Все замечательно, реально дешево
Ну что ж, допустим, можно попробовать старым добрым зубилом, но я ничего не обещаю.
– Эй-эй! – сказал Боамунд; но в следующую секунду вселенная начала яростно содрогаться.
– Я так и думал, что ничего не выйдет, – сказал карлик спустя некоторое время. – Шлем намертво приржавел к оплечью. Похоже, придется поработать ножовкой. Подожди минутку, ладно?
В идеальном мире Боамунд указал бы ему (вполне справедливо), что у него не такой уж большой выбор в этом вопросе; однако поскольку мир, в котором он находился, до сих пор страдал от последствий атаки карлика на его шлем с молотком и зубилом, Боамунд не стал утруждать себя. Он ограничился коротким «А-а-гх».
– Ну и хорошо, – сказал карлик откуда-то сбоку. – Вот ножовка, вот молоток побольше, лом и ацетиленовый резак. Полежи тихо минуточку, пока я…
– А что это такое – «астиленовый»… – как ты там сказал?
– Ах да, – карлик немного помолчал. – Помнишь, я говорил тебе, что я родственник того карлика?
– И что?
– Ну так вот, – сказал карлик, – на самом деле, я его… Сейчас скажу… – Карлик принялся бормотать себе под нос. Он считал.
– Ты его кто?
– Я его пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– правнук, – сказал карлик. – Приблизительно. Если основываться на том, – скажем, мы имеем пятнадцать сотен лет, кладем тридцать пять с чем-то лет на поколение… Ну, ты уловил идею.
На протяжении нескольких минут в пещере царила очень глубокая тишина, нарушаемая только карликом, который пробовал справиться с петлями Боамундова забрала с помощью треугольного рашпиля.
– Повтори, что ты сейчас сказал? – проговорил Боамунд.
– Я пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– правнук этого карлика, – сказал карлик. – Того, про которого ты говорил. Меня зовут Ноготь-на-Ноге, можно просто Ноготь. Ага, вот так уже лучше! Думаю, мы близки к цели.
Боамунд издал булькающий звук, какой издает кран в отеле, когда отключают воду.
– Что это ты сказал, – уточнил он, – про пятнадцать сотен лет?
Ноготь поднял глаза от рашпиля.
– Примерно пятнадцать сотен лет, – отвечал он, – плюс-минус пара лет или что-то вроде того. Такова устная традиция относительно тебя; понимаешь ли, это предание, которое передавалось из уст в уста на протяжении сорока поколений. По крайней мере, приблизительно сорока поколений. Ну-ка, подержись секундочку…
Раздался хруст, и что-то подалось. Через несколько секунд Ноготь горделиво продемонстрировал бурый от ржавчины кусок металла.
– Твое забрало, – объяснил он. – Теперь самое трудное.
– Я пролежал здесь пятнадцать сотен лет?
– Да, что-то вроде, – сказал карлик. – Так сказать, наличными. Ты был зачарован.
– Я так и подумал.
– Молоко, – продолжал карлик. – В нашей семье есть целое предание о том, как Ноготь Первый заколдовал Глупого Рыцаря, дав ему выпить молочного коктейля своего приготовления. Вообще-то это, можно сказать, самое интересное, что случилось у нас за все это время. Полтора тысячелетия наша линия не прерывалась, и сейчас нас осталось трое, с тех пор, как мамаша преставилась, да покоится она с миром, – я, братец Отмороженный да братец Заусеница; полтора тысячелетия, и что мы сделали за это время? Опоили одного рыцаря, да починили пару сотен тысяч чайников, да наточили еще пару сотен тысяч ножей для газонокосилок! Это называется «преемственность».
– Я…
– Лежи смирно.
Раздался ужасающий скрежет, и что-то сильно ударило Боамунда в подбородок. Когда он пришел в себя, его голова снова могла двигаться, а рядом с ним лежало нечто, напоминающее большое бурое ведерко для угля.
– Твой шлем, – с гордостью сказал Ноготь. – Кстати, добро пожаловать в двадцатый век.
– Добро пожаловать куда?
– Ах да, – отвечал Ноготь, – я и забыл, в твое время еще не начали их считать. Я бы на твоем месте не беспокоился, – добавил он, – ты не так уж много пропустил.
– Правда?
Ноготь подумал.
– Да, пожалуй, – сказал он. – Так, теперь твой нагрудник. Здесь нужна горелка, я полагаю.
Несмотря на то, что сказал Ноготь, Боамунд почувствовал, что кое-что он определенно пропустил, – а именно изобретение ацетиленового резака.
– Какого черта, – сказал он, когда снова овладел своим голосом. – Что это было?
– Я все объясню потом, – отвечал Ноготь. – Пока что считай, что это просто переносной дракон, ладно? – Он поднял отрезанный кусок и отшвырнул его в сторону. С лязгом приземлившись, нагрудник исчез в облаке ржавых хлопьев.
– Коротко говоря, – продолжал Ноготь, – у вас были Темные века, потом Средневековье, затем Ренессанс, век Просвещения, век Индустриальной Революции, и век Мировых Войн. Ну, а в основном это была сплошная суета, как всегда. Вот разве что, – добавил он, – эта страна больше не называется Альбионом, она называется Великобританией.
Боамунд снова издал булькающий звук.
– Велико.?
– …британией. Или Соединенным Королевством. Сокращенно – «UK». Ну, знаешь, как пишут: «Kawaguchi Industries (UK) plc». Но, в целом, это то же самое, – поменяли несколько названий, и только. Мы попозже это все обсудим. Держись крепче.
Боамунд хотел спросить что-то еще, но карлик снова взялся за ацетиленовый резак, и рыцарь был настолько скован слепым ужасом, что уже не мог развивать эту тему. В какой-то момент он был уверен, что устрашающее бело-голубое пламя прошло насквозь через его руку.
– Ну-ка, попробуй, – сказал Ноготь.
– Гр-ррр-р.
– Прошу прощения?
Боамунд издал еще какой-то звук, который еще сложнее воспроизвести в письменном виде, но явно выражающий ужас.
– Да не беспокойся ты так, – сказал карлик. – Скажи лучше спасибо, что я не догадался принести лазер.
– А что такое.?
– Забудь. Если хочешь, можешь подвигать руками.
На секунду Боамунд решил было, что это наглая ложь; но затем он обнаружил, что действительно может. А затем полуторатысячелетний запас иголок и булавок наконец-то обнаружил свою цель, и он вскрикнул.
– Это хороший знак, – заорал Ноготь, перекрикивая шум, – видать, старая кровь вновь побежала по жилам. Еще немного, и ты будешь в норме, попомни мои слова.
– И первое, что я сделаю, – зарычал на него Боамунд, – это возьму твой астилен и…
Ноготь ухмыльнулся, взял горелку и принялся за работу над Боамундовой ногой. Тот мудро решил, что ему лучше не продолжать.
– Как бы там ни было, – сказал Ноготь, водя взад и вперед ужасным языком пламени, – бьюсь об заклад, главный вопрос, который ты до смерти хочешь мне задать, это зачем тебя погрузили в сон на пятнадцать сотен лет, в пещере, в полном вооружении? Я прав, не так ли?
– А-а-гх!
– Что ж… – продолжал карлик, – ой, прошу прощения, на минуточку потерял концентрацию… Лично я считаю, что оставить доспехи было ошибкой. Маленькая небрежность со стороны старого Ногтя Первого, по моему мнению. – Карлик довольно улыбнулся. – Однако, что касается погружения в сон, это действительно было тебе предназначено.
– А-А-ГХ!!
– Экий я растяпа, – пробормотал карлик. – Прошу прощения. Короче говоря, как я слышал, тебе суждено стать каким-то великим героем или вроде того. Как в старых легендах, ну, знаешь, – Альфред Великий, сэр Фрэнсис Дрейк…
– Кто?
– Да, это, наверно, было уже после твоего времени. В общем, великим национальным героем, который не умер, а просто спит до той поры, когда он будет нужен своей стране, – что-то в этом роде.
– Как Анбилан де Гане? – предположил Боамунд. – Или сэр Персифлан…
– Кто?
– Сэр Персифлан Серый, – сказал Боамунд несчастным голосом. – Ты должен был слышать о нем – говорили, что он спит под скалой Сьюлвен-Крэг, и стоит лишь королю Бенвика ступить на землю Альбиона, как он проснется и…
Ноготь ухмыльнулся и покачал головой.
– Прости, старина, – сказал он. – Боюсь, он забыл завести будильник. Тем не менее, ты правильно уловил идею. Так вот, это ты.
– Я?
– Ты. Я бы, конечно, не сказал, что в настоящий момент происходит что-то особенное. То есть, конечно, по телеку говорят, что если кто-нибудь срочно что-то не сделает с процентными ставками, то это будет означать конец для малого бизнеса по всей стране, но это вряд ли по твоей части, как я думаю. Может быть, ты как-нибудь изменишь стандарты начального школьного образования. Я угадал, как ты считаешь?
– Что значит школьное образование?
– А может быть, и нет, – продолжал Ноготь. – Что это еще может быть? – Он помолчал. – Ты случайно не играешь в крикет? Я подумал – может, ты какой-нибудь сверхбыстрый подающий, да еще и левша впридачу, а?
– Что такое.?
– А жаль, нам бы это очень не помешало. В любом случае, чем бы ни оказалось то, что нам нужно, – это, очевидно, ты. Попробуй пошевелить ногой.
– У-ух.
– Чемпион, – сказал Ноготь. – Дадим тебе минутку, а потом попробуй подняться.
Боамунд слегка подвинулся и обнаружил, что провел последние полтора тысячелетия лежа на маленьком, но остром камне.
– Ох, – сказал он.
Ноготь убирал инструменты в маленькую холщовую сумку.
– Что я тебе скажу, – проговорил он, – в старину умели делать прочные вещи. Тысячепятисотлетняя сталь, а? – Он подобрал массивный наручник Боамундова доспеха и проткнул его пальцем. – По-хорошему, его следовало бы отдать в какой-нибудь музей. Наверняка найдутся люди, готовые заплатить большие деньги…
Боамунд оставил попытки и снова лег, гадая, можно ли умереть от булавочных уколов. Снаружи раздавался шум – он продолжался уже некоторое время, но Боамунд только сейчас его заметил. Низкий, зловещий рев, словно рычание какого-то животного, – нет, скорее, словно жужжание пчелиного роя. Только вот пчелы должны были быть восьми футов в длину, чтобы издавать такой звук.
Ноготь, ухмыляясь, посмотрел на него.
– То, что ты слышишь, – сказал он, – это «М-62». Не обращай внимания.
– Это не опасно?
Ноготь задумался.
– С какой стороны посмотреть, – сказал он. – Но для тебя в настоящий момент нет. Попробуй встать.
Он протянул руку, и Боамунд схватился за нее. Через мгновение он перенес весь свой вес на полуторатысячелетние ботинки. Как ни странно, они выдержали. Впрочем, капелька ваксы им бы не помешала.
– Моя одежда, – сказал Боамунд. – Почему она.?
– Зачарована, – ответил Ноготь. – Это позволяет ей оставаться в целости и сохранности. Пошли, мы уже опаздываем.
Боамунд прошел вслед за Ногтем до входа в пещеру, выглянул наружу и вскрикнул.
Около года назад один телевизионный продюсер, некий Денни Беннетт, снял документальный фильм, в котором доказывал, что поэт Т. С. Элиот был убит ЦРУ.
Согласно гипотезе Беннетта, Элиот был убит из-за того, что он, совершенно случайно, наткнулся на некие метафизические данные высшей степени секретности, которые разрабатывал Пентагон для военных целей. Не осознавая, что делает, Элиот опубликовал свои находки в «Четырех квартетах»; и вот двадцать девять лет спустя он был мертв, – еще одна жертва Людей В Серых Костюмах.
По Беннетту, роковыми оказались следующие строки:
Время настоящее и время прошедшее
Возможно, существуют во времени будущем,
– и Беннетт доказывал, что недоброжелатели посчитали это разглашением неких секретов, на которые люди и без того натыкались время от времени, забредая в те части исторических зданий, которые никогда не открывались для публики.
Возьмем, говорил Беннетт, Хэмптон-Кортский дворец или особняк Анны Хэтуэй. Более половины комнат этих жемчужин в наследии Англии стоят постоянно закрытыми. Почему? Потому ли, что, как нас пытается убедить правительство, у него просто не хватает денег на то, чтобы поддерживать их в хорошем состоянии и платить обслуживающему персоналу? Или существует более зловещее объяснение? Не может ли оказаться, что позади этих заколоченных гвоздями дверей проводятся совершенно секретные эксперименты над природой самого времени – исследования, которые, как надеются злоумышленники, приведут к созданию совершенного сверх-оружия, что в свою очередь позволит силам НАТО перескочить назад через несколько десятилетий, убить Ленина и тем самым предотвратить штурм Зимнего дворца? И не подписал ли Томас Стернз Элиот сам себе смертный приговор, доверив бумаге эти к несчастью оказавшиеся столь двусмысленными строчки, открывающие «Бернт Нортон»?
Вскоре после окончания съемок Беннетта повысили в должности с переводом на другое место – он возглавил местную радиостанцию Би-Би-Си на острове Мартынова Дня, представляющим собой маленький коралловый риф в трех тысячах миль к востоку от Сиднея. Объяснения такого исхода были различны; сам Беннетт в утреннем выпуске программы «С добрым утром, мартыняне!» выдвинул свою точку зрения, согласно которой ему просто заткнули рот и это само по себе служит доказательством того, что он был абсолютно прав. Би-Би-Си, с другой стороны, утверждала, что он был откомандирован туда из-за того, что он окончательно и бесповоротно потерял свою хватку, и хотя теперь ему скорее всего придется несладко, учитывая, что население острова Мартынова дня состоит из двух морских биологов и шести тысяч пингвинов, им мало что оставалось делать с ним, кроме как послать беднягу туда.
Как ни странно (видимо, это чистейшее совпадение), в задних комнатах памятников старины действительно есть что-то весьма и весьма подозрительное. Можно было бы предположить, что эти помещения используются для нужд администрации – как хранилища и в тому подобных целях; однако еще никому не удалось выдвинуть удовлетворительное (или, по крайней мере, удобное) объяснение тому факту, что каждое утро, когда персонал приходит на работу, они обнаруживают, что кто-то пользовался пишущими машинками и чайники еще теплые.
– Это все? – спросил Боамунд.
– В основном да, – ответил отшельник. Он был коротеньким, кругленьким, пятидесятилетним;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Эй-эй! – сказал Боамунд; но в следующую секунду вселенная начала яростно содрогаться.
– Я так и думал, что ничего не выйдет, – сказал карлик спустя некоторое время. – Шлем намертво приржавел к оплечью. Похоже, придется поработать ножовкой. Подожди минутку, ладно?
В идеальном мире Боамунд указал бы ему (вполне справедливо), что у него не такой уж большой выбор в этом вопросе; однако поскольку мир, в котором он находился, до сих пор страдал от последствий атаки карлика на его шлем с молотком и зубилом, Боамунд не стал утруждать себя. Он ограничился коротким «А-а-гх».
– Ну и хорошо, – сказал карлик откуда-то сбоку. – Вот ножовка, вот молоток побольше, лом и ацетиленовый резак. Полежи тихо минуточку, пока я…
– А что это такое – «астиленовый»… – как ты там сказал?
– Ах да, – карлик немного помолчал. – Помнишь, я говорил тебе, что я родственник того карлика?
– И что?
– Ну так вот, – сказал карлик, – на самом деле, я его… Сейчас скажу… – Карлик принялся бормотать себе под нос. Он считал.
– Ты его кто?
– Я его пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– правнук, – сказал карлик. – Приблизительно. Если основываться на том, – скажем, мы имеем пятнадцать сотен лет, кладем тридцать пять с чем-то лет на поколение… Ну, ты уловил идею.
На протяжении нескольких минут в пещере царила очень глубокая тишина, нарушаемая только карликом, который пробовал справиться с петлями Боамундова забрала с помощью треугольного рашпиля.
– Повтори, что ты сейчас сказал? – проговорил Боамунд.
– Я пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– пра– правнук этого карлика, – сказал карлик. – Того, про которого ты говорил. Меня зовут Ноготь-на-Ноге, можно просто Ноготь. Ага, вот так уже лучше! Думаю, мы близки к цели.
Боамунд издал булькающий звук, какой издает кран в отеле, когда отключают воду.
– Что это ты сказал, – уточнил он, – про пятнадцать сотен лет?
Ноготь поднял глаза от рашпиля.
– Примерно пятнадцать сотен лет, – отвечал он, – плюс-минус пара лет или что-то вроде того. Такова устная традиция относительно тебя; понимаешь ли, это предание, которое передавалось из уст в уста на протяжении сорока поколений. По крайней мере, приблизительно сорока поколений. Ну-ка, подержись секундочку…
Раздался хруст, и что-то подалось. Через несколько секунд Ноготь горделиво продемонстрировал бурый от ржавчины кусок металла.
– Твое забрало, – объяснил он. – Теперь самое трудное.
– Я пролежал здесь пятнадцать сотен лет?
– Да, что-то вроде, – сказал карлик. – Так сказать, наличными. Ты был зачарован.
– Я так и подумал.
– Молоко, – продолжал карлик. – В нашей семье есть целое предание о том, как Ноготь Первый заколдовал Глупого Рыцаря, дав ему выпить молочного коктейля своего приготовления. Вообще-то это, можно сказать, самое интересное, что случилось у нас за все это время. Полтора тысячелетия наша линия не прерывалась, и сейчас нас осталось трое, с тех пор, как мамаша преставилась, да покоится она с миром, – я, братец Отмороженный да братец Заусеница; полтора тысячелетия, и что мы сделали за это время? Опоили одного рыцаря, да починили пару сотен тысяч чайников, да наточили еще пару сотен тысяч ножей для газонокосилок! Это называется «преемственность».
– Я…
– Лежи смирно.
Раздался ужасающий скрежет, и что-то сильно ударило Боамунда в подбородок. Когда он пришел в себя, его голова снова могла двигаться, а рядом с ним лежало нечто, напоминающее большое бурое ведерко для угля.
– Твой шлем, – с гордостью сказал Ноготь. – Кстати, добро пожаловать в двадцатый век.
– Добро пожаловать куда?
– Ах да, – отвечал Ноготь, – я и забыл, в твое время еще не начали их считать. Я бы на твоем месте не беспокоился, – добавил он, – ты не так уж много пропустил.
– Правда?
Ноготь подумал.
– Да, пожалуй, – сказал он. – Так, теперь твой нагрудник. Здесь нужна горелка, я полагаю.
Несмотря на то, что сказал Ноготь, Боамунд почувствовал, что кое-что он определенно пропустил, – а именно изобретение ацетиленового резака.
– Какого черта, – сказал он, когда снова овладел своим голосом. – Что это было?
– Я все объясню потом, – отвечал Ноготь. – Пока что считай, что это просто переносной дракон, ладно? – Он поднял отрезанный кусок и отшвырнул его в сторону. С лязгом приземлившись, нагрудник исчез в облаке ржавых хлопьев.
– Коротко говоря, – продолжал Ноготь, – у вас были Темные века, потом Средневековье, затем Ренессанс, век Просвещения, век Индустриальной Революции, и век Мировых Войн. Ну, а в основном это была сплошная суета, как всегда. Вот разве что, – добавил он, – эта страна больше не называется Альбионом, она называется Великобританией.
Боамунд снова издал булькающий звук.
– Велико.?
– …британией. Или Соединенным Королевством. Сокращенно – «UK». Ну, знаешь, как пишут: «Kawaguchi Industries (UK) plc». Но, в целом, это то же самое, – поменяли несколько названий, и только. Мы попозже это все обсудим. Держись крепче.
Боамунд хотел спросить что-то еще, но карлик снова взялся за ацетиленовый резак, и рыцарь был настолько скован слепым ужасом, что уже не мог развивать эту тему. В какой-то момент он был уверен, что устрашающее бело-голубое пламя прошло насквозь через его руку.
– Ну-ка, попробуй, – сказал Ноготь.
– Гр-ррр-р.
– Прошу прощения?
Боамунд издал еще какой-то звук, который еще сложнее воспроизвести в письменном виде, но явно выражающий ужас.
– Да не беспокойся ты так, – сказал карлик. – Скажи лучше спасибо, что я не догадался принести лазер.
– А что такое.?
– Забудь. Если хочешь, можешь подвигать руками.
На секунду Боамунд решил было, что это наглая ложь; но затем он обнаружил, что действительно может. А затем полуторатысячелетний запас иголок и булавок наконец-то обнаружил свою цель, и он вскрикнул.
– Это хороший знак, – заорал Ноготь, перекрикивая шум, – видать, старая кровь вновь побежала по жилам. Еще немного, и ты будешь в норме, попомни мои слова.
– И первое, что я сделаю, – зарычал на него Боамунд, – это возьму твой астилен и…
Ноготь ухмыльнулся, взял горелку и принялся за работу над Боамундовой ногой. Тот мудро решил, что ему лучше не продолжать.
– Как бы там ни было, – сказал Ноготь, водя взад и вперед ужасным языком пламени, – бьюсь об заклад, главный вопрос, который ты до смерти хочешь мне задать, это зачем тебя погрузили в сон на пятнадцать сотен лет, в пещере, в полном вооружении? Я прав, не так ли?
– А-а-гх!
– Что ж… – продолжал карлик, – ой, прошу прощения, на минуточку потерял концентрацию… Лично я считаю, что оставить доспехи было ошибкой. Маленькая небрежность со стороны старого Ногтя Первого, по моему мнению. – Карлик довольно улыбнулся. – Однако, что касается погружения в сон, это действительно было тебе предназначено.
– А-А-ГХ!!
– Экий я растяпа, – пробормотал карлик. – Прошу прощения. Короче говоря, как я слышал, тебе суждено стать каким-то великим героем или вроде того. Как в старых легендах, ну, знаешь, – Альфред Великий, сэр Фрэнсис Дрейк…
– Кто?
– Да, это, наверно, было уже после твоего времени. В общем, великим национальным героем, который не умер, а просто спит до той поры, когда он будет нужен своей стране, – что-то в этом роде.
– Как Анбилан де Гане? – предположил Боамунд. – Или сэр Персифлан…
– Кто?
– Сэр Персифлан Серый, – сказал Боамунд несчастным голосом. – Ты должен был слышать о нем – говорили, что он спит под скалой Сьюлвен-Крэг, и стоит лишь королю Бенвика ступить на землю Альбиона, как он проснется и…
Ноготь ухмыльнулся и покачал головой.
– Прости, старина, – сказал он. – Боюсь, он забыл завести будильник. Тем не менее, ты правильно уловил идею. Так вот, это ты.
– Я?
– Ты. Я бы, конечно, не сказал, что в настоящий момент происходит что-то особенное. То есть, конечно, по телеку говорят, что если кто-нибудь срочно что-то не сделает с процентными ставками, то это будет означать конец для малого бизнеса по всей стране, но это вряд ли по твоей части, как я думаю. Может быть, ты как-нибудь изменишь стандарты начального школьного образования. Я угадал, как ты считаешь?
– Что значит школьное образование?
– А может быть, и нет, – продолжал Ноготь. – Что это еще может быть? – Он помолчал. – Ты случайно не играешь в крикет? Я подумал – может, ты какой-нибудь сверхбыстрый подающий, да еще и левша впридачу, а?
– Что такое.?
– А жаль, нам бы это очень не помешало. В любом случае, чем бы ни оказалось то, что нам нужно, – это, очевидно, ты. Попробуй пошевелить ногой.
– У-ух.
– Чемпион, – сказал Ноготь. – Дадим тебе минутку, а потом попробуй подняться.
Боамунд слегка подвинулся и обнаружил, что провел последние полтора тысячелетия лежа на маленьком, но остром камне.
– Ох, – сказал он.
Ноготь убирал инструменты в маленькую холщовую сумку.
– Что я тебе скажу, – проговорил он, – в старину умели делать прочные вещи. Тысячепятисотлетняя сталь, а? – Он подобрал массивный наручник Боамундова доспеха и проткнул его пальцем. – По-хорошему, его следовало бы отдать в какой-нибудь музей. Наверняка найдутся люди, готовые заплатить большие деньги…
Боамунд оставил попытки и снова лег, гадая, можно ли умереть от булавочных уколов. Снаружи раздавался шум – он продолжался уже некоторое время, но Боамунд только сейчас его заметил. Низкий, зловещий рев, словно рычание какого-то животного, – нет, скорее, словно жужжание пчелиного роя. Только вот пчелы должны были быть восьми футов в длину, чтобы издавать такой звук.
Ноготь, ухмыляясь, посмотрел на него.
– То, что ты слышишь, – сказал он, – это «М-62». Не обращай внимания.
– Это не опасно?
Ноготь задумался.
– С какой стороны посмотреть, – сказал он. – Но для тебя в настоящий момент нет. Попробуй встать.
Он протянул руку, и Боамунд схватился за нее. Через мгновение он перенес весь свой вес на полуторатысячелетние ботинки. Как ни странно, они выдержали. Впрочем, капелька ваксы им бы не помешала.
– Моя одежда, – сказал Боамунд. – Почему она.?
– Зачарована, – ответил Ноготь. – Это позволяет ей оставаться в целости и сохранности. Пошли, мы уже опаздываем.
Боамунд прошел вслед за Ногтем до входа в пещеру, выглянул наружу и вскрикнул.
Около года назад один телевизионный продюсер, некий Денни Беннетт, снял документальный фильм, в котором доказывал, что поэт Т. С. Элиот был убит ЦРУ.
Согласно гипотезе Беннетта, Элиот был убит из-за того, что он, совершенно случайно, наткнулся на некие метафизические данные высшей степени секретности, которые разрабатывал Пентагон для военных целей. Не осознавая, что делает, Элиот опубликовал свои находки в «Четырех квартетах»; и вот двадцать девять лет спустя он был мертв, – еще одна жертва Людей В Серых Костюмах.
По Беннетту, роковыми оказались следующие строки:
Время настоящее и время прошедшее
Возможно, существуют во времени будущем,
– и Беннетт доказывал, что недоброжелатели посчитали это разглашением неких секретов, на которые люди и без того натыкались время от времени, забредая в те части исторических зданий, которые никогда не открывались для публики.
Возьмем, говорил Беннетт, Хэмптон-Кортский дворец или особняк Анны Хэтуэй. Более половины комнат этих жемчужин в наследии Англии стоят постоянно закрытыми. Почему? Потому ли, что, как нас пытается убедить правительство, у него просто не хватает денег на то, чтобы поддерживать их в хорошем состоянии и платить обслуживающему персоналу? Или существует более зловещее объяснение? Не может ли оказаться, что позади этих заколоченных гвоздями дверей проводятся совершенно секретные эксперименты над природой самого времени – исследования, которые, как надеются злоумышленники, приведут к созданию совершенного сверх-оружия, что в свою очередь позволит силам НАТО перескочить назад через несколько десятилетий, убить Ленина и тем самым предотвратить штурм Зимнего дворца? И не подписал ли Томас Стернз Элиот сам себе смертный приговор, доверив бумаге эти к несчастью оказавшиеся столь двусмысленными строчки, открывающие «Бернт Нортон»?
Вскоре после окончания съемок Беннетта повысили в должности с переводом на другое место – он возглавил местную радиостанцию Би-Би-Си на острове Мартынова Дня, представляющим собой маленький коралловый риф в трех тысячах миль к востоку от Сиднея. Объяснения такого исхода были различны; сам Беннетт в утреннем выпуске программы «С добрым утром, мартыняне!» выдвинул свою точку зрения, согласно которой ему просто заткнули рот и это само по себе служит доказательством того, что он был абсолютно прав. Би-Би-Си, с другой стороны, утверждала, что он был откомандирован туда из-за того, что он окончательно и бесповоротно потерял свою хватку, и хотя теперь ему скорее всего придется несладко, учитывая, что население острова Мартынова дня состоит из двух морских биологов и шести тысяч пингвинов, им мало что оставалось делать с ним, кроме как послать беднягу туда.
Как ни странно (видимо, это чистейшее совпадение), в задних комнатах памятников старины действительно есть что-то весьма и весьма подозрительное. Можно было бы предположить, что эти помещения используются для нужд администрации – как хранилища и в тому подобных целях; однако еще никому не удалось выдвинуть удовлетворительное (или, по крайней мере, удобное) объяснение тому факту, что каждое утро, когда персонал приходит на работу, они обнаруживают, что кто-то пользовался пишущими машинками и чайники еще теплые.
– Это все? – спросил Боамунд.
– В основном да, – ответил отшельник. Он был коротеньким, кругленьким, пятидесятилетним;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41