Ее сходство с отцом было очень велико, и, хотя девушку нельзя было назвать красивой в строгом смысле слова, ее лицо привлекало внимание тонкими чертами и прекрасной кожей, как у Одры. Огромные серые глаза с поволокой достались ей от Лоретт. Кристина унаследовала от Краудеров высокий рост – в ней было пять футов семь дюймов без туфель. Это радовало Одру, до сих пор бесконечно досадовавшую на свой маленький рост.
Кроме привлекательной внешности и бесспорного таланта к живописи, Кристина имела много других достоинств. С этим соглашались все. Пророчества бабушки Краудер, что частная школа и большие планы Одры в отношении дочери ни к чему хорошему не приведут, не сбылись.
Повзрослев, Кристина не стала ни капризной, ни своенравной, ни чванливой; не стала она и отдаляться от родителей, предпочитая им общество друзей по колледжу. Совсем наоборот. Она осталась любящей дочерью, обожавшей Одру и Винсента точно так же, как они обожали ее. Так же, как в детстве, она радовалась возможности побыть с ними, по-прежнему считая их особенными.
Одра Краудер хорошо сделала свое дело.
Она не только обеспечила Кристину всем самым лучшим в пределах своих возможностей, она передала девочке то хорошее, что было в ней самой. Она научила Кристину уважать истинные человеческие ценности, привила ей чувство чести и долга и умение добиваться своей цели. Будучи сама воспитана в благородных традициях, Одра научила дочь думать о других. Но, возможно, самым важным было то, что она передала Кристине еще одно бесценное качество – чувство собственного достоинства. Поэтому, начав самостоятельную жизнь, Кристина чувствовала себя вполне уверенно.
Хотя в отношениях с Винсентом Одра часто становилась замкнутой и не любила проявлять свои чувства, что являлось причиной их разногласий, любовь к ребенку она, не стесняясь, выражала и словами, и ласками. Однако такая безусловная любовь сочеталась с требовательностью, исходящей от обоих родителей. Винсент был очень строг к Кристине, когда она была подростком, особенно в отношении мальчиков.
«Да, она не лишена очарования, – говорила себе Одра, продолжая наблюдать за Кристиной. – Но ее нельзя назвать безупречной, да и кого можно? Кристи унаследовала от Винсента вспыльчивый, даже взрывной характер, расточительность, пристрастие к хорошей одежде и дорогим удовольствиям. Порой она поступает импульсивно. Но назвать ее избалованной нельзя». Сколько раз Элиза говорила: «Вы портите девочку, лучше пожалейте ребенка». Эти слова свекрови явственно звучали в ушах Одры.
– Ты выглядишь озабоченной, мамуля. Что-нибудь не так?
Очнувшись от своих мыслей, Одра села прямо.
– Нет. – Ее губы скривились. – Говоря по правде, я думала о твоей бабушке. Она утверждала, что я строю в отношении тебя слишком далеко идущие планы. И выпендриваюсь… Это было ее любимое выражение для всего, что бы я ни делала, когда ты была маленькой.
– Мне ли этого не знать. Она старомодна и полна классовых предрассудков, бедная бабуля. Но хочет всегда только хорошего, мамочка, и ко мне она очень добра. – Кристина усмехнулась. – Ведь я единственное дитя ее любимого Буревестника.
– Буревестника?
– Да, так она называла папу, когда он родился и был совсем маленьким. Разве она тебе об этом не рассказывала?
– Нет. Мы никогда не были близки с твоей бабушкой, постоянно расходились во взглядах, ее представление о месте женщины в жизни всегда было мне чуждо.
– Что ты имеешь в виду?
– Твоя бабушка считала, что женщина должна находиться… ну, что ли, в подчинении у мужчины. Еще задолго до твоего рождения она пришла в ужас, когда я сказала, что хочу работать медсестрой и чего-то добиться в этом деле. Она заявила, что мой долг – сидеть дома, растить детей, слушаться твоего отца и обслуживать его.
– Вполне могу представить, что бабушка все это говорила. Думаю, она совсем не одобряет мой отъезд в Лондон и поступление в Королевский колледж. Она, по-видимому, считает, что это глупое расточительство. Когда перед отъездом я пришла попрощаться с ней и дедушкой, она все причитала, сколько денег тратится и будет еще тратиться впустую, поскольку я буду вынуждена бросить свою живопись, чтобы выйти замуж и рожать детей, как только встречу первого подходящего молодого человека.
– Как это похоже на Элизу… – Одра вздохнула, помолчала, а затем пристально посмотрела на Кристину своими ярко-синими глазами. – Знаешь, Кристи, я рада, что ты честолюбива, что хочешь сделать свою собственную карьеру и многого добиться в жизни. Ты все это сможешь, это действительно в твоих силах. Нет ничего, чего бы ты не смогла достичь, если будешь достаточно стараться, упорно работать и стремиться к поставленной цели. И никогда, никогда не ставь перед собой никаких ограничений…
Кристина с улыбкой прервала мать:
– Так, как ты меня учила… Да, я очень хорошо помню, что сказал дедушка в том году, в сентябре, когда ты отправляла меня к мисс Мэлор, а бабушка, как обычно, ворчала. Он сказал ей, что ты права, что стремишься к звездам. Он всегда восхищался тобой за это, мамочка.
Зазвонил телефон, и Кристина, повернувшись к маленькому столику, протянула руку к трубке.
– А, привет, папа. Как дела? – Она внимательно слушала, затем взглянула на Одру, кивая и улыбаясь. – Да, папа, понимаю. – Последовала еще одна пауза. – Да, мы перекусили в «Фортнуме», а потом провели весь день в Галерее Тейт, смотрели художников школы Тренера. – Кристина рассмеялась в ответ на какое-то отцовское замечание, затем сказала: – Сейчас позову маму.
Одра поднялась и, подойдя к телефону, взяла у дочери трубку.
– Хелло, Винсент. У тебя все в порядке?
Кристина выскользнула из комнаты, улыбаясь своим мыслям. Она пересекла маленький холл и вошла в кухню, примыкавшую к гостиной. Поставив на газ чайник, она взяла из холодильника зелень и помидоры и начала их мыть.
Несколько минут спустя Одра присоединилась к ней.
– Давай помогу, – предложила она.
– Да тут немного работы. – Кристина посмотрела на мать через плечо и заметила: – Честное слово, папа волнуется по всяким пустякам. Каждый раз он мне напоминает, чтобы я была осторожной. «Подумай хорошенько, дорогая, подумай…» Не знаю, что с ним случилось в последнее время.
– Полагаю, ты для него все еще его маленькая девочка, и он боится, что за тобой некому присмотреть.
– М-м-м… – только и могла откомментировать Кристина замечание Одры, снимая кожуру с помидора. – Ей-богу, мам, тебя ожидает огромный телефонный счет по приезде домой, – захихикала она. – Папа с него не слезал всю неделю. – В ее глазах забегал озорной огонек. – Думаю, он опять принялся за тобой ухаживать.
– Не говори ерунды! – воскликнула Одра.
В тот вечер Кристина повела Одру в театр посмотреть игру ее любимых актеров – Вивьен Ли и Лоуренса Оливье, занятых в пьесах «Цезарь и Клеопатра» Бернарда Шоу и «Антоний и Клеопатра» Шекспира. Пьесы эти шли одна за другой два вечера подряд в рамках фестиваля британского театрального искусства. Такой сюрприз приготовила Кристина своей матери.
Одра знала, что они идут в театр, но не имела понятия на что и, конечно же, пришла в восторг, когда уже в автобусе Кристина сообщила ей, куда именно они отправились.
– Бессмысленно смотреть одну пьесу без другой, поэтому я взяла билеты на оба вечера, так что, мам, завтра мы пойдем в театр снова.
– Ох, как ты расточительна, дорогая, точно как твой папа, – пожурила дочь Одра, но лицо ее сияло.
– Это будет прекрасный вечер. Мы его запомним надолго, – заметила Кристина, радуясь тому, что может сделать что-то приятное для своей матери.
Одру не покидало радостное волнение, когда они усаживались на свои места в зале. Сжав руку дочери, она прошептала:
– Спасибо, Кристи, за такое удовольствие… Я никогда этого не забуду.
Прежде чем они сумели это осознать, вторая неделя пребывания Одры в Лондоне подошла к концу.
Это было чудесное время для них обеих. Мало того что Кристина устроилась в маленькой квартирке, прежде чем приступить к занятиям в Королевском колледже, мать и дочь смогли провести вместе немало счастливых дней. Они еще несколько раз побывали в театре, а также сходил в кино, посетили музеи и множество картинных галерей – не пропустив ни одной, куда удавалось попасть.
При отъезде из Лидса Винсент дал Одре немного денег, наказав, чтобы они с Кристиной пообедали где-нибудь за его счет. Так они и сделали, заказав столик в маленьком бистро под названием «У Жака». Но бывали дни, когда они почти безвылазно хозяйничали в маленькой квартирке и выходили лишь погулять по Грин-парку и Мэллу или разглядывали витрины на Бонд-стрит и листали книги в «Хэтчарде» – любимом книжном магазине Одры. Мать и дочь ценили каждую проведенную вместе минуту, и Одра никогда не забудет этих двух недель.
– Мое пребывание в Лондоне было чудом, – сказала Одра, когда они садились в такси, чтобы ехать на вокзал Кингз-Кросс – это было в пятницу утром.
– И для меня тоже, мамочка. – Кристина вдруг замолчала. Она поняла, как сильно будет скучать по матери, и вместе с этим пришло осознание того, что начиная с этого дня, ей предстоит жить одной.
Перед тем как Одра села в поезд, Кристина, обнимая ее, произнесла дрожащим голосом:
– Я никогда не смогу отблагодарить и отплатить тебе за все, что ты для меня сделала, мамуля. Ты самая лучшая, самая удивительная мать в мире.
Одра с удивлением посмотрела на Кристину.
– Но я только выполнила свой долг, – сказала она.
Одра просила Винсента не встречать ее на вокзале в Лидсе и, будучи, как всегда, экономной, доехала до Верхнего Армли на трамвае.
Ее неприятно поразила тишина, царившая в доме. Поставив чемодан в холле и сняв шляпу, Одра почувствовала, как слезы, подавляемые ею в течение дня, застилают глаза. «Солнечный свет ушел из моей жизни», – думала она, шаря в кармане в поисках платка. Винсент, вернувшись в тот вечер с работы, тоже тяжело переносил отсутствие Кристины. Но, видя, как грустна Одра, не стал говорить об этом. Он болтал, пытаясь разговорить ее, заставить рассказать о поездке подробнее, надеясь, что отвлечет жену. И на какое-то время это подействовало.
Но после ужина, когда они пили кофе перед камином, Одра ушла в себя. Винсент тоже задумался, так они и сидели молча. Винсент понимал, что должен поговорить с женой о своих чувствах. Взглянув на нее, он пробормотал:
– Как странно, что с нами нет Кристи, правда? Стало так тихо.
– Да.
Винсент вздохнул.
– Она уехала от нас, дорогая. Не думаю, что она когда-нибудь вернется сюда, я имею в виду, чтобы жить.
– Я и не хочу, чтобы Кристи возвращалась, Винсент, – нахмурилась Одра. – Если бы это произошло, то для чего нужны были все наши усилия?
– Да, это так. Когда она только что родилась, ты сказала в больнице святой Марии, что дашь ей блестящее будущее, и ты это сделала!
Винсент молча потягивал кофе, затем вынул пачку сигарет. Несколько минут он вертел ее в руках, потом положил на кофейный столик и устремил взгляд на Одру.
– Мы много пережили, дорогая, ты и я.
– Да. – Одра посмотрела в глаза мужу, и ей пришла в голову странная мысль. – Я думаю, что нам было послано испытание, – проговорила она.
Винсент не отводил взгляда.
– Но мы его выдержали. Выдержали, ведь правда?
Винсент кивнул и откашлялся.
– Я подумал, что, может быть, ты захочешь поехать со мной в следующий уик-энд… теперь когда мы одни, мы вполне можем это сделать, разве не так?
Одра застыла в изумлении.
– Куда? Куда мы можем поехать?
– Скажем, в бухту Робин Гуда?
– Зачем?
– Мы провели там наш медовый месяц. – Винсент остановился и глубоко вздохнул. – Ведь еще не поздно, Одра? Разве не можем мы повторить все снова, как будто это только начало?
– Может быть, – сказала она.
33
Хотя Кристина и скучала по родителям и по дому, она быстро приспособилась к новой независимой жизни. Лондон, шумный и оживленный, полный соблазнов большого города, восхищал ее. Но помня о том, каких трудов стоило Одре дать ей возможность учиться, работала.
Кристина совсем не хотела сбиться с пути, забросить занятия и тем принести горькое разочарование матери. Не говоря о том, что любовь к труду и честолюбие были свойственны ей от природы.
Приступив в сентябре к занятиям в Королевском художественном колледже искусств в Кенсингтоне, она с самого первого дня сочла их интересными и позволяющими проявить и развить талант. Она с энтузиазмом окунулась в работу.
Как раз в это время, в начале пятидесятых, колледж стал приобретать славу Мекки искусств, привлекавшей художников со всего света. В его стенах собралось много одаренных людей – преподавателей и студентов, причем на всех отделениях: от портретной и ландшафтной живописи и скульптуры до росписи тканей, моделирования одежды и оформления сцены.
Еще за несколько месяцев до этого, когда при поступлении в колледж Кристина представила свои лучшие работы, прошла собеседование и была принята, преподаватели оценили ее одаренность в пейзажной живописи. С самого детства Кристина видела во всем, что ее окружало, многообразные световые гаммы. Ее картины, казалось, пронизаны светом, был ли это золотой свет солнечного летнего дня, или холодный свинцово-серый свет йоркширского зимнего штормящего моря, или весенний свет северной долины. Вскоре Кристина стала любимицей преподавателей, которые считали ее идеальной студенткой.
Открытость, общительность и добрый нрав снискали ей популярность среди сверстников, и через пару недель у нее уже было много друзей, но настоящей подругой, которую она выделяла среди всех и к которой ее тянуло больше, чем к кому-нибудь другому, была девушка одного с ней возраста по имени Джейн Седжвик.
Жизнерадостная и добродушная, Джейн напоминала порывистого мальчишку-сорванца. Ее милое лицо, льняные волосы и глаза цвета анютиных глазок делали ее одной из самых обворожительных девушек, когда-либо встречавшихся Кристине.
Она полностью покорила ее сердце в один из сентябрьских дней, когда они вместе рисовали в большой мастерской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54