А хрустальный шар, карты таро и прочую муть? – съязвил Влад. – А деньги, наконец?
Дивер спрятал портмоне, посмотрел на Владислава взглядом, словно говорящим: «Ох уж, эти дети!»
– Значит, бежим? – спросил Владислав. – Задвинем все: работу, дом – и сбежим?
– Опомнись, какая работа? Да кто тебе теперь будет давать заказы? Газеты-то выходят еще?
– Выходят, – сказал Степан, – но их никто не покупает. Не верят печатному слову.
– И то... – произнес Дивер и тем положил дискуссии конец.
Собирались недолго. Степан-бессребреник, сходив на пару с Севрюком до дома, вернулся с потертым брезентовым рюкзаком – настоящим кошмаром туристского снаряжения, который, как среднестатистический танк, был уродлив и вместе с тем почти бессмертен. Все немудреное добро бывшего сталкера находилось тут. Дивер ограничился кожаной барсеткой, так что Влад ему мог только позавидовать. Белоспицын же вовсе был теперь иждивенцем, из-за чего Владислав ему поручил тащить часть своего багажа.
Самому Владу было тяжело. Сердце кровью обливалось, когда на глаза попадались ценные, но слишком тяжелые, чтобы их унести, предметы быта. И все никак не верилось, что он вот так, сразу, покинет квартиру, в которой жил столько лет. Хотя нет, где-то в глубине души он сознавал – решение бежать пришло не просто так, на пустом месте, а выросло, созрело, оформившись из смутных тревог и страхов.
Скрепя сердце, вытащил винчестер из серой тушки компьютера, упаковал помягче, искренне надеясь, что в пути его не слишком растрясет. Хотелось взять и сам комп – стоящий хорошие деньги скоростной образец хай-тека. Но тяжел, слишком тяжел.
Нажитый годами нелегкого умственного труда скарб уместился в два черных баула с застежками-молниями. На боку одного было латиницей написано «Нижний Новгород», а второй имел рекламу импортного спортинвентаря. Обе сумки смотрелись как необходимый атрибут челнока и вызывали чувство сродни тому, что испытывают беженцы, бегущие с такими вот баулами из мест ведения боевых действий.
– Что, Влад, приуныл? – спросил Дивер. – Ниче, как говорили у нас во взводе – нет таких крепостей, чтобы мы не взяли... Или не сбежали.
Обвешались оружием – кто сколько мог, и сразу стали похожи на сбрендивших командос. Саня пыхтел под тяжестью одной из сумок.
На выходе Владислав оглянулся на квартиру и подивился ее обжитому, уютному виду. Нет, так даже в отпуск не уезжают! Квартиры так выглядят, когда в них собираются вернуться не позже вечера этого дня.
– Пошли, Влад! – поманил с лестничной клетки Степан, и пока Сергеев возился с замком, затянул: – Эх, прощай, родимая сторонушка! Возвернусь теперь едва ли!
– Век воли не видать! – подыграл Дивер, топая вниз.
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг!» – допел Саня тонким голосом. – Пощады никто не желает!
Они веселились. Может быть, потому, что время пассивного бездействия закончилось, и вместо страшного кино пришла не менее страшная, но вместе с тем интерактивная игра? Человеку свойственно действовать – это отвлекает от ненужных дум.
Когда вышли на Школьную, то сразу подивились наступившим сумеркам. Дивер посмотрел на часы и возвестил о наступлении трех часов пополудни, следственно – о вечере думать еще рано.
– Облака, – сказал Степан, – осень скоро.
– Кстати, кто знает, какое сегодня число? – спросил Белоспицын.
– Сегодня четверг, да? Значит, вторник был двадцать восьмое... или двадцать седьмое...
– Сегодня тридцатое, – сказал Севрюк, – у меня в часах календарь. Четверг, август, тридцатое.
– Погода подводит. Да где это видано, чтобы в конце августа такие дожди?
– Это что! – произнес Приходских, поплотнее запахивая брезентовку. – Сегодня с утра шел, так ведь ледок был, заморозок! Иней на траве – ну чисто Новый год!
Двинулись прочь, вниз по Школьной, а оттуда свернули на пустую Стачникова. Неприятный ветер гнал вдоль тротуара мертвые листья. Дождик моросил вяло, на последнем издыхании. Лето выдалось неплохое – теплое, но без жары и засухи, в меру дождей, в меру ослепительных июньских деньков и благоуханных ночей. Но в конечном итоге за все приходится расплачиваться вот такими серыми моросящими сумерками.
– Вы заметили, – спросил Белоспицын, – как мало народу на улицах?
– Да совсем нет! – сказал Степан. – Может, они все того... изошли?
Шедший впереди Дивер процедил с неохотой:
– Не-е, просто прячутся. По квартирам сидят и в одиночку на улицу не ходят. Боятся вот таких, как мы.
Впрочем, скоро наткнулись на первый островок жизни – полтора десятка человек, стоящих гуськом друг за другом. Крошечный огрызок вечной очереди за водой. Стоящие совсем промокли, замерзли, выражение их лиц было страдальческим. При появлении вооруженных людей очередь подобралась и бессознательно сплотилась в более тесную группу. Кто-то вынул из кармана нехорошо блеснувший огнестрел, у остальных замелькали в руках ножи. Смотрели выжидающе и подозрительно. Дряхлая бабка с искаженной, безумной гримасой прижимала к себе канистру с водой – главное достояние, не обращая внимания на ту же воду, что кругом сыпалась с мрачных небес. Сморщенные губы шептали неслышимые ругательства, обращенные, без сомнения, к проходящим.
Влад нервно дергал плечом, ему не нравилось, как выглядит родной город. Замечал ли он такое раньше? Ведь выходил же из дома в последнюю неделю?
И замечал и не замечал одновременно. Отягощенный бытом, поисками воды и пропитания, зарабатыванием денег, этими бесчисленными, жизненно необходимыми мелочами – он видел нарастающую кругом разруху, но считал ее само собой разумеющейся. Может быть, надеялся, что со временем все придет в норму, успокоится и снова наступит ровная гладь размеренного бытия?
Но не наступила. Напротив, некий черный шторм только набирает силу, хотя и смел уже десятки, а то и сотни людских судеб.
Или нет, тут даже не шторм, тут скорее мазутное пятно, что расползается медленно, но верно, подминая под себя все новые километры пресловутой ровной глади. Она и остается ровной, но теперь уже мертвая.
На тротуаре, наискосок уперевшись покореженным носом в кирпичную стену дома, стоял автомобиль. Бодрое оранжевое пламя вырывалось из его нутра и огненным джинном возносилось вверх. Кирпичи дома уже успели почернеть от копоти. Слышно было, как потрескивает, сгорая, краска на корпусе. Несколько угрюмых личностей бомжеватого вида (возможно – те самые беглые дачники) грели руки над своеобразным костром. Задних шин у машины не было, остались лишь культяпки дисков.
На перекрестке с Шоссейной Влада и компанию ждали. Сам Владислав, Белоспицын и Степан шли впереди, а Дивер чуть приотстал, заглядывая в один из смежных дворов.
Откуда-то сбоку вышли трое, все как один в кожаных, мокро поблескивающих куртках. У двоих через плечо перекинуты брезентовые ремни с АКСУ, у третьего старая, с рябым от времени стволом двустволка.
Лица у всех троих были невыразительными и неприметными, так что их вполне можно было принять за остатки воинства Ангелайи.
– Стойте! – коротко сказал один, наставляя короткий ствол автомата на Владислава. – Руки от оружия убрали! Документы!
– Что? – спросил Сергеев. Невыразительное лицо автоматчика перекосила гримаса раздражения.
– Документы, говорю, есть? – процедил он.
– Да вы кто, собственно? – спросил Белоспицын.
– Городское самоуправление. Командированы на патрулирование города. Так документы есть или нет?
– Ничего не слышал про самоуправление, – сказал Степан.
– Это твои проблемы, – произнес тот, что с ружьем, – всех лиц без документов приказано сопровождать в изолятор и держать там до полного выяснения личности.
– У меня билет есть читательский... – сказал Саня Белоспицын, – может, он подойдет?
Автоматчики передернули затворы, явственно щелкнуло.
– Какой к черту, билет? – спросил первый. – Паспорта с собой?! Разрешение на оружие есть?!
– Есть, все есть! И пачпорта с семью печатями и гербом, и вымпел с флагом! – неожиданно сказали рядом, патрульные повернулись, но лишь затем, чтобы узреть ствол автомата, уставленный на них.
Из тени растущего справа дерева вышел Севрюк. Оружие он держал небрежно, но с недюжинной сноровкой. Раструб подствольного гранатомета внушал уважение.
Патрульные несколько нервозно переглянулись, но тут Влад стряхнул с плеча «ингрем».
– Что-то еще? – спросил Сергеев. – Раньше времени в Исход хотим?
– Да ты, – задохнулся один из тройки, – ты меня Исходом-то не пугай, пуганный уже! Нагребли, блин, оружие, считают – им теперь все можно!! Так и знай, все главе самоуправления доложим! Выловят вас, паразитов!
– Зубы не заговаривай, – произнес Севрюк и качнул стволом автомата. – Оружие на землю!
Автоматчики, ругаясь сквозь зубы, швырнули оружие на мокрый асфальт. Тот, что с ружьем, медлил. Степан со вздохом потащил длинноствольный револьвер из-за пояса джинсов.
– А! – с досадой и раздражением крикнул патрульный и кинул свое ружье, которое с шумным плеском упало в лужу. В воздух взметнулись мутные брызги.
Так больше ничего и не сказав, кожаная троица повернулась и побрела прочь. Отойдя метров на полсотни, они затеяли яростный визгливый спор, удивительно похожий на свары ныне покойных собачьих стай.
– Что-то я не слышал ни про какое самоуправление, – сказал Белоспицын, – неужто и правда – доложат?
– Ага, щаз, доложат! – раздраженно произнес Дивер, закидывая оружие обратно на плечо. – Нет никакого самоуправления. Да и какое оно может быть, если все по углам сидят-прячутся. Хаос.
– А эти?
– Обыкновенные бандиты. Нашли легкий способ поживы. Народ испуган, он тянется к любой упорядоченности, к любой иллюзии власти и с радостью подчиняется лидерам. А эти пользуются, – и, понизив тон, он добавил угрюмо: – А вообще... пристрелить их надо было, а то ведь других заловят, охотнички.
И они пошли дальше, сквозь медленно сгущающиеся сероватые сумерки.
Справа миновали кафешку на открытом воздухе, сейчас совершенно пустую. Пестрые зонтики обвисли, как вянущие цветы, ветер отрывал от непрочной ткани цветастые лоскуты и уносил вслед за листьями. Из мебели в кафе уцелел только металлический, окрашенный в белый цвет столик, в самой середине которого была привинчена стальная же пепельница, полная размокших от времени окурков. Дверь магазина напротив была заколочена крест-накрест досками.
Из форточки на третьем этаже торчала почти пароходных размеров труба и сосредоточенно дымила. Окно этажом ниже было почти полностью заляпано сажей, но не похоже, чтобы в той квартире кто-то жил.
Еще один островок цивилизации встретился им через десять минут уже на самом краю города. Невысокое кирпичное здание славно и уютно светило электрическим светом. Абсолютно целый автомобиль был припаркован у дверей. Сквозь дождливые сумерки дом светящимися окнами напоминал некрупный, но все же океанский, лайнер, упрямо пытающийся плыть против течения обстоятельств.
Редакция «Замочной скважины» была полна людей, которые по мере сил создавали видимость бурной работы. После того как жизнь в городе сдвинулась в сторону иррационального, рейтинг желтой газеты упал до нуля и, возможно, даже ушел в минус. Но люди все равно шли, просто для того, чтобы хоть ненадолго, но почувствовать себя в лоне цивилизации.
– Нет, вы посмотрите, а! – сказал Степан. – Может, там горит что?
Из-за вычурного дома неторопливо выплывали густые влажные комки белесого дыма. Были они похожи на сахарную вату, которая вдруг каким-то образом научилась летать, попутно вырастая до исполинских размеров.
– Нет, – произнес Дивер медленно, – это туман. Густой туман, у нас на Ладоге такие сплошь и рядом. Видишь, какой плотный, и к земле льнет.
– Так ведь... – сказал Влад, – у нас вроде как не Ладога.
– Фонарь кто-нибудь взял? – вместо ответа спросил Севрюк.
– Так не ночь же! – сказал было Саня Белоспицын и нервно потер матерчатую лямку висящей через плечо сумки.
Туман двигался плавно, стелясь над землей, как вышедшая на охоту кошка, и вместе с тем удивительно быстро.
– Шоссе в полукилометре, – сказал Севрюк, – заплутать не успеем.
У Влада на языке крутился вопрос – безопасно ли входить в этот туман, но... он так и не задал его.
Безопасно не было нигде. Во всяком случае, пока они не пересекли городскую черту.
В наплывающей ватной мгле видимость сразу упала до пяти метров, а звуки шагов вдруг обрели странную четкость и даже музыкальность – дробь маленьких звонких барабанчиков, отбивающих затейливый сложный ритм. Идущие бессознательно сдвинулись ближе, шли теперь плотной группой, ствол автомата в руках Дивера ходил из стороны в сторону.
И тут было холодно. Туманная среда была насыщена влагой, эдакая разреженная вода, отнюдь не теплая – мелкая ледяная взвесь, словно только что из январской полыньи – как только не застывает?
Влад застегнул куртку, поднял воротник, рассеянно смотрел, как на вороненом металле «ингрема» конденсируются крошечные блестящие капельки.
– Стойте! – сказал Дивер громко, ясно и вместе с тем как-то безжизненно.
– Что? – спросил Белоспицын, стараясь, чтобы в голосе его звучал интерес, но тщетно – был лишь страх и желание убежать домой, к маме.
– Это не наш туман...
– Да ты чо?! – вскинулся Степан, тоже изрядно напуганный. – А чей он, общественный?! Да он свой собственный, туман твой!
– Вы посмотрите вокруг. Он же зеленый!
Туман и вправду обрел зеленоватый оттенок, схожий с тем, который имеет трава в конце весны. Кроме того, эта мутная взвесь пласталась, и каждый ее пласт отличался по цвету от предыдущего, варьируясь от салатного до светло-болотного. И пахло здесь странно, экзотические резкие ароматы щекотали нос – можно было учуять валерьянку, календулу, травяные настои.
– Ну? – спросил Владислав.
В немудреном этом междометии имелось сразу несколько вопросов, и главный из них звучал как «Что делать?».
– Идем! – решил Дивер после короткой заминки. Пошли. Мрачный утес дома проплыл справа от них, блеснув на недосягаемой высоте двумя-тремя окнами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58