Мама всегда разрешала ей, Фредерику и Уильяму выпить по маленькому бокалу.
Кроме восхитительной еды и марочных вин, которые, казалось, лились неиссякаемым потоком в Калфер-Хаузе, там было множество других вещей, которые усиливали общее впечатление полнейшего изобилия.
Бесчисленные вазы и чаши с цветами и экзотическими растениями украшали каждую комнату на нижнем этаже; самые последние журналы и газеты, новые романы и другие книги были разложены на больших круглых столах в библиотеке, в кабинете миссис Белл и особенно в маленькой семейной гостиной, где все имели обыкновение собираться по вечерам. Кресла и диваны с горками подушек – соблазнительно мягкие, а на подлокотники были положены пушистые шотландские мохеровые пледы, которые в холодные вечера можно было накинуть на ноги или на плечи.
Как ни была Одра на первых порах удивлена и даже ошеломлена подобной роскошью, собранной в этом доме, постепенно она привыкла к ней. Конечно же, она получала удовольствие от комфорта и изысканной пищи, но не придавала им очень большого значения. Она была счастлива в Калфер-Хаузе потому, что ее хозяева и штат слуг были хорошими людьми, искренне заботившимися друг о друге и взаимном благополучии.
Помимо радостей, которые приносила Одре работа, прошедший год был замечателен и в других отношениях.
Письма, приходящие от братьев, были теперь намного бодрее; они писали в том же оптимистичном ключе, что и самые первые послания. Оба наконец-то нашли хорошую работу в Сиднее. Уильям устроился в отдел распространения в сиднейской газете «Морнинг геральд». Фредерик стал личным секретарем фабриканта, некоего Роланда Матисона, и Одра радовалась за них и гордилась тем, что они сумели справиться и с постигшей их на первых порах неудачей, и с серьезными препятствиями. Сознание того, что они больше не терпят нужды, сделало ее постоянное чувство тоски по ним не таким острым.
К тому же она и Гвен могли теперь проводить вместе много времени. Миссис Белл любезно разрешила ей приглашать Гвен в Калфер-Хауз с ночевкой; а еще Одра ездила в Хорсфорт, чтобы провести свой выходной день с Гвен. Иногда они ездили на трамвае в Лидс, чтобы побродить по магазинам и полюбоваться витринами, так что вскоре она стала вполне прилично ориентироваться в городе. Довольно часто они ходили в кино, а недавно видели первый звуковой фильм «Джазовый певец» с Элем Джолсоном в главной роли.
Июнь был особенно счастливым месяцем для Одры, главным образом, из-за того внимания, с каким все отнеслись к ее двадцатилетию. Как это было непохоже на прошлый год, когда она провела свой день рождения в полном одиночестве. На сей раз открытки от братьев пришли не только вовремя, но даже на два дня раньше. А на третий день в детской было устроено торжество с подарками от Беллов и слуг.
В субботу, на той же неделе, миссис Торнтон и Гвен устроили для нее праздник в Медоу. На лужайке перед домом был накрыт великолепный чай со множеством угощений. Стол под белой скатертью ломился от лакомств: сандвичей с огурцами и помидорами, йоркширского пирога со свининой, бисквита, пропитанного вином, клубники со сливками, а также от больших чайников с горячим чаем. Вдобавок ко всему был торт-мороженое с надписью «С днем рождения, Одра», выведенной розовой сахарной глазурью, и с двадцатью розовыми свечками по краю. От каждого члена семьи Торнтонов Одра получила маленький, но со значением подарок. После чая все отправились в дом потанцевать под новый патефон Гвен. Пластинки были самые что ни на есть модные. Танцевали чарльстон под мелодии «Черного дна», «Неправда ли, она мила» и «Да, сэр, это моя малышка» и медленный фокстрот – под «Голубые небеса» и «Среди моих сувениров». Всем было очень весело в тот вечер.
На праздник пришли Чарли и его братья Джереми и Харри, а также Майк Лесли, его лучший друг и пара приятелей из медицинского колледжа. Чарли не упускал случая оказать Одре знаки внимания, хотя она делала все возможное, чтобы не поощрять его к этому…
Когда в прошлом декабре Одра переехала в Лидс и поселилась у Беллов, она нашла случай поговорить с Гвен о ее брате. В самой тактичной форме она объяснила подруге, что как ни хорош Чарли, он не для нее. Она попросила Гвен больше не обнадеживать Чарли. Гвен сказала, что все понимает, и согласилась не «раздувать пламя». Но Одра заметила обиду в глазах подруги и быстро добавила, что Чарли, как таковой, тут совершенно не виноват – мужчины ее пока не интересуют. Она объявила тогда, причем очень твердым голосом, что не намерена выходить замуж и обзаводиться семьей до тех пор, пока ей не исполнится по крайней мере тридцать.
Гвен с удивлением и скепсисом посмотрела на нее, но от замечаний удержалась. До прошлого месяца, а точнее, до пятого ноября, когда она приехала в Верхний Армли на праздник сжигания на костре чучела – главы «Порохового заговора».
Миссис Белл сказала Одре, что она может пригласить Гвен переночевать в Калфер-Хаузе, так как на следующий день у них обеих был выходной. После праздничного ужина в детской – очередного шедевра миссис Джексон – они, как только стемнело, отправились разжигать костер, который Фиппс, садовник, уже приготовил на площадке в саду. Они веселились вместе со всем семейством, смотрели на фейерверк, размахивали палочками бенгальского огня, принесенными миссис Белл, и ели обжигающие горячие каштаны и запеченную картошку, доставая их из углей костра. А потом они вдвоем отправились в приходской зал Церкви Христа на Ридж-Ройд, где устраивались праздник и танцы по поводу сжигания чучела.
Одра впервые увидела того молодого человека недалеко от толпы, собравшейся вокруг огромного костра.
Он стоял в одиночестве возле крыльца, прислонясь к стене зала, и курил сигарету. С беззаботным видом бросив окурок на землю и раздавив его носком ботинка, он взглянул на суету вокруг костра и, заметив Одру, улыбнулся.
Одра в этот миг тоже посмотрела на него и испытала странное чувство, прежде ей не знакомое. Словно накатила слабость и нечем стало дышать, будто ее ударили.
Лицо молодого человека было хорошо освещено пламенем костра, и она заметила, какой необычной была его внешность.
Темные волосы с треугольным выступом над широким лбом, разделенные пробором, зачесаны на одну сторону. У него были темные брови и светлые глаза. Черты лица – четкие и тонкие. Но по-настоящему поразила ее душевная чистота его облика.
Их глаза встретились. Молодой человек посмотрел на нее пристальным, испытующим взглядом.
Она покраснела до корней волос и быстро отвернулась.
Минуту спустя, когда она и Гвен повернулись, чтобы войти в приходской зал, молодого человека у стены уже не было, и Одра почувствовала разочарование.
Войдя внутрь, она поискала его глазами, но напрасно. Она ждала, что он вернется, но он не приходил, и танцы потеряли для нее всякий интерес. Одра почти неотрывно смотрела на дверь и молилась про себя, чтобы он вернулся. Было в нем что-то такое, что заинтриговало ее.
Хотя Одру несколько раз приглашали танцевать и приглашения принимались, большую часть вечера она просидела на длинной скамье рядом с девушками, оставшимися без кавалеров. Она была вполне удовлетворена ролью наблюдателя, глядя на танцующих, особенно на Гвен, кружившуюся по очереди с местными парнями и, очевидно, получавшую от этого огромное удовольствие. Одра подумала, что ни один из партнеров Гвен не был таким красивым, как темноволосый молодой человек.
Одра почти уже потеряла надежду, что он появится снова, когда вдруг он торопливо вошел в дверь, раскрасневшийся и слегка запыхавшийся, и встал в дальнем конце зала, оглядываясь.
В тот самый момент, когда дирижер оркестра объявил последний вальс, он заметил ее. Его глаза засветились, и он через весь зал направился к ней. Слегка улыбнувшись, он спросил, не согласится ли она потанцевать с ним.
Охваченная внезапной внутренней дрожью, не в состоянии вымолвить ни слова, Одра, кивнув, встала.
Он оказался выше, чем она думала – по меньшей мере около метра восьмидесяти, – с длинными ногами и, несмотря на худощавость и стройность, широкоплечим. В нем была легкость и естественность, мгновенно передавшиеся Одре, а двигался он даже с некоторым щегольством. Он вывел ее на середину зала, умело обхватил руками и, когда оркестр заиграл «Голубой Дунай», закружил в вальсе.
Во время танца он сделал несколько ничего не значащих замечаний, но Одра, лишившаяся дара речи, продолжала молчать, понимая, что ничего связного выговорить не сможет.
– В чем дело, может быть, кошка съела ваш язык? – спросил молодой человек.
Одра лишь прошептала в ответ:
– Нет.
Посмотрев на нее с любопытством, молодой человек нахмурился, но ничего больше не сказал и, по-видимому, погрузился в свои мысли или сосредоточился на танце.
Когда музыка смолкла, он вежливо поблагодарил ее, проводил назад к скамейке и, поклонившись, ушел.
Одра следила за ним глазами, пока он шел к двери. Когда же он исчез в темноте зимней ночи, она стала гадать, кто он и увидит ли она его когда-нибудь снова. Ей так этого хотелось.
Позднее, когда они торопливо шли по Таун-стрит, возвращаясь в Калфер-Хауз, Гвен неожиданно выпалила:
– Должна сказать, что для девушки вроде тебя, утверждающей, что она не интересуется мужчинами, столбняк, в который ты впала, танцуя последний танец с тем парнем, по меньшей мере странен. Одно могу сказать, Одра, он принесет тебе несчастье. Да, точно несчастье, моя милочка.
Испуганная этим заявлением, Одра спросила:
– Как ты можешь такое говорить? Ты ведь совсем не знаешь его.
Гвен со свойственной ей собственнической манерой взяла Одру под руку и сказала:
– По одному его виду можно понять, что это сущий дьявол. Я всегда с подозрением отношусь к красавчикам. С ними нужно быть начеку. Они обычно заканчивают тем, что разбивают сердце какой-нибудь бедняжки, а может быть, даже два или три сердца. Тебе было бы гораздо лучше с кем-нибудь вроде нашего Чарли. Ведь ты знаешь, как он относится к тебе, душенька. И он ничуть не изменился.
Одра не ответила, замечание о молодом человеке вызвало у нее раздражение. Она нашла его безосновательным и в данных обстоятельствах просто нелепым. Даже слишком бесцеремонным, если уж на то пошло. И впервые за все время их дружбы она рассердилась на Гвен. На следующее утро, все еще негодуя, Одра всячески избегала разговоров о прошлом вечере, и они с Гвен больше не говорили о незнакомце.
Но Одра не могла не думать о нем.
Все дни напролет она вспоминала те или иные подробности, связанные с тем вечером, с ним: как он смотрел на нее, пристально и задумчиво, своими зелеными глазами, самыми зелеными из всех, какие она когда-либо видела; бурные чувства, которые он пробудил в ней и которые она раньше считала существующими только в романах, стоящих на полках миссис Белл; невыразимое изящество, с которым он вел ее в танце, и настоящую, классическую красоту его лица, так редко встречающуюся у мужчин.
Теперь, почти два месяца спустя, Одра все еще спрашивала себя: почему она ни разу не столкнулась с ним в Верхнем Армли? Она все время ждала этого и не переставала искать его, бродя по окрестностям с мальчиком, порученным ее заботам. Она была убеждена, что молодой человек был отсюда, потому что говорил он, как местные.
Одра опять вернулась к мыслям о нем, и в ее ушах ясно зазвучал его голос, а перед глазами возникло его лицо. Несмотря на теплое одеяло, ее неожиданно пронизала дрожь, и вся она покрылась гусиной кожей. Одра обхватила руками свое тело, стараясь согреться. И представила его лицо рядом со своим на подушке, пытаясь вообразить, что она будет чувствовать, если он поцелует ее, прикоснется к ней, обнимет ее. С той самой краткой встречи таинственный темноволосый незнакомец превратился в наваждение, вторгаясь в ее мысли в самое неподходящее время.
Одра открыла глаза, желая унять незнакомое ей томление. До того, как она встретила его и танцевала с ним, ей не приходилось испытывать сексуальное влечение, и теперь странные новые чувства смущали, пугали и одновременно возбуждали ее. Она зарылась лицом в подушку, пытаясь отогнать воспоминания, и обнаружила, как это часто случалось с ней в последние недели, что не может забыть его лицо, его необыкновенные глаза. Она знала, что страстно желает его.
Повернувшись на спину, Одра лежала совсем неподвижно, уставившись в потолок широко раскрытыми немигающими глазами, и думала, что будет делать, если так и не встретится с ним. Смятение охватило ее и тут же рассеялось. Одра верила в то, что они обязательно встретятся и узнают друг друга. Очень хорошо. Она чувствовала это всем своим существом.
Грохот в коридоре за дверьми ее спальни нарушил тишину раннего утра.
Одра вздрогнула от неожиданности и, приподняв голову, прислушалась. Раздалось приглушенное восклицание, потом тихое неразборчивое бормотание, а затем топот ног в соседней с ее комнатой детской.
Одра поняла: Кора делает утреннюю уборку. Наверняка горничная уронила ведерко с углем, что было обычным явлением. Бодрая и веселая Коpa оказалась добрейшей души девушкой, но более неловкого человека Одра в своей жизни не встречала. Дня не проходило, чтобы что-нибудь не разбилось, и виновником этого, как ни грустно, всегда была бедная Кора.
Раздался громкий стук в дверь, и появилось сияющее лицо горничной.
– С добрым утром, мисс Одра.
– Доброе утро, Кора, – ответила Одра, приподнявшись на локте и улыбаясь в полутьме.
– Ничего, если я войду, мисс Одра? Разжечь для вас камин?
– Да, конечно.
Пухленькая маленькая Кора, одетая в полосатую розовую утреннюю униформу, крутилась по комнате, как юла. Не долго думая, она вывалила уголь на совок для золы в камин и подбежала к огромному окну.
– Сегодня так холодно, мисс. Арктическая погода, говорит Фиппс. Да-да он говорит, что сегодня такой холод, что у бронзовой обезьяны могут отмерзнуть яйца, вот что он говорит…
– Как ты можешь, Кора!
– Так он мне сказал, мисс.
– Но ты не должна повторять такие вульгарные слова, – мягко упрекнула горничную Одра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54