Она ненавидела это беспокойство.
Ребекка твердо решила, что никакой любовной связи, вероятно, не было, и они оба – Дэвид и сэр Джордж Шерер – рассказали правду. Во всяком случае, как они ее запомнили после всей порожденной боем сумятицы. Никакой неловкости между Дэвидом и леди Шерер в тот вечер не возникло. Быть может, была некоторая обоюдная сдержанность. А сэр Джордж не испытывает ненависти ни к своей жене, ни тем более к Дэвиду. Наоборот, он благодарен Дэвиду за то, что тот спас ему жизнь. И потом – Шерер постоянно называл свою жену «моя любовь».
Так оно и есть. В этом вся правда. Не было никогда ни секретов, ни каких-то недомолвок.
Но подчинить себе разум не так легко, как желание. «Что же на самом деле случилось на Китспуре?» – недоумевала Ребекка, тщетно пытаясь вновь погрузиться в сон и забытье.
Была ли в конце концов какая-то трехсторонняя связь между Дэвидом, Джулианом и сэром Джорджем Шерером? Эта последняя посетившая ее мысль была самой фантастической из всех пришедших ей в голову и имела под собой меньше всего оснований. Но эта мысль больше всех пугала Ребекку по причинам, до которых она пока не могла докопаться.
На следующее утро Ребекка была не в духе. От недосыпания у нее болела голова, и она чувствовала себя настолько подавленной, что ей оказалось трудно с обычной для нее бодростью поприветствовать зашедшего к ней после завтрака Дэвида и заверить его, что она хорошо провела ночь и чувствует себя отлично.
Дэвид внимательно посмотрел на нее.
– Ты бледная, – сказал он.
– Да, это так, – согласилась она. – Я мало спала, Дэвид. В середине ночи я проснулась и больше не смогла уснуть.
– Тогда ты должна поспать сегодня утром, – сказал он. – Я предупрежу Луизу, чтобы она пришла к тебе не слишком рано.
Ребекка понимала, что говорить ему о том, с каким нетерпением она всегда ждет Луизу, – дело заведомо бесполезное. К тому же она не могла сказать Дэвиду, что сегодня особенно нуждается в разговоре с графиней, чтобы хоть как-то отвлечься. Ребекка знала, что, когда у Дэвида появляется такое, как сейчас, выражение лица, спорить с ним просто нельзя.
– Ладно, – произнесла она наконец. – Я постараюсь заснуть, Дэвид.
– Но ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? – Он задумчиво посмотрел на жену.
Она кивнула и закрыла глаза.
– Я все еще чувствую себя немножко усталой. По твоему настоянию предаюсь лени.
«Глядя на него, – думала она, не открывая глаз, – невозможно поверить в то, что он способен на такие грехи. Невозможно поверить, что он был способен наградить Флору ребенком, а потом бездушно отказаться жениться на ней. Невозможно поверить и в то, что он мог вступить в любовную связь с женой другого мужчины».
Он всегда выглядел таким респектабельным.
Но, возможно, Дэвид и не был повинен в последнем грехе. У нее не было никаких доказательств, кроме подсознательного чувства, что она права.
На этом Ребекка заснула.
Она проснулась через некоторое время в пустой комнате, вся в поту, охваченная паникой. Ребекка продолжала лежать очень спокойно с закрытыми глазами, пока вновь не почувствовала боль и какое-то давление – и то, и другое было едва осязаемо. Может быть, они были лишь плодом воображения или фрагментами сновидения. Она опять полежала спокойно, боясь подвинуться даже для того, чтобы высвободить затекшую ногу. Она попыталась расслабиться и равномерно дышать. Попыталась заснуть.
Следующий приступ боли стал спадать, когда в комнату вошла Луиза – как всегда яркая и веселая, вооруженная вышивками, вязанием и темами для беседы.
Она бросила свои пожитки на соседнее кресло и поспешила к кровати.
– Что случилось, Ребекка?
– Позовите Дэвида. – Ребекка оперлась ладонями о матрац и попыталась сохранить логичность мышления. Ей это никак не удавалось. – Позовите Дэвида, – причитала она. – Позовите Дэвида.
Для уже изрядно потяжелевшей женщины Луиза двигалась проворно. Она исчезла одновременно с тем, как Ребекка шумно вобрала в легкие воздух, а ее расширившиеся глаза как бы заглянули в ад.
Дэвид вбежал в спальню не больше чем через одну-две минуты.
– Ребекка? – сказал он. – Случилось что-нибудь неприятное?
Когда он подошел к ее кровати, Ребекка не заметила ни бледности, покрывавшей его лицо, ни резкости его голоса. Она вцепилась в него, ужасно стеная, полностью потеряв над собой контроль.
– Держи меня.
Он опустился коленями на кровать и крепко обнял Ребекку.
– Я не хочу потерять ребенка! – кричала она, прижавшись к его манишке. – Я не хочу его потерять!
– У тебя боли?
– Да, – ответила она. – Мне кажется… Я не знаю… О, пожалуйста, держи меня… – Ее сознание затуманилось настолько, что она уже не стеснялась своих рыданий и потоков слез. Ребекка крепко прильнула к Дэвиду, словно пытаясь в поисках безопасности пробраться внутрь него.
Он опустил ее на постель, и Ребекка вновь приняла лежачее положение. Ее голова покоилась на руке Дэвида. Муж крепко обнимал Ребекку и плакал вместе с ней. Она улавливала это дальними уголками своего сознания.
Каким-то образом ему удалось пробраться к ней под простыню и натянуть на нее вплоть до ушей одеяло. Ребекка оказалась запеленутой, как в кокон, в теплоту и почувствовала, что истерика идет на спад. Рядом с ним она постепенно расслабилась.
– А теперь боли есть? – спросил ее Дэвид через несколько минут.
– Нет.
Он поглаживал ее спину вверх и вниз, совершая медленные круговые движения, чтобы она могла еще больше расслабиться под задаваемый им ритм. Ребекка начала понимать, что Дэвид лежит с ней полностью одетый в постели, – своей голой ногой она смогла почувствовать, что он даже не снял ботинки, – лежит, плотно прижимая ее к себе и через ночную сорочку массируя ей спину. Он делал сейчас именно то, о чем она мечтала все эти месяцы. И это было даже чудеснее, чем она представляла себе.
«Он утихомирил мои боли, – подумала она. – Как только он пришел, они прекратились». С некоторым удивлением она вспомнила, что Дэвид плакал вместе с ней. Видимо, ему, решила она, их ребенок так же дорог, как и ей. И конечно же, она значит для него все же больше, чем деловой партнер и почти друг. Он мог бы просто послать за врачом и держать ее за руку, пока тот не придет. Он мог попросить Луизу вернуться к ней в спальню. А вместо этого он лег с ней в постель – в одежде и даже в обуви – и обнимал ее, потому что она попросила его об этом.
«Очень скоро, – подумала Ребекка сквозь дремоту, – я стану осуждать себя за то, что проявила так мало выдержки. Скоро я стану стесняться того, что показала Дэвиду, что он мне нужен, и даже послала за ним Луизу». Но пока до этого не дошло. Если бы Ребекка сейчас испытала подобные чувства, то ей пришлось бы отодвинуться от мужа, убедить его, что она уже полностью оправилась, и сказать: «Весьма тебе благодарна». «Но я еще не хочу чувствовать себя полностью оправившейся», – решила Ребекка.
Имеет ли, однако, какое-нибудь значение то, что она для Дэвида больше, чем просто друг? Хочет ли она быть ему больше, чем другом, если знает о нем так много непривлекательных вещей? А если она полюбила… Но Ребекка отказывалась, решительно отказывалась думать именно в этот момент о столь щепетильных вещах.
– М-м-м… – сонно промурлыкала она, уткнувшись лицом в сорочку мужа, а Дэвид тем временем, успокаивая ее боль, поглаживал ей поясницу.
Дэвид подождал, пока Ребекка погрузится в глубокий сон, затем высвободился, медленно и осторожно встал с постели и вышел из комнаты. Как он и предполагал, отец и Луиза ждали в коридоре. До его появления Луиза плакала. Дэвид внезапно осознал, что, вероятно, на его лице тоже еще заметны следы слез и что он, должно быть, выглядит ужасно растрепанным. Но это его мало заботило.
– Она спит, – сказал Дэвид. – Думаю, что это, возможно, была ложная тревога. Или, быть может, все началось? Я очень мало смыслю в этих вещах. У меня никогда не было повода обсуждать их… В последнее время.
– Где ближе всего графин с бренди? В гостиной? – резко спросил отец. – Тогда, сын, идем туда безотлагательно. Думаю, что такое расстояние ты сможешь преодолеть.
– Я скажу горничной Ребекки, чтобы она пошла посидеть с ней, пока та не проснется, – спокойно сказала Луиза. – Мы, Дэвид, завтра собирались вернуться домой. Но Уильям согласился со мной, что нам пока следует остаться. Возможно, как вы и предлагали, мы проведем здесь Рождество.
– Надеюсь, что у нас будет какой-нибудь повод, чтобы его отметить.
– Будет повод или нет, – сказала Луиза, взяв Дэвида за руку и пожав ее, – я все равно думаю, что мы нужны здесь, Дэвид. Вам обоим. И в конце концов какое имеет значение, где мы с Уильямом проведем Рождество. Мы все вместе – и это важнее всего.
Дэвиду внезапно стало стыдно за то, что в свое время он отнесся с недоверием к мотивам, толкнувшим Луизу на замужество с графом. Их явное, несмотря на разницу в возрасте, влечение друг к другу выявило всю пустоту его собственного брака. Его интересовало, заметили ли они, что у него с Ребеккой почти отчужденные отношения, хотя до откровенной вражды пока не дошло? Да разве можно это не заметить? Молчание, которое хранил его отец в отношении данной проблемы, было достаточным доказательством того, что его давнее беспокойство не лишено оснований.
«Но Ребекка нуждается во мне, – думал Дэвид. – В те несколько минут, когда ее охватила паника, я ей был нужен, и она спешно послала за мной Луизу». Он вспомнил, как тогда Луиза, даже не постучавшись в дверь, ворвалась к нему в кабинет, где он обсуждал с Квигли финансовые вопросы.
Вплоть до того момента, когда Ребекка с округлившимися от ужаса глазами прильнула к нему и потребовала, чтобы он держал ее, Дэвид даже полностью не осознавал, что всегда отчаянно желал, чтобы она нуждалась в нем. Ее паника вызвала у него ответную реакцию, и в течение нескольких минут он сам испытывал боли и плакал. Но ощущение того, что он нужен, что Ребекка вновь в его объятиях, причинило ему боль совсем иного рода. Он мог бы вечно держать Ребекку в объятиях. И лишь осознание, что отец и Луиза ждут и волнуются, заставило Дэвида неохотно покинуть ее постель, как только жена заснула.
Даже через толстую ткань пиджака и брюк он почувствовал, что живот супруги слегка увеличился. При воспоминании об испытанных им в кровати Ребекки чувствах Дэвид вновь ощутил боль в горле, когда брал из рук отца бокал бренди. С некоторым удивлением взглянув на свои руки, Дэвид заметил, что они дрожат. Луиза ушла, чтобы дать указания горничной Ребекки.
– Выпей, прежде чем опозорить свое мужское достоинство и упасть в обморок, – грубовато сказал граф. Дэвид выпил.
– Когда ко мне пришли и сообщили о твоем рождении, – продолжал отец, – я упал в обморок. Я был, однако, слишком ошеломлен, чтобы упасть в обморок, когда твоя мать умерла при родах твоей сестры. Будь благодарен, Дэвид, хотя бы тому, что у тебя нет причин испытывать подобное ошеломление. Надежда все еще существует. И при нынешнем положении Ребекка выживет, даже если умрет ребенок.
Дэвид разболтал в бокале остатки бренди и осушил одним глотком.
– Я сейчас просто в ужасе, – совершенно неожиданно для Дэвида пробормотал отец.
Дэвид наблюдал, как тот выпил свой бокал бренди, и спокойно улыбнулся.
– Я очень эгоистичен, – сказал Дэвид. – Все эти недели я вел себя так, будто бы я один жду рождения ребенка. Ты простишь меня, папа?
– Ты, должно быть, ей нужен, – сказал граф, поджав губы и держась так, будто бы он только что сам на какое-то мгновение не проявил слабость. – Если она таким манером послала за тобой – Луиза рассказала, что Ребекка была в состоянии лишь вновь и вновь просить сбегать за тобой, – значит, она нуждается в тебе. А это, мой сын, уже кое-что. Это кое-что…
– Да, – согласился Дэвид, все еще боясь в это поверить. Но его размышления прервал приехавший врач. Дэвид, направляясь к Ребекке, на бегу успел попросить, чтобы вызвали врача, и отец за ним послал. И вот доктор уже здесь. Дав врачу выпить, они отослали его домой, и Дэвид попросил его после полудня приехать снова.
Но к этому времени наконец проснувшаяся Ребекка сказала, что чувствует себя лучше и что боли не повторялись. Она смотрела на мужа. В ее глазах Дэвид смог прочесть лишь скрытый страх и потребность в том, чтобы ее успокоили. Он по-прежнему выглядела неестественно бледной.
– Расслабься и попытайся об этом не думать, – сказал Дэвид и присел на край кровати вместо того, чтобы, как обычно, занять место в кресле. – Луиза и папа собираются остаться у нас на Рождество. Вероятно, ты сможешь в этот день спуститься к нам на пару часов. К тому времени четвертый месяц закончится.
Похоже, разговаривать с Ребеккой следовало так, будто есть надежда.
– Как будет чудесно подняться с постели, – промолвила она. – Ты, Дэвид, не можешь поверить, какой праздной я себя чувствую. Так я могу вообще отучиться работать.
– Тогда я щелкну кнутом, – пошутил Дэвид и обрадовался, заметив слабую улыбку на ее бледных губах. – Но пока я к этому прибегать не стану. Для того чтобы отпраздновать Рождество, я тебя снесу вниз на руках, а потом отнесу обратно.
– Это будет замечательно, – сказала она. – Я все думаю, а существует ли еще этот самый низ.
Дэвид хотел было потрепать ее рукой по щеке, но побоялся, что с лица жены исчезнет улыбка.
– Я собираюсь некоторое время спать по ночам здесь, – энергично сказал он и увидел, как улыбка сменилась исполненным подозрения взглядом. – Нужно, чтобы кто-нибудь был рядом с тобой, Ребекка, – объяснил он свое намерение.
На всякий случай. Этого Дэвид вслух не произнес, хотя явно подразумевал. Всем и так было ясно. Дэвид и сам не знал: может, он просто наконец подыскал предлог вновь находиться рядом с женой. Иметь возможность коснуться ее. Снова ощутить, что он нужен Ребекке. До сегодняшнего утра Дэвид не осознавал, насколько он истосковался по общению с ней.
Ребекка не стала возражать, хотя Дэвид в какой-то степени этого опасался. Впрочем, она, конечно, и не могла возразить. Ребекка – его жена. Она обязана допускать мужа в свою постель, как только у него появится такое желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57