https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/prjamougolnye/70na100/
к тому же, между прочим, никто из них не знал, что такое Грааль. Три года они наудачу колесили по Альбиону в смутной надежде, что Грааль найдется сам собой в какой-нибудь гостинице или в фургоне грузовика, и наконец большинством голосов пять к одному решили оставить попытки. Их доводы были таковы: Альбион – довольно маленькая страна, и в своих скитаниях они, весьма вероятно, уже наткнулись на искомое; найдите его – таково было повеление Его Величества; нигде не было сказано, что в их задачу входит еще и узнать Грааль, когда они его найдут. Поэтому они выставили общежитие на продажу и пошли получать свои пенсии. Скорее всего, их дело бы выгорело, если бы председателем попечителей пенсионного фонда не оказался твердолобый маг и реакционный альбионский националист по имени Мерлин. Он уперся, как баран, настаивая, что для выполнения условий квеста Грааль должен быть принесен в Камелот; если это условие не будет выполнено, сказал он, они могут забыть о своих пенсиях.
Кавалеры решили не падать духом и постараться извлечь наибольшую выгоду из ситуации. Вместо того, чтобы активно искать Грааль, они приняли решение впредь искать его пассивно, то есть заниматься своими делами – в надежде, что дела эти окажутся чем-либо более интересным и доходным, – ожидая, не подвернется ли им эта штуковина случайно. После того, как они вложили весь свой наличный капитал в проект постройки туннеля, соединяющего Альбион с Бенвиком, и этот проект провалился из-за того, что Бенвик исчез в морских волнах, когда до него оставалось каких-нибудь пять миль, они поселились в своем общежитии, сдали помещения на первом этаже одному человеку, который организовывал пилигримские туры, и нашли себе работу на соседней фабрике по изготовлению органических красителей.
Фабрики этой, разумеется, давно уже не существует. Рыцари же до сих пор здесь.
– Разумеется, – добавил печально Бедевер, – за исключением Нантри.
Боамунд украдкой смахнул слезу с глаз и прошептал:
– Он умер?
– Не совсем, – ответил Бедевер. – Примерно шесть месяцев назад он объявил, что с него достаточно, и что он уезжает на юг. Должно быть, его сманил этот малый, который собирался открыть где-то лавку видеопроката. Мерзавец, – яростно прибавил Бедевер, – он свалил, прихватив с собой все наши отпускные. Семьдесят четыре фунта и тридцать пять пенсов. А мы-то хотели этим летом поехать в Уэймут!
– Где это – Уэймут?
Бедевер объяснил.
– И вот теперь, – продолжал он, – придется нам всем торчать здесь, а тут еще и ты появился. Домик у нас довольно маленький…
Тут до Боамунда дошло. Бедевер как раз поднимал к губам стакан джина с тоником, когда в него упала монета. Джин расплескался.
– Понимаю, – сказал Боамунд. – Полагаю, этого будет достаточно.
Бедевер снял ломтик лимона с воротника.
– Я всегда счастлив видеть тебя, – забормотал он, – было бы просто замечательно, если бы ты смог остаться с нами хоть ненадолго, но если ты очень занят и спешишь заняться своими делами, – вероятно, очень важными делами, – ради которых ты здесь появился, то, прошу тебя, не стоит ради нас…
– Вообще-то… – сказал Боамунд.
– …пренебрегать ими. В конце концов, – прибавил он в отчаянии, – мы все здесь занимаемся каждый своим делом, в каком-то смысле, – Туркин развозит пиццу, знаешь ли, а Пертелоп нашел себе очень милую работу тут неподалеку – мойка окон, магазины и офисы, а также жилые дома; Галахад актер, правда, сейчас он на отдыхе; Ламорак покупает разные вещи и продает их на барахолках; а я… – он запнулся и неожиданно покраснел.
– Продолжай, – сказал Боамунд, заинтригованный. – Чем занимаешься ты?
– Я… Я страховой агент, – пробубнил Бедевер себе в бороду. – На самом деле это очень интересная работа, – быстро добавил он. – Ты даже не представляешь себе, какой широкий разрез общества…
– Страховой агент, – сказал Боамунд.
– Э-э, – промямлил Бедевер. – Кстати, ты, случаем, не хотел бы.?
– Понимаю. – Боамунд нахмурился. На его широком, простом, открытом, честном и – да что там! – глупом лице медленно проявлялось холодное выражение недовольства, как лед, накапливающийся в голосе телефонистки на занятой линии коммутатора. – Ты знаешь, Беддерс, как мы называли тебя в колледже в старые добрые времена?
– Хм-м, нет, – сказал Бедевер. В действительности он имел об этом некоторое представление, и всегда негодовал по этому поводу. По его мнению, нельзя винить человека за то, что он родился со слишком большими ушами.
– «Li chevalier li plus prest a succeder». Поскольку отец Бедевера был герцогом Ахейским и ему было уже девяносто семь лет, определение «кавалер, который вскоре преуспеет» могло быть интерпретировано гораздо более буквально, чем представлялось Боамунду
– сурово сказал Боамунд. – Дважды был первым в сражении на копьях, как я припоминаю. Почетная грамота за соколиную охоту. Флирт с отличием. Капитан учтивости три года подряд. И вот теперь, – он вздохнул, – ты страховой агент. Понимаю.
– Это не совсем так, – пробурчал Бедевер несчастным голосом. – Времена меняются, знаешь ли, и…
– Я помню, – не обращая на него внимания, продолжал Боамунд, – я помню, как твой отец, да упокоится его душа с миром, как-то приехал к нам в День Состязаний, когда ты бился на турнире за Золотой Поднос Дешамп-Морнея. Он так гордился тобой!
Бедевер засопел.
– Послушай, – сказал он, – теперь больше не бьются на турнирах. Нынче у нас есть только снукер по телевизору, и американский футбол…
– А когда он узнал, что тебя выбрали участвовать в матче между Стариками, – безжалостно продолжал Боамунд, – знаешь, я никогда не говорил тебе этого раньше, Беддерс, но…
– Послушай! – в голосе Бедевера слышались слезы. – Все не так просто. Мы старались как могли, честное слово. Мы обыскали все вокруг в поисках этой треклятой штуковины. Мы побывали даже, – рыцарь содрогнулся, – в Уэльсе. Но у нас не было ни малейшего представления о том, что конкретно мы ищем. Рыцарство не готовит к таким вещам, Бо. Рыцарство – это значит отыскать кого-нибудь большого, и сильного, и нехорошего, сидящего на здоровенном черном жеребце, и молотить его по голове, пока он не вырубится. Рыцари всегда оставляют все планирование и обдумывание на кого-нибудь другого. Мы появляемся только тогда, когда подходит пиковый момент, когда надо измочалить кого-нибудь, чтобы вывести его из игры. Мы не могли справиться с этим делом сами, Бо, когда никого не было рядом, чтобы подсказать нам, что надо делать. В современном мире нет места рыцарям, понимаешь? Мы оказались… – он поискал подходящее определение. – Думаю, можно сказать, что мы оказались гипер-квалифицированными. Слишком тренированными. Узкоспециализированными. Понимаешь, что я имею в виду?
– Ты имеешь в виду – бесполезными.
– Да, – согласился Бедевер. – Просто дело в том, что больше не осталось драконов. А также девиц, которых нужно спасать. Малыш Туркин попробовал тут как-то… спасти одну девицу. Там было что-то вроде вечеринки, а он доставлял пиццу. Открывает это он дверь, а там эта ужасная варварская музыка, и все эти мужланы таскают дам за руки и крутят их как хотят, и… В общем, он прыгнул в круг, как истинный рыцарь, и начал разбираться с ними как полагается. И тут эта девица бьет ему коленом прямо по…
– Да, я понимаю.
– Потом они позвали полицию, – продолжал Бедевер. – Хорошо еще, что рядом случились мы с Галахадом, так что мы вытащили его оттуда, прежде чем он успел нанести кому-нибудь серьезные повреждения, но…
– И тем не менее, – сказал Боамунд. Если бы его лицо предложили высечь в скале Рашмор рядом с ликами четырех президентов, оно было бы отвергнуто из-за чрезмерной серьезности. – Мне кажется, что я пришел как раз вовремя, чтобы взять командование на себя, как ты думаешь? Один разносит пиццу! Другой – страховой агент! Да старик Саграмор перевернулся бы в своей могиле, если бы узнал!
Бедевер, вспомнив их старого почтенного наставника, в сердце своем согласился, и понадеялся вдобавок, что при этом он наткнется на что-нибудь острое.
– Но… – начал он.
– Я хотел сказать вот что, – продолжал Боамунд. – Я был пробужден от тысячепятисотлетнего сна, чтобы взять на себя командование этим Орденом, и, во имя Бога всевышнего, командование это я на себя возьму!!
Как раз в этот момент дверь общей комнаты распахнулась, и внутрь вбежал высокий плотный человек с красным лицом, держа в одной руке мобильный телефон, а в другой большую пачку плоских пенополистироловых коробок.
– Беддерс, – вскричал он, – там какой-то карлик на нашей кухне! Я вошел, чтобы разогреть свои пиццы, а этот проклятый маленький мерзавец залил весь пол водой. Я, разумеется, засунул его в мусорное ведро, но ущерб был уже нанесен. Сколько раз я говорил тебе не оставлять заднюю дверь нараспаш…
Он застыл на месте, глядя во все глаза. Коробки с пиццами выпали из его руки и начали медленно кружиться по комнате подобно украшенным анчоусами цирковым обручам.
– Разрази меня гром! – сказал он наконец. – Это же Сопливчик Боамунд!
– Привет, Тур, – ответил Боамунд с холодком.
Сэр Туркин стал еще краснее, чем был, если это возможно.
– Клянусь адом, Беддерс, шутка есть шутка, но какого черта ты этим хочешь сказать? Только на днях я говорил о том, что хотя дела нынче идут хуже некуда, так по крайней мере нам больше не приходится терпеть этого маленького лицемерного головастика с его непрестанными всхлипываниями насчет идеалов рыцарства. И ты согласился со мной, как я припоминаю! Ты сказал…
– Э-э, Тур, – сказал сэр Бедевер. – Я…
– А теперь, – негодовал сэр Туркин, – ты наряжаешь какого-то молодчика и надеваешь ему маску, или что ты там с ним сделал, только для того, чтобы испугать меня до потери сознания! Посмотри на мои пиццы, ты, придурок, они же теперь все в пыли!
– Это я, Тур, – прошептал Боамунд таким голосом, от которого заледенел бы и гелий. – Как ты поживаешь?
На этот раз Туркин выронил также и свой мобильник.
– Боже мой, – сказал он. – Это ты! Но зачем, во имя всего.?
Бедевер с трудом сглотнул, поднялся с места и как мог кратко изложил ситуацию. Двое других рыцарей обменивались взглядами, какие пристали бы двум саблезубым тиграм, повизгивающим от радости и отращивающим себе толстую зимнюю шубу.
– Ерунда, – сказал наконец сэр Туркин. – У него нет полномочий. Если бы у него были полномочия, у него была бы при себе доверенность или что-нибудь такое, с печатью этого ублюдка Мерлина. Он просто морочит нам голову.
Не говоря ни слова, Боамунд полез во внутренний карман своей куртки и извлек толстый сложенный кусок пергамента со свисающей с него печатью. Печать была какой-то странной – она светилась сама по себе ярким голубым светом.
Сэр Туркин, во рту у которого внезапно стало совсем сухо, взял пергамент и развернул его. Он с минуту молчал, воззрившись на него, а затем сказал – его голос напоминал вибрирующее рычание:
– Чепуха. Здесь какая-то тарабарщина. Он написал это сам.
– Сообщи сэру Туркину, – сказал спокойно Боамунд, – что он держит пергамент вверх ногами.
Сэр Туркин беспомощно кинул на него сердитый взгляд и перевернул пергамент, так что печать теперь свешивалась с его нижнего конца. Боамунд хмыкнул – Туркин помнил это его чертово презрительное хмыканье, как если бы это было не далее, чем вчера. Он опустил взгляд на рукопись.
– Хотя, – продолжал Боамунд, – как я припоминаю, сэр Туркин никогда не был особенно выдающимся чтецом. Стоит вспомнить, как, в то время как весь остальной класс уже прошел до середины «Roman de la Rose», сэр Туркин все еще сидел на задней парте и твердил: «У попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее…»
– Ну, вот что, – вскричал сэр Туркин, – доверенность там или не доверенность, а я его сейчас прикончу!
Сэр Бедевер торопливо положил Туркину руку на грудь как раз в тот момент, когда Боамунд закончил: «…убил», не спеша опустился в кресло и положил в рот оливку. Туркин в последний раз яростно фыркнул, швырнул доверенность на пол и начал топтать ее ногами. Поскольку пергамент был, естественно, зачарован, то он добился лишь того, что у него порвались шнурки.
Боамунд улыбнулся – той самой самодовольной улыбкой, которая доводила всех до зубовного скрежета в те времена, когда он был Старшим Шлемом в шестом классе – и сделал легкий жест левой рукой. Туркин, с пылающим лицом, фыркая как боевой конь, преклонил колена и простер вперед свои руки со сложенными ладонями. Боамунд, глядя свысока, как архиепископ, сделал шаг вперед и приложил свои ладони к тыльным частям рук Туркина, стараясь сделать это как можно легче; тем самым он удостоверял, что принимает его присягу на верность. Ярость Туркина ничуть не умерилась, когда он обнаружил, что стоит коленом в собственной пицце.
– Восстань, сэр Туркин, добрый и верный рыцарь, – сказал Боамунд, откровенно наслаждаясь каждым моментом. Туркин кинул на него взгляд, на котором можно было жарить цыпленка, издал горлом неопределенный звук и, поднявшись, весьма развлек зрителей попытками отчистить моццареллу от своего правого колена. Боамунд повернулся к сэру Бедеверу и воспроизвел тот же жест.
Сэр Бедевер заколебался, потом пробормотал: «Э, ну ладно», и повторил ту же нехитрую церемонию.
– А теперь, сэр Туркин, – сказал Боамунд, – я буду весьма тебе обязан, если ты вытащишь моего карлика оттуда, куда ты его запихнул.
– Я должен был догадаться, что это твой карлик, – проворчал Туркин, пробираясь к кухне. – Забавно – даже тогда, когда мы учились в школе, некоторые из нас всегда имели при себе карлика, в то время как остальные сами полировали себе доспех. Разумеется, все благодаря тому, что у некоторых всегда была богатая мягкосердечная маменька, которая не могла вынести, чтобы ее маленький сыночек ранил свои нежные ручки о противную железную…
Дверь кухни с грохотом закрылась за ним, и Боамунд вздохнул.
– Он всегда был немного нытиком, – прокомментировал он, и Бедевер, никогда не бывший человеком, склонным к ностальгии, внезапно обнаружил, что вспоминает дни счастливой юности, когда он с радостью отдал бы все карманные деньги за целую неделю вперед, если бы ему только дали шанс учинить Сопливчику какую-нибудь гадость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Кавалеры решили не падать духом и постараться извлечь наибольшую выгоду из ситуации. Вместо того, чтобы активно искать Грааль, они приняли решение впредь искать его пассивно, то есть заниматься своими делами – в надежде, что дела эти окажутся чем-либо более интересным и доходным, – ожидая, не подвернется ли им эта штуковина случайно. После того, как они вложили весь свой наличный капитал в проект постройки туннеля, соединяющего Альбион с Бенвиком, и этот проект провалился из-за того, что Бенвик исчез в морских волнах, когда до него оставалось каких-нибудь пять миль, они поселились в своем общежитии, сдали помещения на первом этаже одному человеку, который организовывал пилигримские туры, и нашли себе работу на соседней фабрике по изготовлению органических красителей.
Фабрики этой, разумеется, давно уже не существует. Рыцари же до сих пор здесь.
– Разумеется, – добавил печально Бедевер, – за исключением Нантри.
Боамунд украдкой смахнул слезу с глаз и прошептал:
– Он умер?
– Не совсем, – ответил Бедевер. – Примерно шесть месяцев назад он объявил, что с него достаточно, и что он уезжает на юг. Должно быть, его сманил этот малый, который собирался открыть где-то лавку видеопроката. Мерзавец, – яростно прибавил Бедевер, – он свалил, прихватив с собой все наши отпускные. Семьдесят четыре фунта и тридцать пять пенсов. А мы-то хотели этим летом поехать в Уэймут!
– Где это – Уэймут?
Бедевер объяснил.
– И вот теперь, – продолжал он, – придется нам всем торчать здесь, а тут еще и ты появился. Домик у нас довольно маленький…
Тут до Боамунда дошло. Бедевер как раз поднимал к губам стакан джина с тоником, когда в него упала монета. Джин расплескался.
– Понимаю, – сказал Боамунд. – Полагаю, этого будет достаточно.
Бедевер снял ломтик лимона с воротника.
– Я всегда счастлив видеть тебя, – забормотал он, – было бы просто замечательно, если бы ты смог остаться с нами хоть ненадолго, но если ты очень занят и спешишь заняться своими делами, – вероятно, очень важными делами, – ради которых ты здесь появился, то, прошу тебя, не стоит ради нас…
– Вообще-то… – сказал Боамунд.
– …пренебрегать ими. В конце концов, – прибавил он в отчаянии, – мы все здесь занимаемся каждый своим делом, в каком-то смысле, – Туркин развозит пиццу, знаешь ли, а Пертелоп нашел себе очень милую работу тут неподалеку – мойка окон, магазины и офисы, а также жилые дома; Галахад актер, правда, сейчас он на отдыхе; Ламорак покупает разные вещи и продает их на барахолках; а я… – он запнулся и неожиданно покраснел.
– Продолжай, – сказал Боамунд, заинтригованный. – Чем занимаешься ты?
– Я… Я страховой агент, – пробубнил Бедевер себе в бороду. – На самом деле это очень интересная работа, – быстро добавил он. – Ты даже не представляешь себе, какой широкий разрез общества…
– Страховой агент, – сказал Боамунд.
– Э-э, – промямлил Бедевер. – Кстати, ты, случаем, не хотел бы.?
– Понимаю. – Боамунд нахмурился. На его широком, простом, открытом, честном и – да что там! – глупом лице медленно проявлялось холодное выражение недовольства, как лед, накапливающийся в голосе телефонистки на занятой линии коммутатора. – Ты знаешь, Беддерс, как мы называли тебя в колледже в старые добрые времена?
– Хм-м, нет, – сказал Бедевер. В действительности он имел об этом некоторое представление, и всегда негодовал по этому поводу. По его мнению, нельзя винить человека за то, что он родился со слишком большими ушами.
– «Li chevalier li plus prest a succeder». Поскольку отец Бедевера был герцогом Ахейским и ему было уже девяносто семь лет, определение «кавалер, который вскоре преуспеет» могло быть интерпретировано гораздо более буквально, чем представлялось Боамунду
– сурово сказал Боамунд. – Дважды был первым в сражении на копьях, как я припоминаю. Почетная грамота за соколиную охоту. Флирт с отличием. Капитан учтивости три года подряд. И вот теперь, – он вздохнул, – ты страховой агент. Понимаю.
– Это не совсем так, – пробурчал Бедевер несчастным голосом. – Времена меняются, знаешь ли, и…
– Я помню, – не обращая на него внимания, продолжал Боамунд, – я помню, как твой отец, да упокоится его душа с миром, как-то приехал к нам в День Состязаний, когда ты бился на турнире за Золотой Поднос Дешамп-Морнея. Он так гордился тобой!
Бедевер засопел.
– Послушай, – сказал он, – теперь больше не бьются на турнирах. Нынче у нас есть только снукер по телевизору, и американский футбол…
– А когда он узнал, что тебя выбрали участвовать в матче между Стариками, – безжалостно продолжал Боамунд, – знаешь, я никогда не говорил тебе этого раньше, Беддерс, но…
– Послушай! – в голосе Бедевера слышались слезы. – Все не так просто. Мы старались как могли, честное слово. Мы обыскали все вокруг в поисках этой треклятой штуковины. Мы побывали даже, – рыцарь содрогнулся, – в Уэльсе. Но у нас не было ни малейшего представления о том, что конкретно мы ищем. Рыцарство не готовит к таким вещам, Бо. Рыцарство – это значит отыскать кого-нибудь большого, и сильного, и нехорошего, сидящего на здоровенном черном жеребце, и молотить его по голове, пока он не вырубится. Рыцари всегда оставляют все планирование и обдумывание на кого-нибудь другого. Мы появляемся только тогда, когда подходит пиковый момент, когда надо измочалить кого-нибудь, чтобы вывести его из игры. Мы не могли справиться с этим делом сами, Бо, когда никого не было рядом, чтобы подсказать нам, что надо делать. В современном мире нет места рыцарям, понимаешь? Мы оказались… – он поискал подходящее определение. – Думаю, можно сказать, что мы оказались гипер-квалифицированными. Слишком тренированными. Узкоспециализированными. Понимаешь, что я имею в виду?
– Ты имеешь в виду – бесполезными.
– Да, – согласился Бедевер. – Просто дело в том, что больше не осталось драконов. А также девиц, которых нужно спасать. Малыш Туркин попробовал тут как-то… спасти одну девицу. Там было что-то вроде вечеринки, а он доставлял пиццу. Открывает это он дверь, а там эта ужасная варварская музыка, и все эти мужланы таскают дам за руки и крутят их как хотят, и… В общем, он прыгнул в круг, как истинный рыцарь, и начал разбираться с ними как полагается. И тут эта девица бьет ему коленом прямо по…
– Да, я понимаю.
– Потом они позвали полицию, – продолжал Бедевер. – Хорошо еще, что рядом случились мы с Галахадом, так что мы вытащили его оттуда, прежде чем он успел нанести кому-нибудь серьезные повреждения, но…
– И тем не менее, – сказал Боамунд. Если бы его лицо предложили высечь в скале Рашмор рядом с ликами четырех президентов, оно было бы отвергнуто из-за чрезмерной серьезности. – Мне кажется, что я пришел как раз вовремя, чтобы взять командование на себя, как ты думаешь? Один разносит пиццу! Другой – страховой агент! Да старик Саграмор перевернулся бы в своей могиле, если бы узнал!
Бедевер, вспомнив их старого почтенного наставника, в сердце своем согласился, и понадеялся вдобавок, что при этом он наткнется на что-нибудь острое.
– Но… – начал он.
– Я хотел сказать вот что, – продолжал Боамунд. – Я был пробужден от тысячепятисотлетнего сна, чтобы взять на себя командование этим Орденом, и, во имя Бога всевышнего, командование это я на себя возьму!!
Как раз в этот момент дверь общей комнаты распахнулась, и внутрь вбежал высокий плотный человек с красным лицом, держа в одной руке мобильный телефон, а в другой большую пачку плоских пенополистироловых коробок.
– Беддерс, – вскричал он, – там какой-то карлик на нашей кухне! Я вошел, чтобы разогреть свои пиццы, а этот проклятый маленький мерзавец залил весь пол водой. Я, разумеется, засунул его в мусорное ведро, но ущерб был уже нанесен. Сколько раз я говорил тебе не оставлять заднюю дверь нараспаш…
Он застыл на месте, глядя во все глаза. Коробки с пиццами выпали из его руки и начали медленно кружиться по комнате подобно украшенным анчоусами цирковым обручам.
– Разрази меня гром! – сказал он наконец. – Это же Сопливчик Боамунд!
– Привет, Тур, – ответил Боамунд с холодком.
Сэр Туркин стал еще краснее, чем был, если это возможно.
– Клянусь адом, Беддерс, шутка есть шутка, но какого черта ты этим хочешь сказать? Только на днях я говорил о том, что хотя дела нынче идут хуже некуда, так по крайней мере нам больше не приходится терпеть этого маленького лицемерного головастика с его непрестанными всхлипываниями насчет идеалов рыцарства. И ты согласился со мной, как я припоминаю! Ты сказал…
– Э-э, Тур, – сказал сэр Бедевер. – Я…
– А теперь, – негодовал сэр Туркин, – ты наряжаешь какого-то молодчика и надеваешь ему маску, или что ты там с ним сделал, только для того, чтобы испугать меня до потери сознания! Посмотри на мои пиццы, ты, придурок, они же теперь все в пыли!
– Это я, Тур, – прошептал Боамунд таким голосом, от которого заледенел бы и гелий. – Как ты поживаешь?
На этот раз Туркин выронил также и свой мобильник.
– Боже мой, – сказал он. – Это ты! Но зачем, во имя всего.?
Бедевер с трудом сглотнул, поднялся с места и как мог кратко изложил ситуацию. Двое других рыцарей обменивались взглядами, какие пристали бы двум саблезубым тиграм, повизгивающим от радости и отращивающим себе толстую зимнюю шубу.
– Ерунда, – сказал наконец сэр Туркин. – У него нет полномочий. Если бы у него были полномочия, у него была бы при себе доверенность или что-нибудь такое, с печатью этого ублюдка Мерлина. Он просто морочит нам голову.
Не говоря ни слова, Боамунд полез во внутренний карман своей куртки и извлек толстый сложенный кусок пергамента со свисающей с него печатью. Печать была какой-то странной – она светилась сама по себе ярким голубым светом.
Сэр Туркин, во рту у которого внезапно стало совсем сухо, взял пергамент и развернул его. Он с минуту молчал, воззрившись на него, а затем сказал – его голос напоминал вибрирующее рычание:
– Чепуха. Здесь какая-то тарабарщина. Он написал это сам.
– Сообщи сэру Туркину, – сказал спокойно Боамунд, – что он держит пергамент вверх ногами.
Сэр Туркин беспомощно кинул на него сердитый взгляд и перевернул пергамент, так что печать теперь свешивалась с его нижнего конца. Боамунд хмыкнул – Туркин помнил это его чертово презрительное хмыканье, как если бы это было не далее, чем вчера. Он опустил взгляд на рукопись.
– Хотя, – продолжал Боамунд, – как я припоминаю, сэр Туркин никогда не был особенно выдающимся чтецом. Стоит вспомнить, как, в то время как весь остальной класс уже прошел до середины «Roman de la Rose», сэр Туркин все еще сидел на задней парте и твердил: «У попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее…»
– Ну, вот что, – вскричал сэр Туркин, – доверенность там или не доверенность, а я его сейчас прикончу!
Сэр Бедевер торопливо положил Туркину руку на грудь как раз в тот момент, когда Боамунд закончил: «…убил», не спеша опустился в кресло и положил в рот оливку. Туркин в последний раз яростно фыркнул, швырнул доверенность на пол и начал топтать ее ногами. Поскольку пергамент был, естественно, зачарован, то он добился лишь того, что у него порвались шнурки.
Боамунд улыбнулся – той самой самодовольной улыбкой, которая доводила всех до зубовного скрежета в те времена, когда он был Старшим Шлемом в шестом классе – и сделал легкий жест левой рукой. Туркин, с пылающим лицом, фыркая как боевой конь, преклонил колена и простер вперед свои руки со сложенными ладонями. Боамунд, глядя свысока, как архиепископ, сделал шаг вперед и приложил свои ладони к тыльным частям рук Туркина, стараясь сделать это как можно легче; тем самым он удостоверял, что принимает его присягу на верность. Ярость Туркина ничуть не умерилась, когда он обнаружил, что стоит коленом в собственной пицце.
– Восстань, сэр Туркин, добрый и верный рыцарь, – сказал Боамунд, откровенно наслаждаясь каждым моментом. Туркин кинул на него взгляд, на котором можно было жарить цыпленка, издал горлом неопределенный звук и, поднявшись, весьма развлек зрителей попытками отчистить моццареллу от своего правого колена. Боамунд повернулся к сэру Бедеверу и воспроизвел тот же жест.
Сэр Бедевер заколебался, потом пробормотал: «Э, ну ладно», и повторил ту же нехитрую церемонию.
– А теперь, сэр Туркин, – сказал Боамунд, – я буду весьма тебе обязан, если ты вытащишь моего карлика оттуда, куда ты его запихнул.
– Я должен был догадаться, что это твой карлик, – проворчал Туркин, пробираясь к кухне. – Забавно – даже тогда, когда мы учились в школе, некоторые из нас всегда имели при себе карлика, в то время как остальные сами полировали себе доспех. Разумеется, все благодаря тому, что у некоторых всегда была богатая мягкосердечная маменька, которая не могла вынести, чтобы ее маленький сыночек ранил свои нежные ручки о противную железную…
Дверь кухни с грохотом закрылась за ним, и Боамунд вздохнул.
– Он всегда был немного нытиком, – прокомментировал он, и Бедевер, никогда не бывший человеком, склонным к ностальгии, внезапно обнаружил, что вспоминает дни счастливой юности, когда он с радостью отдал бы все карманные деньги за целую неделю вперед, если бы ему только дали шанс учинить Сопливчику какую-нибудь гадость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41