сенатор расспрашивал ребят о родителях, о школе и о том, кем они хотят стать.
– Я хочу быть сенатором, – заявил Юлий. – Отец иногда берет меня с собой в Сенат, чтобы я учился.
– А я собираюсь стать возничим колесницы, – звонко и пронзительно громко поведал Антоний. – Как это здорово – мчаться по арене в колеснице, запряженной четырьмя горячими арабскими скакунами! Зрители будут забрасывать меня цветами, а император увенчает лавровым венкам…
Приятную болтовню прервали голоса за дверью. Через секунду вошел Сульпиций в сопровождении маленького старичка с длинной седой бородой – Скрибона. Мальчики тут же сообразили, что он, должно быть, грек. Почти все ученые мужи в Риме были греками; кроме того, римляне не носили бороды.
Скрибон обходился без тоги. На нем была только потрепанная туника, которую давным-давно нужно было отдать прачке. И хотя пришелец выглядел как нищий, сенатор приветствовал его с большим уважением.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли, – сказал Виниций и начал объяснять, зачем он пригласил Скрибона.
Старик внимательно слушал, наклонив набок голову.
– Громче! – то и дело нетерпеливо повторял он. Наконец взял табличку, поднес ее близко к глазам и раздраженно спросил:
– Кай-болван? Кто этот Кай?
Добродушие Виниция тут же испарилось, он досадливо поморщился и буркнул:
– Кай – это мой сын.
– Я так и думал, – невозмутимо заметил Скрибон. Он прочистил ухо пальцем, а потом изрек приговор: – Это написано мальчиком примерно двенадцати лет. Почерк неустойчив, но уже обрел свой характер. А где предполагаемая подделка?
– Вон там, на стене храма, – ответил Виниций, указывая на окно.
Скрибон подошел к окну, но едва взглянул на храм.
– Слишком далеко для меня, – заключил он. – Я близорук, поэтому придется подойти поближе.
Виниций и Скрибон вместе с мальчиками вышли из дома. Когда они проходили по главному залу, с кушетки вскочила Клавдия и присоединилась к ним.
– Ну, как отец? – шепотом спросила она Муция.
– Мы нашли с ним общий язык, – ответил тот довольно снисходительно.
Они вышли через парадную дверь и прошли совсем немного до храма Минервы. Скрибон вновь внимательно рассмотрел табличку. Затем он подошел к стене так близко, что кончик его носа почти касался каменной кладки, и долго стоял в тишине, изучая буквы, написанные красной краской.
Наконец он произнес:
– Краска попала в середину буквы «о», и верхний край «а» тоже смазан. Но эти детали не собьют меня толлку.
Мальчишки задержали дыхание. Скрибон не торопился. Он достал из туники большой многоцветный платок, не спеша вытер нос, спрятал платок обратно и снова принялся разглядывать то стену, то табличку. В конце концов он произнес:
– Надпись на стене и табличке сделана одной и той же рукой.

ПРОМОКШАЯ ОДЕЖДА И ПУСТАЯ КОПИЛКА

Виниций, который до сих пор был таким покладистым, снова пришел в ярость.
– Немедленно приведите этого Руфа ко мне, – прорычал он. – Я с ним поговорю.
Поблагодарив Скрибона за услугу, он взял за руку Клавдию и возвратился в дом. Скрибон отдал табличку Юлию и зашагал прочь. Мальчики злобно посмотрели ему вслед.
– Из-за него все рухнуло, – сказал Публий.
– Итак, Руф солгал нам, – пробормотал Муций. – Все же я мог поклясться, что он говорит правду.
– Какая теперь разница? – рассудил Юлий. – Жребий брошен, и Скрибон разрушил наши планы. Похоже, Руф попал в переделку.
– Но он еще может убежать, – напомнил Флавий.
– Теперь слишком поздно, – вздохнул Муций. – К тому же он не хочет. Давайте лучше приведем его.
На этот раз они совсем не торопились. Шли нога за ногу и до дома Претония добирались не менее пятнадцати минут.
Старый седобородый раб, открывший им дверь, выглядел бледным и перепуганным.
– Слава богам, что вы пришли! – воскликнул он. – Госпожа уже несколько раз о вас спрашивала. Входите быстро. Случилось что-то ужасное.
Каждый из ребят почувствовал внутри какую-то пустоту. Они разволновались настолько, что забыли снять сандалии и, кинувшись к главному залу, замерли в нерешительности на пороге.
Лучи солнечного света падали сквозь отверстие в потолке на домашний алтарь, украшенный первыми весенними цветами. На кушетке спала кошка. На первый взгляд все дышало спокойствием и гармонией. Но потом мальчики увидели мать Руфа, Ливию, неподвижной сидящую в кресле возле стены, увешанной до потолка коллекцией оружия ее мужа. Ливия была в слезах, ее окружили в смятении любимые рабыни. Завидев ребят, Ливия вскочила на ноги и подошла к ним.
– Руф арестован, – произнесла она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Мальчики онемели от ужаса.
– Вы должны помочь мне, – взмолилась Ливия. – Ведь вы его друзья, не правда ли? И знаете, что он ничего дурного не совершал. Мне сказали, он виновен в осквернении храма. Не могу в это поверить – мой сын не способен на бесчинство. Примерно с час тому назад пришел центурион с двумя воинами забрать моего мальчика в тюрьму. Руф был в это время в своей комнате, но он, должно быть, услышал, как говорили о нем, потому что вышел, завернувшись в одеяло, и спросил: «Что случилось, мама?» Центурион положил руку ему на плечо и сказал: «Ты оскорбил нашего императора, и потому я тебя арестую». Руф вырвался и подбежал ко мне, заливаясь слезами: «Мама, клянусь, я не виноват». Он был белый, словно моя туника. Руф хотел сказать что-то еще, но центурион прикрикнул на него, велев замолчать, и даже пригрозил ребенку мечом. Они увели его в чем он был, не позволив даже одеться. Я чуть не сошла с ума. Хотела побежать за ними, но мои девушки удержали меня. Они боялись, что и меня могут арестовать. Мой бедный мальчик, – всхлипнула она, – это неправда, неправда!
Мальчишки смущенно уставились в пол. Наконец Муций пробормотал:
– Мы тоже в это не верим.
Ливия взглянула на него с благодарностью.
– Мне сказали, что вы уже заходили сегодня незадолго до ареста Руфа. Почему Руф не пошел в школу? Что произошло?
Муций все ей рассказал, а остальные мальчики добавили, что он упустил. Ливия слушала их с растущим удивлением.
– Руф вел себя в школе очень глупо, – печально заключила она. – Но Кай тоже был не прав. Он знает, с каким уважением Руф относится к отцу. С тех пор как пришла весть об этой несчастной битве, Руфа как будто подменили. Он очень расстроен из-за отца, поэтому, естественно, не стерпел обиды. Но даже в самом сильном гневе он все равно не смог бы обезобразить храм. На площади Минервы найдется немало других стен для надписей. Но вот что я никак не могу понять, – добавила Ливия, – вы говорите, что сенатор хочет видеть Руфа. Так Виниций успел побывать у префекта или нет?
– Нет, – с гордостью ответил Муций. – Мы вовремя остановили его.
– И тем не менее кто-то донес на Руфа, – сказала Ливия. – Разве вы не поняли?
Эта мысль всех поразила. Если сенатор до сих пор не выдвинул обвинений против Руфа, что тогда послужило причиной ареста?
– Мы – единственные, кто знает, что это почерк Руфа, – задумчиво произнес Юлий. – Я хочу сказать, только мы, и сенатор, и Клавдия, и Кай.
– И Скрибон, – добавил Муций. – Хотя… нет. Когда он слушал нашу историю, Руфа уже арестовали.
– Наверное, на него донес Кай, – предположил Публий.
– Не может быть! – воскликнули остальные.
– А почему нет? – продолжал Публий. – Кай был на него чрезвычайно зол.
– Это глупо, – принялся рассуждать Юлий. – Кай знал, что его отец собирается обвинить Руфа. Даже если предположить, что Кай жаждал мести, ничего лучшего он придумать не смог бы – его отец, известный сенатор, лично обращается к префекту. Кроме того, префект никогда не стал бы арестовывать людей, полагаясь только на слово какого-то Кая.
Последний довод показался всем убедительным.
– А может, это был секретарь Виниция или старик Герод – воспитатель Кая? – выдвинул новую версию Флавий. – Они тоже знали о Руфе.
Но у Юлия и на это был готов ответ.
– Они – рабы, – напомнил он, – а рабы не могут свидетельствовать против римского гражданина. К тому же они никогда не осмелились бы действовать без, позволения своего хозяина.
– Но ведь должен же быть кто-то! – воскликнул Муций, совершенно сбитый с толку.
– Все очень просто: кто-то застукал его на месте преступления, – спокойно заключил Публий.
– Кого застукал на месте преступления? – переспросил Юлий, отчаянно подавая знаки Публию, чтобы тот замолчал. Но Публий ничего не понял.
– Руфа. Когда он выводил «Кай – болван» на стене храма.
Ливия испуганно посмотрела на друзей сына.
– Значит, вы верите, что Руф виновен? – с беспокойством спросила она.
Публий уставился в пол, да и остальные тоже избегали взгляда Ливии.
– Вы не должны так думать, – твердо произнесла она. – Мой сын поклялся, что невиновен, а он никогда не обманывает.
Но уверенность ее была поколеблена, так как она повернулась к одной из рабынь и спросила:
– Когда Руф вернулся домой вчера вечером?
– Не знаю, – ответила девушка. – Но Ромп должен знать, госпожа.
– Ромп забрал вчера Руфа из школы? – обратилась Ливия к мальчикам.
– Руф ушел первым, – ответил Муций. – Ромп поспешил домой, надеясь перехватить Руфа по дороге.
– Я так и не поговорила с Ромпом, – посетовала Ливия. – К несчастью, его нет сейчас дома. Утром я почувствовала недомогание, и Ромпа послали к врачу за целебными травами. Врач живет на другом берегу Тибра, так что Ромп вернется не раньше как через три часа. Нам остается только ждать. Может, вы будете столь добры и зайдете еще раз попозже? Мне очень нужна ваша помощь, одной мне не справиться. Конечно же, первым делом я отослала гонца к моему мужу, но ему понадобится по крайней мере дней пять, чтобы достичь Галлии, да и то только, если он сможет часто менять лошадей. В лучшем случае десять дней на дорогу туда и обратно, а тем временем может произойти самое ужасное. Мы должны найти истинного виновника, и как можно скорее. И вы мне в этом поможете. Вы ведь не покинете Руфа?
Мальчики с горячностью закивали в знак согласия, хотя в душе недоумевали, каким образом они смогут помочь Ливии. Теперь они уже почти не сомневались в виновности Руфа. Ливия, однако, цеплялась за последнюю надежду.
– Вчера вечером Руф не мог прийти поздно, – повторила она, – иначе Ромп сказал бы мне.
Мальчики не поняли.
– Вы сказали, что осквернение храма могло произойти только между пятым и шестым часом ночи, не так ли? – напомнила она.
– Да, – подтвердил Юлий. – Стражники поклялись, что ничего не видели до пятого часа, а когда мы обнаружили надпись утром, краска уже высохла. Это означает, что ее должны были нанести на стену немногим позже пятого часа ночи.
– Тогда Руфу пришлось бы уйти из дома прошлой ночью, – продолжала Ливия. – А это невозможно. Дверь заперта и хорошо охраняется; он и в окно не смог бы пролезть, так как окна слишком малы, а садовая ограда чересчур высока, чтобы через нее перелезть.
Мальчики снова почувствовали полную растерянность. Каждый из них знал из собственного опыта, что улизнуть незаметно ночью из своего дома было практически невозможно.
– А может, Ромп тайком выпустил его? – предположил Юлий.
– Нет. – Ливня без колебаний отвергла эту идею. – Об этом не может быть и речи. Я полностью доверяю Ромпу. Он очень предан нашей семье. Мы не могли бы найти лучшего наставника для Руфа. Ромп скорее член семьи, нежели раб. Мой муж привез его из Македонии, когда Ромп был еще совсем ребенком, и мы воспитали его как родного сына. По правде говоря, мы собирались в скором времени даровать ему свободу, и он тогда сам может решить, оставаться ли ему с нами или открыть собственную небольшую лавочку где-нибудь в городе. – Ливия вздохнула. – Наверное, вам лучше отправиться по домам. Сейчас мы не в силах что-либо предпринять. Нужно ждать возвращения Ромпа и послушать, что он скажет.
– Мы оставили наши школьные вещи в комнате Руфа. Можно забрать их? – спросил Юлий.
Ливия кивнула. Мальчики поспешили в соседнюю комнату, сопровождаемые Ливией, которая держала занавеску откинутой, чтобы им было лучше видно. Подобрав свои вещи, ребята хотели уже уйти, когда Муций неожиданно вспомнил о своем фонаре, который Руф захватил по ошибке вчера вечером. Муций огляделся вокруг. Комната Руфа была обставлена по-спартански. Вдоль одной стены стояла кровать, над которой висел портрет отца Руфа в полном военном облачении. У другой стены находился маленький столик и полка с игрушками и школьными книгами. Шкафа у него не было, и одежда висела прямо на стене, на больших гвоздях.
– Что ты ищешь? – спросил Юлий.
– Фонарь, – ответил Муций. – Руф вчера взял его нечаянно. Это дорогой фонарь, на нем выгравировано мое имя. Дома поднимется шум.
– Он должен быть где-то здесь, – решил Антоний, внимательно оглядывая комнату.
– Что случилось? – спросила Ливия, переступив порог.
– Я ищу свой фонарь, – покраснев, объяснил Муций. – Я… одолжил его Руфу… а сейчас он мне нужен.
– Он должен быть среди его вещей на полке, – предположила Ливия.
Муний тщательно все осмотрел, но ничего на полке не нашел, кроме книг Руфа, письменных принадлежностей, одиннадцати мраморных шариков, нескольких сломанных деревянных воинов, маленького ножика, кусочки александрийского стекла и копилки. Публий взял из рук Муция копилку и с любопытством встряхнул ее.
– Пустая, – констатировал он, положив копилку на место.
Тем временем Антоний залез под кровать и появился вновь с ворохом одежды.
– Вот все, что я нашел, – разочарованно проговорил он.
Ho Ливия была поражена.
– Это так не похоже на Руфа – прятать что-то под кровать, – сказала она. – Обычно он всегда очень аккуратен. – Она взяла одежду из рук Антония и воскликнула: – Да ведь она насквозь мокрая! – и протянула ее ребятам, чтобы они потрогали.
Одежду как будто только что вынули из воды. Ливия слегка сжала ткань, и на каменный пол брызнули тяжелые капли.
– Но почему она мокрая? – удивленно произнесла она.
В этот момент в комнату вбежала рабыня.
– Вернулся Ромп, госпожа! – задыхаясь, объявила она.
– Так скоро? – засомневалась Ливия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19