Ребекка улыбалась, и слезы оставляли след на ее щеках. В целом новая обстановка показалась младенцу отнюдь не такой плохой, как вначале. Его глаза-щелки постепенно сомкнулись.
В день, когда в Стэдвелле появился на свет наследник, колокола деревенской церкви звонили целый час. Звоном колоколов отметили и день его крещения, который виконт объявил нерабочим для своих батраков. Большинство его арендаторов также взяли выходной. Всех позвали после церковной службы посетить Стэдвелл и отведать там бесплатного угощения с выпивкой, которое подавали на установленных на террасе длинных столах. Все семьи более высокого социального положения были приглашены отпраздновать это событие в самом особняке. По этому случаю в Стэдвелл приехали граф и графиня Хартингтон со своей дочерью, родившейся за три месяца до появления на свет внука.
* * *
Через два месяца после рождения их сына Дэвид решил, что все обстоит очень хорошо. Он вернулся в Англию немногим менее года назад. Тогда его одновременно вдохновляла надежда и мучил страх. Дэвид надеялся все забыть, найти исцеление, начать новую, осмысленную жизнь. Он боялся столкнуться лицом к лицу с Ребеккой и увидеть, как страдает она по его вине. Он страшился встретиться с Ребеккой, зная, что убил ее мужа, ее ненаглядного Джулиана. А потом, когда все же встретился с ней, то ощутил весь груз ответственности за нее и мечтал о том, чтобы найти способ, который помог бы ей вновь обрести будущее.
Трудно поверить, что все это было менее года назад. Все вышло просто замечательно – за редким исключением. Его дом по-прежнему выглядел обветшалым, хотя и смотрелся теперь солиднее, нежели раньше, благодаря новой драпировке и проведенной в нем генеральной уборке. К тому же теперь сразу было ясно, что он обитаем. Между Дэвидом и Ребеккой все еще сохранялись барьеры, которым суждено было остаться навсегда. Дэвид понял, что нельзя надеяться на процветание брака, если один из партнеров вынужден оберегать от другого какую-то мрачную тайну. И существовал постоянный страх – да, Дэвид боялся! – что вновь появится Джордж Шерер со сноей странной ненавистью и хитроумными намеками. И разумеется, никуда не делись кошмарные сны. Теперь они, однако, редко содержали сцену стрельбы, почти всегда в них Джулиан разговаривал с Дэвидом.
Конечно же, были и отрицательные моменты, способные омрачить его жизнь, если только он начинал размышлять о них, что он и делал чаще, чем ему хотелось бы. Но было и счастье. Первый год, проведенный им дома, принес Дэвиду гораздо большее умиротворение, чем он мечтал, возвращаясь в Англию.
Ребекка, думал Дэвид, преодолела свое самое тяжелое горе и теперь почти счастлива. Но в отношении Ребекки никогда ни в чем нельзя быть до конца уверенным. Ее спокойствие, выдержка, послушание могли маскировать и счастье, и его отсутствие. Но он прожил с ней почти год и мог быть доволен.
Ребекка возобновила свою деятельность в доме и далеко за его пределами. Дважды в неделю она заглядывала в школу. Присутствовала на заседаниях комитетов. Начала подготовку к главному пикнику, званому обеду и балу, которые намечались на лето. В них предполагалось участие (как это было в день крещения Чарльза) всех жителей округи – и из высших, и из низших слоев общества. Ребекка пригласила из Лондона портниху с условием, что та поселится в деревне и наймет трех или четырех местных девушек, которых станет обучать своему делу. Ребекка была убеждена, что в окрестностях найдется достаточно заказчиков, чтобы обеспечить работой действительно хорошую швею и нескольких ее помощниц. В результате еще трем-четырем девушкам не придется уезжать в один из промышленных городов.
Но больше всего ее удовлетворяло обретенное материнство. Любовь к Чарльзу полностью поглотила ее. Дэвид считал, что если бы он ничего другого не сделал для жены, то уже этого одного было бы достаточно. Он дал ей возможность иметь собственного ребенка и в полной мере ощутить себя женщиной. Он даровал ей существо, на которое она может изливать всю свою любовь, дремавшую в ней более двух лет.
Дэвид заметил, что Ребекка смутилась, когда он в первый раз зашел в детскую комнату, где она кормила младенца грудью, тихонечко ему напевая и одной ногой приводя в движение кресло-качалку. Но он все же остановился и посмотрел на нее – этакий одинокий зритель, держащийся несколько в стороне, отчужденный от их любви, но тем не менее согреваемый ею, ибо именно он породил это чувство. Он подарил ей ребенка.
Дэвид часто возвращался в детскую, пока Ребекка не привыкла к его присутствию и не научилась не чувствовать себя при этом скованно. Ему нравилось наблюдать за тем, как жадно сосет мальчик ее грудь, надавливая сжатым кулачком на ее мягкое, теплое тело. Ему нравилось смотреть на ее руки, покачивающие ребенка, и полные любви глаза.
Он с радостью смотрел на свою маленькую вселенную, уместившуюся в кресле-качалке. На созданный им, Дэвидом, покой и уют. На жену. На ребенка.
Ребекка не пыталась выставлять мужа из спальни, хотя в глубине души он этого опасался. Ведь в конце концов она его не любит. Он боялся, что с рождением младенца он, Дэвид, перестанет что-нибудь для нее значить. Но этого не случилось. И конечно, не могло случиться. Особенно с Ребеккой. Ребекка неизменно поступает правильно. Он ее муж и глава семьи. Без него семья просто невозможна. Но ему нравилось думать, что Ребеккой двигает не только чувство долга.
Она часто передавала ему младенца, когда тот, насытившись, засыпал. Дэвид продолжал приходить в детскую – хотя бы ради таких минут. Для этого была еще одна причина. Там, в этой комнате, они были единой семьей. Все трое. Там он мог каким-то образом оградить их всех от окружающего мира. От мира, который мог им угрожать. Ибо мир этот хранил тайну, которая уничтожила бы все, стань она известна Ребекке.
– У него будут твои волосы, – сказал однажды Дэвид, держа младенца на руках. – Если, конечно, он когда-нибудь решит их отпустить.
– Мой любимый златокудрый мальчик, – сказала Ребекка, осторожно поглаживая мягкие, почти незаметные волосики на нижней части его затылка. – А глаза у него будут синие. Такие же красивые, как у его отца.
Дэвиду хотелось верить, что прозвучавшая в ее голосе нежность предназначалась не только ребенку, но и мужу.
Через два месяца она оправилась от родов. А Дэвид все еще делил с нею постель. Он не занимался с ней любовью вот уже почти год. В их отношениях секс присутствовал лишь три первые ночи, это было всего шесть раз. Он не знал, что же случится по окончании двух месяцев. Дэвид жаждал ее, но приходил в ужас от приближения момента, когда нужно будет принять решение.
И решение должен будет принять он. Ребекка выполнит свой долг. Но не станет ли она вести себя так же пассивно, так же стоически спокойно, как это было в их первую брачную ночь и в последующие две?
Ничего большего он от нее ждать не мог.
И это все, что он хотел от брака?
Каким же глупцом он был!
Иногда Дэвид вспоминал слова отца, сказанные ему в день, когда он и Ребекка объявили о своей помолвке;
«Ты не будешь счастлив с Ребеккой… Тебе нужно больше, чем она сможет дать». Дэвид не хотел помнить это предупреждение. Все идет хорошо. Он почти счастлив. Она почти счастлива.
Но Дэвид не представлял себе, на что он может надеяться по истечении двух месяцев.
* * *
Они стояли вдвоем в саду. В центре увитой розами беседки. Точнее, в центре того, что будет беседкой из роз в следующем году. В этом году здесь были молодая живая изгородь и шпалеры – пока без роз – для образующей вход арки, фонтан без воды и розовые кусты без цветов.
Но в будущем году розы расцветут.
В будущем году…
«Как приятно, – подумала Ребекка, – иметь возможность заглянуть в будущее. В будущем году здесь будет ковылять Чарльз, несомненно, попадая всем под ноги и всячески озоруя». Она не думала, что ей удастся удержать его вместе с няней в детской комнате. Она хотела бы посвятить каждое мгновение воспитанию своего чудо-ребенка. Возможно, ее единственного ребенка.
– Ну и что ты думаешь? – спросил Дэвид. – Оцениваешь все слегка мрачновато?
– О нет, – ответила она. – Вспомни хотя бы, что здесь было, когда прошлым летом мы приехали в Стэдвелл. Излишне разросшиеся деревья, которые заслоняли окна. А теперь здесь заложена беседка с оградой из роз. Я так рада, Дэвид, что ты решил и в этом году нанять тех же самых парней. Им бы не понравилась городская жизнь.
– Когда розы зацветут, – заметил Дэвид, – здесь будет очень красиво. Это твой уголок сада.
– Когда розы зацветут… – повторила она. – Ты произнес те же самые слова в прошлом году. Помнишь?
«Когда розы вновь расцветут, – сказал он тогда, – ты будешь хозяйкой в собственном доме, Ребекка. Ты сможешь жить новой, осмысленной жизнью. У тебя будет чем заменить печаль и пустоту».
– Да, – согласился он. – Они фактически не зацвели. Пока… Но они зацветут в будущем году. Я обещал тебе новую жизнь и ее новый смысл. Мои слова подтвердились? – Его голос прозвучал довольно жестко.
– Здесь нужно было так много сделать, – промолвила она. – Да и сейчас осталось немало. Мне кажется, что мы внесли нечто новое в жизнь некоторых людей, Дэвид. И, как ты обещал, у меня уже нет чувства, будто я не принадлежу к этой жизни или не играю в ней какой-то осмысленной роли. И к тому же у меня есть Чарльз.
– Ты счастлива? – спросил он. – Довольна?
Довольна? Да, подумала Ребекка. Счастлива? Была ли она счастлива? Порой, когда она не задумывалась всерьез над таким вопросом, она и вправду чувствовала себя счастливой. Хотя, быть может, это ей только казалось. После смерти Джулиана она убедила себя, что никогда не сумеет снова стать счастливой. Слишком многое ей приходилось держать где-то в глубинах сознания. Она никогда не сможет освободиться от напряжения и почувствовать себя полностью счастливой. Ведь есть еще Флора и Ричард. Она заметила их обоих на крещении Кэти, и ей было приятно обнаружить, что новый арендатор ее брата проявляет некоторый интерес к Флоре. Есть еще леди Шерер и вся та тайна, которая окружает неизвестную Ребекке часть жизни Дэвида. Да и Джулиана… В том случае, конечно, если тайна действительно существует, Ребекка решила не задумываться над этим.
– Да, Дэвид, – спокойно сказала она, полностью осознавая, что непонятно, на какую часть вопроса она отвечает. Да она и сама этого фактически не знала.
– Ты сегодня утром беседовала с врачом? – спросил Дэвид.
– Да.
– Все хорошо? С Чарльзом? С тобой?
– Чарльз ревел от учиненного над ним насилия, – сказала она. – Ему отнюдь не понравилось, что его разбудили. Да, мы оба в порядке. – Ребекка вздохнула и сорвала с живой изгороди необрезанный лист.
Наступило молчание, и Ребекке показалось, что не только она испытывает некоторую напряженность. Она боялась взглянуть на Дэвида.
– Ребекка, – сказал он, – мы всегда исходили из того, что наш брак – настоящий. Ведь это так? Мы согласились с тем, что от неполных супружеских отношений между нами просто не будет никакого толку.
Дэвид с самого начала предлагал именно это. Он был прав. Она почувствовала это после свадьбы, когда он стал спать в другой комнате. Еще до того, как она осознала, что беременна.
– Да, – согласилась она.
– Я хотел бы, чтобы между нами опять восстановились полноценные супружеские отношения, – произнес он. – Если ты, конечно, сможешь это выдержать.
Она наконец взглянула на него.
– Я – твоя жена, – сказала Ребекка. – У меня нет права отказывать тебе, Дэвид. Это ты…
– Мне не нравится, когда меня обслуживают лишь из чувства долга, – заявил он. – Во всяком случае, Ребекка, я не хотел бы, чтобы так поступала моя жена.
Ребекка подумала, что сейчас в ней не просто говорит чувство долга. Возможно, так было вначале… Но теперь она испытывала нечто большее… Она вспомнила, как хотела Дэвида, когда он перестал приходить к ней в постель, и ей стало немножко стыдно за это. Вспомнила, как во время беременности и после нее она попадала во все большую зависимость от его присутствия в постели. Как она хочет сейчас, чтобы он прикоснулся к ней, чтобы…
Когда она была с Джулианом, то всегда ненавидела интимную сторону брака. И все же беспредельно любила мужа. Она не понимала, почему теперь ей кажется столь важным полностью восстановить супружеские отношения и если нет любви, то добиться хотя бы нормальной физической близости.
– Мне не надо, чтобы ради этого тебе пришлось напрягать всю свою силу воли.
– Я хочу быть твоей женой, Дэвид, – промолвила она. По его глазам было ясно: ему трудно понять, что ею движет сейчас – чувство долга или желание. Но Ребекка была не в силах сказать ему что-нибудь более определенное, коль скоро речь зашла о подобных проблемах. Она бы сгорела со стыда…
– Ну тогда все прекрасно, – подвел итог Дэвид
Глава 18
Ребекка вскармливала Чарльза грудью. Иногда он спал ночь напролет. Будто бы знал, что теперь наступает очередь отца быть возмутителем спокойствия.
Дэвид ждал, стоя у окна их спальни, как в самую первую брачную ночь. Как и тогда, его захлестывала волна ожиданий и опасений. Ведь реакцию Ребекки не предскажешь. Но Дэвид знал, что их брак должен стать полноценным, иначе он попросту бесполезен.
Как и в первую ночь, Ребекка тихо вошла в спальню, прикрыв дверь в туалетную комнату, и остановилась, не зная, как быть дальше. Как и тогда, Дэвид подошел к ней.
– Я собираюсь научить моего сына, как следует вести себя за столом. Он сосет громко и жадно.
– Лишь в самом начале, – возразила она. – Как только он понимает, что никто не собирается отнять у него еду, то успокаивается и начинает гораздо изящнее наслаждаться ею.
– Похоже, он собирается потолстеть.
– Он был толстым, уже когда родился, – улыбнулась она.
Дэвиду нравилась ее улыбка. А теперь жена улыбалась значительно чаще, чем на первых порах. И в данный момент он был рад, что Ребекка улыбнулась. Это означало, что она в какой-то мере расслабилась. Похоже, все идет, как в их первую супружескую ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57