Марсель Монтечино
Убийца с крестом



Марсель Монтечино
Убийца с крестом

Имена, характеры, место действия и эпизоды, описанные в этой книге, – результат авторского вымысла. Любые совпадения с фактическими событиями или реальными персонажами, живыми или мертвыми, – чистое совпадение.
Посвящается Т. К.
С благодарностью Дэвиду Гроувзу, Элен Геллер, Аллену Майеру, Питеру Ливингстону и Энн Харрис

Пятница, 3 августа

3.57 утра

– На исходе четвертого часа утра, – произнес мягкий, почти чувственный голос, – дежурство на ночной радиостанций «Реальность» принимаю я, Жанна Холмс. Эта радиостанция мощностью в пятьдесят киловатт, расположенная в Тихуане, Мексика, передает для наших слушателей на юго-западе Соединенных Штатов прежде всего те известия, которые Соединенные Штаты хотели бы от вас утаить. Сегодня я представляю вам отставного армейского генерала Аллана Экс Уаттли – героя, заслужившего почетные награды в трех войнах, бывшего командира войск специального назначения – «зеленых беретов» – во Вьетнаме, ныне основателя и духовного вдохновителя организации «Борющаяся Америка». Однако, прежде чем поговорить об этой организации, я хотела бы спросить вас – неужели положение во Вьетнаме, в вашу там бытность, генерал, было действительно безнадежным? Это лишь одна из причин того, что мы с таким позором проиграли эту грязную малую войну?
Генерал ответил четко и ясно, с гнусавым западно-техасским акцентом:
– Вы подобрали совершенно точное слово – «позор», Жанна. Да, мы проиграли эту войну. Если говорить прямо, мы удрали оттуда, как побитые собаки с поджатыми хвостами. Ибо эта страна потеряла...
– Не забывайте, генерал Уаттли, что мы вещаем из-за границы. Под «этой страной», как я понимаю, вы подразумеваете Соединенные Штаты?
– Верно, Жанна. Соединенные Штаты утратили решительность, свойственную истинным христианам. Утратили волю к борьбе, неуклонное стремление к победе, к успеху.
– И в чем, по вашему мнению, заключается причина всего этого, генерал?
– В беспорядочном смешении рас, в широком внедрении негритянского и еврейского духа в нашу арийскую христианскую культуру. Причина только в этом, ни в чем ином.
– Питаете ли вы какие-нибудь надежды, генерал Уаттли, что эта страна изменится к лучшему?
– Только если мы примем самые решительные меры.
* * *
На пустынной ночной улице, глядя на длинный, с целый квартал, двухэтажный дом, стоял молодой мужчина. Он дышал ровно и глубоко и пустым, ничего не выражающим взглядом обводил гранитную облицовку. Сначала высокий парадный подъезд, затем стандартные окна второго этажа, огромный, залитый светом восьмисвечник и снова парадный подъезд.
С боковой улочки к бульвару Ла-Сьянега вывернул автомобиль. На какой-то миг свет его фар озарил одиноко стоящего парня. Тот смачно сплюнул на тротуар, пересек улицу и вновь устремил взгляд на здание.
Роста мужчина был невысокого, но его пропитанная потом тенниска туго обтягивала широкие, хорошо развитые плечи и не менее могучую грудь, и он казался выше, чем на самом деле. Из-под коротких джинсов высовывались мускулистые, белые и волосатые ноги.
Несколько минут он еще продолжал внимательно рассматривать здание. Но, когда проехала вторая машина, он перевязал платком потный лоб и побежал легкой трусцой вдоль бульвара. Через несколько кварталов он повернул на восток, к Пико, и пересек улицу, где первые проблески света уже боролись с предутренними сумерками. Только его глубокое дыхание и равномерное пошлепывание кроссовок и нарушали в этот час душное безмолвие.
Эти звуки, регулярно повторявшиеся каждую ночь в эту пору, еще за целый квартал услышал доберман, полудремавший во дворе станции обслуживания Фишера, где ремонтировали иномарки. Бесшумно вскочив со своей подстилки за длинным, с кузовом седан, «мерседесом», он стал нервно метаться в восточной части двора, обнесенного железным забором. Когда парень поравнялся с псом, тот, опустив морду и не сводя с его рук змеиных глаз, побежал рядом.
Миновав ползабора, мужчина протянул руку к запачканному чернилами фартуку и достал туго скатанную в трубку газету. При виде газеты доберман глухо зарычал. Это было угрожающее, полное злобы и ненависти рычание.
Мужчина улыбнулся. И вдруг, не замедляя бега, широким взмахом руки провел газетой по штырям забора. Доберман тут же кинулся на забор, пытаясь схватить газету, а если можно, то и человека.
Ударяя газетой по планкам, тот довел пса до полного бешенства. На самом углу он остановился и, со смехом глядя на рычащее, прыгающее животное, просунул газету между планок. Доберман тут же вырвал ее и, злобно крутя головой из стороны в сторону, принялся рвать ее на клочки.
Мужчина наблюдал за псом с безмолвной улыбкой. Затем подошел ближе к забору и ударил по нему ногой.
– Ну ты, черный ублюдок!
Доберман тут же отшвырнул остатки газеты и прыгнул на забор, щелкнув клыками всего в нескольких дюймах от горла человека. Тот громко смеялся, наслаждаясь этой шарадой, которую они с псом разыгрывали каждую ночь под самое утро. Зрелище такой чистой, необузданной ненависти – он знал, что пес перегрыз бы ему горло, если бы добрался до него, – вызывало у него почти чувственное возбуждение, какое-то особое удовлетворение, чувство причастности ко всему земному.
– Ну ты, черный ублюдок!

* * *

– В шестидесятые годы особую активность проявляли левые революционеры; семидесятые годы были всего лишь передышкой после шестидесятых. Сейчас заканчиваются восьмидесятые, и в стране почти ощутимо растет напряжение. Могу вам с уверенностью сказать, Жанна, что следующее десятилетие принесет чертовски большие перемены.
– Какие же перемены? К худшему?
– Может быть. Может быть. Если мы будем идти все тем же путем. Но если мне и моей организации удастся осуществить то, что мы замышляем, двадцать первый век будет – по всей справедливости, как и должно быть, – принадлежать арийским христианам. Как вся история, начиная с рождения Спасителя, принадлежала белым христианам.
– Скажите, генерал, согласны ли вы с теми, кто именует вас реакционером?
– Видите ли, Жанна, слово «реакционер» всегда повергало меня в недоумение. Слово «реакционер» подразумевает реакцию, но на что? Если это реакция на загрязнение нашего американского расового наследия, то да, я реакционер. Если это слово подразумевает реакцию на то, что нашу страну обескровливает уолл-стритская биржа, манипулируемая евреями, а также на то, что косоглазые язычники-японцы пытаются лишить ее короны первой промышленной державы мира, то да, Жанна, я реакционер. И дьявольски этим горд.
* * *
Оставив пса грызть железные штыри и цемент, он пробежал семнадцать кварталов на восток, а затем и шесть кварталов на юг. Остановился он лишь у грузового фургона, припаркованного на окаймленной пальмами улице, по обе стороны которой находились нарядные газоны и небольшие южно-калифорнийские бунгало.
Он стоял, прислонившись к фургону, пока его дыхание не успокоилось, а сердце не вернулось к своему обычному ритму. Затем отпер и открыл заднюю дверь. Весь пол был завален скатанными газетами, их груда занимала половину грузового кузова, поднимаясь высоко вверх. Затем, наклонившись над приборной доской, он зажег внутреннее освещение и вытер лоб полотенцем, перекинутым через сиденье. Под сиденьем стоял термос. Мужчина налил себе чашку дымящегося черного кофе. Затем уселся за руль, выключил освещение и стал наблюдать за улицей. Почти допив кофе, он сунул руку под то же сиденье, где был термос, и достал небольшой пузырек с лекарством. Там оставалось всего лишь две пилюли. Проглотив одну из них, он запил ее остатком кофе. Затем откинулся на спинку ковшевидного сиденья и вытянул ноги, глядя, как под крыльцом какой-то кот гоняется за собственной тенью. За несколько кварталов от него, над задним двором, светя прожектором, висел вертолет. Мужчина закрыл глаза и, казалось, задремал.
Минут через десять он открыл глаза. Улыбнулся, решительно фыркнув, завел двигатель фургона, включил стояночные фонари и внутреннее освещение, а также радиоприемник.

* * *

– Генерал, – произнес все тот же мягкий женский голос, – расскажите нам, что представляет собой организация «Борющаяся Америка». Мы все знаем, что о ней говорят левые средства массовой информации: это, мол, военизированная организация, частная армия, правые революционеры. Все это пустые слова. Расскажите нам, что в действительности представляет собой ваша организация.
– Жанна, наша организация объединяет лояльных, патриотически настроенных американцев, которые сыты по горло тем, куда катится наша страна. «Страна катится ко всем чертям», – без обиняков говорит моя жена. «Борющаяся Америка» готова без колебаний использовать любые средства, чтобы вновь поставить наш народ на уготованное ему самим Господом место – во главе всех других народов.
– Под «использованием всех средств» вы понимаете вооруженный переворот, генерал?
– У нас принято говорить «вооруженная оборона», Жанна.
* * *
Мужчина наполнил весь фартук газетами, несколько сунул себе под мышку и вышел из фургона. Не выключив ни огней, ни двигателя, так и оставив заднюю дверь открытой, он побежал по улице, бросая по одной газете почти к каждому дому. В конце квартала он пересек улицу и побежал в обратную сторону, продолжая бросать газеты, пока не достиг своего фургона.

* * *

– И кого вы принимаете в члены своей организации?
– Возможно, вы обвините нас в том, что мы действуем банально и старомодно, но мы принимаем всех чистокровных белых христиан-американцев. Всех, кто не боится называть вещи своими именами.
И евреев – евреями.
* * *
Проехав один квартал, мужчина остановил фургон. Он взял еще пачку газет и повторил уже проделанное.

* * *

– Да, Жанна, у нас есть тренировочные лагеря в Техасе, Южной Каролине и Айдахо.
– И чему вы обучаете в этих лагерях, генерал?
– Рукопашному бою, стрельбе из автоматического оружия, искусству партизанской войны в городе, тактике выживания в условиях после атомного нападения, карате, дзюдо и учению Иисуса Христа.

* * *

Иногда скатанный рулон шумно ударялся о крыльцо или дверь, и в ответ яростным лаем разражалась собака. Но кроме этих звуков, слышно было только равномерное дыхание бегуна и легкий топот его кроссовок. А когда он возвращался к фургону, еще и радио.

* * *

– И еще я хочу сказать всем, кто меня слышит. Жанна не только говорит милым голосом очень милые вещи, но она и вообще очень мила.
– Благодарю вас, генерал Уаттли. Кстати, что означает «Экс» в вашем имени?
– «Экс» – буква, обозначает как раз то место, где собака зарыта. Ха, ха, ха!
* * *
Через полтора часа, когда мужчина поставил свой фургон в аллее за бульваром Пико, небо над восточной частью уже окрасилось в бледный дымчато-серый цвет. Здесь, вдоль всей улицы, тянулись небольшие конторы, книжные лавки, булочные и кое-где лавки кошерных мясников. Лишь в одной грязной витрине горел свет. Наклейка в одном ее углу обещала «доставить „Таймс“ прямо к вашей двери». С другого конца закопченного стекла взметался ввысь тонкий голос Майкла Джексона. Мужчина вытер испачканные типографской краской руки о тенниску и вошел внутрь.
Комната была длинная и узкая, с растрескавшимся линолеумом на полу и запачканными оштукатуренными стенами. Вдоль одной стены лежали перевязанные проволокой большие кипы газет. Висевшие на потолке две лампочки по 150 ватт наполняли комнату резким светом и глубокими тенями. Пахло чернилами, дымом и потом.
– Здорово, масса Масса – мистер (искаж. англ.).

Уолкер.
За ободранным столом под одной из ламп сидел чудовищно толстый чернокожий человек, читая утреннюю газету. В зубах у него был короткий пожелтелый мундштук со вставленной в него недокуренной сигарой.
– Эй, вы, чико Чико – прозвище мексиканцев.

, – процедил он. – Радуйтесь: явилась Великая Белая Надежда.
В глубине комнаты, поедая пирожки, сидели на скамейке два подростка-мексиканца. Между ними лежал большой кассетник. Один из подростков перелистывал журнал «Пентхауз». Они оба рассмеялись, услышав слова толстяка, и мрачно уставились на Уолкера.
– Входи, хмырь. Сними с себя груз. Ты обошел весь свой участок? Присядь же и выпей чашку кофе. Или ты не пьешь кофе с таким отребьем, как мы?
Один из мексиканцев ухмыльнулся, жуя пирожок с фруктовой начинкой. Другой углубился в чтение «Пентхауза».
Уолкер налил себе чашку кофе из стеклянного кофейника, стоявшего на горячей плите, и сел на металлическое раскладное кресло напротив толстяка.
– Ты сказал Фасио, что я хочу его видеть?
– Да, хмырь, сказал. Он скоро вернется. Не гони лошадей.
На стене за спиной толстяка клейкой лентой были приклеены дюжины фотографий обнаженных красоток. Они занимали все пространство от пола до потолка. Блондинки с невероятно большими грудями, большеглазые латиноамериканки с уже полнеющими талиями, женщины с чуть вьющимися рыжими волосами, все в веснушках на фоне «харли-давидсонов» с их фаллическими выхлопными трубами. На нескольких фотоснимках, вырезанных из глянцевитых журналов, девушки с застенчивым видом стояли под душем или на балконе, задумчиво обхватив себя руками. На других, очевидно выдранных из каких-то книг в переплетах, они, широко раскинув ноги, в притворной страсти высунув языки, покоились на сморщенных простынях. Уолкер беглым взглядом осмотрел все картинки, как всегда остановившись в конце концов на изображении молодой негритянки с темными сосками. Эта одна из самых больших, сверкающих, профессионально выполненных фотографий была вывешена на видном месте. «Плэймейт» месяца. Прическа у негритянки была в стиле «афро», только покороче, чем обычно. Фотографии было несколько лет. Блестящие волосы казались пышными, но и жесткими одновременно. Частично повернутые к зрителю упругие ягодицы отливали ярким блеском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71