минут, подколов волосы, прежде чем принять ванну, она взглянула на себя в висящее в ванной зеркало и так ясно представила себе его лицо, что буквально ощутила его присутствие, будто он стоял позади и смотрел на нее в зеркало.
– О Майлс, – произнесла она вслух, – я тоже не могла не думать о тебе.
45
При виде Кристины его сердце забилось быстрее. Она спокойно стояла у входа в бар. На ней было платье цвета весенних фиалок; на шее ожерелье из молочно-серых стеклянных бусин, а волосы были зачесаны кверху, образуя корону из локонов – так же, как в тот вечер, когда он впервые встретил ее в Кенте. Он поднялся и был уже на середине маленького бара, когда она увидела его. Лицо ее озарилось улыбкой, и она стремительно пошла ему навстречу. Они встретились, и он уловил тонкий аромат ее духов, что-то легкое и свежее, пахнущее зеленью и вызывающее в памяти залитый солнцем летний луг.
Они молчали. Лишь взглянули друг на друга, и на какую-то долю секунды их взгляды скрестились.
Затем он взял ее под руку и повел к столу в дальнем углу бара, где в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, а в пепельнице, рядом со стаканом шотландского виски, которым он подкреплялся перед ее приходом, тлела сигарета.
Они сели друг против друга, и он, загасив сигарету, поднял голову и улыбнулся многозначительно. Она также улыбнулась ему в ответ.
В каком-то смысле он был рад тому, что их разделял стол. Этот барьер оказался как нельзя кстати, так как не позволял сделать какую-нибудь глупость, например, обнять и поцеловать ее, устроив спектакль для публики. Кроме того, он хотел смотреть на нее, изучать ее лицо, запечатлеть ее образ во всех подробностях для жадной памяти, которая вот уже несколько недель хранила его.
– Вы пили шампанское в Хэдли, поэтому я заказал бутылку, – бросил вскользь Майлс и почувствовал, к своему огромному удивлению, напряженность в голосе. Напряженность росла в нем с тех пор, как он решил приехать в Париж, и последний час ожидания, пока она переодевалась, превратился в пытку. – Вы ничего не имеете против? – продолжал он, пытаясь расслабиться и делая знак официанту подойти и откупорить бутылку.
– Да, спасибо, Майлс, это чудесно, – сказала Кристина, – я не пью крепких напитков, только белое вино или шампанское. И потом шампанское – это праздник, а наша встреча – событие особенное.
– Вы думаете? – Майлс настороженно взглянул на Кристину.
– Убеждена.
– Почему? – Он пытался прочесть ее мысли.
– Потому что меня нечасто приглашает на обед известный политик, да еще такой, который летит для этого через Ла-Манш, никак не меньше.
Он увидел веселый блеск в ее глазах – вестник едва сдерживаемого смеха – и почувствовал, что сам готов рассмеяться. Кристина дразнила его, и он подумал: «Слава Богу, у нее есть чувство юмора».
– Этот полет стоил того, – ответил Майлс благодарно, – хотя бы ради вида, открывающегося передо мной отсюда – он так чудесен.
– Благодарю вас.
Официант разлил шампанское. Майлс, попробовав его, кивнул, и официант наполнил бокалы до краев. Майлс поднял бокал и, коснувшись бокала Кристины, торжественно произнес:
– За наш первый вечер вдвоем.
– Да – и за ужин. Возможно, он обойдется вам дороже прочих, если учесть стоимость авиабилетов и номера в отеле. Впрочем, если вы проделываете такое часто, то, как я понимаю, сегодняшняя трапеза не покажется вам чем-то исключительным.
Майлс пристально смотрел на сидящую перед ним женщину, пытаясь понять, не делает ли она намеков на его романы, но сразу же понял, что в ее словах нет скрытого смысла. Выражение ее лица выдавало простодушие, что лишь подчеркнул последовавший затем смех, легкий, веселый.
Майлс посмотрел на задорное лицо, приветливые серые глаза и тоже расхохотался. Смех помог ему успокоиться, но не намного. Уже две недели он рисовал в своем воображении сцены интимной близости с Кристиной, чем привел себя в ужасное состояние. И теперь, когда они наконец-то были вместе, он ни о чем другом не мог думать. Он боялся, что не выдержит, если это в скором времени не произойдет.
Кристина, потягивая шампанское, с легкой насмешливостью спросила:
– А что бы вы стали делать, если бы на сегодня у меня было назначено свидание?
Майлс откинулся назад, взял сигарету, чиркнул спичкой, в его голубых глазах все еще искрился смех.
– Должен сознаться, что такое приходило мне в голову. – Он наклонился над столом и с доверительным видом объяснил: – Я пригласил бы вас на ужин завтра или в воскресенье, а если бы и эти вечера оказались у вас занятыми, я бы пригласил вас на ленч или бы предложил как-нибудь выпить со мной. Я бы согласился даже на чашку чая или прогулку в лес, лишь бы вы снизошли до моей компании. Понимаете, я мечтал поближе познакомиться с вами, Кристина, и я могу быть очень, очень настойчивым.
– Знаю.
– Знаете? – Майлс поднял бровь. – Откуда?
– Из того, что читала о вас в газетах в последние несколько лет. За вами, похоже, укрепилась репутация человека упрямого и решительного. Вы без передышки донимаете тори, не даете им спуску в Палате общин, разве не так?
– Это обязанность членов теневого кабинета держать правительство в состоянии нервозности. – Майлс усмехнулся, затянулся сигаретой и задумчиво добавил: – Я действительно имел в виду то, что сказал в Хэдли – фотографии, которые я видел в газетах и журналах, определенно грешат против истины. Они слишком зернистые, особенно в газетах, и на них вы выглядите старше. – Он остановился и затем спросил: – Сколько вам лет, Кристина?
– Исполнилось двадцать пять в мае.
Странно, он полагал, что ей около тридцати. Не то чтобы она выглядела старше своих лет, просто достигнутый ею успех был грандиозным. Кроме того, в ее поведении чувствовалась сдержанность, осторожность, почти расчетливость, что, безусловно, предполагало определенную зрелость. Двадцать пять. Да она, оказывается, совсем еще девочка.
– Я намного старше вас – мне тридцать восемь, – сообщил Майлс.
– Сорок.
Он запрокинул голову и захохотал. Прислонясь к спинке стула, Кристина смотрела на него с озорным выражением.
– Ну, ну, ну, нельзя уж и забыться чуть-чуть! Но как вы узнали мой настоящий возраст? Не думаю, что о нем упоминалось в газетах, по крайней мере в последнее время.
Кристина ходила в библиотеку справиться о Майлсе в справочниках, но не имела никакого желания сознаваться в этом.
– Думаю, Джейн говорила об этом, – слукавила она.
– О да, конечно, моя сестра очень дружна с Далси. Вы ведь знаете, что именно Далси познакомила Сьюзэн с вами и вашей великолепной одеждой. – Он подлил шампанского в бокалы. – Вы столького добились в карьере модельера, можно сказать, стали знаменитостью – и всего за несколько лет. Я восхищаюсь деловыми женщинами с хорошей головой на плечах и хочу знать о вас все, в том числе как вы добились этого, Кристина. Вы расскажете мне?
– Конечно, если вы действительно этого хотите.
– Определенно хочу.
Кристина постаралась сделать свой рассказ кратким, упомянув о детских и отроческих годах в Йоркшире, о встрече с Джейн в Королевском художественном колледже и о своем решении стать модельером женской одежды. Но она не открыла Майлсу, истинной причины своего отказа от живописи, предпочитая, чтобы он думал, будто моделирование ее первая любовь.
– Ну вот, вкратце и все, – минут через пятнадцать объявила она и, протянув руку к бокалу, сделала большой глоток шампанского.
– Головокружительное восхождение, поздравляю вас, – похвалил Майлс Кристину с искренним восхищением. Он слушал ее с удовольствием. У нее был приятный, хорошо поставленный голос. Внезапно он успокоился. Возможно, потому, что знал: она будет его пленницей в течение нескольких предстоящих часов, а за это время многое может случиться.
Кристина улыбнулась.
– Теперь ваша очередь рассказывать о себе. – То, что она прочитала в справочниках, давало немного сведений, а ей хотелось знать как можно больше.
– Ничего особенно интересного я не могу рассказать о себе. – Майлс пожал плечами. – Я родился в Лондоне. Рос там и в Суффолке. Учился в Итоне и Оксфорде, изучал право, короткое время занимался адвокатской практикой. Но потом предпочел политику. Впервые победил на выборах в двадцать семь лет. Стал членом парламента и смог в течение долгого времени сохранять свой электорат в Манчестере. К счастью, у меня оказались очень преданные избиратели. Мои родители еще живы, слава Богу, и у меня только одна сестра. Никаких хобби, никаких по-настоящему серьезных интересов, кроме политики. Я по-настоящему увлечен ею, в ней фактически вся моя жизнь. – Майлс загасил сигарету и поднял бокал. – Вот в общих чертах моя биография, из которой вырисовывается довольно скучная личность, не правда ли?
Кристина покачала головой.
– Совсем наоборот, – ответила она и подумала: «Даже не упомянул о жене».
Как будто прочитав ее мысли, Майлс приблизил к ней лицо и, глядя прямо в глаза, произнес низким, внезапно напрягшимся голосом:
– И, кстати, я живу отдельно от своей жены.
– Я об этом знаю.
– Вам сказала Джейн?
– Нет, прочитала в колонке Уильяма Хики в «Дейли экспресс», когда вы расстались.
– Но это было два года назад. – Майлс бросил на Кристину удивленный взгляд. – Не правда ли, как странно: мы так много читали друг о друге. – Он остановился, его губы подрагивали. – Не кажется ли вам, что в этом есть свой особый смысл? – спросил он поддразнивающим тоном.
– Особый смысл заключается в том, что у нас обоих отличная память на чепуху из колонок светских сплетен.
Кристина определенно приводила Майлса в восторг. Потянувшись к ней, он взял ее руку.
– О, я думаю, что это нечто большее, – сказал он.
– Что же именно?
– Вы узнаете об этом позднее. – Майлс сделал знак официанту и стал доставать бумажник из внутреннего кармана пиджака. – Думаю, нам пора отправляться в сад. Не хочу потерять столик.
46
Напряжение, оставившее Майлса в баре, снова овладело им во время обеда. Это случилось так неожиданно, что он испугался, что у него задрожат руки. Он положил вилку, поднял голову и взглянул через стол.
В дрожащем свете свечи лицо Кристины казалось таинственным. Она слегка подвинулась, и тень скрыла ее губы. Ему так хотелось целовать их, впиться в них, ласково подчинить ее себе. Зачем они тратят впустую время в этом ресторане… Кристина подняла бокал с вином, отпила немного, рассматривая Майлса поверх края, зачарованная его присутствием. Он был не только обаятельным, но и элегантным, в отличном сером костюме с белыми полосками и бледно-голубой рубашке, подчеркивавшей цвет его глаз.
Неожиданно его магнетический взор изменился, словно бы потемнел. На худом умном лице появилось беспокойное выражение, губы плотно сжались.
Что с ним? Может быть, он жалел о содеянном? Раскаивался в том, что прилетел в Париж? В глубине души Кристина ощутила тревогу. Что, если Майлс вежливо пожелает ей спокойной ночи в конце вечера, и на этом все кончится? Может быть, ей только почудилось, что он как-то по-особенному смотрел на нее в Хэдли-Корте и сегодня вечером в баре? Может быть, она принимает желаемое за действительное?
Не удержавшись, Кристина наклонилась к Майлсу:
– Что-то случилось?
– Вовсе нет, – воскликнул он, очнувшись и отгоняя от себя чувственные помыслы. Затем поднял бокал и, сделав глоток, спросил: – С чего вы взяли?
– У вас такой огорченный вид, – прошептала Кристина и осеклась, заметив выражение насмешливого удивления на его лице.
– Разве? – Майлс поставил бокал и вытащил из кармана пачку сигарет. – Не возражаете, если я закурю? – Кристина покачала головой, и он продолжил: – Боюсь, я не очень голоден.
– Я тоже.
– Это заметно, – пробормотал он, бросив взгляд на ее тарелку. Медальоны из телятины были почти не тронуты.
Майлс посмотрел Кристине прямо в глаза и увидел в них нечто такое, что всколыхнуло его – явный интерес к его персоне. Более того, они горели желанием. Еще в Хэдли-Корте он заметил в них любопытство и затаенную чувственность. Но испытывала ли она то же самое, что и он?
– Когда вы узнаете меня лучше, то обнаружите, что я могу быть откровенным до грубости, но, по крайней мере, вы всегда будете знать, чего от меня можно ожидать, – произнес он без всяких предисловий, абсолютно спокойно. – Давайте не будем вести себя как дети – я говорю о сегодняшней ночи. Мы взрослые люди, и вы знаете так же хорошо, как и я, почему я приехал в Париж. – Протянув руку через стол, Майлс сжал руку Кристины. – Я хочу быть с вами, Кристи, хочу близости с вами. Хотите ли вы того же?
– Да, хочу, – прошептала Кристина.
– Ну что ж, думаю, мы не должны больше мучить себя. Я расплачусь, и мы уйдем отсюда.
Едва они очутились в номере Кристины, как Майлс, захлопнув дверь ногой, резко притянул ее к себе и жадно прильнул губами к ее губам. Объятие его было таким жарким, что он почти вдавил ее в себя, так что она ощутила его наливающуюся желанием плоть. Он провел рукой по ее плечам, спине и ягодицам, и она обвила руками его шею, возвращая ему поцелуи с такой же пылкостью, скользя по его языку своим, чувствуя, как по его телу пробегает дрожь возбуждения.
Кристине показалось, что она растворяется в Майлсе, становится частью его. Она крепко прижалась к нему, боясь, что не удержится на ногах. Тогда он высвободился из ее объятий, поднял на руки и понес в спальню.
Полоска света, падавшего из гостиной, освещала огромную кровать с белевшими простынями. Майлс положил Кристину на постель, снял пиджак, швырнул его на стул и скинул ботинки.
Когда он повернулся к ней, она распахнула ему свои объятия. На лице ее было ожидание. Сердце Майлса заколотилось от предвкушения счастья. Он разул Кристину и лег рядом с ней.
– Кристи, – прошептал он, касаясь губами ее шеи. – Я так хочу тебя, я мечтаю о тебе с того самого вечера, когда увидел на террасе у Ральфа.
– Знаю. Я тоже тосковала по тебе…
Майлс приподнялся на локте, нежно коснулся щеки Кристины и пробормотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54