Эмили сидела за столом, продолжая просеивать муку.
— Я, пожалуй, пойду домой. Приятно было познакомиться, Эмили.
Она перестала просеивать муку и вздохнула.
— Извини, Хантер, я была немного груба с тобой. Просто порой мне надоедает играть в маму.
Я мимолетно представил себе, каково иметь в семье инноватора: твоя маленькая сестренка все время ведет себя как чудачка, привлекая к себе все внимание (и негативное, и позитивное), утаскивает и реконструирует твои игрушки, а потом заимствует твою одежду и наконец неожиданно оказывается гораздо круче, чем ты. Конечно, это может раздражать.
Мои собственные отношения с Джен обошлись мне за день примерно в тысячу долларов, так что, пожав плечами, я выразил сочувствие.
— Нет проблем.
Эмили посмотрела на закрытую дверь сестры.
— Она в порядке?
— Просто устала, — кивнул я. — Та еще была вечеринка.
— Я так и поняла.
Ее глаза остановились на моих пурпурных руках и сузились, но она промолчала.
Я сунул руки в карманы.
— Да, та еще. Но Джен в порядке или завтра будет.
— Хорошо бы, Хантер. Доброй ночи.
— Доброй ночи. Гм, приятно было познакомиться.
— Ты это уже говорил.

* * *

По пути домой я наконец ощутил прилив энергии. Мои губы еще покалывало от поцелуя, вкуса бесплатного «Благородного дикаря» и от простого осознания того, что, несмотря на всех «антиклиентов» и старших сестер, завтра мы с Джен снова увидимся. Я нравлюсь ей. Она нравится мне.
Даже сотовый телефон, и тот ко мне вернулся. Правда, едва пришла эта мысль, мне тут же вспомнился прощальный жест женщины на ступеньках музея.
— Позвони мне, — просигналила она.
Как же это сделать? Я достал свой телефон.
Вспомнив, что лысый тип звонил на мой телефон в зале метеоритов, я проверил входящие звонки. Принятый звонок был зафиксирован, время помечено, но звонивший заблокировал определение своего номера.
Может быть, они внесли что-то в память телефона, пока он оставался у них. Я прокрутил телефонную книгу. Я просмотрел знакомые имена в поисках чего-нибудь нового и, добравшись до номера Мэнди, остановился. Конечно, сейчас ее телефон у них. Если я захочу связаться с ними и найти Мэнди, мне достаточно позвонить.
Мой большой палец навис над кнопкой вызова, но я слишком устал. Чувствовал себя тонким и прозрачным, как жевательная резинка, растянутая между зубами и пальцами, так что вот-вот лопнет. Мысль о еще одной встрече с «антиклиентом» грозила припадком.
Так что в двадцатый раз за этот день я последовал совету Джен и отправился домой, чтобы лечь спать.

Глава двадцать вторая

— Руки мыл?
— Да, я мыл руки.
(Добрых десять минут! Остались пурпурными.)
— Отрадно, что… Боже мой, Хантер, что с твоими волосами!
Мы с мамой обменялись через стол улыбками, когда у отца из пальцев выскользнул устрашающий график сегодняшнего утра.
— Ага, я решил сменить имидж.
Папа вздохнул.
— Что ж, это тебе удалось.
— Вчера вечером на нем были смокинг и бабочка, — сказала мама и театральным шепотом добавила: — Это все новая девушка.
Папа закрыл рот и кивнул с непередаваемым выражением родителя, который считает, что знает все. Чего, слава богу, не было.
— Вроде бы ты познакомился с ней два дня назад.
— Разве? — удивился я.
Но он был прав: я знал Джен менее сорока восьми часов. Отрезвляющая мысль.
— Она действует быстро, — признался я.
— Почему у тебя пурпурные руки? — спросил папа, когда я наливал кофе.
— Прикол такой, ретропанк. Плюс эта краска убивает бактерии.
— Ох уж эти дети, — вздохнула мама. — И чем же вы с ней занимались вчера вечером? Ты мне так и не рассказал.
— Мы ходили на вечеринку-презентацию одного журнала, а потом, э… пошли к Тине и смотрели у нее видео.
— Так, и что же вы смотрели?
— Компьютерный военный полигон.
Я отпил первый глоток кофе за сегодняшний день.
— С Кевином Бэконом?
— Да, мама, с Кевином Бэконом. Ой, нет, какой Кевин? Это был японский мультик. — Я произнес название, ставшее брендом.
— А разве не эти мультики распространяют эпилепсию? — спросил вдруг отец.
Он продолжал смотреть на меня, но не налицо, а на волосы.
Чтобы ответить, мне потребовался глоток кофе.
— Пап, с чего ты взял, что эпилепсия заразна?
— Ну, в каком-то смысле так оно и есть. Во всяком случае, большинство эпилептических реакций социогенны.
Вот так. Если и есть что-то печальнее того факта, что за завтраком ваш отец использует слово «социогенный», так это то, что вы знаете, что он сейчас вам растолкует, что оно значит.
Отец рассказывает эту крутую историю.
В 1962 году в Южной Каролине работала некая швейная фабрика. Однажды в пятницу одна из ее работниц почувствовала себя плохо и сказала, что, когда разматывала ткань, поступившую из Англии, ее покусали какие-то насекомые. Потом были госпитализированы еще две работницы, упавшие в обморок, — они тоже жаловались на укусы. К следующей среде это приняло характер эпидемии. Заболели шестьдесят работниц утренней смены, и федеральное правительство направило на фабрику группу врачей и энтомологов. Они установили следующее:
1. Никаких ядовитых насекомых ни из Англии, ни откуда-нибудь еще на фабрике не было.
2. Разнообразные симптомы работниц не подпадали под клиническую картину ни одной известной болезни.
3. Недуг поразил не всех работниц утренней смены, а только тех, которые лично знали друг друга. Он распространялся через социальные группы, а не среди людей, которые работали с подозрительной тканью.
Все это выглядело каким-то надувательством, но пострадавшие жертвы не притворялись. Недуг был настоящим, но имел не инфекционную, а социогенную природу, то есть стал результатом паники. По мере того как распространялись слухи о болезни, людям стало казаться, что их кусают насекомые, а несколько часов спустя у них развивались болезненные симптомы. Это действительно работает. Вот представьте себе: насекомое ползет по ноге… по спине… копошится в волосах. Насекомые, насекомые, насекомые… О, да они повсюду!
Думаю, вы уже ощущаете их присутствие или ощутите через пару минут. Валяйте, чешитесь.
Зараза в Южной Каролине распространилась тем же путем, как зевание, от мозга к мозгу.
Как справились с этой эпидемией? Очень просто, с помощью фумигации: собрали работниц и у всех на глазах запустили в цеха облако ядовитого газа. Самого настоящего отравляющего вещества. И оно помогло, потому что как только работницы поверили, что воображаемые насекомые погибли, они перестали кусаться.
Эпидемия закончилась.
— Ты хочешь сказать, что эти припадки не были эпилепсией?
— Большинство из них нет, лишь несколько вначале, — ответил отец. — Судя по тому, что я читал, количество детей, попавших в больницы, было поначалу невелико. Но как только о припадках сообщили в новостях, оно резко возросло. Родители запаниковали и перепугали своих детей. На следующий день дети пошли в школу и, конечно, рассказали обо всем товарищам, кто еще не знал. Большинство жертв попали в больницу не в тот вечер, когда показывали программу, а на следующий. Им, как я думаю, просто не хотелось отставать от других.
— В этом есть немалый смысл, — пробормотал я, мысленно вернувшись к вечеринке. Может быть, Тина ошиблась и «антиклиент» не отточил методику пака-пака до степени универсальности. Такой надобности и не было, вместо этого мини-припадки распространились, как воображаемые укусы насекомых, перепрыгивая из мозга в мозг. В ролике «Пунь-шам» были показаны ошалевшие и дезориентированные актеры, что являлось своего рода гипнотическим посылом, призванным вызвать ошалелость и дезориентацию у зрителей. (Кстати, это относится к любым рекламным материалам, они подталкивают вас к тому, чтобы вы поступали определенным образом.) Возможно, лишь несколько человек отреагировали непосредственно на вспышки, а уж потом они, подобно трендсеттерам, распространяющим новое увлечение, стали передавать свое состояние остальным гостям.
Если некоторые из нас открыты для того, чтобы их мозги переиначивались, то многие другие последуют по этому пути за ними.
— В эпидемиологии такие случаи распространены, — заявил отец. — Особенно часто это происходит с детьми.
— А что, Хантер, — осведомилась мама, — не распространилось ли среди подростков поветрие красить руки в красный цвет?
— Нет, только я и Кевин Бэкон.
— Неужели? А по-моему, он не особо панк.
Правда, слово «панк» она произнесла с вопросительными знаками с обеих сторон.

* * *

От дальнейшего разговора за завтраком меня избавил звонок Кассандры, соседки или подружки Мэнди.
— Кассандра! От Мэнди что-нибудь есть?
— Да, Хантер, она звонила мне вчера вечером. Очевидно, ей пришлось выехать из города в последнюю минуту.
— Она звонила? Со своего телефона?
— Да. А почему бы и нет?
— Гм, как же она… я хочу сказать, как впечатление: у нее все в порядке?
— Ну, она говорила как бы нервно, но сам понимаешь, любой бы на ее месте дергался. Она даже собраться не успела; они пригнали посыльного за ее вещичками. А поскольку ты оставил сообщение, я решила позвонить. Мэнди сказала, что ее телефон там не работает.
— Где там?
— Где-то в Джерси, кажется.
Я побарабанил пальцами, размышляя, нужно ли рассказывать Кассандре что-нибудь, что может ее сбить с катушек, но по здравом размышлении решил, что, пожалуй, не стоит сажать на нее моих воображаемых насекомых.
— А она не говорила, надолго уехала?
— Ну, не точно. Вещи собрали на пару дней. Ты всегда можешь сам позвонить ей.
Я закусил губу. Вот чего они хотят.
Мы с Джен встретились в нашем заведении со старинными кушетками и крепким кофе. Выспавшись после вчерашних потрясений, она выглядела гораздо лучше. То есть, по правде говоря, выглядела великолепно. Короткая стрижка вновь поразила меня, видимо, за прошедшее время ее мысленный образ в моем сознании откатился к длинным волосам. Войдя, она помедлила на пороге (браслет на запястье приветливо поблескивал), потом улыбнулась, заметив меня на нашей привычной кушетке.
Я поднялся ей навстречу, и она, подойдя, обняла меня.
— Привет, Хантер. Прости, что я при тебе отключилась.
— Все в порядке.
Я посадил ее и отправился за кофе, а пока его наливали, все время оглядывался через плечо, только чтобы убедиться, что Джен все еще там, все еще улыбается мне и эта улыбка говорит:
«Да, это я поцеловала тебя вчера вечером».
Получив кофе, я понес чашки к столику.
Когда Джен услышала о звонке от Кассандры, мы пришли к общему мнению о том, что в плане информации этот звонок нулевой, то есть абсолютно ничего нам не дает. Из этого следовало одно: «антиклиент» каким-то образом убедил Мэнди прикрыть их, а стало быть, в ближайшее время помощи от копов ждать не приходится.
— В общем, у меня появилась идея, — сказала Джен.
— Очередное озарение?
Она покачала головой, играя со своим браслетом, который мигал, отражая интенсивность беспроводного трафика. Люди вокруг нас удаляли спам, загружали музыку или запрашивали у самой мощной в мире поисковой системы картинки с блондинами-теннисистами.
— Рада сказать, всего-навсего обычная мозговая деятельность. Но пришлось поработать и руками: сегодня утром я разобрала на части мою «Пунь-шам» камеру. Я оказалась права. Когда делаешь снимок, она отсылает копию изображения на ближайший беспроводной сервер.
— Но зачем?
Она наклонилась поближе, как будто в кушетке завелся «жучок» (я имею в виду не кусачее насекомое, а подслушивающее устройство):
— Слушай, этим ребятам, которые устроили вечеринку, пришлось основательно подсуетиться?
Не говоря обо всем прочем, они ухнули на это уйму денег, так?
— Ага. Им пришлось разработать для шампуня бренд, отснять рекламный ролик, накупить подарков и напитков, снять помещение. Тут пахнет не меньше чем миллионом.
— Вот именно. Не последнее место в этих тратах занимает раздача примерно пяти сотен бесплатных цифровых камер, подключенных к беспроводной сети. И зачем все это: только для того, чтобы собрать коллекцию снимков богатеев, которые ведут себя как животные?
Я кивнул, вспомнив вспышки, исходившие со всех сторон, по мере того как усиливался хаос. Чем больше использовалось камер с эффектом пака-пака, тем разнузданнее становилось поведение толпы, а это, в свою очередь, заставляло фотографировать еще чаще… Лавинообразный процесс.
— Я думаю, сегодня утром у них набралась тонна этих снимков.
— А это наводит на мысль о таком мотиве, как шантаж, — сказала она.
— Сомнительно, — пробормотал я, откидываясь и погружаясь в пыльные объятия дивана. — Согласен, конечно, там у всех крыша поехала и вели себя гости сущими идиотами, но ведь в конечном счете в этом нет ничего противозаконного. Я что имею в виду — ну кто будет выкладывать серьезные деньги, чтобы прикрыть двадцатилетнего юнца, перебравшего на вечеринке?
— А если политик? Может быть, там был сын какого-то важного лица или дочка?
Я покачал головой.
— Это слишком мелкая цель, «антиклиент» мыслит крупномасштабно. Откровенно говоря, я думаю, что они затеяли все это не ради денег.
— А помнишь, что говорила Лекса насчет больших денег и крутизны?
— Помню, конечно. Но из этого не следует, что «антиклиент» видит крутизну именно в деньгах.
Джен задумалась на секунду, потом откинулась назад и вздохнула.
— И что же ты думаешь, Хантер?
У меня перед глазами снова всплыл образ женщины, говорящей: «Позвони мне». Рано или поздно это придется сделать, но только когда я буду знать больше.
— Я думаю, нам нужно выяснить, кто она такая.
— Женщина на роликовых коньках?
Джен полезла в задний карман и достала четыре фотографии: «ковбоя», лысого громилы, футуристки и отсутствующей чернокожей —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27