Я – бык в ярме, а он – вольная пташка, гуляет где хочет. Я вкалываю, а он наслаждается жизнью.
Широкими шагами Колли направился к дому, но услышал за спиной голос Альберта:
– Тебе известно, для чего ты здесь.
Эти слова, как кнутом, хлестнули его, и он остановился, но не обернулся.
– Когда я вытащил тебя из твоего сарая, я все тебе объяснил. – Старик отчетливо выговаривал каждое слово. – Один из вас должен быть на виду, второй – в тени. Престону на роду написано сидеть на троне. Только он может привести нас к могуществу. Джеймс прав, ни меня, ни тебя не приглашают на званые обеды. Понятно, в Кентукки ты живешь по-другому, ведь там не знают о твоем прошлом. А я… Да будь я проклят, если двинусь отсюда куда-нибудь. А иногда необходимо иметь кое-где своего человека. Вот для чего нужен твой кузен.
– Пусть он хоть на миллионе тронов восседает, – злобно бросил Колли, поворачиваясь к деду, – меня от него тошнит.
– Судя по всему, у него к тебе такие же чувства. Тем не менее твоя роль заключается в том, чтобы быть ему опорой, когда он будет идти наверх. Ты должен пахать; кому-то нужно этим заниматься. Без этого семья не может существовать. Необходимы корни. На этой земле я начал свое дело, эта земля и сейчас позволяет нам прочно стоять на ногах. Тебе предназначено ее возделывать. Именно поэтому я не мог позволить тебе пустить корни у Хардинга в Дэнвилле. Наша земля – здесь. Здесь наша судьба. Восемь лет назад я рассказал тебе обо всем, и ты умолял меня позволить тебе остаться. Так оставайся. Ты поклялся, что останешься.
– Мне было шестнадцать лет, и я был до смерти напуган, – нерешительно возразил Колли.
– Ты соображал, что делаешь. Я это видел по твоим глазам. Слово превыше всего, – веско изрек Альберт. – Даже если ты даешь его из-за глупой прихоти, например, из-за женщины, а у тебя так это и было, ты мечтал только о том, чтобы быть поближе к дочери Торна. Чуть себя не погубил из-за нее.
Долго Колли молча смотрел на деда, потом повернулся и пошел в дом.
Альберт сказал правду. И все-таки тихий внутренний голос, тот самый, что постоянно разговаривал с Колли с того дня, как он стал жить у старика, подсказывал ему, что можно и нужно посмотреть на все события и с другой стороны.
В его жизни должна была быть какая-то любовь.
Едва ли Альберт когда-либо любил его. Старик пользовался им при необходимости, а взамен позволял ему жить на своей земле.
Едва ли и мать любила его; иначе с чего бы она поручила его, еще младенца, Альберту и исчезла с горизонта?
Его рука потянулась к груди, но не нашла свистка. Колли снял его, понимая, какой поднимется скандал, если он появится в доме Дьявола с этим свистком на груди.
Несомненно, до старика уже дошли известия о стычке с Престоном в «Магнолии». Но он предпочел молчать на этот счет, что вполне устраивало Колли. Свисток принадлежит ему, и никто, даже Альберт, даже сама Лейни, не сможет отобрать его.
Проклятый Престон стащил его. Еще один повод для презрения и ненависти. Как только он нашел свисток, откуда узнал, как много этот свисток значит для Колли?
Конечно, этот свисток имеет какую-то ценность для одного только Колли. Он остался единственным доказательством любви и нежности Лейни, единственным свидетельством того, что в его жизни были те три долгих жарких лета.
Когда пришло третье долгое жаркое лето, все переменилось.
Перемены начались тогда, когда умер Речной Чарли. Умер, несмотря на отчаянные усилия Колли спасти его. Осознав, что происходит, он опрометью выскочил из сарая и добежал без остановки до дома Дьявола. Ворвавшись с черного хода на кухню и не обращая внимания на строгий окрик Надин, он промчался в соседнюю комнату, где за столом сидели трое мужчин и одна женщина. При его появлении женщина взвизгнула, а один из мужчин возмущенно рявкнул:
– Это что еще такое?
Дьявол поднялся на ноги. Он все еще был в комбинезоне, то есть не переоделся к ужину, а лишь снял шляпу. Взгляд Колли невольно задержался на его белоснежных всклокоченных волосах.
Четвертым в этой комнате был подросток, чуть постарше Колли. Он смотрел на Колли так, словно тот свалился с луны. Колли несколько раз видел его издалека в тех редких случаях, когда появлялся возле дома, и знал, что это внук старика.
– Скорее идите, мистер… – Колли не знал, как обратиться к Дьяволу, поэтому фраза осталась незаконченной. – Он не пришел домой. Я нашел его в одном из сараев.
Дьявол догадался, о чем идет речь, едва взглянув на мальчика, и только в эту секунду Колли понял, насколько он, должно быть, напуган и бледен.
– Уберите этого щенка, – умоляюще произнесла женщина. – Мы ведь собирались ужинать.
Дьявол оборвал ее:
– Я скоро приду.
– Идемте, – брякнул Колли, не сознавая собственной неслыханной дерзости. – Ему плохо. Вы ему нужны.
Дьявол даже растерялся.
– Дела так плохи? Ладно, едем на машине.
Они вдвоем вышли из столовой. Проводил их изумленный взгляд трех пар глаз.
Колли нередко доводилось ездить на тракторе, но к скорости грузовика он не привык и непременно испугался бы, если бы уже не был напуган до крайности.
Войдя в сарай, Дьявол направил луч фонарика на черный бесформенный тюк, лежавший в углу. Чарли моргнул и напрягся, словно желая привстать при виде старого Ролинса, но членораздельные звуки долго ему не удавались.
– Я уми… умираю, – прохрипел он в конце концов вместо приветствия.
– Мы все здесь умираем, – отозвался Дьявол и склонился над Чарли.
– Я… умираю… раньше, – выдавил из себя Чарли. – Человеку назначен… – Он зашелся в кашле и прикрыл рот полотенцем. – Назначен срок… умереть и предстать перед господом… – Он с трудом перевел дух. – Я хотел рассказать… вам, пока не умер. Я был когда-то… учителем в Западной Вир… Виргинии. Убил человека… Он увел… у меня жену. Я сбежал, а потом мы встретились… Помните? И я тогда остался у вас. Скрывался… в аду. Я старался… для Колли. А теперь… сдержи слово, Дьявол.
Старик выпрямился.
– Я же сказал, что сделаю это, когда придет время.
– Оно пришло.
Голос Чарли был слаб, но решителен.
– Пусть он подрастет. Подождем до восемнадцати лет. Тогда власти не смогут указывать мне, что с ним делать.
– Он уже вырос. Нельзя держать его… на привязи… как зверя… Знание губит… Незнание… полное… тоже.
Он с усилием выговаривал слова между судорожными вздохами. Дьявол упрямо молчал.
– Не удерживай его, – шептал Чарли. – Держит только… любовь…
Он тщетно старался подавить кашель.
– Не разговаривай, Чарли, не надо, пожалуйста, – взмолился Колли и гневно глянул на Дьявола. – Сделайте то, что он хочет. Вы же человек! Он умирает!
– Мои слова ничего не изменят, – сухо возразил старик. – Я, конечно, позову вра…
– Черт! – воскликнул Чарли неожиданно громко, но при этом в груди у него что-то угрожающе булькнуло. – Врач не успеет. Я умру. Никакой врач… мне не поможет. Но я… тоже послал письмо. Как и ты, Дьявол… Я знаю… Это дело… с Колли… должно кончиться, что бы ты…
Он вдруг приподнялся и сел, как будто его дернули за ниточку, и принялся хватать руками воздух. Колли как зачарованный наблюдал за неотвратимым приближением смерти к старому человеку, у которого достало сил подняться ей навстречу.
Освобождение было мгновенным. Чарли рухнул навзничь на охапку сена, а Колли с громким криком ринулся прочь.
– Стой! – рявкнул Дьявол и схватил его за плечо, но Колли резко вырвался и только бросил на бегу:
– Отстань!
В тот день Лейни пришла к дубу без нескольких минут два. Она давно не появлялась на своей площадке для игр, да и Колли нечасто в последнее время приходил туда.
Она скучала по нему, хотя и знала: он приходит, когда может.
– Измажешь меня, – предупредила она большого пса, который ухватил ее за штанину, когда она занесла ногу на перекладину лестницы. – Дурак, – добавила она, оборачиваясь и глядя вниз.
И тут голова ее ткнулась в что-то теплое и мягкое.
Это был Колли. Колли, практически никогда не показывавшийся возле дерева, сидел теперь верхом на толстой ветке, как раз там, где Джон Торн соорудил для Лейни площадку.
Выглядел он ужасно, как будто не спал вот уже несколько недель. Лейни почему-то решила, что он недавно плакал.
– Чарли умер.
Даже голос его звучал по-старчески тускло.
Пес, который, видно, почуял что-то нехорошее, гавкнул два раза.
– Тихо, – испуганно пролепетала Лейни. – Это же Колли.
Собака негромко заскулила, затем притихла.
Лейни поднялась на настил и уселась рядом с Колли.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
– Не бойся, я больше плакать не буду, – проворчал Колли. – Я плакал столько, что теперь у меня ни слезинки не осталось.
– А я и не боюсь, – тихо ответила девочка.
Колли подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и уткнулся в них лицом.
– Наверное, я даже не только из-за Чарли. Еще и из-за себя. У меня…
Голос Колли оборвался.
– Не надо так говорить. Я всегда буду тебе другом. И я еще долго не умру, – прошептала Лейни ему в макушку.
Он поднял голову и усмехнулся.
– А что дольше – очень долго или всегда?
– Это мы когда-нибудь узнаем, – торжественно ответила Лейни.
– Значит, Элейна Мари Торн, ты обещаешь?
– Да… Сейчас я даже дам тебе доказательство. – Голос Лейни зазвенел от восторга. – Пусти.
Она оттолкнула его, выпрямилась и потянулась к дальней ветке. Колли откинулся назад, щурясь от ударившего в глаза солнца, а Лейни тем временем извлекла откуда-то целлофановый мешочек.
– Вот! – провозгласила она, и Колли отодвинулся, освобождая ей место. – Смотри.
Она встала на колени и помахала пакетом перед его носом, пристально глядя ему в глаза.
– Свисток, – медленно произнес он, но руки не протянул.
– Когда в «Магнолии» было полно всяких горничных и поварих, тетя Оливия свистком звала их всех к себе. А потом отдала его мне. Он из серебра. Видишь, почернел; надо бы его почистить. На нем нарисована магнолия. В общем, это тебе.
Лейни положила пакет на его открытую ладонь.
– Я не могу его взять, потому что мне нечего тебе подарить. У меня ничего нет.
– А мама говорит, что самый лучший подарок – это такой, когда ты ничего не ждешь взамен, – горячо возразила Лейни. – Колли, не бойся ничего. Кто его может у тебя увидеть?
От этого невинного вопроса его лицо перекосилось, и он поспешно поднялся на ноги.
– Я боюсь, – просто сказал он. – До самого конца Чарли не говорил мне, что умирает. А Дьявол вообще не стал помогать. Значит, он вовсе не такой всемогущий, как я считал. Наверное, я не только о нем, но и обо всем остальном судил неправильно. Понимаешь, мне всегда казалось, что я мечтаю о свободе. А на самом деле оказалось, что мне страшно. Я даже не знаю, кто я такой, а мне очень хочется узнать. Чарли повторял, что у меня есть родина и он обязан вернуть меня туда. Мне, мол, со временем скажут, где моя родина. Я хочу туда… и не хочу. Где это место, Лейни? Где?
Внезапно и она испугалась.
– Не уезжай, – торопливо сказала Лейни. – Оставайся здесь. Колли, пожалуйста.
Он взглянул на нее сверху и увидел ее расширившиеся глаза, обращенные к нему.
– Рано или поздно ты вырастешь и не захочешь встречаться со мной, – угрюмо проговорил он.
– Нет. Такого не будет. Никогда.
Она была готова заплакать.
– Ладно, я тебе верю. – Колли наклонился и стер с ее щеки слезу. – Я когда-то говорил тебе, что мне некуда деваться. Я останусь здесь, пока ты не вырастешь.
Он ступил на лестницу и принялся спускаться. Когда они оказались лицом к лицу, она быстрым движением опустила свисток в карман его комбинезона.
– Я его принесла сюда на Рождество в первую зиму после нашей встречи. А ты за ним не пришел. Если ты его не возьмешь, он так и останется тут. Этот свисток означает, что я говорю тебе правду и ты всегда можешь позвать меня. Колли, мы с тобой друзья. Навсегда.
Он уже не был тем мальчишкой, с которым она изредка играла. В нем появилось что-то взрослое; горькая жизнь оставила на нем свой отпечаток. И все же она не могла так легко проститься с прошлым.
Помолчав, Колли ответил, как бы шутя:
– Или надолго. Узнаем, что дольше.
Глава 5
Небольшая табличка на дверях углового дома на Мейн-стрит была безыскусной и лаконичной. Она гласила: «Агентство. Тео Мэтсон-младший».
Тео-младший занимался тем же, чем и Тео-старший: страхованием. И Тео-младшего мало заботил тот факт, что какой-нибудь приезжий не смог бы догадаться об этом, прочитав надпись на табличке. В Индиан-Спрингс о роде его занятий знали все, кому нужно.
Впрочем, если сторонний наблюдатель увидел бы, как испуганно озиралась Лейни Торн, входя в контору, он мог бы решить, что Тео посвящает свои дни отнюдь не такому честному и безобидному промыслу, как страхование чужой собственности.
– Добрый день, Лейни. – Мужчина средних лет поднялся из-за массивного дубового стола. – Я знал, что вы не заставите себя ждать. Пятнадцать минут назад я отпустил секретаршу домой, так что наша беседа может быть вполне конфиденциальной.
Лейни глубоко вздохнула и опустилась на обтянутый синей кожей стул возле стола.
– Надеюсь, содержание разговора будет менее зловещим, чем ваш тон, – сказала она, принужденно улыбаясь.
Мэтсон нервно кашлянул и поправил очки, вечно соскальзывавшие с его тонкого носа.
– Дорогая моя, я с превеликой радостью поговорил бы с вами о чем-нибудь другом, но увы…
Усилием воли Лейни отвела от него взгляд и посмотрела в окно. Ей требовалось выиграть время, чтобы переварить его слова и собраться с мыслями.
– Значит, контракт не возобновляется.
Иногда приходится признавать истинность известий, с которыми ум отказывается смириться.
– Я работаю с вашими родными всю жизнь, – виновато сказал Мэтсон. – Лэнсинг был не только клиентом, но и другом моего отца. Поэтому я пошел бы на все – почти на все, – чтобы вам помочь.
– Знаю, – вздохнула Лейни.
Солнце ярко светило за окном, и ослепительно сверкала в его лучах крыша кабины грузовика, стоявшего возле магазина напротив. Но в глазах Лейни весь окружающий мир потускнел.
– Мне очень неприятно… Вы так молоды… Может быть, кто-нибудь… – бормотал Мэтсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43