– Так ты не веришь? – не унимался Годфри. – Тогда стоит рассказать тебе еще кое-что об этой «скромнице». Я слышал от парня-сиамца, которого недавно приставили ко мне в качестве камердинера, нечто совершенно потрясающее. Впрочем, об этом тоже весь город судачит…
– Черт с тобой, – обреченно вздохнул Гарольд, – рассказывай.
Эсме готова была выть от злости. Сейчас этот тип наверняка начнет расписывать в красках ее несуществующий роман с лордом Уинтропом – еще одну гнусную выдумку неведомого клеветника… И откуда берутся такие мерзкие люди!
Обведя торжествующим взглядом своих слушателей, Годфри остановил его на Уинтропе:
– А впрочем, господа, лучше расспросите об этом его сиятельство – и вы услышите все подробности, так сказать, из первых уст…
Уинтроп кинул на болтуна ледяной взгляд:
– Не кажется ли тебе, Годфри, что ты начинаешь выходить за рамки приличия?
– Как скажешь, старик! – угодливо захихикал тот. – Прикажи молчать – и я замолчу!
– Нет уж, – сухо произнес посол, – раз начал – выкладывай. Я должен знать, что за сплетни распускают обо мне за моей спиной!
Эсме стоило невероятных усилий делать вид, что до всего этого ей нет никакого дела. Мрачные предсказания Мириам подтвердились – за ней уже успела прочно утвердиться репутация гулящей женщины. Девушка попыталась с беспечным видом отхлебнуть чаю, но ей снова пришлось поставить чашку на стол, чтобы никто не заметил, как сильно дрожат ее руки.
Поколебавшись с минуту, Годфри еще раз покосился на Уинтропа, но на лице посла трудно было что-либо прочесть.
– Короче, – начал он, – я слыхал, что однажды ночью наша крошка сбежала из-под родительского крова, чтобы отправиться с двумя тайскими подружками на какое-то местное празднество, причем одета была так же, как они, – полупрозрачные шаровары и полоска ткани, едва прикрывающая грудь, – вот и весь костюм!
– Не может быть! – удивился Гарольд.
– Еще как может!
– Ну, положим. И что? Это еще ничего не доказывает…
– Так ты слушай дальше, старик! На пристани наши красотки повстречали моряков, которые, естественно, приняли их за самых обычных шлюх – на их месте я бы, пожалуй, подумал то же самое. Одному Богу известно, что произошло бы, если бы Йен, случайно оказавшийся там, не спас их.
– И все? – Гарольд пожал плечами. – Что же здесь особенного? Я думал, ты и впрямь собираешься рассказать нам нечто пикантное….
Глаза Уинтропа сурово смотрели на Годфри, но ничто на свете, казалось, не могло смутить заядлого любителя сальностей.
– Сознайся, мой друг, – обратился он к послу, – разве она не отблагодарила тебя за свое спасение? Судя по тому, как живо ты расспрашивал о ней, когда вернулся, я решил, что именно это и произошло! О ваших похождениях уже весь город судачит! Так что – на самом деле между вами ничего не было? В таком случае ты не прав, упуская столь лакомый кусочек! Или ты предпочитаешь, чтобы ею лакомились всякие идиоты типа Раштона или Майклза?
– Закрой свою грязную пасть, болван! – проворчал посол.
– Ах, простите, ваше сиятельство, – Годфри осклабился, – я и забыл, что вы у нас истинный джентльмен и не выносите пошлости…
– Хочешь, чтобы тебе об этом напомнили? – Уинтроп прищурился. – Так ведь пистолетом я владею гораздо лучше, чем ты…
– Хорошо-хорошо, учту, – снова угодливо захихикал Годфри.
– Но ты, кажется, собирался рассказать о том, почему дочь Монтроуза собирается выходить за этого Майклза… – неожиданно произнес Уинтроп.
«Да вовсе я не собираюсь за него! – захотелось крикнуть Эсме. – Отец вынуждает меня, потому что после всех этих сплетен больше никто за меня не посватается… Неужели вы настолько глупы, ваше сиятельство, чтобы не понять этого?»
Впрочем, за нее тут же все сказал Годфри:
– Очень даже просто. О похождениях Эсме стало известно ее папаше, который тут же сообразил, что после этого к его сокровищу никто не посватается. А вот Майклз почему-то сватается, несмотря ни на что, – и раньше сватался, и теперь снова… Что еще остается несчастному старику?
– Но это же смешно! – не выдержал Уинтроп. – Я, правда, не имел с ней дела, несмотря на то, что обо мне рассказывают, однако, думаю, Раштон у нее наверняка не первый, а значит, и для папаши ее похождения давно уже не секрет. Тем не менее, раньше он не был настолько озабочен проблемой ее замужества. К тому же, кроме Майклза, у нее наверняка есть еще женихи – я наблюдал эту пташку тогда на балу и должен сказать, что, несмотря на свою репутацию, успехом у молодых людей она пользуется очень умело. Следовательно, должна быть еще какая-то причина, по которой ее отец вдруг принял предложение Майклза!..
– Воля твоя, – Годфри обиженно пожал плечами, – я рассказал все, что знаю. Не думаю, впрочем, что папаше и раньше было известно о ее проделках – она хорошо умеет скрывать свои похождения. Хотя, впрочем, был у нее один прокол – если мне не изменяет память.
Эсме инстинктивно напряглась. Какую новую гадость собирается рассказать про нее этот человек?
– С год назад, – продолжал Годфри, – она бегала надень рождения короля, не сказавши папаше, но об этом все равно потом стало известно…
У Эсме чуть не вырвался вздох облегчения. Убежать без спроса на день рождения короля – ничтожный грех по сравнению с остальными приписываемыми ей.
– Так ты хочешь сказать, – лорд Уинтроп прищурился, – что раньше у мисс Монтроуз не было репутации гулящей девицы?
– Ну да, – Годфри кивнул, – все эти слухи появились лишь недавно. Я, правда, не знаком с ней лично, но у нас известно все всегда и обо всех, так что если бы слухи появились раньше, от меня бы они не укрылись. Тем не менее, эта девица давно дружит с сиамками, а вы сами знаете, господа, что понятия сиамцев о морали… скажем так, несколько отличаются от наших.
«Да уж, отличаются! – со злобой подумала Эсме. – И этот тип еще смеет говорить о какой-то морали! Вот уж – ни стыда, ни, совести!» Она испытывала непреодолимое желание сказать этим людям, строящим из себя аристократов, все, что о них думает, но это означало бы полный провал ее планов.
Наконец разговор перешел на другую тему, и Эсме, перестав вслушиваться в каждое слово, погрузилась в свои невеселые мысли.
Лорд Уинтроп сам в какой-то мере виноват в появлении сплетен, подумала она, так что нечего теперь удивляться. Кто просил его рассказывать все Мириам? От тетки эта история наверняка стала известна служанке, от той – остальным слугам, а там уже и весь свет узнал… Размеренная, однообразная жизнь Бангкока небогата событиями – удивительно ли, что стоит здесь появиться какой-нибудь новой сплетне, как ее тут же принимаются обсасывать во всех подробностях?
Эсме хотелось плакать от отчаяния. Как могут люди быть столь несправедливы? Годфри едва знаком с ней, а наплел про нее с три короба, даже не задумываясь о том, что если для него эти разговоры всего лишь повод почесать языком, то для ни в чем не повинной девушки они означают навсегда разбитую жизнь…
Да и посол, по сути дела, оказался не лучше. Если он и пытался заткнуть этому сплетнику рот, то лишь для спасения собственной репутации. Россказням же о ее романе с Раштоном он, похоже, искренне поверил.
В эту минуту Эсме готова была убить лорда Уинтропа. Чем отчетливее она понимала, что в глубине души неравнодушна к этому мужчине, тем больше она злилась на него. Конечно, Эсме и раньше случалось принимать ухаживания от купеческих сыновей и знакомых молодых учителей, но они всегда были с ней вежливы, галантны и казались ей почти мальчиками.
Лорд Уинтроп вел себя совсем по-другому – он ни на секунду не сомневался в том, что имеет право все знать о ней, словно она – его собственность.
Впрочем, когда Эсме еще раз кинула осторожный взгляд на посла, ей показалось, что он испытывает нечто вроде раскаяния. В то время как все остальные как ни в чем не бывало продолжали оживленно о чем-то болтать, Уинтроп смотрел куда-то мимо них, рассеянно переводя взгляд с берега реки на уже начинавшее темнеть небо… Поскольку мужчины были уверены, что дам на пароходе нет, все сидели по-свойски, в одних жилетах, закатав рукава рубах и отбросив церемонии, – все, кроме посла. Тот, правда, тоже был без сюртука, и под пропотевшими рукавами рубахи обрисовывались хорошо натренированные мускулы, но вид его никак нельзя было назвать развязным – от остальных лорда Уинтропа отличала исполненная чувства собственного достоинства сдержанная суровость, а его густые каштановые волосы были аккуратно причесаны.
Взгляд лорда внезапно переместился на Эсме, и та поту пилась, лишь сейчас осознав, что слишком пристально его рассматривает. Нервно комкая в руках салфетку, она была не и силах поднять глаз – ей казалось, что взгляд ее тут же встретится с лукавой улыбкой Уинтропа, недвусмысленно говоря ей о том, что он с самого начала разгадал, кто она такая.
Когда Эсме все же подняла ресницы, взгляд посла был по-прежнему устремлен на реку, тем не менее, она чувствовала, что не в силах больше терпеть эту пытку. Ей невыносимо захотелось встать и уйти.
– Извините, – Эсме поднялась, – я, пожалуй, пойду. Я очень устал. И…
– Куда это ты, Лек? – Посол дружелюбно улыбнулся сиамцу. – Пока был только чай, сейчас подадут ужин…
– Спасибо, я не голоден.
Пробираясь к двери, Эсме чувствовала на себе любопытные взгляды мужчин, но ей казалось, что если она останется, то ляпнет что-нибудь такое, о чем ей тут же придется жалеть.
Оказавшись в своей каюте, она вздохнула с облегчением. Первый день плавания, слава Богу, прошел более или менее спокойно, но впереди ее ожидало еще много дней – путешествие обещало быть долгим.
Глава 8
Йен сидел в каюте, одновременно служившей гостиной, и рассеянно смотрел в пространство. Ужин уже давно закончился, и все разошлись, а он все вертел в руках бокал с недопитым бренди. На душе у него было муторно – как ни старался он забыть подробности недавнего разговора, они никак не выходили из головы.
Разумеется, он ни в чем не виноват, поскольку сдержал данное слово и не стал рассказывать мегере-тетушке, что ее племянница ходила на Лой Кратонг, пока та сама не передала ему извращенную версию происшедшего. И уж конечно, не он распустил сплетню о том, что они с Эсме любовники. Но отчего же тогда перед его глазами снова и снова вставал образ перепуганной девушки, уверявшей, что, если отец и тетка узнают о ее походе на праздник, случится нечто ужасное? Впрочем, поход этот и ее вымышленный роман е ним еще «цветочки». А вот связь с Раштоном…
Йен пытался уверить себя, что ему нет никакого дела до Эсме и до предстоящей свадьбы – в конце концов, до Майклза она уже была с Раштоном и, возможно, с другими. Или… Неужели все это чьи-то выдумки? Как утверждает Годфри, раньше Эсме не имела репутации гулящей девицы, да и Гарольд был немало удивлен, услышав все эти рассказы… Может быть, истории о похождениях дочери Монтроуза так же ложны, как и сплетня о его романе с ней, и кто-то распространяет эти вымыслы с некоей тайной целью?
Но кому подобное могло понадобиться и зачем? Ведь девчонка всего лишь дочка учителя: ни положения в обществе, ни большого приданого…
Но даже если все эти рассказы и правда, все равно ее жаль: стать женой нелюбимого человека, к тому же годящегося ей в отцы, только ради того, чтобы спасти свою репутацию, – незавидная, ужасная судьба… Правда, Майклза Йен почти не знал, но мог себе представить, о чем, вернее, о ком идет речь. Как может Джеймс Монтроуз, которого Йен видел всего один раз и который сразу ему понравился, так поступать со своей дочерью? Или во время их встречи Монтроуз просто не показал своего истинного лица?
А что, если девчонка на самом деле мечтает выйти за этого Майклза, хотя и клялась, что ненавидит его? В конце концов, брак с торговцем сулил ей богатство и возможность вырваться из-под всевидящего ока тюремщицы-тетки…
Но в этот вариант Йену верилось с трудом. Скорее всего Гарольд прав – Эсме не такая девушка, чтобы согласиться за деньги продать свою молодость. Впрочем, Кэролайн ведь он тоже не сразу раскусил, а дочь учителя, должно быть, еще лучшая актриса. Такие женщины способны разыграть любую невинность, чтобы добиться своего…
Перед глазами Йена снова встал образ той Эсме, которая танцевала с ним на балу. Каким неподдельным ужасом были полны ее глаза, когда он упрашивал ее о поцелуе! Йен хотел ее. Черт побери, он хочет ее и сейчас – хочет дотронуться до этих густых черных как ночь волое, распустить их, чтобы они каскадом легли по плечам… Ему вдруг вспомнились полные, чувственные, манящие губы Эсме. Может ли неискушенная девственница обладать такими? Раньше, во всяком случае, невинные девочки его не привлекали – от них слишком пахло чопорностью, и к тому же рядом всегда оказывалась пуританка-мамаша, бдительно следившая, чтобы кто-либо, не дай Бог, не покусился на невинность ее сокровища. Вот почему от молоденьких девочек Йен старался держаться подальше и, особенно после горького опыта с Кэролайн, предпочитал дам постарше.
И все-таки вряд ли Эсме – девственница. Ум у нее, может быть, и неразвитый, детский, но тело… Тело Эсме действовало на чувства Йена еще сильнее, чем тело Кэролайн. Как ни пытался он не думать о ней, перед ним снова вставал образ юной девушки, кружившейся по бальному залу в объятиях этого мерзкого торговца…
Пальцы Йена так сильно сжали ножку бокала, что чуть не раздавили ее. Черт бы побрал пошляка Годфри! Зачем ему вообще понадобилось упоминать о Майклзе? И как теперь избавиться от видений, в которых мерзкие старческие руки ласкают прелестное юное тело…
– Нет! – Йен яростно швырнул бокал об стену, а затем начал подниматься из-за стола. В этот момент он был готов развернуть пароход, чтобы вернуться в Бангкок и убедить отца Эсме не выдавать ее замуж столь поспешно.
Внезапно он усмехнулся. И что же делать потом? Жениться на ней и этим поставить крест на своей карьере? Эсме, как и Кэролайн, совершенно не умеет сдерживать своих эмоций, а для жены дипломата это одно из главных условий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48