Ту работу, за которую уже кому-то зап-
латили. Это же невыгодно государству, стране. Миллионы рублей ежегодно
тратятся на ветер. Зачем? Ума не приложу. Прямо вредительство какое-то.
Гладилин словно не слышал тирады Алика. Было у него такое свойство -
оставаться на людях глубоко погруженным в неведомые остальным заботы ка-
кого-то иного, гигантского, похоже, масштаба. Но при словах "госу-
дарство", "страна", "миллионы" Гладилин поднял спокойные глаза на Алика
и веско возразил ему:
- Все это - временные трудности. Первая в мире страна победившего со-
циализма. В отличие от волчьего принципа империализма мы помогаем друг
другу. Интеллигенция, служащие работают на колхозных полях, чтобы обес-
печить прилавки овощами, картошкой, фруктами. Плохо ли закусить сто
грамм соленым огурчиком? - перевел разговор в плоскость шутки Семен Ва-
сильевич.
- То, что надо, - радостно поддержал его Паша Шулепов.
- А вот в сегодняшних "Известиях" напечатана статья против того, что-
бы отрывать людей от дела. Так и сказано, хватит пускать миллионы на ве-
тер.
Алик торжествующе уставился на Гладилина.
Тот не смутился:
- И правильно! Давно пора было поставить этот вопрос ребром. Я же го-
ворил тебе, что трудности эти временные. Теперь пусть колхозники в пол-
ную силу потрудятся, а мы - на своих участках.
Гладилин сильно затянулся, лицо его опять подсветилось, и выпустил
через ноздри две струи серого густого дыма.
Мы молчали.
- В сегодняшних "Известиях" говоришь? - спросил он у Алика. - Надо
почитать.
И также степенно пошел вниз.
Вот она - сила печатного слова, подумал я.
Мы продолжали молчать. Когда в наших прениях наступала долгая пауза,
то это означало, что все актуальные темы исчерпаны. В такие моменты за-
тевался спор, поначалу добродушный, просто так, ни о чем, но постепенно
доходящий до высокого накала, до хрипоты. Такой спор мог длиться, то
угасая, то вспыхивая, по несколько дней, пока не иссякал ввиду своей
полной безысходности. Вот и сейчас сцепились Алик Синецкий и Лева Фалин.
- А все-таки второй стакан чая горячее, - как всегда начал первым
Алик.
Два дня назад во время такого же перекура Лева задал тихим голосом
глубокомысленный вопрос:
- Вот интересно, если налить подряд два стакана кипятком из чайника,
который стакан будет горячее?
- Конечно, второй, - быстро ответил Алик.
- Почему?
- Потому что первый уже остывает, пока ты наливаешь второй.
- Но ведь и чайник остывает тоже.
- Конечно. Но зато в чайнике больше кипятка, значит, больше его теп-
лоемкость, значит, больше сохраняется тепла, поэтому второй стакан горя-
чее.
- Так ведь поначалу в чайнике было на стакан больше и кипяток был го-
рячее, выходит, что первому стакану досталось больше тепла. Конечно, он
горячее.
- Подумай, глупый. Пока ты наливал, стакан был холодный, он забрал
тепло и стал менее горячим, чем чайник, то есть он холоднее.
- Я не глупый, я просто хочу понять. С другой стороны, второй стакан
был такой же холодный, как и первый...
Все доводы были давно уже исчерпаны, оставалась убежденность в своей
правоте. Алик твердо стоял на своем, Лева - на своем.
Мне надоело слушать эту схоластику, и я решил подбросить им задачку
посложнее. Так, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь:
- Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она за-
растет?
- Так, чтобы совсем не было видно, что здесь был город? - спросил
Алик.
- Да. С высотными зданиями.
- Очень долго, - высказал свое мнение Паша.
- Сотни лет, - неуверенно протянул Лева.
- Это можно легко подсчитать, - загорелся Алик.
- Вот и займись, - я двинулся вниз по лестнице.
По пути я вспомнил, что меня еще вчера просил зайти председатель
профкома Виктор Горобец, и поднялся к нему на четвертый этаж.
- Заходи, дорогой, - засветился радушной улыбкой Горобец, увидев ме-
ня. - А впрочем, давай-ка выйдем, пошепчемся.
В коридоре Горобец отыскал уголок потемнее.
- Как здоровье? - преувеличенно внимательно вглядываясь мне в глаза,
спросил он. - Не кашляешь?
- Пока не жалуюсь.
Не люблю я этой привычки у людей - в разговоре класть руку на плечо,
держать за лацкан, трогать, касаться, теребить, подталкивать локтем.
- Это прекрасно, просто прекрасно, - заулыбался Горобец и погладил
меня по руке. - Я ведь что хотел? Порадовать тебя.
Он вытащил из верхнего кармана моего пиджака проездной билет, внима-
тельно рассмотрел его, будто видел в первый раз в жизни, и снова сунул
на место.
- Ходили мы на днях в райисполком, советовались, поздравляю - сказа-
ли, что дадут, тебе обязательно дадут. Без сомнений. Так что, вот какие
дела, дорогой.
- Спасибо, Виктор. И вправду порадовал. - Я тут же подумал о Наташе,
какой же это будет отличный подарок к нашей свадьбе, когда она выпишет-
ся. - С меня причитается.
- О чем ты? - засмущался Горобец. - Это наша обязанность, стоять на
страже интересов... Правда, с отдельной квартирой не получается, ну, ни-
чего страшного, получишь комнату с подселением... Разве плохо комната?
- Как комната? - обмер я, холодея от ощущения, что происходит что-то
нехорошее. - Я же на однокомнатную квартиру заявление подавал.
- На всех пока не хватает, не построили еще, понимать надо, - объяс-
нил мне тоном райисполкомовского работника Горобец.
Он даже руки убрал за спину, но не удержался, опять схватил меня за
пуговицу пиджака.
- А что делать? - вздохнул он шумно. - Хочешь квартиру, нужно, чтобы
у тебя была открытая форма туберкулеза, так нам объяснили. Или справку
сочини такую, у тебя нет возможности?
- Нет, - тихо ответил я.
- Жаль. А так ты не опасен для окружающих. Поэтому не полагается. Сам
видишь - куда не кинь, везде клин. Вот я тебя и позвал, чтобы ты заявле-
ние переписал.
- Что же издательство за своего сотрудника и походатайствовать не мо-
жет? - с надеждой спросил я.
Горобец опять отдернул руки.
- Ну, конечно же, а как же, обязательно. Мы просили, прямо на коленях
умоляли. И за тебя тоже. Думаешь, ты один у нас? Как мы можем , спраши-
вают у нас, доверять вашей организации, если мы столько анонимок получа-
ем?.. Пишут и пишут, совести нет никакой... Вот ты случайно не знаешь,
кто пишет?
- Откуда? - буркнул я.
- Впрочем, нам объяснили, что пишут всегда. Это обычное явление, воп-
рос в том, сколько и куда.
Я молчал. Приходишь на работу, встречаешься с людьми, делаешь с ними
одно дело, ездишь с ними в колхоз на картошку, иногда делишься сокровен-
ным, выпускаешь стенгазету, готовишь самодеятельность, сидишь на собра-
ниях - а кто-то из них, вернувшись домой, садится за стол, берет ручку
левой рукой, или как там они еще делают, и пишет гадости про тебя или
звонит голосом доброжелателя Тамаре. И ты не знаешь кто. А в самом деле
кто?.. Лика?.. Ян?.. Светка Ветлугина?.. А может, сам Горобец?..
Горобец, подобравшись, ждал. Потом встрепенулся:
- Ну, что ты с заявлением решил?
- А ничего, - хмуро ответил я. - Пусть пока в таком виде полежит. Бу-
мажка и есть бумажка.
- Не скажи, - хитро улыбаясь, протянул Горобец. - Впрочем, воля твоя.
Время пока терпит, но учти, что в твоем распоряжении месяц, самое
большее месяц.
Месяц, подумал я тупо... Значит, за месяц я должен или достать справ-
ку о том, что я болен открытой формой... или заболеть в открытой фор-
ме... или успеть оформить брак с Наташей... но она же в больнице... и
еще развод...
- И вот еще что, - Горобец опять полез за моим проездным билетом, но
не стал его вытаскивать, а как бы удостоверился, что он на месте. - При
распределении жилплощади обязательно будут учитывать твое общественное
лицо. У тебя какие-нибудь поручения есть?
- Побойся бога, Виктор, я же весь отчетно-выборный период в больнице
валялся. А там пока нет ни профсоюза чахоточных, ни ДОСААФ.
- Жаль, что нет, надо бы. Ведь что получается? Получается, что ты как
бы напрочь отделился от коллектива, выключился. А что мы теперь в твоей
характеристике напишем? То-то и оно.
Горобец задумался. Но не надолго.
- Я все рассчитал, как помочь тебе. Выход есть, не унывай... Выход
всегда есть... Короче, сам знаешь, выборы скоро, так я тебя в агитаторы
записал, по квартирам походишь, избирателей по отмечаешь, кто имеется в
наличии, кто убыл. Да, конечно, в день выборов на участке подежуришь.
Понятно?
- Договорились, - согласился я.
- Вот и ладушки, - опять засиял улыбкой Горобец. - Чуешь, какая рабо-
та у меня вредная? Молоко выдавать надо.
- Причем, не порошковое, а натуральное, - поддержал я его и, как бы
машинально, полез в верхний карман Горобцовского пиджака.
Он тут же плавно перехватил и отвел мою руку:
- Во-во. Кстати, Ян твой во главе агитколлектива назначен. Он тебе
все и расскажет.
Я медленно спустился по лестнице на четыре марша, но в редакцию не
пошел... Что же теперь делать-то?.. Какая нелепость!.. Наташа вот уже
полтора года не живет с мужем, а считается его женой... А если бы дом
сдавали год назад, то я бы получил отдельную квартиру... Может, выйти,
не одеваясь, в мартовскую стужу и ждать до озноба, пока не полыхнет го-
рячка?..
Окстись, Валерий! Но как хотелось зажить с Наташей отдельным домом...
Жизнь показалась мне совсем бессмысленной, когда мимо меня прошлепал
Вова, наш издательский курьер, рослый дебил с вечно разинутым ртом и
расстегнутой ширинкой. Деловито перебирая какие-то пакеты и озабоченно
хмуря белесые бровки, он сердито бормотал себе под нос:
- Понабрали идиотов...
Глава девятнадцатая
--===Свое время===--
Глава девятнадцатая
Еще в старину отличали в белокаменной столице нашей, Москве-матушке, друг от
друга сорок сороков церквей - "Спас за золотой решеткой", "Иоан-Богослов, что
под вязами", "Никола на песках", так и угловой продовольственный магазин с
кафетерием живущие поблизости москвичи и сотрудники нашего издательства
называли "магазином на ступеньках". Я зашел в него после работы, отстоял мерно
двигающуюся очередь, перекусил за высоким столиком стаканом кофе с булочкой и
поехал к Наташе.
Далеко не все электропоезда останавливались на платформе, где распо-
лагался институт с клиникой, в которой лежала Наташа, поэтому по вечерам
мне из-за железнодорожного расписания приходилось выбирать: или я не ус-
певал забежать в кафетерий и оставался голодным, или я приезжал слишком
поздно, прямо перед Наташиным ужином, и мы успевали повидаться с ней
совсем ненадолго, или приходилось ехать в электричке "зайцем" три оста-
новки, поскольку не оставалось времени купить билет. Хотя, какая там сы-
тость от стакана магазинного кофе с булкой, но я предпочитал быть сытым
"зайцем", тем более, что сумма одного штрафа за безбилетный проезд сос-
тавляла как раз десять таких поездок, а ревизоры по вагонам чаще не хо-
дили.
Размышляя над этими дилеммами, я поймал себя на мысли, а, действи-
тельно, сколько же времени каждый из нас тратит на решение вот таких
проблем: что лучше, как выгоднее? И для чего? Наверное, чтобы выиграть
время.
Чтобы было время про запас.
И уже потом прожить это время, как хочется.
Как надо.
А как надо?..
Когда я приехал, Наташа уже сидела в вестибюле клиники на белой кра-
шеной деревянной скамейке - санитарки зовут их почему-то диванами - и,
похорошев от радости, поднялась мне навстречу.
Мне даже показалось, что она посвежела, поправилась, но что-то тре-
вожное мелькнуло в ее лице.
Я протянул Наташе веточку мимозы.
- Ой, какая прелесть, спасибо, Валерочка. Не забыть бы мне забежать
перед ужином в палату, в воду поставить.
- Ну, что новенького, рассказывай, - выжидательно посмотрела она на
меня.
Я взял Наташу за руки, вздохнул, сильно потер вдруг зачесавшуюся щеку
- не знал, как начать.
- Наташ, - собрался я с духом. - Как ты скажешь, так и будет. Я тебе
раньше не говорил, хотел подарок нам сделать, да не получается сюрприза.
Дело в том, что я стою в очереди на жилплощадь в нашем издательстве, и
скоро сдают дом.
- Ой, как здорово! - негромко рассмеялась Наташа. - И где же? Где-ни-
будь в Новых Черемушках?
- На проспекте Мира. В районе уголка Дурова будет у нас свой уголок.
- Правда?
- Да, маленький, - улыбнулся и я, - но... раньше мне обещали от-
дельную квартиру, а оказывается, полагается только комната. Если же мы
хотим получить квартиру, то тебе нужно как можно скорее развестись и
выйти за меня замуж.
- Ты делаешь мне официальное предложение? - лукаво спросила Наташа и
гордо выпрямилась.
Больничный халатик, тапочки... невеста моя.
- Делаю, - серьезно сказал я. - Предложение и руки, и сердца. Обещаю,
что эти руки мои будут и стирать, и гладить, и мыть посуду, и писать
стихи, и согревать тебя. А сердцем моим ты владеешь безраздельно уже
давно. Как и мыслями.
- Стирать да мыть этим рукам необязательно, для этого у меня тоже
есть руки, а поскольку я теперь владею всем, то и распоряжусь по-своему:
твои пусть больше пишут и чаще согревают.
- Так оно и будет.
- А насчет остального сделаем так, как ты считаешь нужным, - прижа-
лась ко мне Наташа.
И вдруг посмотрела на меня снизу со страхом:
- Лишь бы ты не передумал, не бросил меня...
- О чем ты, маленький?
- А мне два дня назад томограмму сделали, Валера, - сказала она мед-
ленно и умолкла.
- Ну и... - не выдержал я молчания.
- Обнаружили туберкулому, - опустив глаза, сказала Наташа. - Предла-
гают операцию.
- Когда?
- Недели через три-четыре. Здесь режут по вторникам и четвергам. Та-
кое расписание.
- А ты что сказала?
- Ничего. Тебя ждала.
До чего же резкий, бездушный, безжизненный этот дневной свет из вечно
зудящих молочных трубок... Белые стены... Белый кафель... Белые скамей-
ки-диваны... Что значат мелкие расчеты - ехать зайцем или нет, когда
идет другая игра, где ставка - жизнь, а проигрыш - смерть... Вот если
выиграем, тогда заживем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26